Наизнанку

– А какого *уя ты меня гоняешь?

– Прощупываю, с какой легкостью ты щелкаешь баб, – я кивнул в сторону румяной администраторши. – Она еще и денег не взяла?

– Не хотела. Но я всегда оставляю… – он растянулся в улыбке, от чего щеки девушки вспыхнули еще ярче. – Ты мне зубы не заговаривай! Что за добрачные ощупывания?

– Я же должен знать все твои сильные стороны?

– Для чего?

– Так… – я отмахнулся от Сереги. – Камеру на задний двор свернули на всякий случай, она абсолютно бесполезна. Двери нет, окна высоко, решетки. На стенах нет следов. А вот пожарная лестница вся в масле и ведет прямо к библиотеке. Яна вошла в универ с пакетом…

– Книги? Там были книги? – подпрыгнул Лазарь и закурил.

– Надеюсь. Левый фасад, задний двор – глухие. Парадный вход был под наблюдением…

– Остается только правый фасад, где лестница.

– Да! А там камер нет.

– Нет.

– Только если… – я вскочил с дивана и бросился обратно к зданию универа. – Как я мог не подумать?

Глава 3

Я всегда работал один. Привык. Не нужно поддерживать разговор, следить за реакцией собеседника, улыбаться, смеяться над не всегда удачными шутками. Я просто жил. Но теперь обстоятельства повернулись таким образом, что придется пересмотреть свои привычки. Голова трещала, виски пульсировали, руки сами потянулись к карману, в поисках сигарет. Закурив, упал на мягкий кожаный диван и закинул ноги на журнальный столик, уставившись в беззвучно работающий телевизор. Я отправил Лазарева к Моисею, чтобы не мозолил глаза. Но на самом деле, мне просто не хотелось, чтобы он знал, где я живу. Хотя, это глупо! «Папа» уже прощупал меня вплоть до группы крови, уж в этом я не сомневался! Но это не страшно.

Я предполагал, что окажусь под пристальным вниманием, как только покину здание аэропорта. И единственным, кому я был по зубам, был Моисеев Виктор Викторович. Ну, если честно, то он во мне заинтересован не меньше, чем я в нем. Скинув ноги со стола, уронил голову, прислоняясь лбом к холодному стеклу, на котором тут же появилась испарина. Я провел пальцем по ней, оставляя четкий отпечаток. Моисеев был не просто именем, он из той категории, кто подтверждает все слова действиями. И хоть я и не подал вида, но знал, что придется отвечать за свои слова. Он ждет от меня действий, чтобы оценить, посмотреть в деле. Правда, повод не тот. У меня не будет шанса, если не найду его дочь, то он молча скормит меня своим собакам. И это не пустые слова. Это обещание. А мне нравится… Хоть, какое-то разнообразие в жизни. Жизненная «зебра», так сказать. Ты держишь кого-то на мушке, а потом хоп, и уже на мушке сам… Шаг влево – пуля, шаг вправо – пуля… Выбор есть, но исход всегда один и тот же. Очень отрезвляет, надо признать. Зато весело!

Тело ныло, словно от ломки. Почему словно? Ведь я и правда ломал себя. По косточке, по суставу, рвал по мышцам. Мне надоело скитаться по странам, меняя жилье, окружение, климат. Переезжая из города в город, казалось, что меняется воздух, небо, звезды. Где-то люди улыбались, где-то отворачивались, боясь прямого взгляда. Где-то мучила бессонница, или наоборот, хотелось спать сутками. В одном городе изнывал от жары, в другом трясло от постоянного пасмурного неба и непрекращающегося дождя. Мне надоела кочевая работа, потому что в свои тридцать три года, ощущал себя на все пятьдесят.

Я выполняю работу, за которую не берется никто. И делаю хорошо.

И однажды решил вернуться в родной город, туда, где вырос, где лазил по гаражам, где стоял на учете у участкового. Алексеич… Он вцепился в меня с первого дня нашего «знакомства». Надо признать, что оно было не самым приятным, но все же чаем напоил. Он поймал нас, когда мы с одноклассниками забили стрелку соседней школе. Он запер нас в переполненный обезьянник, усадив рядом с бомжами, алкоголиками и наркоманами. Для нас, девятиклассников, это было своего рода приключением, которым можно было козырять перед парнями, кому не выпала удача быть схваченными. Меня бы он тоже не поймал, если бы я не тащил на себе друга, который пострадал в драке больше всех, а наш друг Илюха остался из солидарности.

Участковый заглядывал к нам каждые десять минут, окидывая переполненную камеру быстрым взглядом. Я первый подал голос. Встал и, вцепившись в решетку, потребовал вызвать врача для друга. Пахе было плохо, он тихо стонал, держась за живот, по которому ему прилетело клюшкой. Он рассмеялся и через две минуты открыл камеру, выпустив нас. Алексеич хмурился, разливая крепкий чай по граненым стаканам, когда привел нас в свой крохотный кабинет. После этого он держал нас на карандаше, постоянно приходил в школу, проверяя нашу посещаемость, справлялся об успеваемости. Пашкины родители были алкоголиками, которым был безразличен сын, у меня дела обстояли лучше, но сути не меняло. Мама работала сутками, чтобы прокормить нас со старшим братом. Илья же был белой вороной, его папа был шишкой в нашем городе, чем мы и пользовались.

Из воспоминаний меня вырвал звонок. Я бросил сигарету в пепельницу и двинулся в коридор.

– Привет еще раз, – на лестничной клетке мялся наш дворник.

– Привет, Михалыч! Достал?

– Ага…– мужичок потоптался и стал рыться в огромных карманах своей потрёпанной телогрейки.

Я сунул руку в карман брюк, доставая бумажник, чтобы простимулировать того двигаться быстрее.

– Вот…

– Молодец! Вот тебе вознаграждение и зарплата за два месяца! – я отмусолил ему заслуженный гонорар.

– Служу России… – прохрипел он, жадно выцарапывая деньги.

Я захлопнул дверь и помчался в кабинет. Михалыч был хорошим человеком. А хороший человек – это полезный человек! Он присматривал за подъездом. Смотрел, кто отирается поблизости, наблюдал за новыми машинами на парковке. А за все эти чрезвычайно полезные услуги, получал хрустящие гербовые ассигнации.

Подъезд моего дома находится прямо напротив Универа, вернее, напротив пожарной лестницы, ведущей в библиотеку, а значит, камера над подъездом могла заснять то, что меня интересовало. Я боялся только расстояния, крупного плана не получить, потому что мой дом находился на противоположной стороне реки. Иногда я жалел, что через центр нашего города протекает не Кама или Волга. Было бы здорово бегать по берегу настоящей реки, а теперь я был просто счастлив, что наша речка шириной в несколько десятков метров.

Я вновь и вновь просматривал запись, приблизив кадр как можно ближе. Ну, конечно, я был прав. Довольно крупный мужчина долго стоял на том самом пролете лестницы, периодически заглядывая в открытое окно библиотеки, затем ловко перемахнул через перила и скрылся в аудитории. А через пять минут тело девушки вынесли из здания через черный ход, дверь которого открыли изнутри.

Мне не нравилось, когда все просто. А тут как-то все ладно получается.

– Привет, друг мой Паха! – только он мог помочь. Я стоял на балконе, прогоняя в мозгу возможные маршруты джипа, в который закинули девчонку. Номеров, конечно, не разглядеть, потому что машина стояла боком. Стекла затонированы. Парень закинул дочь Моисея на заднее сидение, и машина скрылась из поля зрения камеры.

– О! Кочевник! – родной бас прозвучал в трубке.

– Покурим? – я не стал тянуть, переходя к делу.

– А… Хм. Ну, давай.

Я отключился и бросился к дверям, подхватывая пиджак с вешалки. Лучше бы, конечно, поговорить с Пахой по телефону, не хочется светить им сразу, но и подставлять парня на работе не хочется. Не телефонный разговор. Мы понимали друг друга без слов, потому что с самого первого класса сидели за одной партой. У нас было собственное место для встреч, именно там мы учились курить, именно там попробовали пиво, водку, а потом и травку. Стены пустующего гаражного комплекса скрывали нас от посторонних глаз, оттуда было легко убежать. Мы взбирались на крыши и, перепрыгивая с одной «ракушки» на другую, убегали от родителей и от Алексеича.

Я одел солнечные очки и с любопытством обвел взглядом родной двор. Ну, ничего не поменялось! Все те же двухэтажные бараки, те же скрипучие качели, сварливые бабульки, и все то же белье на веревках, растянутых между турников. Я рассмеялся, вспомнив, что в период страстного желания обладать мускулистыми телами, нам могли помочь только бесплатные спортивные перекладины двора, о тренажерках мы и мечтать не смели. И нам приходилось каждое утро срывать чужие рваные кальсоны и желтые пододеяльники, чтобы повисеть на железных перекладинах. Я машинально сжал ладонь, словно ощутил боль мозолей. Потрескавшаяся многослойная краска впивалась под кожу, оставляя россыпь разноцветных заноз. Но это был не повод отступать. Как говорил Илья: «Мышцы – не пиз*ец, сами не придут!» Мы смеялись, и снова и снова приходили на детскую площадку. Ох, и доставалось же нам от соседок, которые находили стиранные на руках вещи в песочнице. Ну, чего не сделаешь ради крепкого бицепса и рельефной грудной мышцы!

Я вышел на улицу и потянулся. Под ногами шуршали уже опавшие листья, они были повсюду: на тротуаре, газоне, на детских качелях, даже на крышах гаражей. А всему виной был огромный дуб. Обошел могучий ствол, проводя пальцами по сухой и рельефной коре. Прислонившись к дереву, закинул голову. Сквозь стремительно лысеющую крону дерева играло солнце. Оно то слепило глаза, то пряталось, отбрасывая блики на желтые листья. Под натиском ветра длинные ветки стали раскачиваться, покрывая мою голову падающей листвой. При каждом шаге хрустели желуди, щедро усыпавшие землю, я поддел носком туфель один и отбросил в сторону гаражей. Он звонко ударился о железную коробку. Все как в детстве. Ничего не поменялось. Я определенно много улыбаюсь сегодня.

Услышав короткий свист, направился по знакомой дорожке. Черт! Мне казалось, что здесь было гораздо просторнее, я еле втиснул плечи между железными ракушками и, оглянувшись, скрылся в густых зарослях дикой малины.

– О! Боярин? Ты, что всерьез принял свое прозвище? – рассмеялся я, увидев друга, который сидел на корточках, прислонившись к стене.

Он встал, сложив руки на груди, и долго смотрел на меня, елозя своим недобрым взглядом. Я так давно его не видел, последние годы мы держали связь только по телефону. Я тоже облокотился о гараж, внимательно осматривая друга. За столько лет он заметно прибавил в плечах, так что даже я подумал бы пару раз, прежде чем нарываться на этого дядьку. Отросшие волосы были небрежно зачесаны назад, хотя я его видел только с коротким ежиком. Он всегда был лысиком, когда пошли в первый класс, на выпускном и когда нас призвали, его даже стричь не стали, конечно, что там сбривать? Только скальп снимать. Но ладно волосы! А борода? Его щеки были скрыты за густой порослью бороды. Пашка Бояров! Он с самого детства был Боярином. А теперь с густой бородищей и подавно. Я держался, как мог, но все равно рассмеялся и бросился к другу, сжимая его в крепких объятиях. Я обнимал его мощное тело и чувствовал биение сердца.

– Сделаем вид, что я не бьюсь в конвульсиях ярости! К тому же, я отомстил! – Паха закурил, сжимая крепко сигарету губами. Ну, точно, ничего не меняется.

– Как это?

– Рассказал Маре. И он в гневе.

– Черт! Я приехал недавно.

– Я знаю, когда ты приехал, – вдруг игривый тон Боярина пропал, он толкнул меня в плечо и отвернулся, словно ему была неинтересна моя реакция. А я пошатнулся, потому что не ожидал. Я еще какое-то мгновение ощущал неприятное чувство в руке, а сам не сводил с друга взгляда. Мне было важно посмотреть в его глаза.

– Ты знал, что я в городе, и не появился? – теперь моя очередь была толкать этого упрямого барана.

– А откуда я знаю, помнишь ты меня или нет. Можно ли простому сотруднику полиции звонить тебе?

– У…у…у… Батенька, да я смотрю, что «внутренние органы» воспитали в тебе настоящую истеричку?

– Ладно, Олег, говори. А то ты выдернул меня со службы.

– Мне нужна видеосъемка с двух перекрестков.

– Пф-ф-ф… И все? – напряженно рассмеялся Паха.

– Да.

– Расскажешь, подсуечусь. Не будешь говорить, останешься ни с чем!

– Я Маре наберу. Мартынов за любой кипиш.

– Да? Наш Илюша уже месяц лежит в психбольнице! Его еле откачали от передоза, – глаза Паши стали такими холодными и колючими. Теперь я понял. Он не за себя обиделся. За Мару…

Я не знал, что сказать, потому что на каждый свой вопрос уже знал ответ. Как только нас с Боярой забрали в армию, Мартынов полетел, словно до этого мы его сдерживали какими-то невидимыми канатами. Мы, конечно, были не святыми. Познали, что такое травка, алкоголь, девушки… Если мы с Пашей делали акцент на девушках, то Мартын любил все остальное, не зная меры…

– Я не знал.

– Знаю. Ладно, задницу твою я потом надеру. Рассказывай, куда влез?

– К Моисею, – отнекиваться было бессмысленно.

– Хм… – мне показалось, что друг не удивился, на его лице скорее промелькнула тень облегчения, чем удивления. – Ну, конечно! Куда же тебе еще идти? Наемнику туда и дорога, – тихо прошептал Паша и нервно осмотрелся по сторонам. Он откинул голову назад, затем зачесал волосы и потер бородатый подбородок. – О причине можно не спрашивать?

– Можешь спросить.

– Но ты не ответишь.

– Не-а…

– Ты уверен? Да, что я спрашиваю? Тебя не переубедить! С самого детства рвешься туда, где шумно. Помню, как ты уговаривал меня пойти с тобой вместе в танкисты! Потому, что там шумно и весело!

– Да, – хмыкнул я.

Конечно, в танкисты нас не взяли, потому что уже в одиннадцатом классе вымахали под 180 см. Алексеич смеялся, говоря, что нас придется сложить вдвое, чтобы запихнуть в танк. Вот так разбиваются юношеские мечты. На распределении, нас с Пахой разбросали по разным войскам, его угнали в ракетные, а меня… дальше… Бояра после армии пошел работать в ГАИ, страстно желая стабильности и спокойствия. Он искал того, чего не дали ему в детстве. И вот он стоит такой стабильный и совсем не спокойный.

– Ладно, через полчаса на перекрестке у полицейского участка. Тебя встретят. Мне пора, – Паша обнял меня и прошептал на ухо – У*бок ты, Наскалов!

– Знаю, Паха, ой как знаю!

Я закурил, смотря вслед своему другу. Он перемахнул через бетонный забор и скрылся из моего поля зрения, оставляя чувство вины. Она, как кошка, скребла стены, сдирая слои контроля и спокойствия. Я неправ, но я не мог иначе! Просто не мог! Я раздраженно пинал дубовые желуди, которые со звонким стуком врезались в деревянный забор. Нужно закончить с дочкой «папы» и встретиться с друзьями, ведь так и планировал!

– Здорóво…

Я остановился и снял очки, чтобы лучше рассмотреть Лазаря, который сидел на капоте моей машины и пил кофе…. Сюрприз…

– Соскучился?

– Есть немного. Представляешь, как только в твою голову влетела таинственная гениальная идея, ты отправил меня домой, прямо как валютную телочку утром. С того момента сердце болит за тебя. Вот, решил не мучиться и навестить, – Серега протянул мне второй стакан, на котором, кстати, было написано мое имя.

– Не думал, что ты настолько раним. Если бы ты предупредил, то удвоил бы таксу, чтобы компенсировать твое уязвленное самолюбие, – я сел рядом и вернул очки на глаза, продолжая рассматривать абсолютно расслабленное лицо Лазаря, он щелкнул золотой зажигалкой и прикурил. Долго молча смотрел на крону огромного дуба, затем выдохнул дым и резко обернулся ко мне.

– Как думаешь, мне пойдет борода? – он вздернул бровь и развернул корпус, чтобы было удобнее наблюдать.

– Хм, я думаю, что подойдет. Борода скрывает шрамы, уродства, ожоги. А то мало ли, что с тобой может приключиться, – я скинул очки и чуть наклонил голову, пристально всматриваясь в его глаза.

– Это точно… Сегодня я есть, а завтра меня уже нет, – он пожал плечами и спрыгнул с капота.

– Папа уже знает?

– Неа… Но все зависит от того, что ты скрываешь. Скала, я три месяца следил за тобой. Я таскался по паркам, наматывая круги, пил в тех же барах, наблюдал, как ты цепляешь телок. Я знаю, что ты не ешь рыбу, что ты уважаешь коньяк, а когда нет настроения, то пьешь белое сухое. Отдыхаешь ты исключительно на азиатских побережьях, выбирая самые глухие и безлюдные места… Прежде чем Моисей берет людей на работу, он их проверяет. Я стал тем, кому он доверил это. Я думал, что знаю тебя, но ты провел меня! Сука! Отослал, как телочку! – сцепил руки в замок на затылке. – Неужели ты думаешь, что я пропустил Боярова и Мартынова?

– Я не понимаю… Я так долго жил в Германии, что русская речь стала стираться из моей памяти, – я рассмеялся и закурил, не спуская с него глаз.

Парень нравился мне больше и больше, сначала напоминает дол*оеба, а потом ничего так… Смелый, дерзкий, наблюдательный… Сука, вообще не боится, что получит дырку между бровями. Потому что есть, что мне предложить. Он курил, прислонившись к детской качели.

– Я могу повторить вопрос! Папе доложился?

– Нет! Не люблю наводить шухер.

– Тогда поехали, есть идея….

Глава 4

Олег

Огромный клубок пыли говорил об одном – по дороге мчится подмога. Я закатил глаза, понимая, что никто не думает об аккуратности и тишине! Если позвали на помощь, то нужно обязательно примчаться на двадцати черных джипах. Их было видно издалека. Кортеж машин мчался по узкой дороге, зажатой между железнодорожными путями и высоченным бетонным забором. Высокая скорость поднимала пыль в воздух, отчего на зубах появился неприятный привкус. Машины поджимали друг друга, словно старались обогнать, чтобы прибыть в назначенное место первыми. Уверен, что папа посулил им выигрыш. Помощники рвутся не вытащить его дочь из беды, а выслужиться, проявив преданность.

Я сидел на капоте, откинувшись спиной на лобовое стекло своей машины. Стал щелкать пальцами, именно так мое тело старалось отвлечься, чтобы адреналин не закрывал глаза пеленой гнева. Обернувшись, наткнулся на грузополучателей, которые толпились у сортировочной станции. Они прижались к административному зданию, за дверью которого несколько минут назад скрылся Лазарь. По их недоумевающим лицам было понятно, что картина нетипична, а значит, нас запомнят надолго. Пункт отправки груза находился в тупике, отчего звук проезжающих мимо поездов, эхом ударяясь о высокий забор, задерживался в ушах дольше обычного. На грузовых платформах стояли вагоны, готовые к отгрузке, а на огромном пятачке парковки в аккуратную цепочку выстроились фуры, между которыми сновали туда-сюда грузчики в грязной робе.

В кармане зажужжал телефон.

– Да.

– Приехали? – голос Моисея был ровным и спокойным. А меня прямо подбрасывало от злости. Я стал сильнее щелкать пальцами, стараясь не заорать.

– Моисей, ты вроде серьезный человек. Казино, банк, ювелирный завод, в нефть рвешься. Где ты нашел этих клоунов? Я просил помощи, а не у*бков!

– Не понял…

– Ты давно смотрел на своих парней? – я закурил, наблюдая, как из машин высыпает народ.

– Скала, ты точно договоришься! Что случилось?

– Я просил людей! А ты мне прислал эхо прошлого. Кто вам сказал, что бритоголовые братки до сих пор в моде? Виктор Викторович, Вы меня разочаровали.

– Скала, а ты уверен, что хочешь ко мне? Потому, что я отрезаю языки и за менее дерзкие разговоры.

– Моисей, ты тоже не нарывайся! Я не один из твоих шестерок! – зарычал я как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимание. – Я не посмотрю, что ты самая «выпуклая» шишка региона. Со мной никто так не говорит!

– Хорошо. Олег! Найди мою дочь!

– Главный кто?

– В смысле?

– Среди твоих быков главный кто?

– Буба…

– Черт! Буба… Бубенчик, – я убрал телефон в карман пиджака, затянулся и снял солнечные очки.

Около машин стояло человек пятьдесят, как только я повернул голову в их сторону, из толпы вышел гориллообразный бульдог. Его лысина сверкала на солнце, несмотря на жару на нем были кожаная куртка и ботинки на толстой подошве. Я откинул голову, поднимая глаза к чистому небу. Не понимаю, как до них не доходит, что, находясь в тени, можно совершать великие дела. А когда ты похож на озлобленного неудовлетворенного бульдога, которому недавно выдали пушку, шанс остаться незамеченным тает прямо на глазах.

– Ты, что ли, главный?

– А ты кто? – «бульдог» закурил и улыбнулся, демонстрируя неправильный прикус, его нижняя челюсть довольно сильно выпирала, делая сходство с собакой неоспоримым.

– А ты кто? – я следил за ним боковым зрением, не поворачивая головы. Толпа за его спиной стала двигаться, отпуская нервные смешки. Двор у административного здания опустел, пропали даже грузчики.

– Я тебе вопрос задал! Мы с друзьями приехали помочь тебе, потому что Моисей сказал, что ты не справляешься, – прохрипел он и поставил ногу на колесо моей машины.

– Ты процитировал?

– Не понял…– парень рефлекторно прошелся пятернёй по лысому черепу.

– Ладно, проехали! Это твои друзья? – я сел, внимательно рассматривая толпу клонов.

Они все как один были одинаково одеты, отличаясь друг от друга только длиной волос. Те, кто помоложе, не были гладковыбритыми, а вот гости из девяностых сверкали блестящим скальпом. Классика жанра. Их нужно в музей сдать, как достояние прошлого.

– Ага. Это лучшие! Я тщательно выбираю друзей, – прошептал он и, издав отвратительный гортанный звук, харкнул.

– Придурок! Нужно тщательно выбирать не друзей, а врагов, – я дернул ногой, цепляя «бульдога» под колено и потянул вверх, лишая опоры.

Тучное тело стало заваливаться назад, он рухнул на землю, поднимая сухую пыль в воздух. Я присел на корточки рядом, сильно придавливая коленом грудь очумевшего парня, и внимательно наблюдая за толпой, которая застыла на месте, они не понимали, как реагировать. Если я еще не валяюсь в луже собственной крови, то он не главный. Я надавил еще сильнее, осознав, что это просто выскочка, поверившая в свои силы, терпеть не могу наглых «шестерок». Тишина давила, казалось, что даже товарные составы перестали отчаянно стучать по рельсам, толпа переминалась с ноги на ногу, я отчетливо слышал звук песка под их армейскими ботинками. «Бульдог» раздувал ноздри и нервно оборачивался на парней, ища поддержки. Он не пытался вырваться, только судорожно старался успокоить сбившееся дыхание. Перед толпой резко затормозила черная Мазда, из которой выскочил темноволосый коротышка.

– Сизый! Я говорил не нарываться, – коротышка подбежал и замер. Его глаза бегали то по раскрасневшемуся лицу «бульдога», то по мне. – Бурханов Саня.

– Олег, – я протянул ему руку и встал, отпуская здоровяка. – Значит, ты Буба?

– Черт! Что тут у вас происходит? – из подъезда выскочил Лазарев. – Буба?

– Нормально все, парниша упал, а я ему помогаю, – я наклонился и протянул руку здоровяку, который до сих пор лежал на земле. – Выбирай врагов!

Он встал на ноги и, чуть пошатываясь, направился к своим, изредка оборачиваясь через плечо. Ссыт. Придурок! Думает, что нападу со спины? Этого боится только тот, кто сам способен на подобную подлость. А я привык получать удовольствие от эмоций, написанных на искаженном от страха лице.

– Буба? Что за *уйня? – как только «бульдог» отошел достаточно далеко, я схватил коротышку за рукав, он покраснел и засунул руку за пояс.

– Буба? Тебе мозг отбили, что ли? – Серега встал между нами, предотвращая назревающую потасовку.

– Лазарь! Не ори…

– Это ты стволом тут не размахивай! Отморозки! – Серега стал растирать ладонями лицо, словно хотел прийти в себя. – Значит, так! Берешь своих парнишек и заглядываешь во все щели! Вот тебе список составов, которые нужно прошерстить в первую очередь, пока они не ушли!

Лазарев дал ему свернутый список и пачку денег.

– Скала, – Буба едва кивнул мне и побежал к толпе.

– Черт! Цивилизация прошла мимо этого городка? – я сел в машину и снова закурил. – Пока не применишь силу, они не понимают?

– В августе убили Козыря, он держал их. При нем все было проще! А папе некогда, он в бизнес окунулся. Бубе не хватает авторитета, чтобы требовать дисциплину и субординацию.

– Это он осматривал здание универа?

– Да, – Серега сел в машину и закрыл дверь – Вчера на станции была авария. Отключали электричество, поэтому они грузятся только сейчас! За сегодня отправлен только один состав. Он остановится в Михайловке через два часа, до этого остановок не будет! Если закроем глаза на светофоры, то успеем, поезд стоит семь минут.

– Черт! Неужели ты ее разговорил? – рассмеялся я и завел машину.

– Я знаю один секрет, как понравиться женщинам, – Серега открыл окно и закурил.

– Поделишься?

– Ага… Чтобы понравится женщинам, нужно писать им много любовных записок… – он затянулся, выдерживая театральную паузу. – Много записок… Очень много «ванильных» записок на стодолларовых банкнотах!

– Ну, точно, Мачо!

Яна

Ту-тух-ту-тух…

Я устала плакать. Просто сидела, прислонившись к стене, да и силы покинули меня, чтобы хоть как-то пытаться выбраться. Я прислушивалась к звукам, надеясь, что не одна в этом вонючем вагоне. Потому что мысль о том, что я совершенно одна, была страшнее. Когда слезы высохли, повязка намертво присохла к коже, теперь я даже не видела узкую полоску света. Я снова и снова старалась вспомнить, как могла очутиться здесь. Помню, как поехала в институт, по пути купив огромный стакан моккачино. Помню, как помахала охраннику и пошла в библиотеку, а больше ничего не помню! Даже не знаю, сколько я здесь. Мне очень хочется есть, а во рту пересохло, от чего язык прилипал к небу. А еще хочется в туалет, аж до рези в животе, но сама мысль о том, что придётся обмочиться, вызывала приступ тошноты.

Как ни странно, страх прошел, осталась только боль по всему телу. Голова безвольно болталась, сотрясаемая движением поезда. Вдруг резкий скрип колес заставил вздрогнуть. Пол под попой стал дрожать. Из глаз снова брызнули слезы. А вдруг сейчас тишина обернется против меня? Кому я нужна? Папа! Папочка! Я зарыдала. Собственные всхлипы раздражали перепонки. Я стала снова биться в истерике, стараясь сбросить повязку с лица.

Незнакомый звук скрежета просочился сквозь рыдания. Я замерла, понимая, что абсолютно обессилена.

– Привет…

В тишине послышались шаги, глухие, но в то же время такие устрашающе громкие. Шаг… шаг… шаг… Тишина. С лица слетела повязка, я зажмурилась, боясь, что в глаза ударит яркий свет.

– Я, кажется, поздоровался! – отвратительно резкий голос прозвучал над ухом.

– Ты кто?

Я открыла глаза, постепенно фокусируясь на лице огромного мужика, который сидел на корточках, рассматривая меня самым бесцеремонным образом. Его брови были сдвинуты, образуя глубокую морщину на переносице.

– Пошли, – он дернул меня и поднял на ноги, но я тут же повалилась обратно.

Он ловко подхватил рукой за талию, прижимая к себе. В нос ударил пряный аромат, отчего захотелось закрыть глаза, чтобы насладиться удовольствием. Но потом я поняла, что никогда его не видела. А вдруг это похититель? Недолго думая, дёрнулась и сильно укусила незнакомца за шею. На языке вспыхнул солоноватый вкус, а в носу стало пощипывать от дерзкого аромата.

– Чокнутая, что ли? – он схватил меня за шею так сильно, чтобы я не дёргалась, но недостаточно, чтобы мешать дыханию.

Мужик потер место укуса, но на его лице не появилось ни единой эмоции. Он только внимательно рассматривал мое лицо, словно оно было единственным, что его интересовало в этой жизни. Я обвела глазами вагон, он был пустым, на полу валялось сено и какие-то тряпки. Раздался громкий звук и нас дернуло, я вырвалась из его захвата и бросилась в конец вагона, скрываясь в дальнем углу. В огромную раздвижную дверь ворвался довольно сильный порыв ветра, я стала глотать воздух, старясь насытиться его пьянящей свежестью. Состав тронулся, довольно быстро набирая скорость.

– Ты, чокнутая, идем, – я на миг закрыла глаза, чем и воспользовался мужик. Его огромная ладонь сильно схватила меня за локоть.

– Никуда я не пойду! Слышишь? Отпусти меня!!!!!– я старалась сопротивляться, но он тащил, не прилагая к этому особых усилий. – Ни за что не убедишь!

– Я не спрашиваю! Принуждение – лучшее убеждение! – он притянул меня к себе, обхватив обеими руками. – Надо прыгать! Если ты хочешь, чтобы я тебя спас, идем!

– Нет! – я оглянулась через его плечо, но лучше бы этого не делала. Поезд разгонялся все быстрее, порывы ветра трепали мои волосы, больно хлеща ими по щекам. – Кто ты?

– Черт! Как тебя там! – он сморщил нос, словно что-то вспоминал. – Котик, зайчик, медвежонок… Кролик! Точно! Кролик, надо прыгать!

Мое тело расслабилось, и я крепко схватила его руку, давая немое согласие, как только услышала свое прозвище, которое в детстве мне дал отец. Незнакомец поднял меня и, развернувшись боком, оттолкнулся от самого края. Мы полетели. За те секунды я ощутила невесомость и спокойствие. Он крепко прижимал к себе, его щетина царапала мою шею, а горячее дыхание щекотало губы. Толчок. Незнакомец упал на спину, принимая весь удар на себя. Его рука сжимала мои растрёпанные волосы в кулаке, словно фиксировала шею, как жесткий корсет.

– *лять!

Я стала кашлять, в моё пересохшее горло попал песок. Села, стараясь откашляться.

– Удобно, Кролик?

Я повернула голову, наткнувшись на его холодный взгляд. Даже в темноте было заметно, насколько его глаза ярко-зеленого цвета. Прямой нос, тонкие губы, квадратный подбородок и широкие скулы. Черт! Он улыбается. Я повернула голову и поняла, что сижу прямо на нем.

– Я не могу встать…

– Черт! Это какая-то эротическая фантазия?! – рассмеялся он и достал из кармана складной нож. Стальное лезвие сверкнуло и вмиг рассекло веревки на ногах и руках.

– Настоящий маньяк! Тебя возбуждают мысли о связанной девушке? – я смотрела, как он быстро распутывал пластиковые жгуты.

– Всех мужиков возбуждают подобные мысли. А если не возбуждают, то тут два диагноза! – он ловко подхватил меня, перенося весь вес на свою руку, поднялся, стараясь поставить на ноги.

– Какие? – я понимала, что спрашиваю ерунду и это не тема для обсуждения с незнакомцем, но учитывая, что он освободил меня, я решила проявить немного интереса.

– Либо он импотент, либо врет, – он отряхивал свой костюм одной рукой, а другой поддерживал меня за талию. – Стоишь? Тогда пошли!

Я смотрела, как он развернулся и пошел вдоль путей. Я не могла пошевелиться, тело ныло, а ноги не слушались.

– Чего замерла? А, Кролик?

– Я не могу! – мой писк был еле слышен, но он взревел, закидывая голову назад.

Он спрыгнул обратно в канаву и наклонился, намереваясь перекинуть меня через плечо.

– Стой…

– Ну, чего? – в его голосе совсем не осталось ни намека на мягкость, он сверкнул глазами.

– Мне надо….

– Говори!

– В туалет! Мне надо в туалет! – по щекам покатились слезы.

– Черт! Давай! Вперед!

Я обернулась, в поисках кустов. На комфортабельный санузел рассчитывать не приходилось. Но как на зло, мы стояли в поле, ни одного куста, ни дерева. Только высокая трава.

– Ну?

– Ты так и будешь смотреть?