Ефим отвернулся, слёзы стыда жгли его лицо, ком стоял в горле, как он мог забыть своего солдата, он понял, проходят годы, и душонка человека черствеет, война которая не давала спать по ночам, отошла в сторону.

– Как ты меня нашёл? – удивлённо спросил Гаврил, я ведь недавно купил эту развалюху за бесценок, вот одно развлечение – бинокль, стыдно признаться, что вроде подглядываю за чужой жизнью, – он покосился на командира, – осуждаешь меня?

– Нет, надо поговорить, я к тебе по делу, нужна твоя помощь.

Гаврил удивлённо уставился на него.

– От меня, калеки, помощь? – это уже интересно. – ну ладно, пойдём выпьем за друзей наших, за товарищей, кто не вернулся, кого сейчас нет с нами, закусон сейчас организую.

Ефим поднял пакет.

– Я всё принёс и пузырь, и закусь есть.

Сидя за столом, он обстоятельно всё рассказал, Гаврил стукнул по столу кулаком.

– Вот твари! За что мы воевали командир? За что головы свои сложили? Сколько матерей осталось без сыновей, сколько было слёз пролито для того, чтобы они сейчас жировали? Нас, молодых парней, загрузили в вагоны и повезли, как поросят на убой! Ведь мы до конца даже не знали, куда нас везут, но Родина сказала: "Надо, значит надо!". А у них ни Родины, ни чести, – вскрикнул он и по его исхудалому лицу потекли слёзы.

Они сидели, опустив головы, и каждый думал о своём.

– Говори, что надо, для тебя всё сделаю, – сказал Гаврил.

Ефим объяснил, что нужен свидетель по убийству семьи Павла и кто повесил Ильиничну.

Гаврил вытащил старый трофейный фотоаппарат и протянул его Ефиму.

– Здесь на плёнке найдёшь доказательства, свидетелем на суд пойду я, сюда больше не ходи, хочу дожить до суда.

=========

Ефим не знал, что на плёнке, но он верил своему солдату, своим увлечением к фотографиям он славился ещё в части, поэтому и позывной он получил, фотограф. Ефим зашёл к знакомому журналисту и попросил проявить плёнку, но никто не должен об этом знать, тот согласился.

У Ефима прибавилось работы, всё своё время он ходил следом за Макарычем, часто переодеваясь, он боялся за его жизнь.

Макарыч подошёл к своей двери дома, достал ключи, но дверь была не заперта, хотя он помнил точно, что, уходя, запер дверь, войдя в дом, он прислушался – тишина, вынул пистолет, снял с предохранителя, шагнул через порог. Удар был такой силы, что его отбросило в сторону.

Очнулся он привязанный к стулу. Перед ним стоял, даже не закрыв лицо, парень. Без маски, значит, убьёт, подумал он.

В руках молодого человека был пистолет с глушителем, он нагло смотрел на следователя, ухмыляясь.

– Мы тебя предупреждали, ты не понял, – подняв ствол, он направил его в голову. Макарыч закрыл глаза. Глухой удар и парень с грохотом отлетел в угол.

– Прости, Макарыч, чуть не опоздал, – Ефим развязал ему руки и ноги, и помог перейти на диван. Он понимал, что не так легко пережить уже не молодому человеку такое потрясение. Подняв преступника, он приковал его наручниками к батарее, они сидели и ждали, когда тот очнётся.

Ефим рассказал о новом свидетеле, о том, как воевали с ним в Чечне, о том, как он согласился быть свидетелем в суде, о плёнке, которую сейчас проявляют.

Макарыч одобрительно покачивал головой.

– Хорошо, что ты пошёл, со мной он бы не был так откровенен.

Парень замычал, стон вырвался из его груди, видно, от души приголубил его Ефим.

– Ну что, очухался? – спросил Ефим, – вот теперь твоя жизнь зависит от твоих показаний.

Тот нахмурился.

– Можно подумать, что вы оставите меня в живых, – сказал он, мотнув головой. – Ладно, спрашивайте, выбора у меня всё равно нет.

Ефим включил диктофон.

– Кто тебя нанял, под кем работаешь?

Юноша поднял голову.

– Можно подумать, что ему что-то будет. Да он уже столько дел наворотил, пахан его прикрывает, не достать вам его, легавые.

– Не тебе решать, достать не достать, думаешь против прокурора закон не писан?

– Что же вы его до сих пор не задержали, кишка тонка? вояки чёртовы! – с хохотом ответил парень.

Макарыч приподнялся, связанный как-то съёжился.

– Ладно, расскажу всё, что знаю!

– Вот и ладно, – сказал Макарыч, присаживаясь. – Все имена, фамилии, обо всех своих делах.

– Меня зовут Алексей Симонов, а этих двоих Антон Воронин и Савелий Шестак, он и есть прокурорский сын. Когда Савелий изнасиловал двух школьниц одной тринадцать, а другой четырнадцать, здорово струхнул, побежал к папочке, но обошлось, больно большие деньги пахан заплатил, да и нам перепало за молчание.

Ефим удивлённо на него смотрел.

– Значит, он насиловал, а вы вроде ни при чём. Зрителями были?

– Да нет, он держал их на прокурорской даче, ведь там никто искать не будет. Мы с ним связываться боялись, он был за старшего, ещё были делишки да всё обходилось, деньги делали своё дело.

– В машине вы всегда были втроём? – спросил Ефим.

– Да, всегда, но за старшего всегда был Савелий.

Макарыч тяжело вздохнул. Ну а теперь расскажи, за что убили семью водителя?

– А, это, я туда не ходил, сидел за рулём, Савелий и Антон одни пошли, хотели бабу поиметь, красивая зараза, Савелий её в магазине заприметил ну и слегка прижал, а она прыткой оказалась: треснула его по башке бутылкой водяры. Савелий озверел совсем, приказал узнать, где она живет, он не успокоится, пока на её животе роспись свою не поставит. Она ещё узнает, с кем имеет дело.

Когда подъехали, мужика дома не было, они и зашли, но кто знал, что там её отпрыски окажутся, дети совсем, пришлось и их подчищать.

Савелий вышел весь в крови, злой, тут ещё Антон заартачился:

– Савелий мы так не договаривались, детей зачем тронул? Ну поиграл бы с бабой да успокоил бы её, но дети – это уже вышка.

– Ты мне не указ, – сжав кулаки, сказал Савелий. – Ещё раз откроешь рот – пожалеешь.

=========

К хижине подъехала машина Ефима. Павел и Агния удивлённо смотрели на гостей.