Ах, как хочется начать историю с легендарной фразы! И как ясно при этом: легендарная фраза – это то, что тебе, увы, не принадлежит. Как бы ни была хороша – подходит она только к одному роману: к тому, в котором её написал автор, однажды и навеки. Впрочем, отсылки, грамотные и иронично подкорректированные, всегда красят историю, и поэтому:

Апартаменты всех богатых людей похожи, квартира бедного человека всегда имеет индивидуальность. Наверное, дело в том, что когда денег много, ты, не задумываясь, нанимаешь самого дорогого декоратора, а ещё специалиста по фэн-шуй, которые, дружно взявшись за ручки, переполняясь привычной радостью от получения заказа, идут по накатанной схеме: дорого, изящно, модно и опять дорого. В случае с человеком, настолько ограниченным в средствах, что о декорировании собственного жилья и речь не идёт – ни наяву, ни во сне, – дело обстоит примерно так: в каком настроении проснулся, так и выглядит твоя квартира. Разумеется, лично для тебя.

…В конце всех дорог каждого жителя постсоветского пространства – в мегаполисе номер один, в апартаментах, которые прямо и внушительно заявляют о состоятельности и даже какой-то купеческой зажиточности хозяйки, свежим, ясным утром текла свежая, ясная беседа, не обременённая вопросами о сложности мироздания.

Немолодая богатая женщина разложила своё немолодое, но – респект! – ухоженное тело на софе. На кушетке напротив разложено ещё одно тело – такое же немолодое, но не настолько ухоженное.

Тела болтают о своём, о девичьем.

Первое тело зовется Вивиан, и имя это настолько не подходит к внешности, выдающей уроженку среднерусской полосы, что сразу понятно: это она сама себе так придумала, и, может быть, зовут её, совсем наоборот, Олеся. Она просто богата. Она богаче второго тела, которое прозывается просто Оленька и сейчас скорбно вздыхает.

– Что делать?.. – Тут её мысль, как белка, перескочила на другую ветку, и Оленька живенько спросила: – А ты надумала?..

– А что я должна была надумать? – без особого любопытства откликнулась Вивиан.

– Конечно, зачем нам это?! – взорвалась Оленька завистью и претензиями к жизни и конкретно к Вивиан. – Мы вон даже Вольдемара себе завели, мы нужды ни в чём не знаем!

– Кто меня завёл? – раздался надменный мужской голос.

Голос принадлежал третьему телу мужского пола, молодому и гладкому, мускулистому и гибкому. Высокий парень с длинными красивыми ногами сидел на широченном подоконнике и полировал ногти. Надменность в его голосе относилась не к тому, что о нём, присутствующем, сказали в третьем лице, и не к тому, что о нём, присутствующем, сказали как о домашнем животном. Надменность была просто его неотъемлемой чертой, заменявшей все остальные. Стоит ли удивляться, что это тело называется Вольдемар!

– А по какому поводу столько экспрессии? – с интересом посмотрела Вивиан на Оленьку, после того как с удовольствием посмотрела на Вольдемара.

– Я тоже замуж хочу! – жалобно и беспомощно сказала Оленька.

– За моего Вольдемара? – смертельно удивилась Вивиан и, кажется, готова была приказать горничной завернуть парня, чтобы Оленька не расплакалась.

– А ты за него собралась? – моментально ошалела Оленька.

– Нет. А ты? – подхватила вполне созревший абсурд Вивиан.

Оленька очнулась первая.

– Да я же про того твоего – ну который подарки дарит! – всплеснула она руками.

– Подарки? – фыркнула Вивиан и снисходительно пояснила: – Милая, это – сувениры. Подарки в сейфе лежат – муж покойный дарил. Никто его ещё не переплюнул. А этот, – она усмехнулась, – вот как дорастёт, так и выйду за него замуж.

На лице Вольдемара отразилась мысль, – он уловил последнюю фразу.

– Ты выходишь замуж? – обратив свой божественный фас к дамам, вопросил он.

– Тебе зачем это знать? – улыбнулась Вивиан.

– Знать я должен, – картинно приподняв правую, идеально очерченную бровь, ответил Вольдемар.

Оленька вся подобралась, с живейшим любопытством наблюдая за ними и страстно желая скандала.

– Ну-у-у… – протянула Вивиан. – Это ещё вопрос… с моими запросами… – Ей надоело, и она отмахнулась, причём от всего. – Поживём – увидим!

– Но мне нужно сшить костюм, – веско сказал Вольдемар. И закончил категорично: – Я не хочу на твоей свадьбе выглядеть как дешёвка!

Сказав то, что хотел, Вольдемар легко спрыгнул с подоконника и с достоинством вынес своё тело из комнаты.

Оленька дышать забыла, пока ожидала развязку этой сцены. И теперь она с шумом выпустила воздух из лёгких, провожая Вольдемара взглядом, полным восхищения.

– Потрясающий экземпляр! – прошептала она.

– И никакой ботокс не нужен, – кивнула Вивиан. – Я же тебе говорю – исключительно лёгкий. Как йогурт!

Тела переменили позы, но только слегка. Им было комфортно, и потому причин прерывать такую содержательную беседу не было. Тем более, что беседа такая хороша своей открытостью: вот куда взгляд упёрся, о том и говорят. У тюрков это называлось акын – что вижу, о том и пою.

День набирал обороты, требовал к себе внимания – и получал его от каждого ровно в той степени, какую определял он же.

Один из крупнейших частных банков мегаполиса работал по той же схеме: здесь можно было взять – и обязательно нужно было отдать. Прийти сюда просто так никому бы и в голову не пришло. И фасад здания, и интерьер были скроены и сшиты в соответствии с пословицей «по одёжке встречают». Точка. Закончить хрестоматийно было бы рискованно, поскольку провожали из этого банка далеко не по уму и даже не по связям или обещаниям. По другому провожали.

Впрочем, к Сергею Ивановичу, который уже десять минут сидел в просторном холле банка, это имело отношение косвенное. Сейчас его вообще занимала лишь одна мысль, которую он, судя по выражению его лица, думал. А вот его спутник Яков Михайлович скучал. И как-то сразу можно было понять, даже не знакомясь с ним, не втираясь в доверие, не распивая водочку в личной бане, что Яков Михайлович – специалист и профессионал, и неважно даже, что с первого взгляда непонятно, в чём именно. А вот про Сергея Ивановича этого не сказал бы никто. Хотя – вот ведь странность! – что-то неуловимое, но ощутимое выдавало в Сергее Ивановиче заказчика, а в Якове Михайловиче – исполнителя.

– Ну, вы же спец, да? – сказал Сергей Иванович, заметно волнуясь.

– У вас есть мои рекомендации, – ответил Яков Михайлович с той долей снисходительности, которая сразу показала, что вопрос прозвучал не в первый раз.

– Да, да! – торопливо закивал Сергей Иванович и тут же настойчиво продолжил уговаривать собеседника: – Вам же всё вот в этом понятно сразу, да?

Яков Михайлович так высокомерно глянул на Сергея Ивановича, что тот про себя твёрдо решил умерить пыл. Но поскольку слову своему он был не хозяин, ровно через десять секунд снова прозвучал всё тот же вопрос:

– Ну вы же спец, да?

Яков Михайлович подавил вздох усталости.

– За всю мою долгую – уж поверьте! – практику ни у кого из клиентов ко мне претензий не было, – с достоинством произнёс он то, что хотел услышать Сергей Иванович.

Яков Михайлович явно понимал, что слова его мало значат сейчас для Сергея Ивановича: он по опыту знал, что если человек хочет бздеть, он это делать будет. Выручил Якова Михайловича Вольдемар, который вошёл в банк быстро, увидел обоих сразу, направился к ним легко.

Вольдемар невероятным образом преобразился за прошедшие несколько часов. Сейчас это был не надменный пустоголовый жиголо, но молодой муж, принимающий судьбоносные решения, покоряющий города и иногда отрубающий головы.

– Андрей! – зачем-то вскинул руку вверх Сергей Иванович и подскочил навстречу Вольдемару.

Андрей (а зовут его именно так) улыбнулся привычной, ничего не говорящей улыбкой и, приблизившись, пожал протянутую потную руку Сергея Ивановича.

– Рад, что вы наконец решили приобрести то, что когда-то принадлежало Кокто, – сказал Андрей в качестве приветствия.

– Кто-кто? – не расслышал Сергей Иванович.

– Кокто, – повторил терпеливо Андрей, потом посмотрел на Сергея Ивановича и, явно сжалившись над бедолагой, с едва заметной ноткой снисходительности пояснил: – В 1925 году дом Картье выпустил кольцо в виде трёх переплетённых колец из платины и золота жёлтого и розового цвета. Оно, собственно, и положило начало культовой коллекции «Тринити».

– И кольцо это придумал французский режиссёр и поэт со славной французской фамилией Кокто, – внёс-таки свои три копейки Яков Михайлович.

Андрей с улыбкой достал из кармана коробочку, открыл её и картинно залюбовался кольцом, всем своим видом давая понять, что остальные могут присоединиться к нему в этом увлекательном и бесполезном занятии.

– Также говорят, что сам поэт видел в этом символ любви, которую дополняют верность и дружба, – как-то по-мужски мягко проговорил он. – Три кольца – триединство.

– Андрей, к чему вы мне всё это рассказываете? – тупо поинтересовался Сергей Иванович.

– А рассказываю я вам это, милейший Сергей Иванович, – чуть улыбнувшись, ответил Андрей, – к тому, что привык знать, каким сокровищем владею.

– И цена от этого возрастает, – насмешливо прокашлял Яков Михайлович.

Андрей коротко хохотнул.

– И в этом есть шик! – Он повернулся к Сергею Ивановичу: – Который вам, как я понял, необходим. Вы же, – Андрей отвесил шутливый полупоклон, —собираетесь сделать предложение.

Сергей Иванович издал беспомощный краткий вой. И сразу стало понятно, что предложение делать он будет, хоть и не верит ни в удачу, ни в своё обаяние. Может, только везение могло бы ему как-то помочь: ну, к примеру, суженая враз оглохнет и ослепнет, а ещё лишится памяти. Но то, что Сергей Иванович отчаянно влюблён, было очевидно. И это, так же очевидно, по непонятной для присутствующих причине веселило Андрея, который даже не старался это скрыть.

– Вот это, ну, всё такое про режиссёра, – что, сказать надо? – как двоечник, жалобно спросил Сергей Иванович.

– Обязательно! – пылко и опять же насмешливо ответил Андрей. – Не знаю, кто ваша избранница, но уверен, что имя Картье ей известно.

– Да уж! Известно! На прошлый день рождения платье покупал ей, – буркнул Сергей Иванович.

– Не впечатлило? – угадал Андрей.

– Подозреваю, что маме в Саратов отправила, – мрачно ответил Сергей Иванович.

Андрей ещё раз коротко хохотнул.

– Обещаю, в этот раз ваши старания будут оценены по достоинству, – торжественно сказал он и повернулся к Якову Михайловичу: – Как только уважаемый Яков Михайлович заверит подлинность кольца.

С этими словами он протянул коробочку Якову Михайловичу, который уже успел оценить и манеры Андрея, и его проницательность.

– Не, а чего продаёшь-то? – не удержался-таки Сергей Иванович.

– Я, знаете ли, не отношусь к категории однолюбов, – лениво сказал Андрей, глянул на Сергея Ивановича и решил пояснить: – Сегодня мне нравится одно, завтра… – он картинно пожал широкими плечами. – А завтра будет завтра!

Сергей Иванович, пытливо впиваясь глазами в лицо Якова Михайловича, наконец понял, что пора звонить. Он прижал мобильный к уху и счёл нужным пояснить для Андрея:

– Вы же понимаете! Сумма крупная!..

Он бы и дальше лепетал что-то маловнятное, но ему ответили, и Сергей Иванович переключился на трубку:

– Ростислав Фёдорович! День добрый! Ну мы тут уже. Да! Вы бы спустились к нам, а? Спасибо!

Яков Михайлович чуть слышно поцыкал. Толстое розовое ухо Сергея Ивановича уловило знак и насторожилось. Всё его тело готово было немедленно реагировать, только не знало, как именно.

А Яков Михайлович обратился к Андрею:

– И всё же цена, я бы сказал, занижена. И причины я лично не вижу.

Сергей Иванович, как афганский дрозд на ножках, моментально повернулся к Андрею.

– Скажите, а вам доводилось когда-нибудь встречать богатых людей? – с оскорбительной улыбкой, вежливо и ядовито, поинтересовался Андрей, адресуясь к Якову Михайловичу.

– Да! – видно было, что тот задет, умыт и покороблен. Более того, его почему-то одолели сомнения, которые при его роде деятельности – а ведь он как-никак ювелир и специалист по редчайшим драгоценностям! – были весьма вредны.

– При всём уважении, боюсь, ваша уверенность ошибочна, – ответствовал блестящий Андрей всё с той же улыбкой.

Приближающийся к ним директор банка спас ситуацию. Его появление как-то остудило и язвительность Андрея, и сомнения Якова Михайловича. Что до Сергея Ивановича, то для него Ростислав Фёдорович вообще был Красным Солнышком и Большим Братом. Сергей Иванович рванул ему навстречу, поскольку имел просьбу, которую озвучивать при всех не хотелось.

– Вы бы деньги мои придержали, Ростислав Фёдорович, – одышливым шёпотом попросил он, убедившись, что собеседники их не слышат.

– А что, сомнения имеете? – голос Ростислава Фёдоровича был нейтральным и ровным, что и создало ему в своё время репутацию человека, состоящего в тайном родстве с индейцами племени ирокезов, отличающимися высоким болевым порогом и умением скрывать свои эмоции перед белоухими европейцами.

– Не то чтобы сомнения, – замялся Сергей Иванович, – но… деньги хотелось бы придержать.

– Вы ставите меня в идиотское положение. Как это – в банке нет денег? – усмехнулся Ростислав Фёдорович.

– Ну окажите мне услугу! Пожертвуйте своим реноме перед этим щеглом ради меня! – настаивал Сергей Иванович, семеня рядом с Большим Братом.

Тот внял его просьбам.

– Сергей Иванович попросил меня лично объяснить вам существующую на данный момент ситуацию, – сухо и чётко объявил Ростислав Фёдорович после ритуальных рукопожатий. – Андрей, к сожалению, вы решили заключить сделку именно сегодня…

– А что именно вызывает ваши сожаления? – ядовито поинтересовался Андрей.

– Не мои, – усмехнулся Ростислав Фёдорович. – Дело в том, что сегодня банк не может выдать наличными такую крупную сумму.

– А что, овёс нынче дорог? – Андрей открыто усмехался, чего делать не следовало, и он это понимал, но сдержать себя не мог.

Ростислав Фёдорович внимательно посмотрел на молодого человека – как будто сушёная мушка заговорила, на удивление всем. Что-то неуловимое, как тень птеродактиля, мелькнуло на секунду в его глазах и спряталось в мезозое.

– Да нет. Овёс пока тянем. А вот с наличными на сегодняшний день проблема. Одним словом, я уже предложил Сергею Ивановичу выписать вам чек, который вы легко сможете обналичить, к примеру, завтра.

Андрей, посмотрев пристально на Ростислава Фёдоровича, с заметным пренебрежением кивнул Сергею Ивановичу в знак согласия. Тот суетливо присел за стол, довольный тем, что всё идёт, как ему и хотелось.

– Чек на предъявителя, – с улыбкой скомандовал ему Андрей и пояснил всем присутствующим громко и внятно: – Вполне возможно, завтра я буду греться под нездешним солнцем, а вот управляющий этого себе позволить не может, – он и получит деньги.

– Хозяин – барин, – улыбнулся в ответ Ростислав Фёдорович.

Сергей Иванович передал чек Андрею и замер в ожидании заветной коробочки.

– А не дадите глянуть на то, что стоит так много, а места занимает так мало? – неожиданно спросил Ростислав Фёдорович.

Сергей Иванович чуть не расцеловал Большого Брата за такую предусмотрительность. Андрей, который не был дураком так же, как не был Вольдемаром, тоже всё понял. В своей любимой манере он хохотнул и галантно раскрыл коробочку, над которой тут же склонились три лысеющие головы. Когда они вновь приняли вертикальное положение, Андрей не смог сдержать сарказм.

– Что, отлегло от сердца?

– О чём вы, Андрей? – широко улыбнулся Сергей Иванович, бездарно изображая непонимание.

Андрей резко захлопнул крышку коробочки, демонстративно засунул обе руки в карманы и смерил его высокомерным взглядом.

– Папа учил меня тому, что в любой ситуации джентльмен остаётся джентльменом. Даже если те, с кем его свёл случай, понятия не имеют о том, что это такое, – отчеканил он.

– Не понял, – на этот раз вполне искренне признался Сергей Иванович.

– Что ж вы меня по своим каналам не пробили, а, Сергей Иванович? – Андрей изменился, прямо на глазах превращаясь в хулиганье уличное. – Ну чтоб очочко не поигрывало, а? – Он лениво вынул руку из кармана и впихнул коробочку Сергею Ивановичу в потную ладонь. – Держите. Люблю, целую и всё такое. Повидаемся!

Злой и лёгкой походкой человека, в душу которого только что нагадили кошки, Андрей покинул банк. Оставшиеся молча смотрели вслед хлыщу, и каждый думал о своём. Ну, или делал вид, что думает, чтобы скрыть смущение.

Один только Яков Михайлович, откашлявшись, прямо озвучил итог:

– Как говорила моя бабушка, а мне не стыдно!

– И она была права, – поддержал бабушку Ростислав Фёдорович.

Сергей Иванович посмотрел сначала на одного, потом на другого и громко хихикнул.

– Ой, да ладно вам! Лучше перебздеть, чем недобздеть! Вот так моя бабушка говорила!

И, довольный, дважды качнулся на своих афганских ножках.

Андрей уже проехал полвселенной, и злость по поводу недоверия, проявленного Сергеем Ивановичем, так не вовремя включившим сигнализацию в своих мозгах, мешала ему видеть светофоры и пешеходные переходы. Благо, ни гаишника на него не нашлось, ни подслеповатой старушки с клюкой. Андрей говорил по мобильному, периодически поколачивая левой рукой руль своей замечательной новенькой машины.

– Пап, ты вообще слышишь, что я тебе говорю, а? Я же тебе…

Ему пришлось замолчать, потому что невидимый папа, видимо, сказал что-то очень веское, может быть, даже матерное. Андрей кусал губы, чтобы не вступить с папой в диалог, который, может быть, тоже был бы матерным.

– А у меня, между прочим, тоже планы!! да!! Мне надо заскочить в одно место!! – все-таки он, не выдержав, прервал папину беззвучную речь.

… – Но, пап! – взвился он, услышав ответ, но тут же обмяк и покорно закивал головой. – Да, пап, да.

Андрей дал отбой, спокойно посмотрел на дорогу и со страшной силой долбанул обеими руками по рулю.

Его можно было понять. Заскочить ему надо было к Вивиан.

У той между тем уже сидел счастливый, потный от волнения Сергей Иванович и с трудом справлялся с подготовленной речью.

– …просто я подумал, что именно это выразит мои чувства в полной мере, – продолжал он, чуть напрягся, вспомнил и погнал, как по учебнику: – Это кольцо – начало культовой коллекции «Тринити»…

– Да? Как в «Матрице»? – насмешливо спросила Вивиан.

С Сергеем Ивановичем они были одни. Он пожирал Вивиан глазами, и столько в них было жадности совершенно не плотского толка, что она усмехнулась. Благосостояние Сергея Ивановича можно было прямо на бумаге расписать и составить годовой отчёт, который определённо и очевидно проиграл бы в сравнении с отчётом Вивиан.

– Ну ладно! Не дуйся! – Вивиан была на самом деле простой бабой, ну, или делала вид, что она такая. – Тринити, говоришь?

Конечно, делала вид. Вот сейчас, к примеру, она не смогла удержаться от усмешки:

– И где же ты его раздобыл?

Покраснев и раздувшись от гордости, Сергей Иванович выдал историческую фразу:

– Кто ищет, тот, как говорится, всегда найдёт, где купить.

Он торжественно вынул из кармана пиджака коробочку, открыл её, не сводя глаз с Вивиан, и поставил на стол прямо пред её ясные очи.

– Триединство, так сказать! Кольцо, руку и сердце прошу принять! – официально сообщил он своей избраннице.

Избранница не торопилась хватать колечко и напяливать его себе на пальчик. Она смотрела, чуть прищурившись, на Сергея Ивановича.

– Вольдемар! – наконец бросила она в сторону. – Вольдемар!

На лице Сергея Ивановича проступила тревога: он не знал, что здесь обитает какой-то Вольдемар.

– Вольдемар, – продолжала звать Вивиан, теперь уже глядя на Сергея Ивановича. – Котёночек, принеси, пожалуйста, моё кольцо.

Недовольный и ленивый мужской голос из глубины квартиры спросил:

– Которое?

– Тринити. От Картье. В сейфе лежит.

Она с нескрываемым удовольствием наблюдала, как расползается лицо Сергея Ивановича.

– Вивиан! Я… – Сергей Иванович задыхался от нахлынувшего волнения. – Я… ты… Я прошу прощения!.. – Мысль, наконец, оформилась и зазвенела. – В твой сейф имеет доступ кто-то ещё, кроме тебя?!

– В этом и состоит разница между тобой и мной, Серёжа, – спокойно ответила Вивиан. И пояснила с расстановкой: – Я ничего не боюсь.

Сергей Иванович вскочил с места, зачем-то потёр лоб, потом подбородок, явно что-то сказать хотел, но не решился и продолжил бегать по комнате.

Вольдемар вошёл с коробочкой в руке и положил её на стол перед Вивиан, рядом с той, что принёс жених. Вольдемар, которого на самом деле звали Андрей, соображал быстро и действовал вежливо. Он посмотрел на Вивиан, потом на Сергея Ивановича, который застыл, как жена Лота. И озарил пространство лучезарной улыбкой.

– Котёночку нужно бежать, – сказал он весело Вивиан.

– Куда? – спросила она без особого интереса.

– Куда глаза глядят, милая! – ещё веселее сообщил Андрей-Вольдемар. – Котёночек тебя очень любил!!

Он вылетел из комнаты, что было излишне, потому что Сергей Иванович не полетел за ним, а бросился к той коробочке, которую принёс. Конечно, она оказалась пуста! В отличие от той коробочки, что принёс из сейфа Вивиан её котёночек.

Сергей Иванович с неаппетитным хрипом упал в кресло.

Вивиан посмотрела на коробочки, потом на Сергея Ивановича.

– Котёночек, кажется, не вернётся, – сказала она самой себе, а потом жёстко, нагло, почти по-уличному обратилась к жениху: – Ну что, Сергунька, рассказывай, как тебя мой красавец поимел!

Сергей Иванович тоненько застонал.

Что наверняка порадовало бы Алексея Давыдовича. И совсем не потому, что Сергей Иванович чем-то насолил ему или был неприятен. Алексей Давыдович вообще не был знаком с Сергеем Ивановичем. Зато он был знаком с Вольдемаром, а Андрей так вообще был его сыном. Но Алексей Давыдович не мог порадоваться, потому как в данный момент был крайне занят: он руководил процессом погрузки и отправки вещей и себя в новое жилище. В каком-то районе этого мегаполиса у подъезда жилого дома стоял грузовик с прилагающимся к нему водителем в кабине. Алексей Давыдович был крайне недоволен: грузчик расставлял вещи в кузове совершенно не так, как было нужно по мнению Алексея Давыдовича. Поглаживая старого такса по имени Болдин, Алексей Давыдович заметно нервничал.

– Эти вещи, дружок, денег стоят! – поучал он работягу, плохо знавшего русский язык и ещё хуже слышавшего. – Рояль! Нежно, очень нежно. Нет, не надо его накрывать. – Алексей Давыдович оглядел улицу и спросил у Болдина: – Так, ну и где же этот подлец?

Болдин не ответил. Да это и не требовалось: в ту же секунду из-за угла дома вывернула машина Андрея, а сам Андрей выскочил из неё и рысью помчался к отцу. Того, однако, не обманула прыткость сына. Он внимательно посмотрел на Андрея:

– Так. А что с нами случилось?

– Как – что? – широко улыбнулся Андрей. – Папа просил, сын приехал!

Но Алексей Давыдович уже вынес вердикт:

– Сукин сын!!

– Папа?.. – обиженно воскликнул Андрей.

– Тачка чья?

– Папа… – поубавил обиды в голосе Андрей.

– Отгони на остановку, – приказал Алексей Давыдович.

Злясь на себя, на отца и даже на Болдина, Андрей запрыгнул в машину. Алексей Давыдович же неспешно подошёл к кабине грузовика и ожидающе посмотрел на водителя. Тот, сам не понимая как, впервые в жизни потянулся к ручке и распахнул перед ним дверцу, чего не делал даже в пору ухаживания за своей будущей женой.

Устроившись поудобнее, Алексей Давыдович вопросительно посмотрел на Болдина, который вопросительно посмотрел на него.

– Ждём! – развёл руками хозяин и тяжело вздохнул. – Нет, он хороший мальчик. Немного взбалмошный. Он похож на своего отца. – Алексей Давыдович немного подумал и добавил: – Или на мать.

– То есть вы не в курсе? – усмехнулся водитель, который не понял, что с ним вообще никто не разговаривает.

– Нет, – ответил Алексей Давыдович, крайне удивлённый тем, что услышал чей-то голос. – Но в кого-то же он должен был уродиться таким упрямым и смуглым!

– То есть он вам – не сын? – продолжал докапываться до сути водитель.

– Как это не сын? – всплеснул руками Алексей Давыдович. – Сын! Как у вас язык повернулся сказать «не сын»?

– То есть он вам сын?

– Любезный, – ядовито начал Алексей Давыдович, – ну как он может быть мне сыном? – он ткнул пальцем в приближающегося Андрея. – Посмотрите на меня и на эту хитрую рожу!

Андрей молча принял из рук отца такса, закрыл дверцу кабины и пошёл в свою светёлку – в кузов. Залез и похлопал по крыше кабины рукой.

– Поехали, – скомандовал Алексей Давыдович.

И как только машина тронулась, полились звуки исполняемого на рояле «Вальса цветов»: Андрей на свежем воздухе и на ходу всегда играл лучше, чем в помещении.

– Сына, подлец! – забарабанил Алексей Давыдович ладонью в заднюю стенку кабины. – Ну что ты играешь? Как будто в первый раз!

Водитель тихо хрюкал от смеха. А Андрей на ходу делился своим недовольством с Болдиным – вот уж кто действительно любил свежий воздух при переездах!

– Нет, конечно, не в первый раз, – начал Андрей, быстро набирая обороты. – Вот уж далеко не в первый!

Болдин внимательно слушал.

– И это, – кивнул Андрей на кабину, – наша с тобой путеводная звезда!

Болдин немедля тявкнул.

– Подхалим! – припечатал его Андрей. – Ещё неизвестно, между прочим, куда мы на этот раз переезжаем! Ты хоть дорогу к дому успеваешь запоминать, а?

Андрей бы не начал так с ходу жаловаться Болдину, если бы не знал, что происходит. И вот сейчас, стоя на лестничной площадке в обшарпанном донельзя подъезде позади отца, который возился с ключами перед высокой ободранной дверью, Андрей делал вид, что внимательно изучает целый ряд электрических звонков, украшенных бумажками с фамилиями жильцов. На деле же Андрей старательно складывал в голове длинную, ядовитую, витиеватую фразу.

– Это коммуналка? – спросил он наконец предельно вежливым тоном.

– Не оттачивай на отце свою иронию, – отмахнулся Алексей Давыдович. – Была коммуналка. А теперь…

И он распахнул дверь. Андрей тут же влетел в неё и, разведя руки, как в танце «Яблочко», громко пропел:

– Здесь будет город-сад!!

И сразу остановился.

Интерьер был куда краше экстерьера. Андрей растерянно крутил головой.

Алексей Давыдович распахнул первую дверь в коридоре.

– Вот твоя комната.

– А кто будет жить в остальных? – ироничность Андрея испарялась на глазах.

– Соседи! – как конферансье, объявил Алексей Давыдович.

Андрей беспомощно посмотрел на такса, сидящего у него в ногах.

– Болдин, я – в жопе, – сказал он обречённо. – У папы новый план. Но это – херня, потому что всё затмевает наше новое место жительства. – И он торжественно провозгласил: – Коммуналка!!

– Сотню раз тебе сказал уже: папа считает, что покупать квартиру смысла нет, – раздражённо возразил Алексей Давыдович.

– Еще папа считает, – забарабанил Андрей, как вызубренный урок, – что не нужно привязываться к своему углу, – так делают собаки. Не нужно привязываться к друзьям, – так делают слабаки. Однако сам папа очень привязан к деньгам, – иронично обратился он к невидимым слушателям. – Он их, видите ли, любит.

– Любит папа тебя, – Алексей Давыдович поднял вверх указательный палец.

– А деньги?

– А к деньгам он испытывает простительную в его возрасте слабость.

Он внимательно посмотрел на сына.

– Ну что, сам расскажешь, или тебя надо каленым железом пытать?

Андрей открыл было рот для невинного ответа – а что, мол, случилось? – но, упёршись в папин железобетонный взгляд, сник, опустил голову.

Через несколько минут он эмоционально заканчивал свой рассказ:

– Я всё сам придумал! Я всё сам сделал! Я же даже помощи у тебя не попросил ни разу!

– А! Я понял, – ядовито улыбнулся Алексей Давыдович. – Это ты просто на своих ошибках хотел учиться, да?

С Андрея тут же слетела вся запальчивость. Он сел напротив отца с совершенно расстроенным лицом.

– И чего ты хнычешь?

– Папа, я себя продавал, – жалобно сказал Андрей.

– Все продают себя, сына, – философски заметил Алексей Давыдович.

– Папа, я себя старой дуре продавал! – жалобно-злобно признался Андрей.

– И такое бывает, сына, – добавил сарказма Алексей Давыдович.

– Папа! Я же их заработал!! – вскочил Андрей, потрясая чеком.

Папа приспустил очки на переносице. Папа посмотрел не на чек, а на сына. Папа покачал головой и улыбнулся.

– Сына, не ссы, – произнес он интеллигентнейшим тоном. – Папа всё уладит.

А поскольку папа слову своему хозяин, тем более что обещано было не кому-нибудь, а ребёнку, – с утра пораньше отправился он в банк, одетый, как и положено мошеннику с внушительной биографией, без учёта каких-либо норм и стандартов современности. Алексей Давыдович был крупный, широкий в кости мужчина. Ладность этой лепки он передал сыну, за что сын не уставал его благодарить. Шевелюра, ещё густая, но почти вся серебряная, была украшена небольшой шляпой, придававшей ему вид потерявшегося в городе и в веках Робин Гуда. Костюм картину не прояснял. Он был просто отличным, этот костюм, сшитый на заказ из привезённого по заказу отреза ткани, уворованного по заказу из именитого салона Парижа. Просечь всю его являемую глазу красоту мог только человек той же выделки, что и Алексей Давыдович.

– Вот только нет таких больше. Не делают, – обычно говорил Алексей Давыдович, с удовольствием глядя на себя в зеркало.

Войдя в банк, Алексей Давыдович огляделся и пошёл к столу самой грустной девушки. Алексей Давыдович был убеждён, что униформа – если только это не американская военная трёхцветка, – убивает в женщине всё на корню. Форма работниц банка была прекрасна: куцая белая блузка и непомерно широкий галстук наводили на мысль о самоубийстве, и скудная юбка не добавляла оптимизма.

Алексей Давыдович положил перед одной из таких сироток чек и ослепительно улыбнулся. Девушка быстро пробежала глазами по чеку и, даже не взглянув на Алексея Давыдовича, потянулась к внутреннему телефону, стоящему на её столе. Что-то не заладилось, – девушка нахмурилась, несколько раз потыкала в клавишу пальчиком, затем со вздохом притворного сожаления встала и направилась к столу другой бедняжки, откуда могла свободно сообщить начальству, что ожидаемое лицо в банк прибыло.

Алексея Давыдовича эта мизансцена не обманула. Готов он был к тому, что сейчас должно было последовать. Девушка вернулась к своему столу.

– Прошу прощения! Видимо, что-то с телефоном, – она украдкой бросила взгляд за спину всё так же улыбающегося Алексея Давыдовича. – Сейчас, буквально минутку!

Алексею Давыдовичу и оборачиваться не надо было, чтобы понять, кто стоит за его спиной.

– Доброе утро! – сказал Ростислав Фёдорович. – Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

12 3 4 5 След.

Другие книги автора

Текст

Евгения Палехова

Базарные бабы. Заметки у прилавка с библейскими припевами

Невинный семейный бизнес. Мелодрама с острыми краями

Глава первая

С этой книгой читают

Другие книги автора