Хозяин Запретного леса

– Тебе пора, – целует в макушку. – Идём, провожу.

Мягколапой рысью ступает рядом. Игриво бодает лобастой головой. Позволяет гладить пушистый мех. Он всегда провожает ее до опушки. И всегда в зверином обличье. То медведем обернется, то волком, то оленем. И долго смотрит ей вслед. До крови кусая покрытые брусничным соком пальцы, пытаясь унять свою жажду.

Зимой сложнее себя сдерживать. Чем длиннее ночи, тем сильнее его звериная сущность. И тем слабее странный внутренний запрет. Потому и гонит ее раньше срока. Не за диких зверей опасается и не за Дикую охоту. Те ее не тронут. Признают своей. За себя боится. Что однажды не сдержится и вцепится ей в горло.

Как бы отвадить ее до весны? Может не выходить на зов? Не показываться. Глядишь, тогда перестанет в лес ходить. Зимой долго на пеньке в ожидании не просидишь. Главное, чтобы опять глупость какую не выкинула. Как тогда, с порезанными руками. Она ведь упрямая.

Прошлая зима далась ему нелегко. Но тогда можно было держаться подальше. Или велеть не приходить несколько дней. Теперь так не получится. Замучает вопросами.

– Знал ведь, что горя с ней хлебнешь, – укоряет сам себя тихонько. – Теперь не жалуйся. Головой нужно было думать, а не сердцу волю давать.

Леся брела по пустой улице, размазывая по лицу слезы горькие. Уже седмицу он не показывался. Не выходил на зов, даже издали с ней не заговаривал. Неужто разлюбил ее? Или она его чем обидела по глупости? А ну как больше не появится? Как ей дальше жить?

– Здравствуй, девица-красавица! – на дороге возник добрый молодец, ученик отцовский в окружении друзей. – Чего закручинилась? Али обидел кто? Так ты только скажи, я ему мигом тумаков отвешу!

– Здравствуй, Радомир! – выдавила натужную улыбку. – Спасибо за заботу, но без твоей помощи обойдусь. Не сахарная поди, от слез не растаю.

Дружки Радомира дружно заржали. Парень глянул на них зло. Потом посмотрел на Лесю:

– Знаю я, чья помощь тебе нужна. Хозяина запретного леса. С нечистью связалась. Чем же он лучше нормальных мужиков? Или правду говорят, что в мать пошла? Та тоже с нечистью якшалась и чаровницей была.

Радомир давно на нее глаз положил. Да только безответно.

– Ты бы не артачилась, нечистивое отродье, – подошел вплотную, дыхнув в лицо жареным луком, ухватил пальцами за подбородок. – Может я и сохраню твою тайну. Коли порадуешь меня. Видать, миленку твоему ты больше не нужна. Нашел себе волчицу. Или медведицу.

С перепугу влепила ему пощечину. А потом коленом между ног двинула. И припустила к дому со всех ног. Не станет же он за ней гнаться через всю деревню? Не стал. На следующий день у околицы подкараулил и следом в лес пошел.

Тихо крался следом по тайной тропке. Вошел вместе с ней на полянку заветную. Слушал, как зовет она Хозяина лесного. А когда тот не явился на зов, вышел из тени.

– Я ж говорил, что не нужна ты ему больше. Нечисти верить нельзя. А вот мне вполне сгодишься. Я не привередливый, – надвигался на нее, заставляя пятиться к деревьям. – Где вы с ним любились? Что, прямо тут, как дикие звери?

Леся отступила к краю поляны. Уперлась спиной в дерево. Бежать было некуда. Звать лес на помощь нельзя. Это бы подтвердило слова Радомира. И он бы об этом всей деревне разболтал. Люди в деревне доверчивые. Да и Лесю не очень-то жалуют. Любой байке поверят.

Попыталась ударить, но на этот раз он перехватил ее руку. Сгреб медвежьей хваткой и повалил на землю. Сам сверху залез. Одной рукой к земле прижал, другой задрал юбку. Потом стал штаны развязывать. Коленом ей ноги раздвинул. Навалился всем телом, прижимая к земле. Пыхтит и хрюкает от нетерпения, словно хряк у кормушки. Леся и пошевелиться не в силах. Только кричать и может. Да зажмуриться от страха.

Сила неведомая оторвала от нее Радомира, подняла в воздух и швырнула об дерево. Тот со стоном упал на землю, тряся головой. Между ними стоял здоровенный разъяренный медведь. Шерсть дыбом, с клыков пена хлопьями свисает. Рык глухой над лесом раскатами грома разносится. Бросил взгляд на Лесю да и прыгнул на Радомира всей тушей.

Жуткий крик сменился булькающим хрипом. Летели во все стороны брызги крови и куски мяса. Парень дергался в предсмертных конвульсиях. А медведь все рвал и рвал свою жертву. Будто хотел, чтобы и клочка от него не осталось.

– Не надо, – голос не слушался, получился хриплый шепот. – Пожалуйста, не надо. Остановись. Стой! Не убивай!!!

Медведь замер. Обернулся на голос. Глаза дикие, ни капли разума. Морда в крови, шерсть слиплась. Зарычал, обнажая клыки. Того и гляди бросится на нее. Потом застыл, тряхнул башкой, будто отгоняя наваждение. И ломанулся в лес через кусты. Оставляя на острых сучьях клочья шерсти.

Леся села. Оправила одежду и застыла, словно изваяние. Боялась шевельнуться. Боялась даже посмотреть в сторону кучи кровавых ошметков, что еще пару ударов сердца назад была человеком.

Тень возникла среди деревьев, на самом краю света. Он замер, глядя на нее из тьмы лесной чащи. Уже не свирепый зверь. А ее любимый мужчина. Сердце болезненно сжалось в груди. На глазах выступили слезы. Захотелось броситься к нему, обнять. Но перед глазами возник образ свирепого медведя и дыхание перехватило.

– Зачем ты его убил? – она с трудом переборола страх и вернула голосу силу.

– Он хотел сделать то, чего ты не хотела, – голос, больше похожий на рычание. – Я не мог ему позволить.

– Ты мог остановиться. Напугать, покалечить на худой конец. Но не убивать.

– Не мог. Прости, – тень отодвинулась вглубь леса. – Уходи. И больше не возвращайся. Ты сама все видела.

Он не сказал больше ни слова. Она звала. Плакала, умоляла. Клялась, что не испугалась и что ни в чем его не винит. Грозилась остаться в лесу и замерзнуть насмерть. Снова плакала. Но он не отозвался. Леся посидела еще немного и бросилась к выходу из леса. Когда Радомира хватятся, станут искать. И лучше бы ей быть отсюда подальше.

Перед глазами стояла картина окровавленной медвежьей морды и горы дымящегося мяса. Ее вывернула наизнанку. А потом еще раз и еще. Пока в желудке ничего не осталось. Он убил человека! Из-за нее убил! “У Хозяина лесного голос ласков, да норов жесток!” – вспомнились бабкины слова. Выходит, так оно и есть.

Не помнила, как вернулась в деревню. Благо, по дороге никого не встретила. Пришла домой, забралась на печь, сказалась больной. Бабка лишь головой покачала укоризненно.

Радомира нашли вечером. На опушке запретного леса. Никто не рискнул идти в чащу по кровавому следу, что тянулся от трупа. А утром пришли за ней. Кто-то из друзей убитого рассказал, как они ссорились. И видел, как он утром пошел за ней в сторону леса. Люди быстро сложили два и два. Возглавлял процессию друид с железной цепью в руках.

Костер разложили в поле. Недалеко от опушки запретного леса. Практически, в двух шагах. Лесе связали руки и приковали к столбу железной цепью. Железо почему-то жгло кожу через тонкую рубаху. Несильно, будто едва разогретая сковородка. Под босыми ногами сложили охапки хвороста. Односельчане окружили место казни. Среди них были и отец с мачехой. И бабка. Все смотрели на нее осуждающе. Будто она их обманула и предала. Или будто она лично задрала Радомира.