Забытая скамейка

Я немедленно отправился в путь. Правда, путь был не такой уж и далекий. В Калугу я прибыл рано утром, доехал до улицы Липовой на такси. Домик стоял такой же, как и более двадцати лет назад. Я пересел в коляску из такси, подъехал к калитке и увидел, что двери заколочены, окна закрыты наглухо. А где же Лидочка?

Через забор заглянула соседка, поинтересовалась, кто я и что тут делаю. Я повернулся к ней вместе с коляской, она узнала меня. Всплеснула руками, велико было ее удивление… Пригласила к себе в дом, накормила такими вкусными щами, которых я не пробовал много лет. И только потом рассказала, что тут произошло без меня. Лидочка родила сыночка, она ждала меня и никогда не думала о замужестве. Она ж д а л а, она верила, что я приду. А я был жив… Но не приехал. Сынок ее – Гришенька вырос красивым рослым парнем, похожим на меня, как две капли воды. Ушел в Армию. Невеста ждала его, и мать ждала… Но не дано было им дождаться Гришу. Он погиб. Офицер из его части привез урну с прахом и медаль, которой наградили Гришу посмертно.

Когда Лидия увидела вместо живого сына урну с прахом, она умерла в тот же момент. Вот так все и рухнуло. Поехали мы с соседкой на кладбище. Посмотрел я могилку, где похоронены моя жена и мой сын. Ушли из жизни преждевременно.

– Сынок, Гришенька, прости меня! Прости, что ты рос без отца, а я в это время все годы жил в доме инвалидов войны. Прости, сынок!

Я сказал отцу, что все равно не могу вспомнить ни маму, ничего из детства, так что и обижаться не на кого и не за что.

Примерно через год, сынок, появился ты. Приехал в дом своей матери. Даже учитывая потерю памяти, интуиция привела тебя в Калугу и в родной дом. Ты, сынок, обязательно вспомнишь все. Память восстановится. Хорошо, что ты жив остался.

Вот так, Оленька, мы с отцом жили до тех пор, пока он не умер. Потом я оказался в полном одиночестве. Годы шли. Спасибо, мне от военкомата помогли сделать ремонт в доме, крышу полностью заменили. Сделали заново канализацию. Но одиночество душу не греет. Я так и был одинок до момента появления тебя в парке у нашей любимой скамейки.

Ольга слушала и плакала. Конечно, никакой ошибки быть не может! Она приехала попрощаться с прошлым, а вернулась в него и будет теперь начинать новую жизнь со своим любимым в этом доме.

– Гришенька, родной мой! Ты видишь, действительно произошла ужасная ошибка. Из-за нее ушла из жизни твоя мама. Счастье хотя бы в том, что тебя нашел отец и жил с тобой остаток своей жизни. Ему повезло хотя бы в этом.

Да… Судьба иногда отнимает счастье, но иногда и возвращает. Григорий и Ольга через пятьдесят лет нашли друг друга.. Но если Ольга все помнит, то им вдвоем предстоит еще пройти долгий путь к полному выздоровлению Григория.

Глава 9. Момент истины

Ольга была полна решимости дойти до победного конца. Она решила поехать в военкомат и попросить личное дело Анатолия Васильевича Петрова, инвалида первой группы. Ей не хотелось видеть потерянное лицо Гриши, когда она будет ходить вместе с ним по инстанциям. Поэтому она попросила его не волноваться, она поедет одна и будет держать его в курсе всех событий. В военкомате пожилую женщину встретили уважительно. Она с внутренней улыбкой подумала, насколько древней она выглядит в глазах молодого офицера, если он назвал ее бабушкой и тут же попытался усадить на стул в приемной военкома.

Военком встал из-за стола и пошел навстречу Ольге Семеновне, поздоровался с ней, пригласил пройти и сесть в кресло, в углу кабинета, а сам сел напротив нее. Такой теплый и неофициальный прием вселил некую надежду в измученную душу пожилой женщины.

– Ольга Семеновна, я вас слушаю.

Она в нескольких словах описала ситуацию. Что она хотела бы выяснить историю инвалида Петрова Анатолия Васильевича, потерявшего память в результате авиакатастрофы во время срочной службы. Рассказала военкому о том, что хочет помочь человеку восстановить память, поэтому будет пытаться найти родственников, которых, возможно, Анатолий Васильевич сможет вспомнить.

Офицер, который встретил ее в приемной, тут же по просьбе военкома принес личное дело Петрова Анатолий Васильевича. С фотографии смотрел на нее Григорий, уже в своем нынешнем облике. Такой, каким он стал после авиакатастрофы, обгорелое лицо, в ужасных шрамах. Но была и фотография Григория, очевидно, сделанная в госпитале, когда его выписывали после окончания курса лечения. В глазах Григория читался страх. Ольга Семеновна понимала причину страха Гриши. Он же отказался от жизни в доме инвалидов Советской Армии. Сказал, что знает, куда поедет, что у него есть дом. А страх в глазах говорил о неуверенности. Куда идти и кому он нужен?

Однако в личном деле были документы и автобиография в том числе, написанные лично рукой Анатолия Петрова. Ольга Семеновна даже достала из сумочки очки. Руки ее дрожали. Она хотела посмотреть, похож ли почерк Анатолия Петрова на почерк Гриши. Она никогда бы не забыла его почерк. Такой мелкий и ровный! Никто в их классе не мог писать буквы мельче, чем Гриша. Его мелкие буковки и цифры некоторым учителям даже в очках было трудно разобрать, и они все время просили Гришу пощадить их глаза. Ну, нельзя же так издеваться над пожилой Анной Ивановной, преподавателем русского и литературы, которая работала в школе уже в пенсионном возрасте и носила очки с выпуклыми линзами. Гриша извинялся, обещал писать покрупнее, но ничего не менялось…

Нет, думала про себя Ольга Семеновна, эти крупные буквы и наклоном в левую сторону совершенно не напоминали ничем почерк Гриши. И тут же она увидела заявление, написанное рукой Гриши, но от имени Анатолия Васильевича Петрова, что он прописан в городе Калуга по улице Липовой, дом 17. Но это же совершенно другой почерк! Как не обратили работники военкомата внимание на этот важный момент. Человек, потерявший память, пишет совсем другим почерком заявление на выдачу пенсии по инвалидности и указывает свой адрес в Калуге…

Военком с интересом и любопытством наблюдал за тем, как взволнованно женщина знакомилась с делом инвалида Петрова, потерявшего память полвека назад. Он даже улыбался… В его понимании эта пожилая женщина занималась глупостями. А Ольге Семеновне было не до смеха. Она сняла очки и военком увидел глаза женщины, полные слез. Она показала на последний документ и попросила военкома сравнить почерк Петрова до катастрофы и после нее. Разница была очевидна. У руководителя военного комиссариата города Калуги был вид изумленный и даже испуганный.

Без лишних комментариев Ольга Семеновна попросила найти в архиве дело призывника Кораблева Григория Дмитриевича 1963 года. Удивительно, но дело все-таки сохранилось. Его нашли среди документов, подготовленных на уничтожение всвязи с истечением срока хранения. Военком открыл дело и замер. Он моментально понял суть дела. Для чего эта интеллигентная пожилая женщина просила и одно, и другое дело. Ясно было, что парень оказался с обезображенным лицом. Он потерял память, опознавать было некому. В те годы, полвека назад, никто не делал генетическую экспертизу, как это делается сейчас. Человек всю жизнь жил под чужой фамилией.

Ольга Семеновна молча смотрела прямо военкому в глаза. Он тоже не отводил от нее своих синих глаз. Молодой офицер годился ей во внуки… На глазах у женщины выступили слезы, которые стекали по щекам и она не могла успокоиться. Ее просто трясло… Вслух она произнесла лишь одну фразу:

– Я – невеста Кораблева Григория Дмитриевича. Я хоронила его маму и урну с прахом Гриши. Его мама умерла в тот же момент, когда увидела урну с именем своего сына. Я похоронила их обоих в одной могиле… Я всю жизнь была одинокой. Я пронесла через всю жизнь свою любовь к Грише. Оплакивала его. А он… он же был жив!

Последние слова Ольга Семеновна выкрикнула. Она была на грани истерики. Ей стало плохо с сердцем. Кто-то из сотрудников забежал с валидолом. Женщина рыдала, она не могла понять, как могли в госпитале или в части решить, что погиб именно Григорий.

Ну да, рост у парней был одинаков. И темные глаза. Но на фото у Анатолия Петрова разрез глаз значительно отличался. У Гриши были более продолговатые глаза, напоминавшие глаза египтян. А у Анатолия Петрова были круглые черные глаза. Одним росчерком пера какой-то невнимательный штабист лишил жизни мать Гриши, лишил ее единственного сына, а Ольгу лишил счастья прожить жизнь рядом с любимым человеком. Она не видела разницы, есть ли шрамы на лице Гриши или их нет. Для нее он был важен сам и красивым казался даже со шрамами.

Ольга Семеновна немного успокоилась, но слезы ее не кончились. Офицер принес ей чай с лимоном. Она закрыла лицо руками, ее плечи сотрясались от плача, она плакала беззвучно. Когда она окончательно успокоилась и подняла глаза на военкома, ему хотелось умереть на месте. Он чувствовал огромную вину перед семидесятилетней женщиной за плохое исполнение служебных обязанностей своих предшественников, которых уже могло и не быть на этом свете. А если были, то они не испытали такого горя… Они могли искренне считать, что работали достойно и достойно встретили старость в своей семье, в окружении детей и внуков. А эту женщину лишили радости именно те люди, которые не вникали в детали. Выписали документ о смерти живому человеку, ни в чем не повинному, лишив его семьи. Все это военком понимал и чувствовал себя виноватым. Хотя и не он совершил ошибку.

Он встал, подошел к Ольге Семеновне, извинился перед ней и спросил ее коротко:

– Чем сейчас я могу помочь вам?

– Самое главное, что вы можете сделать для Григория, это найти хорошего доктора и помочь вернуть память. Он всю жизнь был инвалидом. Хочу, чтобы старость он провел по-человечески. В семье. Со мной. Я чуть не уехала из Калуги навсегда. Встретила его на нашей скамейке в парке над рекой, где мы с детства с ним любили сидеть. Вот там я его и нашла.

Ольга Семеновна заплакала снова. Военком попросил ее подъехать завтра за направлением. За сегодняшний день он найдет самого лучшего врача, который имеет опыт, и у Григория появится шанс стать пенсионером, но здоровым, а не инвалидом первой группы.

Вслед за Ольгой Семеновной вышел офицер, который ее встретил в приемной военкома. Теперь он спросил, куда ее нужно отвезти. Она не стала отказываться и хотела отправиться домой. Но представила, в каком взволнованном виде она сейчас появится перед Гришей… Она получила такое подтверждение истинного лица Гриши, что сомневаться уже не приходится. Теперь нужно все силы бросить на его выздоровление, возвращение памяти. Ольга вспомнила, как Гриша волновался, когда она ему начинала что-то рассказывать, а он силился вспомнить эти события, но ничего не получалось. В его памяти был полнейший провал, и от этого он страдал еще больше.

Сейчас Ольга решила прийти в себя, немного успокоиться и попросила подвезти ее к педагогическому институту. У нее было несколько свободных часов, чтобы войти в здание института, побродить по коридорам, почувствовать родной запах аудиторий, где они набирались ума в юные годы.

Где сейчас все ее однокурсники? Теперь кого-то из них можно увидеть сидящих на лавочке и наблюдающих за внуками, а кто-то уже никогда не встретится…

Ольга остановилась перед зданием института и не узнала его. Основной корпус уже не был главным. Рядом возвышалось новое современное здание, удивительно гармонично вписавшееся в единый архитектуарный ансамбль зданий ее родного института. Конечно, никого она там не ожидала увидеть из однокурсников, все давно уже вышли на заслуженный отдых. Но пройтись по коридорам, посмотреть, как живут студенты сегодня, она вполне сможет.

Она помнит, как поддерживали ее парни и девчонки, когда узнали о гибели жениха. Помогали ей в подготовке к экзаменам, относились к ней бережно и чутко. Они помогали ей выжить. Она выжила… Эх, сколько страданий она пережила… А ведь не случайно ей приснился сон, когда Гриша ее успокаивал и просил не плакать, а ждать. Сказал, что жив… Пятьдесят долгих лет прошло… Она все-таки была здорова, а как Гришенька жил в одиночестве. Он и отца не вспомнил. Но хотя бы отцу подарил счастье прожить с сыном более двадцати лет.

Ольга не могла успокоиться. Ей хотелось снова плакать. Но теперь появилась надежда на выздоровление Гриши. Она будет использовать любой шанс. Они еще будут счастливы. И она подумала, что ни ее мама, ни гришина уже не смогут узнать, что она все-таки нашла Гришу. И не смогут за них порадоваться…

Она шла по коридору. Вот здесь была их аудитория. Вот она, слева вторая дверь. А здесь огромная стена, на которой в годы ее обучения обычно размещали всю важную информацию, которую нужно было довести до каждого студента. Ольге стало интересно, чем живут современные студенты. Она остановилась, достала свои очки, не торопясь протерла салфеткой стекла, нацепила очки на нос и подняла взгляд на стену.

Оказалось, что здесь теперь находится несколько другая информация. Крупные буквы, расположенные у самого потолка были написаны золотом, расположенном на бирюзовой основе: Гордость института – наши выпускники.

Вся левая стена была заполнена фотографиями групп. Указывался год выпуска каждой группы. Ольга подумала:

– Да… в наши годы такого мемориала не было. А теперь сделали! Молодцы! Она посмотрела на самые верхние ряды. Там были фотографии выпускников, начиная с 1945 года. Наверное, разыскивали эти фото у выпускников тех лет… Ниже пошли выпуски пятидесятых лет, и вот выпуск их группы. Это было в 1968 году. Ольга с волнением рассматривала лица своих друзей. Да, конечно, у нее дома были фотографии их группы, но именно такой не было.

Ольга даже не думала, что увиденное вызовет в ее душе такую бурю чувств. Она вытерла непрошенные слезинки и стала продвигаться вдоль стены. Теперь был блок фотографий студентов, получивших красные дипломы. Оа увидела свое фото, увеличенное до размеров портрета… О! Это фото взято с ее студенческого билета! Ольге хотелось сесть где-нибудь и поплакать. Но сесть было негде. Зато она увидела, что вот здесь был кабинет преподавателей. И сейчас он был тоже здесь. Ольга постучала в дверь, ей ответили «Войдите». Она вошла. В кабинете было всего два человека. Преподаватели… Совсем молодые девушки.

Девушки увидели пожилую женщину в крайне взволнованном состоянии, у которой слезинки бежали по щекам, она пыталась успокоиться, но никак не получалось. Одна из девушек бросилась к Ольге и попросила ее присесть, принесла ей воды в стакане. Ольга выпила пару глотков и на вопрос девушки, чем она может помочь, ответила взволнованно:

– Мне вообще-то помощь не требуется. Я сегодня решила зайти в стены родного института, который я закончила в 1968 году. Увидела, с какой любовью сделали эту стену памяти. Уважение к выпускникам. Даже нашла свой портрет среди студентов, получивших красные дипломы. Кочеткова Ольга Семеновна – это я.

Девушка всплеснула руками:

– Ой, так вы с моей бабушкой вместе учились! Она тоже в 1968 году окончила наш пендинститут. Постникова Татьяна. Помните ее?

– Танюшу? Конечно, помню! Я всех помню в нашей группе! Как она? Как ее здоровье?

Очевидно, вопрос Ольги моментально испортил настроение девушки, она помрачнела и сказала:

– Когда как. – помолчала и добавила – В целом неплохо. Если хотите, могу предложить вам встретиться с моей бабушкой. Она будет рада увидеть вас. Даже ехать никуда не надо, она живет здесь рядышком, через пару улиц.

Ольга подумала, что не случайно встретила она здесь внучку Тани Постниковой. Есть, наверное, причины, если внучка просит навестить ее бабулю.

– Почему бы и нет! Я зайду к ней. У меня как раз сегодня свободный день. Скажите мне адрес, и я сейчас к ней загляну.

Девушка сказала Ольге:

– Ольга Семеновна! У меня есть полчаса до начала лекций. Хотите, я вас провожу? Меня, кстати, назвали в честь бабушки. Я тоже Татьяна.

Они вместе вышли из кабинета, и Татьяна показала Ольге Семеновне фотографии своего выпуска. Действительно, это было замечательно, так сохранить память о выпускниках института… Но еще более приятно было увидеть блок фотографий, где были фотографии преподавателей института из числа их выпускников. Вот и фотография Татьяны тоже есть…

Действительно, Татьяна Постникова жила недалеко от института. Татьяна-младшая рассказывала, что бабушка сейчас живет одна. Восемь лет назад дедушка Коля скончался от сердечного приступа. И бабушка почти ни с кем не общается. Живет одна. Она пережила много горестных событий в жизни. Ее удел – одинокая жизнь в четырех стенах. Она, несомненно, будет рада увидеть подругу студенческих дней. Вы, наверное, Ольга Семеновна, помните, что произошло с моей бабушкой в ее молодые годы?

Ольга ответила:

– Немного, только в общих чертах… У нее была несчастная любовь, как мне помнится…

– Тогда я очень надеюсь, что вы знаете, как с ней нужно вести себя. Но она должна вас вспомнить и будет рада встрече. Я так думаю.

Глава 10. Исповедь Татьяны

Внучка не стала открывать квартиру бабушки Тани своим ключом. Она позвонила, и они с Ольгой Семеновной терпеливо ожидали, когда бабушка откроет дверь. Наконец, раздались шаркающие шаги, и дверь открылась. На Ольгу Семеновну смотрела несомненно Татьяна Постникова, с которой они вместе учились в институте. Если бы Ольга встретилась с Татьяной на улице, она ни за что не узнала бы подругу студенческих лет. Татьяна ничем не напоминала красивую видную девушку, оптимистично настроенную, отличницу… Теперь она превратилась в потерянную старушку, глаза которой ни на ком и ни на чем не останавливались надолго. Ей было трудно сосредоточиться… Она была довольно неопрятно одета, волосы собраны в хвостик.

На Ольгу Семеновну Татьяна посмотрела едва ли не с ненавистью. Но взгляд ее несколько смягчился, когда она увидела свою внучку Танечку. Бабушка заулыбалась и протянула руки навстречу:

– Заходи, заходи, моя хорошая! Я уже соскучилась по тебе. – И тут же спросила внучку, кивнув головой в сторону Ольги:

– А это кто с тобой?

– Бабуля, не узнаешь? Это же Ольга Семеновна Кочеткова. Вы учились в одной группе в институте. Ты помнишь ее? Мы сегодня с Ольгой Семеновной встретились в институте. Она зашла посмотреть, не была здесь лет сорок.

– Кочеткова? Ольга? Что-то не припомню. – Татьяна приложила морщинистую руку ко лбу и призадумалась. Потом встрепенулась и спросила:

– Это ведь твой жених-то погиб в армии? И сама ты чуть не умерла?

Ольга кивнула.

– Видишь, моя дорогая внученька, я ничего не забыла! Все помню. Вот и Ольгу вспомнила! Проходи, Оленька!

Внучку порадовала перемена в настроении бабушки, и она тут же побежала на кухню, поставила чайник на плиту и накрыла стол в гостиной.

– Бабулечка, вы тут чаевничайте с Ольгой Семеновной, а я побегу. У меня начинается пара. Преподавателю опаздывать непозволительно! – Девушка быстро упорхнула, а бывшие однокурсницы остались вдвоем.

Татьяна чувствовала себя наедине с Ольгой не так свободно и легко, как в присутствии внучки. Но Ольга взяла в свои руки течение беседы и старалась расслабить свою бывшую однокурсницу. Она начала с комплиментов в адрес внучки Татьяны. Старушка расплылась в улыбке. Ольга уже даже в некоторой степени сожалела, что согласилась навестить Татьяну, поскольку каждое, неосторожно сказанное, слово могло в одну минуту сменить радушный настрой хозяйки.

Они сидели в мягких креслах напротив друг друга, и теперь Татьяна уже совсем не напоминала собой взъерошенную и беспокойную птицу. Она была предельно расслаблена и расспрашивала подругу о том, как прошла ее трудовая жизнь, какая ее семья. Где ее дети… Вопросов было много, все реальные, правильно поставленные. Одно лишь выдавало ее несконцентрированный ум и память. Она уже забыла, что лет тридцать назад они встречались с Ольгой и та ей рассказала, что воспитывает дочку одна, что живет во Владивостоке. А мама не хочет жить на Дальнем Востоке, поэтому Ольга старается навещать маму в Калуге.

Татьяна сидела напротив Ольги, слушала, кивала головой, а потом вдруг у нее навернулись слезы на глаза и она сказала:

– Знаешь, Оля, как грустно мне жить на свете, особенно после смерти моего мужа Коленьки. Никого видеть не хочется… Хоть бы какое радостное событие произошло, чтобы я могла вернуться в ту, прошлую и счастливую жизнь…

Татьяна опустила голову и тупо смотрела в пол.

– Да и там мало было хорошего. Ты ведь помнишь, что было со мной в мои молодые годы?

Ольга помнила все, что происходило. До сих пор все помнит, что с ней самой происходило. И с подругой тоже… Такое не придумаешь ни в одной мелодраме или приключенческом фильме… Так много всего загадочного и необъяснимого произошло тогда…

Однако вслух Ольга сказала:

– Помню то, что ты тогда озвучивала вслух. То, что сказала ты сама. А слухи меня не интересуют никогда.

Вдруг Татьяна вскинула на Ольгу глаза и взволнованно спросила:

– Оля, а хочешь, я тебе расскажу, что там на самом деле произошло? Я ведь никому никогда не рассказывала. Могу не помнить, как зовут мою соседку на площадке, а вот события полувековой давности отпечатались в мозгу так, как будто это все случилось вчера.

– Если ты не будешь волноваться, то расскажи. Я не хочу, чтобы к тебе вернулось состояние тревоги.

Ольга боялась, что состояние Татьяны ухудшится. Но пожилая женщина теперь выглядела совершенно здоровой, глаза ее ожили. Это могло быть связано с приходом Ольги. Слишком долго Татьяна находилась среди своих мыслей и воспоминаний в одиночестве. А Ольга как будто принесла с собой струю свежего воздуха. Она налила им обеим свежего чаю, села поудобнее в кресло и сказала:

– Оля, слушай! Я даже маме об этом не рассказывала. Честное слово, ведь я много раз хотела умереть. Но теперь это уже все в прошлом. Я пережила все, что выпало на мою долю. Ни с кем не могу обсуждать эту тему. Внучка тут же начинает беспокоиться о моем психическом состоянии. Оля, а ты помнишь, когда мы с тобой познакомились на первом курсе? Какой я была?

– Да уж, конечно, помню. Смешливая и жизнерадостная девчонка ты была, Танечка! На нашем курсе все парни мечтали завоевать твое внимание. А старшекурсники ходили за тобой как на веревочке! Я помню, какая ты была красавица! Жаль, молодость пролетает настолько быстро, что не успеешь оглянуться, как ты уже давно сидишь на пенсионном пособии!

Обе дружно рассмеялись и взялись за чай. Татьяна улыбнулась и продолжила рассказ:

– Да, Оленька, согласись, что познакомиться с мужчиной и влюбиться очень легко. Гораздо труднее пройти путь испытаний. Не всегда любовь дарит радость, далеко не всегда… Вот у меня как раз именно такой случай. Одно горе, разочарования и короткие моменты надежды и счастья. Разве это назовешь любовью? Как я сейчас понимаю, это похоже на зомбирование. Душа не откликается на зов сердца. Человек совершенно разбалансирован. Я это испытала на себе.

С Рудольфом я познакомилась на первом курсе. Мы как раз готовились к экзаменам. Мы с Нинэлькой собрали учебники и пошли в парк. Разложили конспекты на травке под тенью огромного дуба и проходили все с первого до последнего билета по истории. У нас были бутерброды из дома и термос с чаем. Мы повторяли билеты и хохотали постоянно. Беззаботная молодость! Вдруг я почувствовала тревогу. Мне казалось, что кто-то рассматривает меня, как муху через увеличительное стекло. Беспокойство возникло в душе. Я оглянулась вокруг, но поблизости никого не было. Мы продолжили заниматься с Нинэль.

Ощущение беспокойства не покидало меня. Я исподтишка начала просматривать всю окружающую местность. В кустарнике мелькнул солнечный зайчик, на секунду ослепивший меня. Зайчик тотчас же исчез. Значит, в кустарнике кто-то скрывается и тайно рассматривает нас. Это уже было не смешно. Я вскочила и напрямик бросилась к этим цветущим кустам сирени. В ароматном сиреневом облаке сидел парень и, как ни в чем не бывало, улыбался мне самой доброжелательной улыбкой.

Я строго спросила:

– Что вы тут детскими забавами занимаетесь? Ослепляете нас солнечными зайчиками?

– Девушка, вам показалось! Это стекла моих очков так вас ослепили… А в целом, я не Бармалей! С чего вдруг я буду причинять вам неудобства? Я также, как и вы, занимаюсь подготовкой к экзаменам.

– А… Тогда нет вопросов! – Я повернулась и пошла на свою полянку.

– Девушка, минутку! – Парень быстро подскочил ко мне и сказал с улыбкой:

– Меня зовут Рудольф! А вас как?

– Татьяна.

Рудольф тут же с юмором продекламировал:

– Рудольф плюс Татьяна – пара без изъяна!

Я почему-то рассердилась. Мне не нравилось, с какой уверенностью он нас в первую же минуту соединил в пару «без изъяна».

– Ерунда! Готовьтесь к экзамену!

– Танечка, я не буду вам мешать. Можно я буду заниматься с вами рядышком, на вашей полянке?

Я ничего не ответила, лишь тряхнула головой, мои белокурые локоны рассыпались по плечам, я собрала их в узел и пошла к себе. Но Рудольф подхватил свой рюкзак и пару общих тетрадей и побежал за мной. Он так и остался с нами. Когда он доставал из рюкзака книги, я увидела в рюкзаке бинокль.

Мне стало не по себе. Этот маньяк рассматривал нас в бинокль на расстоянии в сто пятьдесят метров. Каждую родинку и ресничку рассматривал… Неизвестно, сколько времени он этим занимался.

Отвернувшись от него, я взяла свои конспекты и молча углубилась в чтение. Рудольф в это время пытался завязать разговор с Нинэль. Она односложно отвечала на все его вопросы и шутки. Потом он начал ей рассказывать о себе. Но каждую минуту напряженный его взгляд я чувствовала затылком. Он просто сверлил меня. Я резко повернулась и встретилась с ним глазами. Казалось бы, ничего в его внешности не было особенного. Парень был одного со мной роста. Несколько веснушек украшали его слегка курносый нос. Вообще, внешность самая обычная. Я бы его завтра могла не узнать…

И только глаза! Что-то в них было такое, что трудно отвести взгляд. Это не был взгляд влюбленного мужчины. Это был магнетический притягивающий взглд, как будто он силой взгляда проникал в душу, вызывая беспокойство и даже какой-то мистический страх… Темно-серые его глаза, как стальной клинок, впивались прямо в мое сердце. Я опустила глаза. Это был знак его молниеносной победы над первокурсницей пединститута, хорошенькой и белокурой, веселой хохотушкой, которая еще никого не любила. А нравилась многим.

Мне стало не по себе. Внешне Рудольф не был красавчиком-сердцеедом. Самый обычный парень. Наверное, взглядом он решал все свои жизненные проблемы, горы мог свернуть со своего пути… И всё – взглядом!

Рудольф смотрел прямо мне в глаза и говорил о себе в третьем лице. «Он», «этот парень», «студент»… С каким-то чувством юмора или даже сарказма он рассказывал о себе. В результате пустой болтовни в течение десяти минут я только поняла, что он заканчивает третий курс медицинского института. Будет психоневрологом, психотерапевтом. Изучает психиатрию с огромным интересом.

– Гипнозом тоже интересуетесь?

– Почему вы об этом спрашиваете?

Я оставила его вопрос без ответа. У меня вдруг в памяти всплыла пословица, где сказано, что только евреи отвечают на вопрос своим вопросом. Скрытные, хитрые и дальновидные люди…

– Вы – еврей?

– Почему вы сделали такой вывод?

Я молчала и смотрела ему прямо в глаза. Он взгляд не отводил и тоже смотрел пристально в мои глаза. Такое противостояние длилось несколько минут. Я сдалась первая. Снова его победа. Это уже было вне всяких сомнений.

Он подошел ко мне, присел рядом на траву, взял меня за руку и сказал:

– Завтра я жду тебя здесь же, часам к десяти. Будем заниматься вместе. Я буду ждать. А сейчас я ухожу. Срочные дела.

– Для чего ты носишь с собой бинокль?

– Друг вернул сегодня. Это бинокль моего деда. Вот и ношу в рюкзаке весь день.

Мне нечего было возразить. Я пожала плечами и опустила глаза в конспект.

Дома меня терзали сомнения. Что-то подсказывало мне, что счастья от такого знакомства я не увижу. Прямо душа плакала. Но я как овца на заклание утром пошла в парк, и занимались мы снова целый день втроем. Так вписался Рудольф в мою жизнь без приглашения, без особого проявления своих чувств. Он пришел как хозяин. И я приняла без боя второе место в нашей паре. Мы встречались очень часто. Так я закончила второй курс, а он – четвертый курс мединститута.

Постепенно я привыкла к тому, что Рудольф всегда все решает за меня. Куда мы идем, с кем встречаемся. Правда, уже год я была с ним знакома, но знала о нем очень мало. Он учился в Калуге. А где-то в пригороде жили его дедушка и бабушка. У них был свой домик, Рудольф часто привозил фрукты и угощал нас. Но где живут его родители и кто они, он не отвечал ничего и только неопределенно махал рукой в сторону:

– Там!

– Где?

– Они не здесь… Скоро приедут.

Летняя сессия закончена. Рудольф пригласил меня с собой в горы. Он с друзьями собирался в Грузию. Там невиданной красоты горы. Он уже бывал в тех местах и восторженно рассказывал о невероятных рассветах и закатах в горах. Моя мама не хотела меня отпускать. Она четко и ясно сказала, что разрешит мне поехать только тогда, когда Рудольф придет к ней и станет гарантом моей безопасности в путешествии с совершенно незнакомыми людьми. Это его друзья, а у нее среди них знакомый только он, Рудольф. Я передала ему слова мамы. Он засмеялся и сказал:

– Мама твоя права. Но ты передай ей, что по возвращении из путешествия я приду к твоим родителям просить руки их дочери.

– Ты хочешь, чтобы мы поженились?

– Да, у меня будет только одна женщина в жизни, это – ты! – он обнял меня, прижал к себе… В его объятиях я замирала… Мне очень хотелось верить его словам.

Мама так и не дождалась визита Рудольфа к нам домой, чтобы познакомиться с парнем, который собирался увезти их дочку в далекие края на целых два месяца. Но я умоляла родителей отпустить меня в поездку, им надоело мое нытье, и они согласились.

Все начиналось замечательно. Мы выехали из Калуги на поезде веселой дружной компанией. Где студенты, там и песни под гитару… Нас было всего десять человек. Парни – однокурсники Рудольфа, со своими девушками. В группе я знала только своего Рудольфа. Три девочки были из мединститута. Четвертая девушка уже работала учительницей. Успела окончить институт. Вскоре мы все перезнакомились. Так что двое с половиной суток в пути – и мы в Тбилиси. Оказывается, один из ребят был родом из Грузии. Он тут знал все достопримечательности и был отличным гидом.

Из Тбилиси автобусом мы отправились в горы. Горное озеро, окруженное реликтовыми соснами. Прохладная ключевая вода… Мы жили в палатках. У каждой парочки была своя палатка. Можешь ты, Оля, представить, как резко поменялась моя жизнь. Мы с Рудольфом не расставались ни на минуту. Все время рядом, причем, он всегда держал меня за руку.