Непростые истории 3. В стране чудес

Огромным глотком он допил чай и прежде, чем она что-то успела сказать, вышел за дверь, махнув рукой на прощание. Конечно, кто она ему? Максим другом был, а она?

***

Утром Марина критически осматривала в зеркале осунувшееся лицо, тусклые, сбитые в колтун волосы. Н-да! Вот кто на привидение похож! Любой бы сбежал. Нет, ну как она могла поддаться на всю эту мистическую чепуху? Видно, с горя разум помутился, в таком состоянии в любую ересь поверишь. Но ведь владельцы машины умирали? Да. Или это стечение обстоятельств? И ещё ей очень хотелось поговорить с Настей, в глаза ей посмотреть. Неужели всё из-за той истории с повышением? Они обе претендовали на эту должность, но начальство выбрало Марину. Телефонный звонок прервал размышления.

– Смирнова Марина Игоревна? – Казённый и усталый голос заставил её замереть в предчувствии беды. – Старший инспектор ГИБДД…

Она молча слушала, с трудом понимая, что ей говорят – Смирнов Константин и Воробьёва Настя попали в ДТП сегодня рано утром.

Марина поехала в отделение ГИБДД. Долго сидела там, тиская руки, но, в конце концов, дождалась инспектора, выезжавшего на аварию. Ей показали запись с видеорегистратора Настиной машины.

Широко открытыми глазами Марина с ужасом смотрела на экран, на летящую прямо в лоб чёрную смерть с еле различимым логотипом БМВ. Настя, пытаясь избежать столкновения, уходит вправо, налетает на ограждение и дальше только мелькающие в беспорядке кадры.

«Водитель и пассажир скончались от травм, несовместимых с жизнью. Виновник аварии скрылся, номер установить не удалось».

Марина слушала сухой протокольный отчет, ощущая колокольный звон в ушах. Это просто совпадение. Мало ли чёрных БМВ в городе? «Совпадение, совпадение», – твердила она себе, как мантру. Машина смирно стояла на парковке. Марина села за руль, погладила приборную панель, скорее, по привычке. Она иногда думала о той, что умерла здесь, на этом самом месте, и всегда становилось жутковато. Как её звали? Анна, кажется.

– Ведь ты не при чём, да? – прошептала она. – Не при чём? Они сами? Сами? И я не при чём. Не при чём.

Они мчались по трассе куда глаза глядят. Марина то разгоняла машину чуть не до максимума, то еле плелась. Скорость успокаивала, не давала возможности думать ни о чём, кроме дороги. Впереди показался карман, где стайкой сгрудились несколько фур. Ей показалось, она узнала машину! Резко крутанув руль, ворвалась на стоянку. Водилы, курившие группкой, изумленно уставились на неё.

– А где Алексей? – спросила она, кивнув на первый с края грузовик.

Рослый парень в кожаной жилетке бросил под ноги окурок и царапнул её взглядом.

– Нет его, – буркнул он и полез в кабину.

***

Она давила на кнопку звонка так, что онемел палец. Наконец за дверью зашаркали шаги и кто-то, глянув в глазок, помедлив немного, всё же открыл.

– Проходи, – Лёха с мокрой головой, с полотенцем вокруг бёдер, посторонился, пропуская её внутрь. – Извини за вид, я мылся.

– А я думала, пускать не хочешь.

Марина с любопытством огляделась. Просторная комната, не идеально, но чистая – нора холостяка. Из мебели диван, шкаф, стол и полки, много полок. А ещё фотографии, которые висели на стенах, лежали на столе, полу и вообще везде.

Лешка сменил полотенце на джинсы и майку. Трёхдневная щетина уже не украшала его лицо, гладко выбритый, он мало походил на водителя грузовика.

– Ты не в рейсе? – спросила она.

– Перестань, – махнул он. – Раз ты здесь, значит, знаешь, что я не дальнобойщик. Мне Серый звонил, рассказал, как ты его измором взяла, выпытала адрес.

– Зачем тебе это? – Марина пытливо смотрела на него.

Водитель фуры долго отнекивался, мол, не знаю ничего, уж она и грозила, и подлизывалась, он сдался, когда Марина заплакала, и признался, что одолжил машину на пару дней знакомому. А вот зачем это было надо, она надеялась услышать от него самого, от Лёшки. И ещё – кого-то он ей напоминал. Кого?

– Ты меня, наверное, возненавидишь, но так и быть, расскажу. Фуру, сбившую твоего мужа, так и не нашли. Моросило, номеров никто не запомнил. – Он перевёл дыхание. – Это друг мой. Хороший друг. Он ехал с грузом, с липовыми накладными, испугался, что гаишники докопаются, и он не только под статью попадет, но еще и на бабки. Жена у него вторым беременна, вот-вот родит. Нельзя ему в тюрьму. Вот и уехал. Но он же не урод, переживал сильно. Позвонил, рассказал. Я и решил найти родственников, узнать что да как, может, надо деньгами помочь или еще чем.

– Помог? – Она всё не могла посмотреть ему в глаза.

– Ты мне скажи, – Лёшка присел на подлокотник дивана. – Не знаю, Марин. Я тебя увидел, такая испуганная – пять минут до смерти, глаза в пол-лица, ну, думаю, беда совсем. Мне беда.

– Ты поэтому умчался, как ошпаренный?

– Надо было Серёге машину вернуть, ему в рейс, он мне плешь проел. Я бы потом приехал. Честно.

– Ты врал. Так бы и дальше врал?

– Я не знал, как сказать.

– Да ты бы никогда не сказал! А вдруг я в полицию пойду?

– Право твоё. Делай, как хочешь. Друг-то не виноват, муж твой сам под колёса выбежал, ты видела. Это просто несчастный случай. Максима не вернёшь, а мужик на нары сядет, семья без кормильца останется. Он и так себя казнит.

Взгляд её упал на снимок в рамке над рабочим столом. Легко узнаваемый министр обороны пожимал руку мужчине, в котором с трудом, но угадывался лжедальнобойщик Лёха.

– Ты врал. Другом Максима прикинулся. Я поверила. А ещё говорил, что хороших людей много. Где? Где? Пошли вы все!

Хлопнула дверь. Раздался дробный стук каблуков. Лёшка мрачно смотрел в стену и размеренно бил кулаком в ладонь.

***

– Представляешь! – кричала Марина, вжимая педаль акселератора в пол, – он мне врал! Я чего угодно ожидала, думала, может, он женат или ещё что. Но такого – нет! – машина возмущённо ревела в ответ и яростно рвалась вперёд.

Дом стоял тёмный, нахохлившийся. Она почувствовала вину – совсем его забросила. Хотя бы камин надо по вечерам разжигать. Марина щёлкнула тумблер у калитки. Лампочки во дворе не загорелись. Опять что-то с проводкой. А машину-то надо помыть и в гараж поставить. «Я только чаю попью, передохну немного, фонарик найду и всё сделаю», – пообещала она не то себе, не то ей.

Света не было и в доме. Тьфу! Как утомил сельский быт – без мужских рук туго придётся. За спиной послышался шорох, кто-то толкнул её на пол, она ударилась об угол стола и сдавленно вскрикнула. В темноте угадывалось несколько размытых фигур.

– Молчи, тварь! – прошипела ей на ухо одна из них.

Люстра под потолком вспыхнула, осветив комнату и трёх мрачного вида парней.

– Вы кто? – задыхаясь от страха, просипела Марина.

– Пихто! – низенький здоровяк, видно, главный в компании, окинул помещение взглядом. – Похоронная команда! Костя нам бабок должен.

– Костя погиб, – выдавила она с трудом.

– В курсе, – коротыш кивнул. – А мне по барабану. Долги надо возвращать. Не по-людски это.

– У меня нет денег.

– А мне по барабану. Жить захочешь, найдёшь. Три лимона с тебя.

Марина закусила губу и поднялась с пола. Села на диван.

– Я к Костиным долгам отношения не имею. Он брат моего покойного мужа. Денег нет. Хоть убейте. Деньги же от этого не появятся. Можете машину забрать.

– Да что она стоит? – презрительно скривился коротыш. – Мне бабки нужны, бабки! Ты что, не сечёшь? Или ты бессмертная? Или на круг тебя никогда не ставили? А нас тут трое, и мы тебя, как Тузик грелку!

– Как хотите. Машина, единственное, что есть. Дом мужу покойному принадлежал, раньше чем через полгода всё равно не смогу продать. Забирайте машину. Остальные деньги буду собирать, – она говорила механически, словно робот. Даже страх прошел – устала бояться.

Коротыш о чём-то посовещался с остальными, она слышала только невнятное бормотание. У неё в голове гудело, и всё опять казалось нереальным, зыбким, как во сне.

– Ладно, – он вытряхнул её сумку на стол, выхватил из кучи пластиковый конверт с документами и брелок с ключами. – Ещё надо оценить твою колымагу, что стоит. И деньги собирай. Срок – неделя. Ментам стукнешь – не жить тебе, падла! На куски порежу. Пойдём машину смотреть.

Он сдернул её с дивана и, грубо толкая в спину, погнал на улицу. У неё даже мыслей никаких не было. Пустота какая-то. Она безучастно смотрела, как коротыш залез в БМВ и повернул ключ. Стартер чихал, кашлял, но не заводился.

Коротыш высунулся из машины, щедро сыпля ругательствами.

– У тебя же бензина нет, твою мать! Как ты на ней ехала-то?

Марина еле пожала плечами, наверное, бесполезно рассказывать, что час назад она залила полный бак.

– Давай с нашей отольем, – к бэхе подбежал один из парней. – До заправки хватит.

Она прислонилась к забору и прикрыла глаза, приказав себе потерпеть ещё немного.

«А-а-а-а!» – раздался страшный крик.

Марина встрепенулась и отшатнулась в испуге. На чёрных боках БМВ кроваво отсвечивали языки пламени. Возле «Тойоты», воя от боли, катался по земле один из подельников коротыша, пытаясь сбить пламя с одежды. Вокруг него метался в панике второй. Коротыш, чертыхаясь, побежал, на ходу снимая куртку, принялся лупить по огненным языкам, уже лижущим бока автомобиля. Потом метнулся к багажнику, выхватил оттуда огнетушитель, направил сопло на огонь – раздался хлопок, и коротыш упал, хрипя и зажимая лицо руками. Ноги его мелко-мелко сучили по земле. К её ногам подкатился развороченный огнетушитель. На улицу высыпали соседи.

– Марина! – громкий крик заставил обернуться. К ней со всех ног мчался Лёха. – Марина! – он подбежал и схватил её за руки. – Ты цела? Ты в порядке? – Она кивнула, все еще пребывая в ступоре. – Что тут у вас происходит? Там же бензобак сейчас взорвется! Эй! – закричал Лёха. – Всем отойти! Отойти! Слушай, надо бэху отогнать, неровен час, загорится, – и прежде чем Марина поняла, что он собирается делать, сел в машину, завёл мотор и тронулся с места.

Впереди начиналась развилка, посередине стоял толстый бетонный столб, на котором крепилась трансформаторная будка, и Леха, не сворачивая, пёр прямо на этот столб, быстро набирая скорость. Марина внезапно ахнула и бросилась вслед.

– Стой! Стой! – заорала она. Как её звали? Анна, Анюта? Нет, не то. Что-то щёлкнуло у неё в уме. – Нюша! Остановись! Нюша! Я люблю его! Стой! – Отчаянный крик взлетел в ночное небо и вспыхнул мириадами огненных брызг.

Когда Марина, задыхаясь, добежала до машины, до столба оставалось пара сантиметров. Леха всё ещё сидел за рулём, неподвижно уставившись в одну точку. Она распахнула дверь и вытащила его наружу.

– Ты цел, цел? – Марина смотрела на него во все глаза и трясла за куртку.

– Живой, – потрясённо откликнулся он. – Что это было? Тормоза отказали, я за ручник – он заел, хотел дверь открыть – не получается, а эта прёт и прёт вперед, прямо в трансформатор, у меня вся жизнь перед глазами пронеслась. Не врут люди-то! Я так и не понял, как я её остановил?

– Она сама остановилась, – Марина прижалась щекой к его груди. – Она такая, с характером. Но я тебе расскажу, как с ней нужно обращаться. Вы должны подружиться.

На их лицах плясали сполохи огня – вдали догорала «Тойота».

***

«Нюша – вот значит, как тебя зовут, – Марина, прошлась последний раз тряпкой по лобовому стеклу, убирая разводы. – Смотри, какая ты чистенькая и красивая. Спокойной ночи, Нюша».

– Намыла? – Лёха стоял рядом и прихлёбывал чай из огромной кружки. – И всё же это какая-то мистическая хрень. Чтоб машина на имя отзывалась да ещё и правила свои тебе диктовала. Не находишь?

– Мне пофиг. Она живая, и тебе придётся с этим смириться. Всё равно тебе на ней не ездить.

– Это ещё почему?

– Она тебя не повезёт.

– Раньше возила.

– Когда ты мне помогал. А сейчас у тебя непонятный статус. И вообще ты подозрительная личность, хоть и журналист или кто?

– Военкор, – Лёха почесал голову. – Ладно, со статусом определимся. Главное, чтобы она по ночам не пила кровь невинных младенцев. – Он скорчил зверскую рожу, и Марина невольно рассмеялась.

Может, Лешка прав, всё это просто цепь случайностей – пролившийся бензин вспыхнул от искры, неисправный огнетушитель взорвался, тормоза отказали. Но она не будет искушать судьбу. Она не стала допытываться у него, зачем он приперся ночью к ней домой. Раз приехал, значит, так нужно. Ему. И ей тоже.

– Пойдём? – Лёшка открыл дверь гаража.

– Подожди, – ей вдруг захотелось сделать одну вещь, и она, нашарив в кармане брелок с ключом, нажала кнопку.

«Пускай всегда где ты, там я…» – раздалось из динамиков. И Марина громко засмеялась.

– Ты чего? – удивился Лешка.

– Это Нюша поет. Певица такая есть, – Марина вытерла заслезившийся глаз. – Скажи Нюше спокойной ночи. Пожалуйста.

– Вот блин! – Лёшка нахмурил лоб. – Ну, ладно. Спокойной ночи… Нюша.

Марина задержалась в дверях, ещё раз оглянувшись. Пусть Лёшка не верит. Даже если у них ничего не получится, она не будет одинока – теперь у неё есть свое личное привидение. С моторчиком. Подружка. Нюша.

– Пока, Нюша, до завтра, – прошептала она. – Пускай где ты, там я. Теперь так. Навсегда.

Папина дочка

1

Дом встретил Егора непривычной тишиной. Пока он раздевался, из кухни выглянула Аля, расцвела улыбкой и радостно помахала лопаткой в руке. Ноздри его затрепетали, уловив запах выпечки. Желудок, целый день живший на одном кофе, радостно заурчал. А вот Тошка почему-то не выбежала навстречу как обычно. Опять дуется? Что на этот раз? Из-за Серафимы, что ли? Неделю назад Егор решил отказаться от услуг старушки-няньки, приглядывавшей за дочерью. Серафима с Алей не сошлись характером, а ему дома хотелось покоя, а не кухонных битв.

Егор заглянул в комнату дочери. Тошка калачиком лежала на диване.

– По какому поводу грусть? Двойку, что ли, получила? – он присел рядом и дернул дочь за тонкую косичку. Тошка вздохнула.

Взгляд Егора задержался на семейной фотографии над столом. Снимок из той жизни, из счастливой. Егор и Нина весело улыбаются. Тошка, с пышными бантами на голове, сжимает в руках букет. Первоклассница. Серые глаза, пепельно-русые волосы, упрямый подбородок. Папина дочка. Как будто вчера все было, и вот уже четвертый класс.

– Пойдем ужинать, хватит страдать! – Он решительно сгреб дочь с дивана, поставил на ноги и увидел широко открытые серые глаза, полные слез, распухшую красную щеку и темнеющий на скуле синяк.

– Это что? – изумился Егор. – Откуда? Кто? Это в школе?! Да не молчи ты!

– Она не хотела, пап, – прошептала Тошка. – Я сама… сама виновата. Я блузку испачкала…

Кровь мгновенно бросилась Егору в голову, в ушах зашумело, он выбежал из комнаты и помчался в сторону кухни.

– Егор! – Аля обернулась от плиты. – Ну, где вы там? Все готово, – она кивнула на горку золотистых оладий в фарфоровой миске. – Ты почему не переоделся? А руки помыл?

– Не помыл, – глухо сказал Егор, раздувая ноздри, пытаясь сдержать ярость, рвущуюся наружу. – Мне тоже по морде съездишь?

– Ты что? – пролепетала она. – Ты о чем?

– Дрянь! – прошипел он багровея. – Убирайся! Немедленно! Сейчас! Пошла вон! – лицо его исказилось, и Егор с грохотом саданул стулом об пол.

Аля медленно обогнула стол и попятилась в прихожую. Какая муха его укусила? Егора она знала уже лет пятнадцать ну и любила примерно столько же. Из них получилась бы красивая пара. Оба высокие, светловолосые. Да, Аля любила Егора, а он любил Нину. И Аля смирилась. Пусть хоть так, краешком по судьбе, но пройти. Да, характер у Егора непростой и вспыльчивый, но никогда раньше он не кричал на нее, Алю, вот так – бешено сверкая глазами и брызгая слюной.

– Послушай, – пролепетала она, – может, объяснишь, что случилось?

– Заткнись! – рявкнул Егор, и Аля мгновенно захлебнулась слезами.

Замок щелкнул, Егор прислонился лбом к холодной поверхности двери. В висках все еще стучало. Он пару раз глубоко вздохнул. Стало легче. Наверное, и правда, есть на свете только одна любовь. Единственная. Все остальное лишь попытка заменить оригинал, избавиться от ноющей боли в груди.

– Па-а-п? – раздался голос дочери. – А ты чего?

– Все хорошо, – улыбнулся он через силу. – Я Алю проводил. Она уехала.

– Совсем? – Тошка держалась рукой за щеку. Егор кивнул. – А я есть хочу, – шмыгнула она. – Я деньги дома забыла. Я потому сразу на кухню и пошла, что мне кушать очень хотелось, а она… и потом я… – одинокая слезинка скатилась по ее щеке.

– Ну, все, все, – Егор подхватил дочку на руки и понес на кухню. – Сейчас мы чаю попьем. С бутербродами. Да?

Тошка кивнула, слабо улыбнувшись сквозь слезы. К миске с оладьями они так и не притронулись. Утром Егор скинул их в мусорку, туда же отправились и всевозможные амулеты и обереги, щедро развешанные Алей по всему дому.

***

Телевизор на стене беззвучно работал, цветные сполохи плясали по комнате. Егор плотно закрыл дверь в детскую, чтобы не разбудить Тошку. Павел, старый друг, заехал поздно вечером, и они негромко обсуждали завтрашнюю поездку.

– Нам бы завтра пораньше тронуться, до пробок. Давно мы с тобой на речку не ездили! Помнишь, как раньше? – начал Павел и осекся.

Егор, странно вздрогнув плечами, кивнул. Да, давно. Год с небольшим. С тех пор как заболела жена.

– Зря ты на клинику в суд не подал, – правильно истолковал его вздох Павел. – Я бы тебе толкового адвоката из своих парней выделил, зря, ей-богу, зря.

Павел заведовал юридической фирмой и, несмотря на внешность весельчака-балагура, обладал бульдожьей хваткой успешного адвоката. Егор вздохнул.

– Они сделали, что могли. Кто же знал, что этот прибор выключится? Чертовщина какая-то, – Егор залпом допил коньяк из стакана. – Как будто проклял кто. Ты же помнишь, какая Нина была веселая, легкая? И вдруг как подменили – ревность без причины, скандалы, истерики, головные боли эти ужасные. Надо было сразу ее к врачам тащить, а я с ней ругался. Думал, бабья блажь… А теперь уже ничего не изменишь…

– Ладно, – сказал Павел поднимаясь, – время позднее, пойду. На моей машине поедем? Может, тогда сразу вещи в багажник сложим, чтоб завтра время не терять?

Пока Егор искал в недрах квартиры рыбацкое снаряжение, Павел шумно возился в прихожей, натягивая ботинки.

– Привет, Тонечка, – кивнул он, заметив выглядывающую из-за угла смущенную физиономию девочки. – Ты чего не спишь? Поздно уже.

– Привет. Дядя Паша, а вы с папой куда-то завтра едете? – Тошка вышла в коридор.

– Едем, едем! – Павел улыбнулся. – Сто лет не выбирались. Егор вон зеленого цвета уже. Ему свежий воздух нужен.

– А я? – губы ее капризно надулись.

– Ну, Тонечка, мы же на денек только. Вечером приедем.

Тошка нахмурила светлые бровки и, казалось, задумалась.

– А вот я папе скажу, что вы ко мне приставали, – решительно вскинула она голову.

– Как приставал, ты о чем?

– А вот так. Щупали меня, вот!

– Ты что мелешь? Тонька, ты что? – громким шепотом возмутился Павел, мгновенно вспотев. – Да ты в своем уме? Ты сериалов, что ли, насмотрелась? Я вот Егору скажу…

Тошка лишь плечами пожала. Павел посмотрел в ее ясные серые глаза. Как, откуда в этой головенке такие мысли? Да не трогал он ее никогда. Ну, возился с малышней, летом на даче. Неужели она могла решить, что?.. И пока мысли сайгаками носились в его голове, девочка улыбнулась. Улыбнулась совсем по-взрослому, той самой улыбкой, какую Павел не раз видел у взрослых прожженных сук. И вспотел еще больше. Даже если и не поверит Егор дочери, все равно дружбе их, многолетней и прочной, в одно мгновение придет конец… Хотя какое не поверит! Он за Тошку и убить может! И ничего ты не докажешь, хоть умри! И тут он сдался и чуть слышно пробормотал:

– Ты чего добиваешься, а?

– Мы с папой в аквапарке давно не были, – скромно потупилась Тошка.

– Понятно, – кивнул Павел и провел рукой по мокрому лбу.

Егор вынырнул из комнаты с рюкзаком и спиннингом.

– Еле нашел, – выдохнул он. – О, дочурка! Ну-ка марш в постель. Я рано уеду, а ты с Серафимой Борисовной останешься.

После разрыва с Алей, Егор искал кого-то с кем можно оставлять дочь, но лучше старой Серафимы так и не нашел.

Тошка послушно кивнула, продолжая смотреть на Павла влажными глазами.

– Тут, знаешь, какое дело, – пробормотал Павел, не сводя взгляда с безмятежного лица девочки. – Жена только что позвонила, мать у нее заболела. Придется ехать. Сам понимаешь, теща – это святое!

– Черт! – Егор уронил рюкзак на пол. – Ладно, Павел, не судьба, видать. Ну, может, на следующие выходные?

– Ага, давай попробуем, – Павел заспешил, засуетился. Наскоро пожал руку Егору и вывалился за дверь, чувствуя, как колотится сердце и ноет в правом боку.

Егор задумчиво смотрел на рюкзак под ногами. Этот рюкзак тоже из той жизни, из счастливой. Вспомнил, как плясали тонкие пальцы по грифу гитары. Нину он увидел у костра в одном из студенческих турпоходов. Нет, сначала услышал. Низкий грудной голос. «Я здесь, Инезилья, я здесь под окном…» – пела она, и ладная шапочка каштановых волос на ее голове вздрагивала в такт аккордам. И Егор почувствовал себя сразу и Дон Жуаном, и Доном Сезаром…

– Па-а-ап! – Тошка потрясла его за руку. – А мы в аквапарк завтра пойдем?

– Да, – машинально кивнул Егор, – пойдем, да. – Он посмотрел на дочь, переминающуюся босыми ногами на холодном полу. Ее глаза с надеждой смотрели из-под растрепанной челки. Егор почувствовал комок в горле. – Ну что ты, мышка? Конечно, пойдем! – он подхватил дочь на руки и подбросил в воздух. – Ну и тяжелая ты стала, однако! Скоро меня перерастешь!

Уложив дочку и бережно накрыв одеялом, Егор вернулся в комнату, долго смотрел на недопитую бутылку, борясь с искушением. Иногда он завидовал алкоголикам. Если б можно было напиться и забыться. Забыть, что где-то умирает самый любимый человек, и ты ничем не можешь ему помочь.

Он ясно помнил тот день. После сложной операции Нина лежала в реанимации, подключенная к какому-то хитрому аппарату, но мужу и дочери разрешили навестить ее. Он и вышел-то переговорить с лечащим врачом на минутку. А когда вернулся, первое, что увидел – ровную зеленую линию на мониторе, дефибриллятор в руках у врача, а уж потом испуганные глаза дочери, которую медсестра тащила из палаты. Нину удалось откачать, но из комы она так и не вышла. Егор вздохнул и потер лицо. Никак нельзя раскисать. У Тошки, кроме него, никого нет.

Часы на стене тихо шептали «тик-так, тик-так». Тошка прислушивалась к звукам из гостиной – вот папа выключил телевизор и ушел к себе. Наверное, будет сидеть полночи за компьютером, работать. Как хорошо знать, что папа всегда рядом с тобой – умный и смелый, самый лучший на свете. Только ее и больше ничей. Тошка улыбнулась, вспомнив растерянность и даже страх в глазах дяди Паши. Избавиться от него оказалось еще проще, чем от ненавистной Али. Так же легко, как нажать кнопку на серо-белом корпусе аппарата. А потом молча наблюдать, как зеленые зигзаги на мониторе становятся меньше, реже и постепенно затухают совсем, превращаясь в унылую ровную линию. Главное, не смотреть на неподвижную фигуру на кровати, опутанную проводами и трубками. Это не мама. Это не может быть мамой. Это что-то, отнявшее у нее отца, то, из-за чего его никогда не бывало дома. Она просто хотела освободить папу. Но теперь все будет иначе, все будет хорошо. Завтра они пойдут в аквапарк, и на следующие выходные тоже куда-нибудь пойдут, и так будет всегда. Тошка повернулась на бок, подложив ладошки под щеку. Через минуту она уже крепко спала.

2

Непривычно теплый ноябрь выдался в этом году. Несмотря на сумерки, во дворах все еще гуляли детишки. Бабульки бурно обсуждали чужие дела: «…так я ж и говорю! Не дай бог, такую жизнь! Третий год лежит. Да хоть бы уже отмучилась, что ли! А детям ее каково? Ты ж характер ее помнишь? Всю кровь у них выпила…»

Егор припарковался и пошел к ярко освещенным дверям супермаркета. На входе он посторонился, пропуская женщину с коляской. Та мельком глянула на него из-под капюшона голубой куртки.

– Аля? – воскликнул он с удивлением.

Аля откинула капюшон и внимательно посмотрела ему в лицо.

– Плохо выглядишь, Егор. Как ты?

– Как видишь, – он усмехнулся и полез за сигаретами.

– Много куришь, – Аля покачала головой. – Как Нина? Прости, если…

Егор махнул рукой.

– Ничего. Все так же. Тошка в пятый перешла. Серафима нам помогает.

Аля кивнула.

– Как сама? – Егор посмотрел на малыша, укрытого одеялом.

Аля мигом развернула коляску, пряча ребенка от любопытных глаз.

– Как видишь. Извини, нам кушать пора, – она махнула рукой, прощаясь, и быстро пошла прочь.

Егор задумчиво смотрел ей вслед. После их ссоры прошло чуть больше года. Аля тогда долго еще пыталась помириться, звонила, что-то говорила и плакала в трубку, но Егор был непреклонен. В задумчивости он сделал покупки и поехал домой.

Тошка выскочила из своей комнаты и обняла его обеими руками. Егор отметил помятое лицо, всклокоченные волосы. Опять днем спала? И уроки наверняка не сделала.

Егор ковырялся вилкой в тарелке, просматривая почту на планшете, а сам то и дело возвращался мыслями к Але. А что, если она и правда не била девочку? Неужели Тошка соврала? Зачем? И с кем посоветоваться? Паша, друг закадычный, почему-то звонить перестал. Помнится, хотели на рыбалку, да так и не собрались. То теща заболела, то аврал на работе, Егору даже показалось, что Павел избегает его. Может, он друга чем обидел, да не понял? Недолго думая, он набрал номер.

***

Они встретились на следующий день, и Егор, к лишним церемониям непривычный, сразу спросил, мол, что не так, Паша? Обидел чем – скажи.

Павел тяжко вздохнул и рассказал. Но то, что он говорил, казалось невероятным. Не могла Тошка такое придумать. Не могла!

– Ну вот, я тебе все сказал, прямо гора с плеч. Хочешь – верь, хочешь – не верь. Но ты меня сто лет знаешь. Как по-твоему, педофил я или нет?

Егор молча развернулся и ушел, играя желваками на лице.

Тошка выбежала навстречу, повисла на шее. Худенькие плечики, острые лопатки. Совсем не ест ничего, жаловалась нянька. И спит плохо. Мечется во сне, вскрикивает. Разбудишь, не помнит, что снилось, только глаза огромные таращит да руками в одеяло вцепится, будто видит что страшное. Темноты стала бояться.

– Привет, мышонок, – Егор легонько подкинул ее в воздух. – А я на днях Алю встретил, – сказал он Серафиме Борисовне, которая стояла на пороге в нелепых войлочных ботах, и сразу почувствовал, как напряглась Тошкина спина. – С коляской.

– Ишь ты! – прошамкала Серафима, поджав розово-перламутровые морщинистые губки. – Кто ж такую стервозину замуж взял? Или так, без мужа? Ох, и девки ныне пошли!

Егор проводил няньку и задумался. Нина и Алевтина – давние подруги, еще с института. Он догадывался, что Аля была влюблена в него, но не придавал этому значения. Нина медленно угасала в больнице, и Аля всегда была рядом с ней и с ним. С ними. Он даже сам не заметил, как их отношения перешли за грань просто дружбы. Мог это быть его ребенок? Почему же она не сказала? Егор качнул головой. Наверное, он виноват перед Алей – заморочил голову, дал надежду, а потом выгнал, как собачонку. Конечно, она не простила.

***

Егор сгружал в багажник пакеты с продуктами, а дочка уже сидела в машине, уткнувшись в телефон. По выходным они вместе ездили за покупками в ближайший супермаркет. Метрах в пятидесяти, у пешеходного перехода, мелькнула голубая куртка. Оглянувшись на Тошку, увлеченную игрой, Егор быстрым шагом догнал Алю. Ему показалось, что она испуганно отпрянула.

– Ты не рада, я вижу?

Аля пожала плечами.

– Все уже отболело и прошло, Егор.

– А как же ребенок?

– При чем тут ребенок? Никакого отношения к тебе он не имеет. У нас не мексиканский сериал…

– Аля!

– Не кричи, – громко зашептала она и несильно оттолкнула его от коляски, – разбудишь.

Загорелся зеленый свет, толпа хлынула через переход, оттеснив их в сторону. Егор все пытался взять Алю за руку, та вырывалась.

– Скажи правду! Я должен знать!

– У тебя уже есть ребенок, – горько ответила она. – Неподражаемая Антонина, вот и наслаждайся.

– Ой! Держите! – раздался истошный вопль.

Они разом повернули головы. Медленно, но постепенно набирая ход, коляска катилась по проезжей части прямо под колеса черного джипа. Егор выскочил на дорогу, расталкивая прохожих. В несколько гигантских скачков догнал коляску, ухватился за ручку, дернул на себя. Джип, отчаянно скрипя тормозами, вильнул колесами и с грохотом выкинулся на тротуар. Раздался лязг металла, перекрытый пронзительным женским криком. Аля подбежала, взглянула на ребенка, зашаталась, и Егор еле успел подхватить ее под руку. Из джипа медленно выкарабкивался молодой мужик с перекошенным лицом. Заглянув в коляску, где обиженно орал младенец, он облегченно вздохнул. Губы его дрожали.

***

– Мы нашли видеозапись с камеры уличного наблюдения, – сказал, вызвавший Егора через пару дней дознаватель ГИБДД. – Посмотрите.

Егор насторожился, чувствуя подвох. Водитель джипа оказался, в принципе, неплохим парнем. Да и ремонт машины Егор оплатил.

Вот коляска, вон там, за толпой виднеется спина Егора и рукав Алиной куртки. Что это? Егор вытаращился изо всех сил, не смея поверить.

– Вы узнали ее? – спросил дознаватель, как ему показалось, сочувственно.

– Это моя дочь, Тошка. Антонина, – хрипло выдавил он, все еще не веря своим глазам, – это Тошка толкнула коляску на дорогу. Толкнула и пошла дальше как ни в чем не бывало. Он потер лицо, стирая наваждение.

Егор вошел в дом, мрачно кинул пальто на вешалку. Он все еще не придумал, как ему говорить с дочерью. Он смотрел на нее и не видел. Такая милая маленькая мышка, его девочка – чудовище…

– Я все знаю, – сказал он, сев напротив дочери. Тошка вздрогнула. – Есть запись, где видно, как ты толкаешь коляску. – Тошка выкатила огромные глаза и застыла, вцепившись руками в косички. – Не знаю, зачем ты это сделала. Но можешь не бояться, ты еще маленькая, тебе ничего не будет. По закону за детей отвечают родители. Так что в тюрьму посадят меня. А тебя отдадут в детдом. – Егор сурово смотрел на дочь.

– Папа! Папочка! – закричала Тошка, мгновенно залившись слезами. – Не отдавай меня в детдом! Не отдавай! – она сорвалась с места и вцепилась в него руками, уткнувшись лицом в рубашку. – Она тоже меня хотела отдать! Не отдавай! Как у вас ребеночек появится, так вы меня в детдом сдадите!

– Да кто тебе это сказал? – Егор силился оторвать от себя ее руки, но Тошка вцепилась в него мертвой хваткой. – Что за бред!

– Я знаю, знаю! Ненужных детей всегда сдают!

– Бред! А Павел? Он-то чем тебе помешал? Ты ж его любила?

– Вы с дядей Пашей пьете все время! Если будешь пить, меня от тебя заберут, – всхлипнула она.

– Да кто ж тебе такое наговорил? Кто?

Тошка тряслась от рыданий, что-то лепетала, но толком объяснить ничего не могла. Егор еле-еле смог ее успокоить.