Красавец для чудовища

Рабочие будни

«Черт. Вот зачем полез?» – Василий притворил за собой дверь кабинета Широковой и замер. Шумно выдохнул и упер руки в бока. Ситуация вышла из-под контроля, а ему казалось, что все играет в его пользу. Но Широкова оказалась стервой не только по слухам, но и на самом деле – завелась из-за того, что он начал критиковать ее команду. Наверняка она перепроверит его правки, наверняка даст нагоняй ответственным за дело юристам, но это будет за закрытыми дверями. Только она имеет право казнить и миловать в этих окрашенных в благородные золотистые тона стенах.

Василий поймал себя на мысли, что хотел бы оказаться на месте сотрудников Инги Павловны, чтобы и за него тоже кто-то стал горой.

В его практике такого еще не бывало. На самом деле он понимал, что допустил ошибку уже в первый момент, когда сказал «Инги Павловны еще нет». Ведь прекрасно знал, как она выглядит – на сайте «Jus Olympic» была размещена фотография Широковой. Поэтому, когда она появилась в офисе, он ее узнал. И запаниковал, как мальчишка. И вот тогда-то она и составила о нем превратное мнение.

«И что теперь делать?» – он посмотрел на рабочий стол, ставший уже практически его столом, на стопку неразобранной корреспонденции, почувствовал растущее раздражение – он в самом деле полезен фирме Широковой! Он и сейчас готов подписаться под каждым словом, сказанным в ее кабинете. Он сам, когда был руководителем хоть и небольшой, но своей фирмы, не раз выходил из себя из-за бестолковости секретарей, из-за неумения работать со спецификой юрфирмы. Грамотно перенаправить входящий звонок, заверить в компетентности юристов и дать необходимые рекомендации новому клиенту человек, умеющий лишь быстро нажимать на клавиши компьютерной клавиатуры, не мог. А ведь именно он – лицо всей фирмы. Тем более такой, как «Jus Olympic».

«К черту!» – он махнул рукой невидимому оппоненту и занял свое новое рабочее место так, словно начальница не бросила ему в лицо «Пошел вон!».

Расстегнув пиджак и оправив его полы, он открыл файл с реестром входящей корреспонденции, придвинул к себе папку с письмами. Скрепленная большой канцелярской скрепкой стопка распечатанных платежек и реестров – из бухгалтерии, на согласование Инге Павловне, тощая картонная папка с номером арбитражного дела и пометкой «перенес» от позавчерашнего числа, входящая корреспонденция на английском и итальянском – из посольства и от потенциального клиента с предложением о сотрудничестве.

Трезвон сотового заставил вздрогнуть – этого звонка Василий особенно ждал и боялся. Он ответил почти сразу, прикрыв звук ладонью:

– Да, есть новости?.. И что говорят?

Ему торопливо рассказывали, он хмурился и выводил на уголке отрывного календаря сумму «888 200» и под ними слова: «Десять дней».

– Вась, если через десять дней не сделают операцию, то будет поздно, – говорили из трубки. – Там никакие деньги уже не помогут, понимаешь? И я не знаю, что делать.

Василий знал.

– Хорошо. Я понял, я попробую это решить… Привет маме.

Он какое-то время задумчиво вертел сотовый в руке, смотрел на нарисованные цифры и слова. Времени для маневра оставалось все меньше. Тут или действовать решительно, или идти на попятную. Во втором случае не было никаких гарантий, что маме проведут операцию. В первом – что он успеет.

«Значит, надо поторопиться».

Василий работал и невольно прислушивался к тому, что происходило в кабинете Широковой. Приглушенный голос хозяйки, кажется, на английском, серебристый смех – еще капелька, и его можно было бы назвать кокетливым, но пока это был просто располагающий к доверию смех красивой и уверенной в себе женщины. «Которая голову оторвет тому, кто посмеет дотронуться до ее бизнеса и сотрудников», – невольно отметил Швецов.

В приемную вошла начальница отдела арбитражной практики – именно она приносила сегодня утром папку с делом по Мерилл Консантинг. Небрежно кивнула Василию и скрылась в кабинете Широковой. Из которого выскочила буквально через пару минут, вся пунцовая – и прижимая к груди ту самую папку, что оставил Швецов в кабинете начальницы.

«Аполлон»

«Черт бы побрал этого выскочку», – она просмотрела его пометки, понимая, что его взгляд «со стороны» дал ту самую чистоту восприятия, которую она всегда требовала от Ларисы и других начальников отделов и департаментов.

Набрала по внутреннему номер Ларисы, вызвала к себе.

– Переделай по правкам, – толкнула тонкую папку, с раздражением запустив, как кораблик, через стол, так что Лариса едва успела ее поймать. – Это дело развалит любой желторотик, который пришел вчера из ВУЗа.

Лариса покраснела, прижала документы к груди, словно нашкодившего ребенка, и пулей выскочила из кабинета. Инга уставилась в папку с документами на подпись, мрачно переваривая навязчивую мысль о том, что весь ее опыт и чутье не стоят ничего. Что придет какой-нибудь… с горы, и все рухнет, рассыплется в прах.

Посмотрев на часы, она поняла, что надо бросать безнадежное себя-жаление и себя-глодание и отправляться на встречу с итальянцами. С чувством захлопнув папку, отложила ее в сторону, на край письменного стола – займется по возвращении. Подхватила сумочку и направилась к выходу. Вспомнив, что осталась без секретаря, Инга достала сотовый, чтобы вызвать такси, и вышла в приемную.

«Аполлон» с акульими амбициями обнаружился в приемной, где он неторопливо переставлял папки. В тот миг, когда начальница фурией выскочила из кабинета, он, разложив офисную папку на столе, вставлял лист формата А4 в прозрачный файл.

– Что вы здесь делаете? – резко спросила Широкова.

То ли Аполлон, то ли акула невозмутимо поднял на нее глаза:

– В данный момент вставляю таблицу с описью вложения в титульный файл. Не знаю, почему столь очевидная вещь для упрощения документооборота раньше не пришла в голову вашего помощника.

Инга, забыв вызвать машину, рассеянно убрала сотовый в сумочку, поправила очки.

– Я вам велела убираться отсюда. И, насколько я помню, подчеркнула, что в ваших услугах не нуждаюсь. – Инга холодно прищурилась: «Аполлон» раздражал ее все больше.

– Я понял, – он вежливо кивнул, захлопнул папку и поставил ее на место, в ряд с папками точно такого же мышиного цвета. – Вы пригласите помощника, который вас устроит, и я передам ему дела. Ведь ваша Ирина уже в декрете, и вызвать ее вы не имеете права.

На его столе пиликнул городской телефон. Василий снял трубку с рычага, выслушав, коротко поблагодарил. Вернув трубку на место, сообщил:

– Такси ожидает вас на парковке. Госномер А 215 РУ.

Инга растерялась.

– Откуда вы… С чего вы взяли…

Молодой человек невозмутимо отозвался:

– Я сверился с вашим органайзером, оставленным Ириной. Увидел, что у вас назначена встреча. Заказал к нужному времени такси. Это не сложно. Мне вас сопроводить на встречу?

От навязчивого сервиса свело скулы. Инга поправила очки в тонкой оправе, бросила язвительно:

– Спасибо, в эскорте не нуждаюсь…

Она рассчитывала вывести его из себя. Но оказалось, что у «Аполлона» железные нервы. На дне золотисто-карих глаз загорелись насмешливые огоньки.

– За эскорт вам бы пришлось доплачивать отдельно, – он невозмутимо распрямился, кончики пальцев уперлись в гладкую поверхность стола. – Я могу присутствовать на встрече как ваш помощник. Все-таки вдвоем на такие мероприятия ходить удобнее. И выглядит это более профессионально.

Инга почувствовала, как дыхание сорвалось, а в груди едкой кислотой взорвалось раздражение.

– Если я и беру помощника на подобные мероприятия, то со мной ходят специалисты. В услугах делопроизводителя я на них не нуждаюсь.

Смерив выскочку холодным взглядом, она вышла из приемной.

Синьорина

– Синьорина Широко́в-ва, – белозубо улыбался Джакомо Севери́ни, сотрудник посольства и юрист, как обычно картавя и неправильно расставляя ударения в ее имени. Он провел Ингу в свой кабинет, где у низенького кофейного столика их уже ожидала компания из двух мужчин и моложавой женщины сильно за шестьдесят. С женщиной Инга уже встречалась – это переводчик-синхронист, Алла Матвеевна. А вот остальные присутствующие оказались незнакомцами.

При виде Широковой мужчины привстали, заискрились европейскими улыбками. Вот интересные эти иностранцы. Французы небрежны. На любой встрече их много. Они жестикулируют, перебрасываются шуточками, явно смешивая деловое с личным. Американцы холодны как акулы. Ледяная приветливость и внимательный колкий взгляд – это их визитная карточка. Инга отличит американца-дельца в любой компании. Испанцы очень похожи на наших предпринимателей: отдают работе внимания ровно столько, сколько требуется, чтобы достичь взаимопонимания. Делают это виртуозно, но не поддаются какому-либо форматированию или систематизации.

Итальянцы – это гремучая смесь всего вышеперечисленного. Они одной рукой могут подписывать многомиллионный контракт, а другой поглаживать коленку симпатичной секретарши.

Вот и сейчас, точно понимая, что Джакомо представил ее исключительно с профессиональной точки зрения, отпустив максимум замечание, что она еще и чертовски привлекательна, итальянцы, тотчас забыв о причине встречи, уставились на ее грудь.

Тут Инга самодовольно ухмыльнулась про себя: ни черта они там не увидят. Такой поворот был предусмотрен и заранее минимизирован деловой блузкой. Она мысленно поаплодировала себе и протянула руку ближайшему гостю.

– Добрый день, – сказала она по-итальянски. Работа обязывала ее владеть на разговорном уровне несколькими европейскими языками. Перевод контрактов она поручала специалистам, а вот умение понимать общий контекст без переводчика не раз ее выручало.

Джакомо оказался сегодня особенно внимателен: устроил ее на удобном диванчике рядом с импозантным брюнетом, подал чашку чая с тонким ломтиком засахаренного лимона, придвинул вазочку с бельгийским шоколадом, ароматными ломтиками лимонного бисквита и фруктами. Это сразу насторожило Ингу.

Она предложила перейти к предмету встречи. Итальянцы деловито рассмеялись, передали в руки собеседницы папку с документами и описью застрявшего груза. Инга пробежала глазами мелко набранный текст, уже прикидывая наиболее удобную схему. Ее отвлекло ненавязчивое прикосновение: пожилой итальянец смотрел на нее с восхищением, говорил сумбурно и настойчиво.

Представился как Гильермо Далаверди. Он оказался владельцем крупной транспортной компании и хотел, кроме всего прочего, чтобы при перевозках клиенты Инги приглашали его агентство. Он обещал щедрый процент от каждой сделки.

Инга, наконец, разобравшись в сути сказанного, вежливо улыбнулась:

– К сожалению, я вряд ли смогу быть вам здесь полезна: мои клиенты принимают решение самостоятельно. Если ваша фирма обладает достаточным количеством рекомендаций, имеет соответствующий парк автотранспорта и контейнеров, то, уверена, вы и так сможете заполучить любого заказчика. И без моего вмешательства. Я здесь – лишнее звено, влияющее на стоимость услуги.

Итальянцы переглянулись, их тонкие губы растянулись еще шире. Импозантный сосед наклонился к Инге и, интимно положив руку поверх ее пальцев, чуть сжал их.

– Ваш профессионализм восхищает, синьорина Широкова, – многозначительно уронил он. – Знаете, чаще всего предприниматели не отказываются от таких сделок…

– Бесплатный сыр, знаете ли, только в мышеловке, – пояснила Инга, откровенно раздражаясь.

Она бросила сердитый взгляд на Джакомо – тот даже не пытался как-то переключить настырных соотечественников и вернуть беседу в первоначальное русло. Инга подозрительно прищурилась, догадалась: посольский работник затеял встречу не ради «горящего» груза. А ради этого идиотского предложения.

«Раз, два, три, четыре», – Инга снова принялась считать про себя в надежде унять злость: Джакомо прекрасно знал, что она не станет участвовать в такой сделке. И в конце-то концов, итальянцы могли приехать к ней в офис. Зачем было выдергивать ее посреди рабочего дня? Инга подавила в себе досаду, намереваясь встать и распрощаться.

Это движение не ускользнуло от внимания импозантного соседа:

– Могу ли я вас проводить? У меня автомобиль с водителем – знаете ли, не роскошь, а необходимость в незнакомом городе.

Инга покосилась на часы: если она быстро вернется в офис, то еще успеет отработать исковое по «Мерилл Консалтинг».

– Можете, – кивнула она. – Только если это вас не затруднит.

Ее согласие отразилось неожиданным облегчением на лицах итальянцев, что насторожило Ингу еще больше. Джакомо так вообще буквально расцвел на глазах.

Она встала. Импозантный сосед последовал за ней, галантно открывая двери, пропуская вперед, источая комплементы, прося опереться на его руку при спуске с широкой мраморной лестницы. Инга молча принимала ухаживания до вестибюля, где двойная дверь скрыла ее и от видеокамер, и от любопытных глаз случайных прохожих. Едва захлопнулась внутренняя дубовая дверь, она сделала шаг назад, не позволив открыться внешней. В тесном пространстве перехватила руку итальянца и с такой силой вывернула его пальцы, что на красивом лице разом отразились муки всех натурщиков знаменитого итальянского художника Караваджо.

– Что происходит? – прошипела она в лицо собеседнику.

– Н-ничего, – пролепетал мужчина, краснея. Бисеринки пота собрались на его висках. Инга сильнее вывернула вспотевшие пальцы иностранца. Тот закатил глаза и произнес: – Джакомо верит, что синьорина – великолепная партия для князя Энрико.

Инга моргнула, чуть ослабила хватку:

– То есть как «партия»? Какого князя Энрико?

– Энрико Каравалли, – повторил мужчина и сдул со лба изящный локон.

– Да кто это, черт вас возьми?

– Я, – выдохнул мужчина и вымученно улыбнулся.

Инга отпрянула, высвободила его руку.

– Бред какой-то! У вас своих нет?

Она толкнула внешнюю дверь, вырвалась на крыльцо. Импозантный князь, правда, теперь уже не такой ослепительный, а даже будто малость потрепанный, последовал за ней:

– Не в этом дело. Просто человек с такими связями, как у вас, в семье – большая удача. Финансовые дела дома Каравалли, знаете ли, не очень успешны…

Инга закатила глаза. Ну, конечно, все в дом, все в семью.

Джакомо стоит убить.

Нет, предварительно уничтожить, а потом убить.

Инга поправила очки, повернулась к мужчине и протянула руку. От невинного жеста князь отшатнулся. Инга рассмеялась:

– Не бойтесь. Я под прицелом видеокамер князьям пальцы не ломаю. Но впредь прошу не приближаться ко мне с подобными предложениями. И Джакомо передайте… Хотя нет. Джакомо я сама передам все, что о нем думаю. О нем и об этом нелепом сватовстве…

И она улыбнулась так, что бедолага голубых кровей вжал голову в плечи и постарался ретироваться.

– Вот так-то лучше, – Инга отряхнула руки и направилась к проспекту.

Шпильки впивались в тающий на солнцепеке асфальт, из-за чего Инга шла, неуклюже проваливаясь.

– Инга Павловна! – знакомый голос с парковки. Она обернулась: тонкий греческий профиль, чуть вьющиеся волосы, идеальный костюм на идеально широких плечах. «Аполлон» Василий Швецов собственной персоной на собственном, судя по всему, автомобиле марки Пежо.

Инга окаменела на мгновение, затем медленно, походкой приготовившейся к прыжку пантеры, направилась к помощнику.

– Не могу понять: вы меня преследуете?

Молодой человек пожал плечами.

– Я всего лишь выполняю свои обязанности. Ваш помощник – это ваша тень, ваша правая рука, видимый только тогда, когда его помощь действительно нужна. Вам же сейчас нужна моя помощь? – Инга с сомнением нахмурилась, переложила сумочку, поправила переданную итальянцами папку, но промолчала. – Куда вас отвезти?

– Учтите, я не собираюсь оплачивать вам это день как рабочий. – Инга прищурилась, посмотрела изучающе. Парень не изменился в лице, отозвался холодно:

– Считайте это демонстрационной версией. Куда вас отвезти? В офис?

Инга озадаченно кивнула и направилась к пассажирской двери.

Удивительно, но до офиса она так и не доехала. Через четверть часа после того, как она села в серебристый Пежо навязчивого калужского интригана, она почувствовала, как смыкаются глаза.

Утро

Спать на раскладушке оказалось неудобно: утром ныла не только спина от копчика до шеи, но и все ребра. Это уже напомнила о себе старая травма, еще времен неспокойного калужского детства. В девять лет Василий полез на стройку и свалился с третьего этажа. Повезло, что на кучу песка, а не на битый кирпич или арматуру. Месяц он провалялся в больнице, потом еще полгода ходил в специальном корсете, за что получил в школе прозвище «балерина». С тех пор поврежденные ребра напоминали о себе перед ухудшением погоды или вот после такой ночи.

Первым делом Василий проверил входящие звонки и почту с сотового. С разочарованием вздохнул – письмо, которое он ждал уже несколько недель, так и не пришло. Зато было сообщение от сестры – у мамы состояние стабильно тяжелое. Транспортировка в другую клинику пока невозможна, операцию перенесли. А значит, мама все еще находится в заложниках.

Это выяснилось накануне отъезда. Черемисов приехал к Василию домой.

«Вася, ты всегда был моим лучшим учеником, и сейчас ты определенно превзошел своего учителя, – начал гость. – Снимаю шляпу. И давай начистоту… У тебя есть кое-что, что может мне навредить. Я хочу, чтобы ты вернул это мне».

«С какой стати?»

«Ну, вот смотри, дорогой мой, расклад такой: у тебя, как я помню, мама ждет серьезную операцию, если мне память не изменяет, ты деньги искал… Так вот, я могу сделать так, что операция не состоится. Ну, по медицинским, конечно, показаниям. Мы оба с тобой юристы и прекрасно знаем, как сложно что-то доказать в спорах вокруг медицинских услуг. Так что… Или ты возвращаешь документы, или твоя мама умрет, не дождавшись операции. Расклад такой».

Тогда Василий решил, что Черемисов блефует. Человек, который сейчас так хладнокровно угрожал ему, знал его со студенческой скамьи, верил в него и в его талант, и вообще был для него учителем, который привел в профессию и вдохновлял своим примером. Швецов просто не верил, что мог так ошибаться.

Зря.

Он передал документы в местный следственный комитет, но те куда-то исчезли, как и регистрационная запись о факте их приемки.

Об этом он узнал, уже приехав в Москву. А маме отменили операцию. В заключении значился и отказ от транспортировки в другую клинику.

Все эти месяцы – словно на пороховой бочке. Поддерживающая терапия, лекарства, но мама угасала. Он уже хотел согласиться на условия Черемисова, когда на него вышел один из бывших сотрудников фирмы «Черемисов и партнеры». Тогда Василий понял, что, даже передав документы, он не спасет маму.

Значит, оставалось идти до конца.

Значит, приходилось ждать нужного, последнего документа.

Который поможет решить все.

И именно он никак не поступал в руки Швецова.

Василий сел, размял плечи.

Впервые порадовался тому, что купил квартиру с большой кухней – и раскладушка поместилась, и сейчас нужно только протянуть руку к кофеварке, чтобы скрасить это нелепое утро.

Что произошло накануне, он так и не понял, но лучшее, что мог сделать – сделал. Хотя сейчас, когда солнце заглядывало через занавески, эта уверенность таяла. Он чувствовал, что находится на пороге грандиозного провала.

«Ну, не зверь же она», – утешил он себя.

Выбравшись из-под одеяла, собрал постельное белье и спрятал раскладушку в шкаф в коридоре. И только тут сообразил, что одежда осталась в спальне, в которой… Нет, туда входить нельзя. Василий скептически посмотрел на себя в зеркало, висевшее в холле: из одежды на нем только «гавайские» шорты, волосы – это проклятие от рождения – слежались и теперь торчали, как львиная грива, вид глуповатый.

«Ну, кажется, все равно я работу потерял, так что, наверно, не очень-то и важно, как я сейчас буду выглядеть». Он пожал плечами и вернулся на кухню, чтобы приготовить завтрак и заварить кофе.

Под сердцем плескалась тревога: вчера, когда он подъезжал к дому, он видел знакомый силуэт, который здесь, в Москве, меньше всего ожидал увидеть.

«Может, показалось?» – без особой надежды подумал он, вытаскивая из хлебницы хлеб для тостов.

В чужой постели

Она помнила чувство тошноты. Как оно напало, омерзительно давя под ребрами. Как серо-зеленые круги расцветали в темноте, топя ее в чем-то приторно-сладком. Вязкое ощущение вне себя и собственного тела, мышечные спазмы и последовавшее за ними тяжелое забытье.

Она очнулась в темноте, словно сбрасывая наваждение, в один миг. Как ледяным душем окатили чужие запахи, чужие звуки и чужая постель. Последнее отрезвило больше запахов и звуков. Инга подскочила, ее тут же «повело» – перед глазами расцвели радужные пятна, подступило чувство дурноты и потливой слабости. Но даже это не могло отвлечь ее от осознания, что она – в незнакомой комнате. Небольшая, метров девять всего, педантично прибранная. Светлое кресло справа от кровати, на нем дымчато-голубой плед в аристократичную клетку, журнальный столик с торшером – слева от кресла. На столике – стопка книг. Плохое зрение Инги не позволило прочитать названия. Глубокий платяной шкаф с зеркалом. На приоткрытой дверце, на вешалке, висят ее брюки и отглаженная блузка.

По спине, методично пересчитав позвонки, пробежал холодок: мало того, что она оказалась в чужой комнате, в чужой постели, так еще и в одном белье. С прикроватной тумбы незнакомой трелью звенел будильник чужого сотового.

Инга подтянула одеяло к шее, подобрала под себя ноги.

В коридоре послышались шаги. Не осторожные, не крадущиеся. Обычные шаги, какими передвигаются по собственной квартире. Замерев за дверью, их обладатель деликатно постучал и заглянул в комнату. В проеме показалась взлохмаченная голова вчерашнего авантюриста из кадрового агентства.

– Доброе утро, Инга. Надеюсь, вам уже лучше.

«Что между нами вчера произошло, что он уже называет меня Инга? – мелькнула в голове мысль, бросившая ее обладательницу в холодный пот. – Что между нами не произошло, что он обращается все еще на вы?»

– Д-доброе утро, – язык прилип к небу, горло пересохло. – Где я?

Василий приоткрыл дверь шире, застыл в проеме: пестрые домашние шорты, в меру подкачанный обнаженный торс, прическа как у цветущего одуванчика – волосы торчат в разные стороны. Он их пригладил широким движением. «Красив, подлец», – опять отметила про себя Инга и автоматически пригладила собственную макушку, но так, чтобы обнаженные плечи полностью скрывались под одеялом.

«Аполлон» изумился:

– Неужели вы ничего не помните?

Инга задумалась и покачала головой: ничего. Василий скрестил руки на груди.

– Ну что ж… Вы у меня дома. Вчера в машине, когда мы отъехали от посольства, вам стало плохо, вы потеряли сознание. Вас вырвало. Не помня вашего домашнего адреса, я не нашел ничего лучше, чем привезти вас к себе. Здесь я помог вам раздеться. Блузку и испачканные брюки я отправил в стирку. Вы уже спали, когда я повесил их сюда после сушки…

Он замолчал, с интересом разглядывая женщину, к которой медленно возвращалось самообладание. Оправив волосы, она убрала прядь с лица, величественно кивнула.

– Благодарю вас. Как мне узнать, который час? – фраза, достойная английской королевы, заставила Широкову покраснеть – королева из нее в это утро так себе. Инга поджала губы, заправила за ухо светлую прядь.

Василий усмехнулся, отчего на щеках появились ямочки, сделавшие его похожим на подростка. Он прошел к прикроватной тумбочке, взял сотовый и, посмотрев на экран, сообщил:

– Без пяти минут десять, – и не без удовольствия отметил, как его собеседница переменилась в лице и как в ее глазах заплескалась паника.

– Как без пяти десять?! – Она побледнела. – Господи!

Забыв о приличиях и о присутствии молодого человека, Широкова выскочила из-под одеяла и бросилась одеваться, причитая на ходу:

– У меня исковое не отправлено, в десять встреча с адвокатом Магринычева. А это такой жук… Это такая сволочь, – она с чувством махнула рукой, – да что я вам объясняю! Почти десять, а я черти где! Кстати, где я? – Заметив недоумение в глазах Василия, она уточнила: – В смысле, в какой части города я нахожусь?

Она металась по спальне, торопливо натягивая брюки, впихивая себя в узкие рукава блузки.

Василий спокойно наблюдал за происходящим. Вздохнув, сообщил:

– Вы находитесь на Щелковском шоссе. И хоть вы вчера и уверяли, что в моих услугах больше не нуждаетесь, я взял на себя смелость перенести встречу с адвокатом Магринычева на вторую половину дня, на три часа, сославшись на неотложное заседание в Правительстве Москвы.

Инга, открыв рот, замерла, уставилась на Василия. Брюки остались не застегнутыми на молнию, блузка распахнута на груди, и тонкое кружево бюстгальтера едва прикрывает худую и не впечатляющую грудь – предмет девичьих комплексов и печалей с восьмого класса. Швецов уточнил:

– Мне показалось, что срочное заседание в Правительстве Москвы добавит вам очков в глазах адвоката.

Инга шумно выдохнула.

– Это вы все специально подстроили, да? – она указала на чисто прибранную комнату, посмотрела на собеседника с вызовом. – Вы меня опоили чем-то? Чтобы… Чтобы что?

Она нахмурилась: никакой, даже самый невероятный сценарий не предоставлял калужскому Аполлону мотивов привозить ее в свою квартиру. Она – не дама из XIX века, которую можно скомпрометировать проведенной в квартире незнакомца ночью. Широкова упрямо вздернула подбородок.

Швецов протестующе вскинул руки.

– Э-э не, так не пойдет, – молодой человек покачал головой. – Все вопросы не ко мне. Я вас не травил, у меня в машине вы ничего не ели и не пили, так что вспоминайте сами, где могли травануться.

Женщина перевела дыхание и, забыв о своем растрепанном виде, медленно опустилась на край кровати. Василий прав, если она и отравилась, то не в его машине. Она пила кофе утром, дома, потом перекусила в офисе тем, что нашла в холодильнике. Последний раз пила кофе с лимонными дольками в итальянском посольстве. Получается, в посольстве?

Идея показалась невероятной.

– Кофе будете?

Инга автоматически кивнула: мозг, будто шарик пинг-понга, гулко стучал внутри черепной коробки, комната все еще «плыла», и чашка кофе внушала надежду на второе дыхание. Молодой человек сочувственно посмотрел на нее и исчез в полумраке коридора, бесшумно притворив за собой дверь. Инга слышала, как зашипел чайник, затем пару раз хлопнули дверцы кухонных шкафов и приглушенно звякнули чашки.

Надо собираться.

Запахнув блузку, она выскользнула из спальни. В квартире – малогабаритной хрущевке-распашонке – витал аромат свежемолотого кофе и горячих бутербродов с сыром и зеленью. Желудок простонал и расширился в размерах, явно собираясь впихнуть в себя побольше, но не зная, получится ли это «после вчерашнего».

«Что, кстати, вчера все-таки произошло? Надо выкинуть все из холодильника в офисе», – решила Широкова, крадясь по коридору незнакомой квартиры. Не итальянцы же ее отравить решили, хотя… Инга представила, как ее бездыханное тело очнулось бы в спальне князя Каравалли. От картинки скрутило живот и к горлу подкатила тошнота. Чтобы переждать приступ, Инга прислонилась к стене и шумно выдохнула.

Очевидно, слишком шумно – из кухни показалась взъерошенная голова «Аполлона», на плечах которого плескалось оранжевое солнце, а волосы на голове светились подобно нимбу.

– Вам помочь?

– Ванная где?.. Подскажите, пожалуйста.

Он понимающе кивнул, вышел из кухни в коридор, прошел мимо Инги, пощекотав ноздри тонким ароматом бергамота и иланг-иланга, и распахнул дверь прямо напротив того места, где стояла Широкова.

– Чистое полотенце на тумбе. – Он указал внутрь, сделав при этом предельно вежливый приглашающий жест.

Ни тени иронии. Ни капли эмоций. Просто вышколенный дворецкий герцогини Кембриджской. Инга перевела взгляд на интерьер ванной комнаты – золотисто-бежевая плитка в античном стиле, небольшие бра, от которых струился мягкий свет. Поблагодарив, просочилась мимо Швецова и, захлопнув дверь перед его носом, включила воду.

Быстро принять душ, смыть липко-навязчивые запахи, чужие и раздражающие. Потом думать, что произошло и почему. Уперев ладони в края раковины, Инга с сожалением уставилась на свое отражение, еще более помятое и непривлекательное, чем обычно. Еще и с черно-серыми потеками туши и размазанными тенями. Черт бы побрал эти модные «смоки-айз». Вздохнув, Инга прикинула, что из косметики с собой у нее только тушь для ресниц и палетка теней. Тональный крем и консилер сегодня бы точно не помешали: синие мешки под глазами, бледный носогубный треугольник, вид потрепанный. И будто накинули к ее тридцати восьми еще пяток лет. Инга простонала, схватилась за виски и отвернулась от зеркала: что за невезенье такое.