Твой силуэт появляется вдалеке. Иди, иди сюда… ты в длинном теплом пальто. И что мне далось это пальто? Мы познакомились зимой, а сейчас середина июля… Видно, я хочу, чтобы ты исчез в том виде, в котором появился – да, это имеет смысл. Сейчас тебя втянет в этот термос… А термос я закину… куда же? А, вот – в день накануне нашего знакомства. Это будет первая остановка. А после – еще дальше, чтобы ты исправил все, что хотел…

Он вошел в термос легко, как джин в бутылку, даже не пикнул. И тут на берегу появилась группа ребят-спасателей в оранжевых футболках – у них была, видно, тренировка. Я отвела взгляд всего лишь на мгновенье, а когда обернулась, термоса на песке уже не было – и я тут же провалилась в сон.

Проснулась усталая и разбитая, но списала это на жару, и все ругала себя, что уснула и не довела дело до конца, потому что сразу же стала ждать телефонного звонка. С одной стороны, я хотела, чтобы Чак позвонил и извинился, но с другой стороны, очень надеялась, что он этого не сделает – я бы вновь попала под его обаяние, и все началось бы сначала. Он не позвонил.

Через несколько дней я стала по нему скучать.

«Все это дело привычки» – говорила я себе. Действительно, в течение многих месяцев утро начиналось с мэйла или звонка, потом кофе наспех, поцелуй, пахнущий коньяком, горячий сидр на морозе, сэндвич из кафе, чай в мансарде с видом на Гудзон. Огни города меркли под звуки гитарных струн – все это стало частью жизни, и забыть об этом не так-то просто. Я понимала, что должно пройти время, прежде чем Чак станет воспоминанием. Но этого времени у меня не было! В сентябре начнется новый семестр в школе волшебников, а у меня еще куча невыполненных заданий! Тоска по Чаку мне откровенно мешала сосредоточиться на четырехмерной геометрии… И песни его звучали в сознании – я ведь так любила его песни – мне даже хотелось погладить тексты рукой или курсором мышки.

Никто не виноват – мы просто разные люди. У нас было много хороших и ярких моментов, а плохих, практически, не было. А для чего нужна была наша встреча – станет понятно позже, минимум, лет через пять. Так что все в порядке, и нечего переживать. Просто надо отвыкнуть. Страдают обычно те, кто хочет страдать – они представляют себя благородными и печальными рыцарями – а мне надо вернуться к своим занятиям.

Даже мироздание пыталось меня развлечь и утешить: я получила деньги из фирмы, где работала раньше – выплатили какие-то премиальные за прошлый год; долгожданный альбом любимой рок-группы вышел, и погоды стояли изумительные, и даже неизвестное растение, оставшееся мне в наследство от предыдущего квартиросъемщика, вдруг зацвело невиданными алыми цветами… И все хорошо, все так хорошо и без него все прекрасно…

И тогда я, порывшись в конспекте по практическому волшебству, нашла метод успокоения, называемый «перезапись». Он требовал, правда, времени, причем наяву, но все должно было снять как рукой – захочешь погрустить по привычке, а не сможешь – тоски-то больше не будет.

Метод требовал, чтобы я прошла по большинству мест, связанных с Чаком, вспомнила наиболее яркие моменты наших встреч и мысленно перезаписала их с учетом знания того, как, когда и чем закончатся наши отношения.

И я поплелась в Манхеттен, в мир раскаленного асфальта, по следам недавнего прошлого.

На веранде этого кафе мы сидели подолгу, а за этим столиком он мне как-то даже пел на ухо тихонько, а я жмурилась от удовольствия и щекотки. В этой лавочке мы покупали орешки для белок. На этом углу он ждал, пока я заведу собак в дневной лагерь…

Я прошла по всем связанным с Чаком местам – вспоминала нас вместе и «перезаписывала».

Наконец, я дошла до бара, где мы познакомились и, хотя метод перезаписи уже начал работать и я успокоилась, да и для успешного воздействия не требовалось посещение всех мест до одного – можно было бар и пропустить – но я все-таки решила туда заглянуть. Днем Чака там никогда не появлялся. Я села тихонько у того самого окна, заказала кофе со льдом и стала смотреть на площадь, как обычно. И тут ко мне подбежал хозяин бара.

– Мисс, вы ведь дружили с Чаком?

– Да, а в чем дело?

– Вы о нем что-нибудь слышали? Дело в том, что он исчез.

– Уехал куда-нибудь?

– Нет, он бы предупредил. Его искали и родственники и квартирная хозяйка – его нигде нет.

И тут я похолодела. На негнущихся ногах я вышла из бара и уже на улице вспомнила, что волшебство требует предельной концентрации и мозг работает на полную катушку, а после этого обычно нужен отдых в течении двух-трех дней. Этим-то и объяснялась моя усталость тогда поутру. О боже! Что я наделала! Куда я его услала? Если в прошлое, то он… то его, должно быть, разорвало на элементарные частицы!

Прежде я удаляла целые толпы людей из своего сознания, чтобы они не путались в мыслях. Я выкинула, таким образом, всех работников фирмы, откуда уволилась, вместе с владельцем, но все они живы и здоровы – я встречаю их в городе, мы раскланиваемся и я о них тут же забываю. А тут вдруг получилось нечто ужасное.

Я позвонила на сервер, чтобы восстановить адрес мэйла и проверить, не писал ли мне Чак. Работник долго ругался, мол,«наудаляют впопыхах, а потом время отнимают у занятых людей», но сказал, что было два письма, одно из них с вложением. Я извинилась за беспокойство тысячу раз и попросила переслать мне их на новый мэйл.

И тут же открыла первое письмо – Чак записал короткое видео со своей песней, которую я не слышала раньше. Называлась она «Я пошлю тебе из прошлого весточку».

И тогда я заплакала…

Но вскоре вытерла слезы. Потому что во втором письме было вот что:

«Если ты это читаешь, значит уже сделала все, что нужно. Прости, я не мог попросить об этом прямо по причинам, которые не вправе огласить, поэтому просто пел об этом в каждой песне. Но не переживай: я не в прошлом – туда нельзя попасть по определению, ведь оно уже было. Если ты куда-то попадаешь, то оно автоматически становится будущим, новым будущим. Это скорее – «пробующее» – нечто среднее между прошлым и будущим. А из него уже легче добраться, куда нужно».

«Негодяй! – подумала я. – Мерзавец! Каким был бестактным эгоистом, таким и остался».