Криминальные хроники уездного города

ГЛАВА 1

12 мая 2016 года

Месяц май не зря у славян звался «Травень». Раскрасил он всё сочным, зелёным цветом. Дует тёплый приятный ветерок, шелестит листва на деревьях, колышется мягкая, шелковистая трава в лугах. Так и подмывает завопить во всю глотку:

«Весна, весна! Как воздух чист!

Как ясен небосклон».

А воздух действительно чист. Даже на федеральной трассе, поднимаемая автомобилями пыль, не способна, подпортить этого великолепия. Впрочем, в утренний час, движение здесь не такое интенсивное.

В пяти километрах от въезда в провинциальный город, стоит придорожное кафе «У Алика», с охраняемой площадкой для грузовых фур. Водители-дальнобойщики, которым не нужно заезжать в этот уездный городок, любят здесь останавливаться на ночлег. Тем «дальнякам», кто за многие дни своих нескончаемых путешествий, соскучился по женской ласке, Алик готов предоставить телефончик «Досуга». Приедут девицы-прелестницы, кои успокоят муки любовного томления дальнобойщика.

В тихое майское утро, на этой площадке стояли всего две фуры с челябинскими номерами. Их водители после ужина возжелали любви и женской ласки.

В восемь часов утра одна из девиц встав на подножку камазовской кабины, швырнула на асфальт использованный презерватив и закурила. Около КАМАЗов копошился БОМЖ, он подобрал этот презерватив и положил в свой пакет, в который до этого складывал алюминиевые банки из-под пива. Тут же из кабины соседней фуры, высунулась другая девица, не обременённая высокими моральными принципами, и крикнув:

– Мужик, забери ещё один для коллекции, – бросила под ноги БОМЖу использованную «резинку».

Тот невразумительно проворчал что-то, но подобрал, и аккуратно сложил в свой пакет, после чего пошёл по своим бродяжьим делам.

Девица пока курила, проводила взглядом бродягу, а потом слезла с подножки кабины на асфальт, и направилась к синему «джили», куда минутой раньше забралась её более молодая товарка.

Кстати зовут эту даму с «пониженной социальной ответственностью», Анфиса, и всю дорогу до города, она думала о том, что ей сорок, и возраст свой, как не штукатурь фасад, от клиента не спрячешь, потому и заработки её упали.

«Впрочем, скоро на тебя вообще никто «западать» не станет, и придётся возвращаться к матери в деревню», – с грустью подвела итог невесёлым размышлениям Анфиса.

Они въехали в город, и она рассеянно, уже не о чём не думая смотрела на улицу. В один миг лицо её оживилось.

– Костик, останови здесь, – сказала Анфиса водителю. Едва автомашина подъехала к тротуару, она продолжила: – Всё, рабочий день у меня закончился, – и выскочила из автомашины.

По тротуару шла блондинка, глядя на которую, водители рисковали совершить ДТП, выворачивая шей, а пешая часть самцов рода человеческого, останавливались и смотрели ей в след. Хотя блондинка одета была скромно и не броско, но женщины, чьи мужья откровенно пялились на роскошную грудь этой красавицы, с ненавистью отмечали, что волосы у неё ухожены и не пергидроленны в дешёвой парикмахерской, как у них, платье и туфли брендовые, а не купленные за углом, в дешёвом магазине «Шаром-даром».

А красавица в платье от Майкла Корса и туфлях от Гуччи, шествовала, не обращая внимания на плотоядные взгляды самцов. Она уже давно привыкла к ним, и прошло то время, когда эти взгляды волновали её сердце.

К этой роскошной блондинке и бросилась Анфиса, семеня ногами, что бы её коротенькая юбочка, больше похожая на широкий ремень, не задралась до пупка.

– Виолетта, Виолетта, погоди! – кричала Анфиса.

Блондинка обернулась, на её красивом личике отразились все эмоции, сопровождавшие её умственную деятельность, от удивления: «Кто это за деваха и что ей надо?» до радостного изумления: «Так это же Лилит, подруга боевой юности!»

Они вместе начинали работать, именно Виолетта, посоветовала Анфисе представляться клиентам как Лилит. Пятнадцать лет минуло с той поры.

– Господи! Вот уж кого не чаяла встретить, – улыбнулась Виолетта. – Как поживаешь?

– Работаю, – со вздохом подвела итог своей жизни Анфиса.

– Судя по уставшему лицу, после трудовой вахты, – покачала головой Виолетта, – слушай Лилит, раз ты уже не на работе, пойдем, посидим, где-нибудь. Здесь поблизости кафе «Кружева» есть, они с восьми часов открываются. Идём, поболтаем, за чашкой кофе, молодость вспомним.

– Хорошо, – согласилась Лилит-Анфиса, – живём в одном городе, а по десять лет не встречаемся, кто знает, когда ещё раз свидимся.

Дамы собрались тронуться в путь, но тут, около них остановилась «шевроле-лачетти» из которой выскочила смазливая брюнетка в топике и джинсовых шортах, она кинулась обниматься с Виолеттой.

– Ну, сегодня решительно день встречи боевых подруг, – улыбнулась блондинка, пока брюнетка изливала свою радость от встречи, теперь уже на Анфису.

– Снежана, ты ли это? – умильно хлопала та в ладоши.

– Представь себе я!– отвечала брюнетка. – А вы здесь, какими судьбами?

– Вообще-то мы все живём в одном городе, – резонно заметила Виолетта, – хотя встретились случайно, и собирались отметить нашу встречу.

– Куда пойдём? – осведомилась Снежана.

Они познакомились в салоне с многообещающим названием «Эммануэль». Заведение это размещалось в пятикомнатной квартире на улице Ленина. Десять лет они проработали на ниве любовных утех, пока милиция не накрыла тот салон, после чего пути-дороги красавиц разошлись.

Подруги выбрали столик на террасе кафе, заказали бутылочку «шардоне» и кофе, потом принялись вспоминать дни минувшие. Конечно, разговор неминуемо перешёл на настоящее.

– Годы бегут, – мрачно резюмировала Анфиса, – глазом не успела моргнуть, как пятнадцать лет пролетело. Скоро ни один клиент не взглянет на меня.

– Иди на пенсию, – посоветовала Снежана.

– И чем заработать на хлеб насущный?! – хмыкнула Анфиса. – Идти в продавщицы?! А у тебя-то как дела, Снежана?

– Нормально, – пожала плечами та, – вышла замуж, муж неплохо зарабатывает.

– И про твоё прошлое ему никто не нашептал?! – изумилась Лилит – Анфиса.

– А он и познакомился со мной, когда я к нему по вызову пришла, – рассмеялась Снежана. – Больно уж ему фильм «Красотка» запал в душу, он и зовёт меня Вивиан.

– Повезло тебе, – вздохнула Лилит – Анфиса.

Столько было в этом вздохе зависти, что Виолетта, рассмеявшись, заметила:

– У соседа и трава всегда зеленее. Эх, Фиска, никогда не завидуй людям! Пусть они тебе завидуют. А хочешь, что б клиенты на тебя западали, то будь любезна раскошелься на биоривитализацию, да фитнесом займись: подтяни живот и попку.

– Ну, судя по тебе Виолетта, у тебя с работой всё в порядке, – заметила Снежана.

– Не жалуюсь, – подтвердила блондинка. Она посмотрела на улицу и воскликнула: – А это что ещё за «явление Христа народу»?!

Виолетта встала и направилась к тротуару.

– Куда это она? – фыркнула Анфиса.

По дороге шла компания девочек-подростков, и что-то живо обсуждала, к ним-то и пошла Виолетта.

– Далеко ли направились красавицы? – обратилась она к девочкам. – Оксана, в чём дело?

Голубоглазая, светловолосая девочка с кукольным личиком, которая что-то оживлённо доказывала подругам, удивлённо уставилась на Виолетту.

– Мам, а у нас урок отменили, – залепетала она.

– Это легко проверить, – многозначительно пообещала Виолетта. – А сейчас бегом в школу!

Стайка тинэйджеров послушно двинулась по направлению к школе.

– Пипец как спалились!– недовольно воскликнула Оксана, едва девочки свернули к школьному двору. Она убедилась, что мать пропала из виду, и продолжила: – Хорошо, что только физкультуру прогуляла. Пойду на литературу, хоть Дон Кихота послушаю, он всегда что-нибудь прикольное рассказывает.

– Может, сначала покурим, а потом разбежимся?! – предложила Надя Курянина.

У неё в кармане лежало пятьсот рублей, которые ей подарила бабушка на день рожденья. Надька планировала предложить Оксане сегодня прогулять школу, купить пиво и поговорить за жизнь. Появление Оксанкиной мамаши, всё перечёркивало.

– После школы покурим, – помотала своей кукольной головкой Оксана.

Она хотела дать команду расходится, поскольку была в большом авторитете в своей компании и все слушались её, но тут, как всегда не к месту, встряла Ленка Заварихина:

– Ой, девки, а я слышала, что в нашем городе будет проводиться кастинг на фильм Фёдора Бондарчука! Какой-то фантастический боевик. Нужны девочки двенадцати лет. Вот бы попасть на кастинг. Вдруг возьмут?

Надька хотела брякнуть, что дылде Заварихе только роль огородного пугала играть, а не в фильме Бондарчука, но Оксанка безапелляционно заявила:

– Расходимся! Вечером встретимся на «пятачке» и всё обсудим.

ГЛАВА 2

Иван Ильич Красовский за свою бородку «эспаньолку» и длинные волосы, получил от учеников прозвище «Дон Кихот». Он считался у старшеклассников юродивым, из-за любови к литературе. Однако уроки его, ученики любили, и даже отъявленные хулиганы вели себя на них хорошо. О высоком уровне подготовки учеников, в классах, где преподавал Дон Кихот, в ГорОНО ходили легенды.

Шёл урок литературы, Красовский, сидя за столом, улыбаясь, смотрел на рыженького, лопоухого мальчишку, выговаривая ему:

– Эх, Феденька, вижу я, что читал ты рассказ Антона Павловича Чехова «Хирургия», а поведать, о чём там говорится, не можешь.

Ушастый Феденька, горестно развёл руками и промямлил:

– Честное слово читал.

– Это хорошо, но мало, – вздохнул Дон Кихот, – нужно ещё и рассказать без всяких «это самое» и «вощем», а самое главное, что бы понятно было, о чём Антон Павлович написал. Как верно заметил Николай Васильевич Гоголь: «Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово». У тебя слова, словно чугунные болванки падают. Такие же неуклюжие и безобразные. А слово твоё, должно воспарить над землёй, потому как в общении меж людьми слово основа всему. Ведь сказано же: «Вначале было слово…». И судить о тебе незнакомые люди будут, по тому, как доходчиво ты излагаешь свои мысли.

– Так ведь Иван Ильич, встречают-то по одёжке, – крикнула с задней парты Оксана Усольцева.

После того как мать поймала её на улице, она решила не испытывать судьбу и отсидеть все уроки. Сейчас, когда до звонка осталось пять минут, она осмелела и подала голос.

– Всё верно Оксана, – согласился Дон Кихот, – но, как известно, провожают-то по уму, а он-то как раз и выражается в умении доходчиво излагать свои мысли.

– Меня вроде как все понимают, – подал голос Феденька.

– Да? – оживился Дон Кихот. – Давай проверим. Машенька Оленина, выйди, пожалуйста, сюда.

С парты, поднялась первая отличница в классе.

– Вот Феденька, попытайся нам описать Машеньку, что бы нам всем было понятно, о ком ты говоришь.

– Ну, эта Оленина, ходит вечно нос выше лба, – начал Феденька и развёл руками, больше слов у него не нашлось.

– Дурак!– вырвалось у Олениной.

Дон Кихот улыбнувшись, сказал:

– Это он Машенька не со зла сказал, а от недостатка слов. Вот послушайте, как описал Машеньку Александр Сергеевич Пушкин: «Глаза Олениной моей!

Какой задумчивый в них гений!

И сколько детской простоты,

И сколько томных выражений

И сколько неги и мечты!

Потупит их с улыбкой Леля-

В них скромных граций торжество

Поднимет – ангел Рафаэля

Так созерцает божество».

– Так он это не про Машку же сказал! – возмутился Феденька. – Он её знать-не знал.

– Пушкин действительно не знал нашу Машу, – согласился Дон Кихот, – но писал то он про неё. Убедитесь сами.

Красовский достал из своего стола фотографию и пустил её по рядам.

– Это фотография портрета Анны Олениной работы художника Кипренского, – пояснил Дон Кихот.

– Машка! – ахнул класс.

– Ну, хорошо Феденька, – продолжал Дон Кихот, – давай мы с тобой, как вы любите выражаться: «Замастыримся по-пацански». Я ставлю тебе четвёрку, ты мне за это, читаешь десять рассказов Чехова, и пересказываешь их после уроков.

После майских праздников, даже листья деревьев, растущие на школьном дворе, шепчут, про скорые каникулы. Оксана Усольцева стояла возле забора, ей нужно было дождаться Снежанку, свою младшую сестрёнку, которая учится в первом классе. Сейчас она доедает свой обед в группе продлённого дня. Девчонка Оксана компанейская, и около неё собрались несколько подруг.

– Ну и прикололся сегодня Дон Кихот, со стихами про Оленину, – хмыкнула Верка Кудимова.

– А чего хорошие стихи, – пожала плечами Оксана, – и портрет на Машку похож. Эх, Машка повезло тебе! Какие красивые стихи Пушкин написал. Да не красней ты так Оленина! Дура, гордиться надо!

– Всё-таки наш Дон Кихот умный мужчина, и чего он в нашей школе забыл?– перевела разговор Маша Оленина.

– А где ему ещё работать?! – изумилась Кудимова.

– Мама говорит, он такие интересные статьи в журналы пишет, что на одних гонорарах прожил бы, – ответила Машка. – И нужно же ему с нашими балбесами возиться?!

– А с чего ты взяла, что ему гонорары большие платят?!– Усольцева достала пачку «Вог» с ментолом, и со вздохом положила обратно, курить в школьном дворе опасно.

– Хорошо платят, раз на иномарке ездит, – пожала плечами Машка Оленина

– Тоже мне крутая тачка! – фыркнула Усольцева. – «Мазда3», десятилетняя. Дон Кихоту её старший брат подогнал, он в Москве живёт. Своей жене «Мазду 5» купил, а её тачку младшему брату отдал. Вот на ней Дон Кихот и ездит.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Кудимова.

– Общаться с людьми нужно, – усмехнулась Оксана, – но наш Дон Кихот, мужчина интересный.

И не знали болтушки, что в это время Дон Кихот стоял у окна пустого класса и смотрел на них.

В последнее время, вероятно из-за утомления, Ивана Ильича стали мучать приступы головной боли. Особенно они, болезненны при повороте головы. Только что, такой приступ миновал, и Иван Ильич радовался жизни, размышляя:

«Нет сто раз прав Шопенгауэр, заявив: « Только одурманенный половым влечением, рассудок мужчины, мог назвать прекрасным, узкоплечий, широко бедренный пол». Верно, как верно, заметил Вересаев: «Есть уродство в женском теле – круглый живот, ноги в коленях изогнуты внутрь». И в тоже время как прекрасно тело девочки-подростка! Гибкий стан, прямые, не располневшие ноги, и словно нераспустившийся бутон прекрасного цветка – формирующаяся грудь. Как прекрасна девочка подросток! – он посмотрел на красивое личико Оксаны Усольцевой. Мысли учителя Красовского потекли совсем уж в аморальном направлении: « Сильно ошибался Чехов, заявляя: «Глаза – зеркало уши». Поверив в это, глядя в глаза Оксаночки Усольцевой, можно обмануться, приняв её за невинного ангелочка, но губы, чувственные губы взрослой женщины-хищницы, выдают всю порочность её натуры. О, какая гремучая смесь: глаза и губы этой девчонки! Как легко пропасть, попав под очарование этих глаз. Но Боже, как хочется пропасть!»

Огорчился Иван Ильич от размышлений своих, ибо, что может быть хуже, чем рассматривать свою ученицу в качестве сексуального объекта. Безнравственно это и аморально. Но что уж совсем печально, то, что скабрезные мысли, змеиным клубком шевелились именно в голове Ивана Ильича. Педагогика была его призванием, и жизни своей он не представлял без учеников, а тут такие мысли. Появились эти скабрезности в одно время с головной болью. Решив впредь одёргивать себя от подобных размышлений, Иван Ильич отправился обедать.

Оксана со своей младшей сестрёнкой шла домой. Настроение её улучшилось, так как только что удалось покурить, и она снисходительно слушала болтовню Снежаны.

– Ванька Слюсарев сегодня меня за косы дёрнул, а я его за это рюкзаком по башке двинула, – жаловалась сестрёнка, – а этот дурак, на весь класс заорал, что я в него влюбилась и заигрываю с ним.

– Не обращай внимания, – махнула рукой Оксана, – мальчишки в вашем классе ещё мелюзга, и повзрослеют не скоро.

– Да я и сама знаю, – вздохнула Снежана, – но приходится возиться с ними.

– Пора тебя приобщать к взрослой жизни, – улыбнулась Оксана.

– И тогда у меня будет кавалер, который, как тебе будет дарить помаду и серёжки?! – радостно изумилась Снежана.

– Всё у тебя будет сестрёнка, – пообещала Оксана.

Дальнейший разговор пришлось прекратить, с противоположного тротуара к ним направилась Надька Курянина.

– Вы домой? – спросила она.

– Куда же ещё?! – пожала плечами Оксана.

– Поговорить хотела. Одну тему тет-а-тет обсудить надо, – сообщила Курянина.

– Вечером на «плешке» и перетрём, – предложила Оксана.

– Я могу поздно освободиться, – вздохнула Надька, – если что, я к тебе зайду.

«Плешкой», звался небольшой холмик за котельной, со всех сторон окружённый кустами – любимое место сбора подростков. Удобно: можно покурить и попить пиво, вдали от глаз взрослых, да и менты незаметно, туда подойти не могут.

ГЛАВА 3

Провинциальный город живёт своей неторопливой жизнью. Она отличается от стремительного темпа мегаполисов. В Москве или Питере можно не знать своего соседа по лестничной площадке, кто он и чем занимается, а в провинции дело обстоит по-другому. Здесь про тебя известно всё. Плохо это или хорошо сказать не берусь, но чувствуешь себя легко и спокойно когда шагаешь по улицам родного городка. Здоровается с тобой бабка, торгующая солёными огурцами и цветами около автобусной остановки, а спустя пять минут, останавливает помятая личность, и бурно выражая радость от встречи, «стреляет» у тебя сто рублей до завтра.

Только спустя полчаса ты вспоминаешь, что бабка с остановки, лучшая подруга твоей тётки. Видел ты её двадцать лет назад, когда был тринадцатилетним пацаном, а вот узнала она тебя, а помятый субъект, что выклянчил у тебя сто рублей – Валерка Еркин, бывший водящий всей уличной шпаны на улице твоего детства.

И млеешь ты от счастья, что помнят тебя здесь, а Валерка тем временем побежал к самодельному столику, вкопанному в землю, во дворе двух пятиэтажек. Там его дожидается Ванька Крест – шестидесятилетний уголовник, почитаемый всеми местными алкашами за «смотрящего». С Крестом были два его неизменных компаньона: Седой и Хала, такие же «засиженные» субъекты. Валерка лет на пятнадцать моложе, да и авторитетом среди порядочных бродяг¹ не пользуется, так как первый срок сидел по «лохматой статье», то есть за изнасилование.

– У Слонихи взял, – сообщил Валерка, выставив на стол бутылку самогонки.

– Ну что, бухло, есть, бонзуха² в сборе, приступим, – провозгласил Крест, откупоривая бутылку самогона.

Изрядно помятый квартет, влив в себя вонючее пойло, крякая, закурил, так как иной закуски, кроме сигарет у них не было.

– Гля Мутный, Надька твоя идёт! – кивнул Седой в сторону ближайшего подъезда.

Туда как раз подошла Надя Курянина.

– Девка самый сок, – Хала вперил свои «масляные» глазки в стройную фигуру девочки, – буфера сквозь майку так и прут.

Надя была дочкой сожительницы Валерки Еркина, и по-пьяному делу, он частенько доказывал, что Верка родила её от него. Сальные замечания Халы были не по душе Еркину, и он что бы сменить тему, предложил:

– Ну что, между первой и второй перерывчик небольшой?! – компания не возражала.

Наметившуюся идиллию, нарушил местный участковый Воронцов, подошедший со своим молодым напарником, к столику, где кайфовала компания.

– Бухаем голуби серые? – полюбопытствовал въедливый мент.

– Да нормально всё Воронцов, – миролюбиво заверил Крест.

Перспектива провести остаток сегодняшнего дня на шконке в камере, его не радовала. Он ломал голову как бы свалить, не подорвав при этом своего блатного авторитета.

– Это мне решать нормально или нет, – тон Воронцова не предвещал ничего хорошего, – даю вам три секунды, что бы испариться отсюда.

Сказав это, Воронцов со своим напарником направился в ближайший подъезд.

– Ушли, – обрадовался Валерка, – я разливаю?

– Когда болан на хвосте³, самогонка в глотку не лезет, – Крест отобрал у Валерки бутылку и сунул её во внутренний карман замызганного пиджака, – всё разбежались.

Понимал Валерка Еркин, что менты, лишь повод, что бы обрубить лишний рот, но возразить побоялся. Обозлённый поведением Креста, отправился он домой, и лишь на своей лестничной площадке, вспомнил о сторублёвке, которую «сшиб» час назад у заезжего лоха. Вновь повеселел Валерка и открыл входную дверь. В прихожей перед зеркалом, Надя красила губы помадой.

– Взрослая ты уже, – Валерка сделал попытку обнять девочку.

– Отстань, – оттолкнула та Еркина, – скажу маме, что ты пристаёшь ко мне.

– Да кто тебе поверит? – Валерка всё сильнее прижимался к Наде.

– Прокурор поверит, если заявление напишу.

Еркина словно током отбросило от девочки.

– Дура! – завопил он. – Совсем рамсы попутала?!

Кто-то вставил ключ в замок входной двери.

– Не ори, мама идёт, – сказала Надька и положила помаду в сумочку.

Через секунду дверь открылась, на пороге появилась Вера Курянина, крашеная, блондинка лет сорока, одинаковая в длину и ширину.

– Вы чего шумите?– спросила она, закрывая дверь.

– Да так, – пожала плечами Надька, – громко разговариваем. Мам, я сегодня у тёти Кати ночую.

– Ладно, – кивнула Вера, – привет ей передавай.

Екатерина – старшая Веркина сестра, своих детей не имела, и души не чаяла в племяннице.

– Мам, а ты дашь мне рублей четыреста?

– Зачем тебе? – насторожилась Верка, пару раз она замечала, что от дочки попахивало пивом.

– Да так, мороженое с девочками поедим, кока-колы попьём.

– Небось, пиво пить будете, – встрял Валерка.

– Я пиво не пью, – ответила Надька, даже не взглянув на него.

Вера достала кошелёк и протянула деньги дочери, та взяла их, чмокнув мать в щёку, упорхнула. Вера, взяв сумку, прошла на кухню. Выкладывая из неё продукты на стол, она достала бутылку и сказала:

– Зинка Сангина самогонку на пробу дала. Они с мужем по интернету самогонный аппарат купили, вот угостили своей продукцией.

– Верка, ты самая лучшая женщина! – полез целоваться Еркин. – Знаешь, как мужику радость доставить.

– Ты уже где-то принял радости, – поморщилась Вера.

– Да так с пацанами, – махнул рукой Еркин, – семь рыл на один пузырь, никакого кайфа, один запах.

Еркин ласково обнял Веру:

– А вот с любимой женщиной посидеть, это другое дело.

– Огурчики порежь, – отмахнулась Верка от любовных излияний сожителя.

Выйдя из дома, Надя направилась к автобусной остановке, но передумала ехать на автобусе, увидев белую «тойоту-кароллу» с шашечками такси на крыше. Как раз из магазина вышел её водитель, короткостриженый мужик лет сорока пяти.

– До улицы Ленина довезти, сколько возьмёте? – спросила Надя.

– Двести рублей, – ответил водитель, разглядывая ладненькую фигурку девочки.

– Я согласна.

– Тогда садись, – кивнул водитель и открыл дверь своего автомобиля.

Искоса поглядывая на пухленькие, крашеные губки девочки, её стройные ножки, едва прикрытые джинсовой юбочкой, Сергей Аникушкин думал: «Девка созрела: попка, сиськи, всё при ней, а мозгов ещё нет. Голову задурить проще простого».

– Я, между прочим, для постоянных клиентов скидки делаю, – сказал вслух Аникушкин, – могу телефончик дать, понадобится, звони.

– Хорошо, – кивнула Надя, – сегодня как раз и понадобится. Диктуйте, я запомню.

Аникушкин продиктовал номер своего сотового телефона.

Ещё Гоголь заметил, что беда России: дураки и дороги. С той поры прошло двести лет, но мало что изменилось в нашем отечестве – беды те же самые. Всё идёт у нас наперекосяк, потому что сидят дураки на высоких постах. Реформа МВД буксует по той же причине. Переименовали милицию в полицию, серую форму поменяли на синюю, и успокоились – реформа проведена. Но как цвела пышным цветом «палочная»⁴ система, так и продолжает цвести и пахнуть. Важна для «палочной системы» бумага, а не человек. Не имеет значения, как активно сотрудник принимает участие в раскрытии преступлений, но важно умение грамотно составить бумагу. Само собой разумеется, что бумагу ту должен кто-то подшить и составить по ней справку. Вот и пухнут штаты штабов всех уровней, и всё меньше становится сотрудников работающих на «земле», потому как работать там хлопотно, и постоянно получаешь выговора. А какие выговора могут быть при работе в штабе?

Старший участковый уполномоченный Воронцов уже много лет работал один, без напарников, обслуживая несколько административных участков. Только с сентября прошлого года дали ему в напарники, выпускника юридического института, который с первого дня работы принялся высчитывать годы, оставшиеся ему до пенсии. Вместе с Гасиловым, новым напарником Воронцова, пришла его однокурсница Леночка Фёдорова – инспектор по делам несовершеннолетних. И зажили они все трое тихо и мирно в своём подвале, именно там располагался их опорный пункт полиции.

В этот вечер Леночка Фёдорова заполняла карточки своих подучётных несовершеннолетних, а Гасилов взял в руки заявление, которое получил и стал читать:

– «Гражданка Никишина, которая живёт поверх меня, вешает на балконе свои белья»,– он улыбнулся и добавил:– так написано, ладно читаю дальше: « …с которых хлещет вода на мой балкон. Этим своим дурным поступком Никишина нарушает общественный порядок и грубо насмехается над общественной нравственностью», – Гасилов вздохнул, – какой ерундой приходится заниматься.

– Двадцать лет назад, я думал так же как ты, – усмехнулся Воронцов, – и решил перейти в следствие.

– Так что же вам помешало? – спросила Фёдорова, не поднимая голову от своих бумаг.

– Тогдашний начальник следствия у меня спросил: « Какое у тебя образование?» – продолжил Воронцов. – Отвечаю, что, высшее – техническое. Он мне и говорит: «Вот когда у тебя будет высшее юридическое, то я тебя с радостью возьму». Я ему в ответ: «В следственном отделе, кроме вас, ни один следователь не имеет юридического образования!»

Воронцов, положил бумаги в сейф и продолжил:

– Начальник следствия засмеялся и отвечает: « Найди мне такого дурака, который сядет на твоё место, и так же будет работать, тогда я с радостью возьму тебя в следствие».

– Что было дальше? – Гасилов уложил в папку, возмутившее его заявление.

– Я поступил на заочное отделение в московский юридический институт, и в 1999 году закончил его. Потом началась вторая война в Чечне, я стал туда ездить в командировки. Полгода проработал следователем в Грозном. В 2003 году вышел на работу обратно в отдел, и начальник следствия предложил мне перейти на работу в следствие, но я отказался. Понял, что работа следователя, это не моё.

– Почему?! – удивился Гасилов.

– Лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе, – усмехнулся Воронцов, – а стать лучшим следователем, мне не суждено.

– Валерий Борисович, вы вечером в отдел пойдёте? – спросила Фёдорова.

– Идём, а что?

– Могли бы вместе, – предложила Фёдорова, – только мне нужно к Куряниным сходить. Говорят, отчим Натальи пристаёт к ней.

– Ты без меня с ним на эту тему не разговаривай, – посоветовал Воронцов.

– Почему? – красиво выгнула бровь дугой Леночка.

– Отчим Наташи, Валерка Еркин, первый свой срок за изнасилование получил. Нравы тогда в местах лишения свободы были строгие, его там поломали. Теперь он инвалид третьей группы, и недолюбливает с тех пор красивых девушек.

– Ты на беду нашу, красавица, а это криминал, – вставил Гасилов.

– Перестань ерунду говорить! – деланно возмутилась Леночка.

– Риназ Минниханович констатирует факт, – улыбнулся Воронцов.

Дальше поговорить не получилось, зазвони телефон, Воронцов взял трубку.

– Еркин разбуянился, – сообщил он, после разговора по телефону с дежурным, – так что к Куряниным втроём пойдём.

Подкосила Валерку бутылка самогону, которую принесла с собой сожительница. Стоял он на кухне, с трудом держа равновесие и тупо уставившись на участкового Воронцова, пытался понять, что говорит его разлюбезная Вера, а та, икая и утирая пьяные слёзы, жаловалась:

– Какие мужики меркантильные пошли! Из-за недолитых тридцать грамм водки убить готовы.

– Ну что за человек?! – возмутился Валерка. – Сказано же, в семье всё должно быть поровну, и радость и горе. Это основной принцип домостроя! Иначе всё буде рушиться, и семья, и общество и государство!

Дальнейшие взгляды на домострой изложить Еркину не дал Гасилов, сказав:

– Пойдём в отдел, – предложил он, взяв Еркина за локоть, – расскажешь мне подробнее о домострое.

После ухода сожителя, Верка всхлипнула:

– Ушли! А с кем я теперь останусь?! Нельзя женщине быть одной! Ты понимаешь это Воронцов?!

Фёдорова, уразумев, что поговорить с Верой не удастся, так же вышла из квартиры.

– Воронцов, я боюсь одна, – заявила Верка, пытаясь обнять участкового, – забрал у меня мужчину, охраняй сам, – прижавшись к Воронцову, улыбаясь, продолжала, – исполняй свой служебный долг в полной мере.

– Обязательно исполню, – пообещал участковый, освобождаясь из Вериных объятий, – вот только твоего любимого мужчину спать уложу.

– Воронцов, я буду ждать тебя! Дверь не закрою.

– Жди меня и я вернусь, только очень жди, – пообещал Воронцов и вышел из квартиры.

Верка рухнула на диван и захрапела.