Школьный год Славы Светлакова. Пятиклассники

© Евгений Петров, 2021

ISBN 978-5-4474-3514-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Тридцать первое августа. Завтра в школу. День выдался непривычно прохладным. Изредка пролетали капли дождя. Порывистый ветер противно пробирался к самому телу, заставляя кожу покрываться мурашками. Однако это меня нисколько не расстроило. У меня появилась реальная возможность продемонстрировать ребятам дедушкин подарок. Летом какое-то время я отдыхал в деревне и получил в подарок (папа сказал, что это семейная реликвия) танкистские погоны, оставшиеся еще с самой войны. Черные такие погоны с интересной эмблемкой, совсем не похожей на те, что я видел в военторге. А на поле погон несколько поблекшим, некогда золотым, металлизированным галуном выложена буква Т. Причем, перекладинка чуть не втрое шире ножки. Интересная такая буква. Дедушка пояснил, что это знак звания старшины.

– Ага, старшины, – не поверил я тогда, – У старшины – широкая полоса вдоль всего погона, а тут…

– Так это же погоны времен войны, – улыбнулся дедушка.

– А ты был на войне?

Тут дедушка открыл расписную шкатулку и вытащил оттуда несколько медалей. Ух ты… На трех ленточках вместо привычных кружков висели звездочки. Оказывается, мой дед был кавалером ордена «Славы». Как бы мне хотелось получить в подарок медали. Но… они же не были мной заработаны…

Мне только дома папа рассказал, что Николай Иванович, мой дедушка заслужил все эти награды, совершив геройские подвиги… А то, что он дал мне боевые погоны, Стоит многого. Вот мне и захотелось похвастаться этими свидетелями давних теперь боев.

Нет, я не собирался махать погонами направо и налево. Смотрите, вроде, что у меня есть. Я поступил по-другому. Мне самому, не тетю Лару же просить, пришлось пришить погоны на серое, похожее на армейскую шинель, пальто. Вот в этом-то пальто я и направился в школу узнавать расписание на первое сентября. В общем, выглядел я будто солдат. Для большего соответствия я влез в сапоги и нацепил настоящий солдатский ремень.

На школьном дворе первым, кого я увидел, был Юрка Павлов. Он шел с таким расстроенным лицом, что мне даже стало несколько неловко за свой вид.

– Что случилось?

– Да, – он горестно махнул рукой, – нас с Валеркой в другую школу переводят…

– Брось… С чего бы это?

Мы с ним никогда не были особо дружны. Ну, одноклассники и одноклассники, и больше ничего. Однако, такое известие очень меня поразило. Юрка считался одним из лучших учеников нашего класса, и вдруг его и переводят? Валерка ладно, он учился с тройки на четверку. Его перевод казался вполне закономерным.

– Вроде как, мне до той школы ближе, – проговорил Юрка и тут же более громко и раздражительно продолжил, – нисколько там не ближе, даже дальше. А Валерка так вообще в новую школу будет мимо нашей ходить…

– Странно все это, – пробормотал я.

Но Юрка уже меня не слушал. Он стремительно уходил в сторону своего дома. Некоторое время я смотрел ему вослед. Действительно странно. Получается, что мы с ним каждый день будем встречаться по дороге в школу. К той школе, куда перевели Юрку, я живу гораздо ближе, чем к нашей, а он – наоборот. По идее меня нужно было переводить…

Я мотнул головой, отгоняя ненужные мысли и подошел к школьному крыльцу. И надо же, прямо на крыльце лицом к лицу я столкнулся с Мариной Орловой. Весь последний год я мечтал с ней подружиться, но все как-то не довелось. Может, в этом году…

1

В основном за лето у нас мало что изменилось. Разве что классный руководитель теперь у нас был, вернее была, другой.

Наша бывшая классная, Нина Николаевна, ушла в декрет. Это, то есть, собралась рожать ребенка.

Новая классная Елена Константиновна, сразу и не выговоришь, высоченная, она, наверное, даже выше моего папы, хотя он и сам-то не маленький. Мы ее сразу так и прозвали Каланча. Учить она нас будет русскому языку и литературе. Литература мне вообще нравилась. Я себя без книжки и не представлял. Но вот Каланча… пока неизвестно.

В общем, день первого сентября, начался с линейки, на которой поздравили нас с началом нового учебного года, говорили еще какие-то слова. Вроде того, что вы, то есть мы, пионеры, что мы должны учиться, учиться и учиться… Ну, и дальше все в таком же духе.

После линейки завалились мы в класс.

В классе как-то особенно приятно пахло ремонтом. Нет, не тем ремонтом, когда все перевернуто вверх дном, и всюду валяются обрывки старых обоев, различный другой мусор, а тем ремонтом, когда все сияет чистотой, когда еще не совсем выветрился запах свежей краски, когда солнце отражается от блестящих поверхностей. Удивительно, даже учиться захотелось. Хотя сам процесс учебы мне всегда нравился. Тем более, что мне особо и напрягаться не приходилось. Все, как говорит папа, на лету схватываю.

***

Первым уроком, как, впрочем, и ожидалось, был русский язык. Наша Каланча сразу же превратила урок в классный час. И начала она его с крайне неприятного пересаживания: ей почему-то хотелось, чтобы мальчик обязательно сидел с девочкой. Зачем бы это? Не все ли равно как и с кем мы сидим?

Моей соседкой оказалась Оля Першина – скромненькая невзрачная девчонка. Не то, что Марина. Ее бы лучше со мной посадили. А с Мариной оказался Генка Белянов. А с другой, стороны, кто мешает общаться вне школы.

Перемена заполнилась рассказами о проведенном лете.

А мне вспомнилось не что-нибудь, а рыбалка с дедушкой, с тем самым, который подарил погоны.

– —

«Встали мы тогда рано. Утро еще только занималось. Солнце едва-едва поднималось над полями, напоминая не привычный шар, а скорее что-то вроде увеличительного стекла на синей, словно подушке. Где-то свистела одинокая пташка. И вдруг заливчато заголосил петух:

– КУКАРЕКУ!

И тут как прорвало. То в одном дворе, то в другом дворе раздавались эти самые КУКАРЕКУ!!!

С удочками через плечо мы двинулись через поле. Почти на уровне груди колыхались волосатые колосья ржи. Изредка среди высоких стеблей одиноко синели резные васильки. Я наклонился было сорвать цветочек.

– Не трогай, – остановил меня дед.

– Почему?

– За целый день он все равно умрет и завянет. А тут он живой и красивый.

– А разве цветы живые?

– А как же… И им тоже бывает больно…

Мы подошли к реке. На поверхности весело плескались солнечные блики. Возле самого берега густые заросли камыша. Коричневые мохнатые шишечки еле слышно шелестели под легким ветерком.

– Здесь и будем ловить?

Дедушка вместо ответа прижал к губам палец, дескать, тишина…»

…

– А ты, Славка, где отдыхал? – чей-то вопрос вырвал меня из воспоминаний.

– На море, в Анапе, – неожиданно даже для себя проговорил я.

Спасительный звонок отвлек от выдумывания подробностей.

Следующим уроком была история. Надеюсь, в этом году у меня получится исправить прошлогоднее положение, когда у меня вышла одна единственная тройка – как раз по истории. Я обязательно должен попасть в число хорошистов, или ударников, как в прошлом году их называла Нина Николаевна. Тем более, что я собирался подружиться с Мариной, а она у нас как раз – отличница.

Вот с такими мыслями я и возвращался после первого школьного дня домой.

Идти не больно-то и хотелось. Все равно дома мачеха. Может, тетя Лара и неплохая женщина, но это же не мама. Хотя папа вроде бы хорошо к ней относится. Это его дело, а я не особо намерен.

Что я там не намерен, мне так и не удалось придумать, как навстречу мне попался Генка Белянов, одноклассник. Мы с ним ходили в футбольную секцию с первого класса. Правда, особой дружбы между нами как-то не сложилось. Разве что приятельские, как говорит папа, отношения. Но лучше уж с приятелем, чем с чужой теткой. На удивление, Генка уже успел сбегать до Кулинарии и сейчас старательно жевал коржик, обильно посыпая тротуар крошками.

– Ну, как тебе? – набив полный рот, проговорил он.

– Что как?

– Как тебе первый учебный день?

– А вот ты о чем, – я непроизвольно пожал плечами, – ничего особенного. Как и в прошлом году.

– Ага, – он еще откусил от коржика, – а на футбол пойдешь?

Футбола мне сейчас только и не хватало. Из-за этого самого футбола в прошлом году мама ушла. Встретила на турнире в Анапе дядю Сашу и уехала к нему жить. А нас с папой оставила вдвоем. Конечно, я не стал говорить всего этого Генке. Просто помотал головой.

– Ну и правильно, – неожиданно легко согласился со мной Генка.

Он наконец-то разделался с коржиком, и словно спохватившись, вытащил из портфеля еще один, протянул мне.

– Бери, – а на губах его появилась виноватая улыбка.

И внезапно он показался мне совсем неплохим парнем.

– А может в другую, какую секцию пойдем?

Это его предложение показалось мне привлекательным. Другая секция? Интересно. Вот только, какая? Валерка, например, ходит на бокс. Туда же? Что-то нет никакого желания. Я и так могу любому рожу начистить. Зачем мне еще бокс?

– Что скажешь? – Генка нетерпеливо заглянул мне в глаза.

Но что я ему мог ответить. Я еще и сам не решил, куда податься. Может мне с папой посоветоваться. Он когда-то занимался спортом. Правда, особых успехов не достиг, но все-таки…

– Я еще подумаю, – проговорил я.

– Подумай, – Генка неожиданно хлюпнул носом.

Он повернулся и, слегка подволакивая ноги, побрел к своему дому.

Чего это с ним?

2

Утром мы подрались с Толькой Редькиным.

Чего ему опять было надо? В последнее время он то и дело привязывается ко мне. Причин я, как ни старался, не находил.

Раньше, еще в первом и втором классе, мы даже дружили. Нас четверых – меня, Тольку, Сережку и Андрея – даже называли «четыре мушкетера». Мы всегда были вместе. Но потом что-то разладилось. Сережку с Андреем перевели в другой класс. Больше мы с ними не встречались. Времени не было. А наши встречи с Толькой все чаще заканчивались драками. Причем с переменным успехом.

Вот и сейчас, без видимого повода он принялся махать кулаками. Я тоже пару раз заехал ему по лицу.

– До первой крови! – заявил Толька, попав мне в глаз.

У меня словно звездочки рассыпались. Ну, точно, искры из глаз. Фингал будет точно. В ответ я смог только расквасить ему нос.

– Что тут происходит? – это Каланча. Кто-то уже успел позвать.

Ее только тут не хватало.

– Опять Светлаков?!

Причем тут я? И почему «опять»? Вроде ничего никогда и не было. Вел себя нормально… А драка? Что драка? Ну, стукнули друг другу по паре раз. И все… С кем не бывает. Велика важность.

– Что молчишь?

А чего тут говорить? Обычное дело. И я молчал.

– Так! – голос Каланчи приобрел угрожающие нотки.

Что она хотела сказать? Я не понял, так как именно в этот момент прогремел звонок.

Урок математики. Одно время, мне просто не нравилась математика. А сейчас я ее вообще ненавидел. Почему? Может из-за училки, Марии Мироновны, которая в этом году заменила нашу Нину Николаевну? Понятия не имею.

– Ладно, иди на урок.

Я отправился в класс. Толька еще раньше скрылся в дверях, успев напоследок показать мне кулак.

Почему все так устроено? Та же Каланча. Вот недавно, на уроке, так Ленку головой об доску шарахнула, что доска даже свалилась. Пришлось ее тогда обратно на стену водружать. И ничего. А Руфа, Зинаида Руфовна – учитель географии, только таким образом и ведет уроки. Им, значит, можно. А мы? Почему нам ничего нельзя?

– Почему не пишешь? – это Оля толкнула меня под бок.

С пера ручки сорвалась жирная капля чернил и плюхнулась на страницу. Огромная лиловая клякса расцвела на странице уродливым цветком. Ручка же была не шариковая, а автоматическая, та, в которую нужно было время от времени заливать чернила.

– Отстань, – я отмахнулся от Оли.

Но отмахнулся я рукой, в которой как раз и была зажата злополучная ручка.

– Ой! – вскрикнула моя соседка.

Я недоуменно повернулся к ней. Нет! Только не это! Час от часу не легче. Надо же, все к одному. Олино лицо оказалось почти полностью залито чернилами. Девочка вскочила и, закрыв лицо руками, выскочила в коридор.

– Светлаков! – голос математички сорвалась на визг, – Что ты себе позволяешь?

– Я же не… – растерянно проговорил я.

– Вон из класса!!!

Что тут поделаешь. Как можно что-то ей объяснить? В любом случае окажешься неправ. Я понуро вышел из класса, даже не взглянув на Марию Мироновну. Мелькнул под ногами металлический порог раздевалки. Это как раз то, что надо. Мне хотелось укрыться от всех. Лицо горело от стыда. Не хотел я ничего такого. Я и предположить не мог, что чернила могут выплеснуться из ручки. Оля точно уж никак не заслужила. Как я смогу теперь ей в глаза смотреть? Это ж вам не драка. В драке что, двинул каждый по нескольку раз, все и закончилось. А тут много хуже… Странно только, что отца в школу не вызвали.

Прозвенел звонок. Я постарался забиться поглубже в чьи-то пальто. Грубый материал царапал лицо отдельными жесткими ворсинками.

– А, вот ты где, – Генка притащил мои вещи из класса.

А я и не заметил, что выскочил без них.

– Что теперь делать?

Странно, но единственным человеком, с кем я мог бы посоветоваться, теперь неожиданно стал Генка. Вот не думал, не гадал, а как-то так сложилось. Но, опять же, что он может посоветовать?

– Извиниться бы надо, – Генка зашуршал бумагой, доставая очередной коржик, – Завтра и извинишься.

– Почему это завтра?

– А потому, – он откусил значительный кусок, – что Олька уж домой убежала. Я только что видел. Вся в слезах…

– А к-как…

– Как у нее с лицом? Все нормально. Вроде светлей стало.

– А что она говорит?

– Точно не знаю, но тебя вроде не обвиняет…

– Не обвиняет? – У меня словно отлегло от души.

– Нет. Давай, вылезай. Тебя математичка зовет.

Странно, но почему-то никто так и не додумался придумать математичке прозвище. На мой взгляд, ей хорошо бы подошло… нет, не знаю. Мария, и Мария. Может, Зеленка? Тут можно придумать сразу несколько причин. Во-первых, она только что из института. Потому и заводится, как говорит папа, с пол-оборота. Надо же показать себя. А во-вторых, у нее и фамилия соответствующая – Зеленина.

В кабинет я вошел, понурив голову, всем видом стараясь показать раскаяние.

– Проходи, Светлаков, – это уже Каланча подхватила меня под локоть и подтащила к самому учительскому столу.

Куда без нее? Завуч все-таки.

– Рассказывай, Светлаков.

– Что рассказывать-то?

– А вот за что ты Оленьку чернилами облил?

Зачем она так? Ну, не подумал, что так получится. Не специально же я.

– Что молчишь?

Я бы и рад сказать, но как раз сказать-то мне и нечего. Все равно из них двоих никто не поверит, что бы я не… И я продолжал молчать. Эх, Нине Николаевне бы ничего объяснять не пришлось, она бы все поняла, а этим все равно не объяснишь. Они обе наперебой орали на меня странно похожими визгливыми голосами. По их мнению выходило, что я весь такой-растакой, что обо мне колония плачет, что все хулиганские поступки в школе исходят от меня. Я, наверное, рассмеялся бы. Тоже мне, нашли преступника, в пятом-то классе…

– А эта отвратительная драка…

– Ага, а я один, что ли дрался? Сам с собой? – я тут же вынужден был остановиться, близко оказался комок в горле. Еще подумают чего.

– Молчи уж!

Ну, вот и пойми этих взрослых. То, «что молчишь», то «молчи».

– С Анатолием я потом тоже переговорю.

Опять непонятно. Почему Редькин – Анатолий, а я – Светлаков. Никакой справедливости.

– Может директора позвать? – заискивающе спросила математичка.

– Какой директор, уважаемая Мария Мироновна? Сами разберемся.

А в чем тут разбираться? Ничего плохого я не делал. Драка? Так все дерутся. Чернила? Не нарочно же. Случайно.

– Ну, что, так и будешь стоять? – Каланча как клещами схватила меня за плечо, сильно встряхнула.

Я только помотал головой. Еще не хватало перед ними разреветься.

– Ладно, иди, – неожиданно проговорила русичка, – еще один проступок, будем вызывать инспектора детской комнаты милиции.

Я стремительно вылетел из школы.

Фу, пока пронесло…