Посреди донской степи. Том 1. Казачьи сказки, легенды, предания

© Евгений Меркулов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Завет Коляды, или Откуда пошли казаки?
(по мотивам сказа о казаках)

 
Про стародавние года
Поют Бояна струны:
Небесный Батька Коляда,
Сын Тарха, внук Перуна,
 
 
С Небесной Матью Даж-землёй
В пылу любви горячей
Родили ночью грозовой
Свободный люд казачий.
 
 
И Батька выделил сынам
По случаю рожденья
На вековечны времена
Обширные владенья.
 
 
– Вот это – ваш родной Присуд.
Запомните, отныне
Вам обитать пристало тут,
Не мысля о чужбине.
 
 
Идти отселева не нать,
Но всей своею мощью
Вы степь родную защищать
Должны и днём и нощью.
 
 
А на сторожу, в помощь вам,
Характерные чада,
Пожалуй, дядьку Хорса дам,
Он подсобит, коль надо.
 
 
Пошлю умений на труды,
И мастерства, и хваток,
Чтоб вы не ведали нужды,
Был в куренях достаток.
 
 
Чтоб токмо через общий круг
Считалося решенье,
И принималось без наруг
Моё благословенье.
 
 
И были б, Батькины сыны,
Вы света сторожами.
И все поборники войны
Дрожали бы пред вами.
 
 
И видя кривду, подлость, грязь,
Усобицы и злобы,
Вы меж собою неприязнь
Не допускали чтобы.
 
 
И чтоб от Матери-земли
Грядущему в угоду
Вы перенять себе могли
Любовь к людскому роду.
 
 
Таку червону! Дажедь нет,
Багряну, аки сполох
Небесный! Вот вам мой завет.
Да будет век ваш долог!
 

Легенда о Белом Олене
(по мотивам «Легенды об Оленях» П. С. Полякова из романа «Смерть Тихого Дона»)

 
                               I
В глубине седых веков на Донском раздолье
Дал Господь для казаков степи в Диком Поле.
И на вечны времена в знак благоволенья
Он послал своим сынам Белого Оленя
 
 
С тем, чтоб люди никогда ни в словах, ни в деле,
Зверю доброму вреда учинять не смели.
Так и жили много лет предки миром-ладом,
Чтя Божественный Завет, с круторогим стадом
 
 
По законам вольных птиц, без вражды и злости.
Но однажды у границ появились гости.
– Хто такие и откель протоптали тропы?
– Мы из северных земель беглые холопы.
 
 
Там у нас боярский гнёт крепнет год от года,
Лютый царь как воду пьёт кровушку народа.
Казни, лязганье оков, страшная картина…
Стоят жизни мужиков меньше, чем скотина.
 
 
Ох, не стало нам житья никакого боле,
Вот, и в дальние края мы пошли за волей.
Где могучий Дон-отец катит полны воды,
Вкус познаем, наконец, счастья и свободы.
 
 
В ноги падаем донцам – Сжальтесь, добры люди,
Дайте бедным беглецам землю на Присуде.
Не гоните, казаки, нет назад дороги.
Ведь у Дона, у реки места хватит многим. —
 
 
И казачий круг решил, что своей землицей
От щедрот донской души можно поделиться.
– Что же, ладноть, в добрый час! Место есть покуда.
Оставайтесь промеж нас на земле Присуда.
 
 
Но от рабского клейма отвыкайте, братцы.
С Дону выдачи нема, нечего бояться.
Нет невольничьих цепей, каторги, острога.
Обживайтесь средь степей, поминайте Бога.
 
 
                               II
День за днём, за сроком срок пролетали годы.
Не слабел донской поток, не мелели воды.
Ночка близилась к концу, звёзды в небе стыли,
К атаманскому крыльцу на кобыле в мыле
 
 
Прискакал да не казак, не донец весёлый,
А насупленный вожак беглых новосёлов.
– Слушай, батько, дело есть, объявляй тревогу.
У меня худая весть. Я прошу подмогу. —
 
 
По призыву на майдан собралось народу.
Вышел пришлый атаман, поклонился сходу.
– Со своих уйдя земель, с казаками вместе
Мы живём, но и оттель получаем вести.
 
 
И сейчас наш край родной покорён жестоко,
На него пошли войной полчища с востока.
Всех, кто молод и силён, из родимой хаты
Забирают в свой полон вражьи супостаты.
 
 
Бьют детишков, стариков, храмы жгут, иконы…
И рекой струится кровь, и стекает к Дону.
Рушат древние кресты в городах и сёлах.
Помогите нам, браты, объявите сполох.
 
 
В этой праведной борьбе с ворогом по праву
Вы стяжаете себе воинскую славу.
Долго думали донцы и решили: «Любо!»
И заржали жеребцы, заиграли трубы.
 
 
Бьются в дальней стороне ради дутой славы
И в чужой для них войне падают на травы.
Ну, а дома вой, да рёв, вдовы, да ребята.
Без отцов, да без мужьёв жито не дожато.
 
 
На Присуде мор и глад, чёрными ночами
Хутора на степь глядят мёртвыми очами.
Даже если вой-герой приходил с увечьем,
Угощали лебедой… Боле было нечем.
 
 
                                III
Хтось от голода забыл Божье повеленье
И стрелою завалил Белого Оленя.
Только сели жарить плоть, всюду потемнело,
И сказал с небес Господь – Злое вышло дело.
 
 
Дон был даден казакам и донские степи,
Чтобы жили вы века в этом благолепьи.
Вы ж ушли с родной земли против Божьей воли,
Славу бренную нашли там на бранном поле.
 
 
И когда же глад затряс ваши поселенья,
Погубили, убоясь, Моего Оленя.
Здесь, над степью, над рекой, принял Я решенье:
Павшим воинам – покой! Нет живым прощенья! —
 
 
Чёрный вран свои крыла вскинул, словно руки,
И легла на землю мгла, и утихли звуки.
Нет сияния зарниц, потянуло тленом,
Казаки упали ниц в ужасе священном.
 
 
Вдруг раздался детский писк, вслед другой, … десятый…
Горький плач пробился ввысь, в Божии палаты.
И Всевышний услыхал в тонком детском плаче,
Что невинных наказал за грехи казачьи.
 
 
Поднял лик Господь в слезах светлыя печали,
И от слёз на небесах звёзды засияли.
Солнца пламенный венец тьму рассеял сразу
И решил простить Творец чад своих проказу.
 
 
– Вам реку еще одно Божье откровенье:
Много крови суждено зря пролить в сраженьях.
Да и слуги сатаны будут всяко-разно
Вас толкать в круги войны, да пытать соблазном,
 
 
Путать с верного пути, и наступит время,
Выбьют вороги почти всё донское племя.
Но не будет казакам Моего прощенья,
Не придут сюда пока новые Олени.
 
 
Чтоб не скрылся судный день дней других золою,
Дам вам герб, а в нём Олень, раненный стрелою.
Пусть запомнят казаки новых поколений —
В этом знаке и грехи, и залог спасений.
 
 
Там, где зверь мой был убит, дол залив рудою,
Нынче озеро вскипит чёрною водою.
И когда в урочный час воды станут сушей,
Это будет знак для вас – прощены все души.
 

Казак и Судьбина
(по мотивам «Казачьих сказок»)

Скажи мне, кудесник, любимец богов

Что сбудется в жизни со мною?

А. С. Пушкин «Песнь о Вещем Олеге»

 
                               I
Казак молодой на ретивом коне
Покинул родную станицу,
Решил попытаться в чужой стороне
Поймать свою Синюю Птицу.
Немало успелось проехать ему,
Пока на пути он увидел корчму.
 
 
«Вот это и нужно сейчас для меня!» —
Воскликнул казак: «Слава Богу!
Ждёт сытный обед седока и коня,
А вечером снова в дорогу.
Ступай, Воронок, под навесом в тени
От жаркого солнца чуток отдохни».
 
 
И только казак умостился за стол,
Попробовал первое блюдо,
Старик седовласый к нему подошёл,
Явившись незнамо откуда.
«Садись, угощайся, почтенный отец» —
Приветствовал старца донец-молодец:
 
 
«Кулеш не остыл ещё, прямо с огня.
Я позже поем. Помоложе.
Да мы с тобой, часом, скажи, не родня?
Обличием трошки похожи».
И старец ответил, усмешку тая:
«Почти угадал. Я – Судьбина твоя».
 
 
На старца внимательно смотрит казак —
Лик в шрамах, согбенные плечи,
Из мутного глаза точится слеза,
На теле следы от увечий.
Неужто мой жребий таков на веку?
И боязно стало в тот миг казаку.
 
 
Старик засмеялся: «Гляди, брат, гляди.
Ты видишь Судьбину казачью.
Печали и горести ждут впереди,
А вовсе не Птица Удачи.
Послушай совета, соколик ты мой,
Садись на коня и вертайся домой».
 
 
Поехал казак, чтоб не лезть на рожон,
Обратно дорогой знакомой,
Но мыслил: «Я ПУТЬ СВОЙ изведать должон,
Не будет покоя мне дома».
И снова, коня повернувши назад,
Туда поскакал, куда очи глядят.
 
 
                              II
Сколь минуло лет, нам и знать ни к чему.
Но, скорую чуя кончину,
Задумал казак посетить ту корчму,
Где встретил когда-то Судьбину.
К заветному месту примчался скорей,
Глядит, а старик уже ждёт у дверей.
 
 
Уселись, по чарочке взяли на грудь
За встречу (а как же иначе?).
– Ну что, убедился? Досталось хлебнуть
Несчастий, упрямый казаче?
«По-разному было: и эдак, и так» —
Судьбине ответствовал старый казак.
 
 
– А что, неужели ни разу тебе
На ум не являлись догадки,
Что если бы жил ты покорно судьбе,
То был бы здоров и в достатке?
Ответил казак, как ударил мечом:
«Нет, я не жалею, отец, ни о чём!»
 
 
Судьбина пытает: «Могу тебе дать
Возможность начать всё сначала».
Подумал донец и ответил: «Не нать!
Менять ничего не пристало.
Я прожитой жизнью доволен вполне
И шляха другого не надобно мне».
 
 
А люди гадают: «Поди близнецы?
Гляди, как похожие лица!
Откуда явились сюда пришлецы?
Кубыть, не из нашей станицы».
А «братья» пыхнули духмяной махрой
И выпили дружно по чарке второй.
 
 
«Чему усмехаешься, ну-ка скажи?» —
Судьбина промолвил сурово:
«Коль есть на душе что, открой, не держи
Внутри своё дерзкое слово.
С чего веселишься? Чай, близок конец».
Судьбине ответил с улыбкой донец:
 
 
«Был давеча тусклым огонь твоих глаз,
А ныне он ярко лучится.
Вот, я и смекаю, что жизнь удалась,
Попалась мне Синяя Птица.
Хучь стар ты годами, а взор кугаря.
И значится, землю топтал я не зря».
 
 
И молвил Судьбина: «Воинственный пыл
Ни шашкой не сбить, ни нагайкой.
Ты прав, казарлюга, по совести жил.
По третьей за волю давай-ка!»
На этом я сказку кончаю, сынки.
И слава те, Боже, что мы – казаки!
 

Легенда о донском цветке-бессмертнике
(по мотивам легенды донских казаков)

Отцу

 

 
                              I
Давно это было, в лихие года
На Дон налетела с востока орда,
 
 
Прошла по Присуду с мечом и огнём,
Хлеба потоптала монгольским конём,
 
 
Поля окропила казачьей рудой,
Связала невольников крепкой уздой,
 
 
Разрушила храмы, сожгла городки
И в степи вернулась от Дона-реки.
 
 
А вслед за ордой от свово куреня
Плелись полоняне, судьбину кляня.
 
 
Ох, много донцов той далёкой весной
Узнали про вражий аркан власяной.
 
 
                              II
У Марьи-казачки монголы родню
Забрали с собою в полон на корню —
 
 
Любимого мужа и сына-мальца,
И дажедь почтенного старца-отца.
 
 
Спалили избёнку, порушили баз,
Она, же в леваде укрывшись, спаслась.
 
 
Ох, как горевала, оставшись одна,
Уж лучше б с семьёй бедовала она!
 
 
Потом порешила, что будя кричать,
В Орду ей дорога, родню выручать.
 
 
Отвесила Дону прощальный поклон
И двинулась прямо в ордынский полон.
 
 
Нелёгок и долог был путь у неё,
Безлюдные степи, не встретишь жильё.
 
 
Достались казачке и холод, и зной,
И голод, и жажда, и волчий конвой.
 
 
Она шла вперёд, разбирая следы,
И так через год добрела до Орды.
 
 
Оборвано платье, обувки нема,
Зияет прорехой пустая сума,
 
 
Тоща, что и мёртвый глядится живей,
Но всё же добралась до цели своей.
 
 
                              III
Марию доставил в шатёр караул,
И хан на неё с интересом взглянул:
 
 
– Чего тебе, женщина? Кто ты? Откель?
Зачем ты пришла? Какова твоя цель?
 
 
– Ты зришь пред собою казачью жену,
Супруг мой и чадо в ордынском плену,
 
 
Родитель мой с ними, я так их люблю!
О, хан, отпусти их на волю, молю!
 
 
А коли не пустишь, бери меня вслед.
Мне жизни на воле без родичей нет.
 
 
И хан ей сказал: – Ты смела и горда!
За то, что решилась добраться сюда,
 
 
С тобой отпустить я могу одного,
Того, кто дороже, милее всего.
 
 
Мария задумалась, спала с лица
И, глядя сквозь слёзы, сказала: – Отца!
 
 
Воскликнул правитель, услышав ответ:
– Подумай, отцу твоему много лет!
 
 
Он пОжил на свете, казачка, к тому ж
С ним рядом томятся твой сын и твой муж.
 
 
Погибнут в неволе, вдали от Руси.
Не хочешь супруга, хоть сына спаси!
 
 
Мария сдержала рыданье в груди:
– Ты мыслишь, что баба рехнулась, поди?
 
 
Тяжел этот выбор, но сам посуди,
Ведь я молода, и вся жизнь впереди.
 
 
Я с помощью Божьей на этом пути
Смогу себе нового мужа найти…
 
 
Вновь сына рожу – буде воля Творца,
Но кто мне заменит родного отца?
 
 
                              IV
Внимательно выслушал женщину хан
И нукеру крикнул: – Скачи за шихан!
 
 
В степи средь привычного всем ковыля
Цветок необычный взрастила земля,
 
 
Сиреневый цвет, как в Ононе вода.
Найди и сорви, и немедля сюда!
 
 
Вернулся посланник, доставил цветок,
И хан, протянув его женщине, рёк:
 
 
– Твой мудрый ответ оценить я сумел
И выполнить просьбу твою захотел.
 
 
Ты с этим цветком походи по Орде,
Искать своих близких с ним можешь везде.
 
 
Но помни, для поиска выделен срок,
Пока не завянет, не сгинет цветок.
 
 
Найдёшь их – до дома дорога пряма,
А нет, не взыщи, оставайся сама.
 
 
Загадка таилась в его словесах,
И тлела улыбка в раскосых глазах.
 
 
Взглянула казачка, лишь молвила: – Ах!
И высохли слёзы на впалых щеках.
 
 
Отвесила хану поклон – Исполать!
Спасибо за милость! Пойду их искать.
 
 
Предчувствием встречи с родными полна,
С цветком по Орде зашагала она.
 
 
Сияли глаза, как над Доном рассвет.
А хан ещё долго смотрел ей вослед.
 
 
                              V
Бессмертником кличут цветок на Дону,
Имеет он тайну-загадку одну.
 
 
Ить, как утверждает казачья молва,
Он может не вянуть не день и не два,
 
 
Неделю и месяц, кубыть даже год,
Бессмертник сиреневым цветом цветёт.
 
 
                              VI
А кто из потомков казачьих родов
Сейчас, как Мария, на подвиг готов?
 
 
А ежели выбор предложат такой,
Кого мы возьмём на свободу с собой?
 
 
И даст ли нам кто на пороге беды
Бессмертник иль даже хучь кружку воды?
 
 
Надеяться, вдруг да придёт мудрый хан?
А може, не ждать? Подскажи, атаман!
 

Чайка
(по мотивам казачьей легенды)

 
Ох, когда это было, да скольки веков
Миновало – упомню едва ли.
Знаю тольки, что турки держали Азов,
Да татары в Крыму царевали.
 
 
И частенько встречали тады казаки
На Придонье незваного гостя.
Пели вострые стрелы, звенели клинки,
Да клевали курганники кости.
 
 
Казаки не спущали обиды врагам,
Наносили удар басурманам,
Приплывая на стругах к чужим берегам,
И домой возвращались с дуваном.
 
 
Дык, об чём это я разговор свой веду?
Ясаул со товарищи-други
Вышел в синее море, не чуя беду,
На проворном испытанном струге.
 
 
От ить, леший! Откель отсыревший табак?!
Внучек, серники деду подай-ка.
Я гутарю – до турок поплыл наш казак,
Ну, а дома жана-молодайка
 
 
Ждёт-пождёт-не дождётся желанного дня,
Чтобы любый вернулся с похода,
То и дело глядит из окна куреня
На донские бескрайние воды.
 
 
А о том и не знает, что на море вдруг
Казаков злая буря застала
И разбила о скалы прибрежные струг
Всею силой девятого вала.
 
 
И потопли донцы, окромя одного.
Догадалси? Ага, ясаула.
Отчегой-то волна пощадила его
И на берег безлюдный швырнула.
 
 
Он очнулся, глядит, а вокруг ни души
И подмоги не жди ниоткуда.
Запечалился хлопец, придется – решил —
Пропадать вдалеке от Присуда.
 
 
А жана ясаула, прождав цельный год,
Хучь от мужа ни слуху, ни духу,
Отыскать его вздумала, но наперёд
Навестила старуху-присуху.
 
 
И ведунья сказала – Тебе не страшна
Путь-дороженька, зрю это ясно.
Приведёт, куды надо, морская волна,
Но из лодки ни шагу! Опасно!
 
 
На чужом берегу коль оставишь свой след,
Возликует нечистая сила. —
Поклонилась казачка старухе в ответ,
Села в чёлн, натянула ветрило.
 
 
Сколь плыла она дён, я не знаю, дружок.
Да оно и не важно к тому жа.
Тольки всё жа нашла тот пустой бережок
И на ём заприметила мужа.
 
 
Видит, он под кусточком лежит на траве,
Альбо сон подкосил бедолагу,
Альбо мёртв, но угроза свербит в голове,
Мол, из лодки неможно ни шагу.
 
 
Подплыла она ближе и громко кричит,
Но не слышит казак её зова.
Захолонуло сердце – неужто убит?
И забылось ведуньино слово.
 
 
Может, он тольки ранен, и помощь нужна? —
Подстегнула мысля, как нагайкой.
И на берег до мужа рванувшись, жана
Водночас претворилася чайкой.
 
 
С громким криком летала она в вышине,
Над судьбой своей жалобно плача.
И проснулся казак, видит – чёлн на волне,
Есть на свете казачья удача!
 
 
И поплыл он до дому, а чайка вокруг
Всю дорогу летает, кружится.
Невдомёк ясаулу, с чего это вдруг
Так печалится белая птица?
 
 
С этих пор много дён, много лет чередой
Унеслось по донскому теченью.
Тольки чайка и досить кричит над водой
И не может найти утешенья.
 
 
А ты слёзки-то вытри, негоже кричать.
Коль казак – так блюди себя! Кстати,
Впредь пулять из рогатки по чайкам не нать.
Я надеюсь, ты понял, касатик?