Город мастеров. Беседы по существу

Нужна школа свободных людей

Евгений Ямбург: Нужна школа свободных людей

Сколько экспериментов пережила школа! И производственное обучение, и обязательное всеобщее, и разнообразные уклоны… Учителя по-прежнему озабочены тем, как впихнуть в школьника побольше знаний, невзирая на перегрузку, но дело спасают репетиторы, дотягивающие конечный продукт до вузовских кондиций. А результат? В стране, обогнавшей весь мир по количеству ученого люда, хронические нелады в экономике, да и в политике не всё гладко. Почему так происходит? Ведь всё это – плоды трудов питомцев нашей школы, единой и общеобразовательной. Может, не тому и не так в ней учат? Об этом размышляет Евгений Александрович Ямбург, заслуженный учитель РФ, директор центра образования №109, доктор педагогических наук.

ПЕДАГОГИКА НОВОГО ВЕКА

Уходящий век продемонстрировал победу атавизма над воспитанием, ненависть к мысли. А заодно – и крушение старых мифов. Ещё с пушкинских времен была у нас такая наивная вера, что-де «темницы рухнут – и свобода нас примет радостно у входа». Темницы рухнули – и что же? В обществе царят растерянность, испуг и уныние. Едва вырвались из клетки, а многим уже захотелось обратно («А в тюрьме сейчас макароны дают», – переживает герой одной кинокомедии). Иного и не могло получиться на вырубленном поле нравственности. Теперь нужно заново выстраивать личность людей, потому что нельзя из рабов coздать свободное государство. Свобода предполагает ответственность, а у нас вместо свободы много веков подряд, от Иванa Грозного до недавнего времени, – царила воля: хочу казню, хочу милую. Поэтому главную задачу нынешнего воспитания я вижу в умножении свободы и ответственности. Чтобы жить по закону, нужно наращивать мускулы культуры, а это дело не одного поколения.

В русской культуре всегда на первом месте было государство, а на последнем – личность. «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Людей нам не жалко, бабы новых нарожают… Помню, в семидесятые годы на горящем поле погиб, спасая трактор, Анатолий Мерзлов. Поступок юноши всколыхнул страну, многие считали это геройством. Но трактор тот давно пошёл в металлолом, а человека нет. И ни одному горе-педагогу, учившему на этом примере своих питомцев, не пришло в голову: разве железо стоит человеческой жизни? А теперь мы удивляемся, почему у нас так много неопознанных погибших солдат. И что значит «пропавший без вести»? Он воевал в одиночку и исчез? Или командиры попросту не поинтересовались его судьбой? Я глубоко убеждён: человек, который не ценит собственную жизнь, не способен ценить и чужую. Изменить эту традицию – ещё одна задача педагогики нового века.

Много споров идёт о школьных программах, содержании уроков. По-моему, эти споры поверхностны. Какой должна быть педагогика – вот что важно. Более двух тысяч лет назад в культуре возобладала аристотелевская линия, дробящая мир на части. Возникла специализация, развивались ремёсла, и долгое время казалось, что это и есть верный путь цивилизации. Что ж, действительно, в наш век надо знать иностранные языки, владеть компьютером, водить машину. Ну а дальше-то что? Именно этот умелый и знающий человек сотворил и атомную бомбу, и Чернобыль, не раз затевал опустошительные войны – и оказался на краю пропасти. Катастрофа неизбежна, если не восстановить целостное восприятие мира. Прагматизму придётся потесниться и уступить место духовности. Но не той, примитивной, когда рассуждения о высоких материях вполне уживаются с грязью в туалете, – а с подлинной, которая не позволяет убивать ни природу, ни других людей. Если мы этого не сделаем, то будущее наше печально.

ЕСЛИ НЕ ДОХОДИТ ЧЕРЕЗ ГОЛОВУ

Давным-давно некий сержант, объяснявший нам, юным курсантам, устройство кумулятивной гранаты, высказал верную мысль: «Не дойдёт через голову – дойдет через руки». Вряд ли он был знаком с проблемами лево-, правополушарной асимметрии, но то, что одни ученики лучше усваивают материал теоретически, а другие – на практике, он знал твёрдо. Но эта очевидная истина по-прежнему недоступна многим педагогам. Попытки вложить в детские головы непомерное количество информации привели к хилому поколению да привычке к шпаргалкам. А педагоги снова оказались перед вопросом: чему и как учить?

Альтернативные школы, которые появились в Европе в начале века, а в последние десятилетия и у нас, провозгласили основой успеха свободное развитие личности. Эта система предполагает, что ученик сам способен выбирать такой путь образования, который приведёт его к наилучшим результатам. Нашу школу мы называем адаптивной, потому что стараемся помочь и «теоретикам», и «практикам». Педагогическое наблюдение за детьми начиная с детсада позволяет к пятому классу выявить тех, кто справится с обилием теории в гимназических классах. Другие предпочтут общеобразовательный класс, а третьи, кому учёба даётся с трудом, смогут заниматься в классах поддержки, где медики и психологи помогут ребёнку решить свои проблемы. Причем система эта гибкая, и переход в класс с другой моделью обучения зависит только от успехов ученика и его желания. А класс поддержки мы вообще стараемся сделать временным: поддержали – и вперёд, в общеобразовательный класс, а то и в гимназию (редко, но и такое случается).

Не так давно мне пришлось беседовать с родителями, чьи дети-погодки учатся в гимназическом и общеобразовательном классах. На вопрос, кто из них чувствует себя лучше, родители ответить не смогли. Старшая девочка всё свободное время сидит за книжками, читает много дополнительной литературы и вполне довольна, а её сестра увлечена школьными походами, экспедициями и счастлива по-своему. С переходом на 12-летку два старших класса останутся только для тех, кто решил поступать в вуз. Нам легко перейти на эту систему, потому что за четверть века существования нашей школы у нас отработана похожая модель: есть физико-математический класс, медико-биологический, гуманитарный… Одних только девятых классов – около десятка. Есть классы для детей, которые ещё не выбрали свой путь. И в этом – суть вариативной системы образования. На смену лицемерному принципу: «Нет плохих учеников, а есть плохие учителя», который привел к педагогической халтуре, пришел другой: «Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево». Кому дифференциальное исчисление, а кому парикмахерская и кузница, которые у нас тоже есть. Не надо никого заставлять учиться, это бесполезно. Ученику надо помогать, и не его подстраивать к программе, а программу к нему. Это не значит, что кто-то окажется обделён: стандартный объём знаний получат все.

Изменились ли наши ученики? Конечно. Они не зашорены, как мы, стали внутренне свободнее и назад в клетку уже не пойдут.

ПРО ДОБРО С КУЛАКАМИ

Ещё не так давно мы были уверены, что добро непременно должно быть с кулаками. Но мир, как видим, не становится от этого добрее, и теперь в ходу другие стихи, ироничные:

 
На исходе века взял и ниспроверг
Злого человека добрый человек.
Из гранатомета – шлёп его, козла!
Стало быть, добро-то посильнее зла…
 

Прав был философ: дьявол начинается с ангела, который с пеной у рта вступает в борьбу за правое дело. А проблема в том, что если поверхностной истине противостоит ложь, то более глубокой истине – точно такая же глубокая истина (к примеру: право наций на самоопределение – и территориальная целостность как условие выживания государства). Столкнутся две такие истины – и в дело идут гранатометы. Поэтому задача педагога – научить людей жить на перекрестке различных точек зрения. Времена, когда одни думают, а другие слепо выполняют их задумки, уходят в прошлоe. Истинно нравственное бытие человека в том, чтобы каждый день на внутренних весах взвешивать все за и против и уметь отвечать за свои решения. И мы должны научить культуре диалога, умению спорить не ссорясь, ради поиска истины. А споры в России много веков одни и те же: на Запад идти или на Восток? Москва – Третий Рим или нет? И трудно себе представить, чтобы, скажем, славянофил Хомяков искал компромат на западника Грановского…

И ещё обязательно нужно учить школьников умению вести диалог с мёртвыми. Не надо воображать, что мы очень поумнели по сравнению с древними мудрецами, но не стоит и поддаваться магии авторитетов. Но даже для того, чтобы читать книги, надо много знать. Вот скажите: за что Бог изгнал людей из рая? За то, что вкусили плоды с древа познания? Но разве знать – это плохо? А дело в том, что в Древней Греция слово «познать» означало «овладеть». Это то самое, о чём у нас слагали песни: «Нам нет преград ни в море, ни на суше». Именно с этим боролся Всевышний и был, как мы теперь понимаем, совершенно прав.

К чему я это говорю? К тому, что нетерпимость наша, стремление к кулачным аргументам – от нехватки культуры, от невежества. Когда не хватает слов, руки тянутся к гранатомету.

СВЯТОЕ ВОИНСТВО ДУШИ

Как подготовить растущего человека к свободе? Как вытеснить разболтанность, своеволие и эгоизм, эти оборотные стороны детской активности и жизнелюбия? Убеждён, что ответственное отношение к жизни лучше всего формируется через сострадание, когда чужая беда принимается близко к сердцу. Тогда рушится природный эгоизм, появляется стремление прийти на помощь, взять на себя ответственность. Сострадание, между прочим, традиционная черта русского характера. Недаром в знаменитом тихомировском букваре, выдержавшем 156 изданий, имелся специальный раздел: «Нищета. Сиротство. Сострадание». Там, в частности, было и такое стихотворение А. Н. Плещеева:

 
…У одних могила
Рано мать взяла,
У других нет в зиму
Теплого угла.
Если приведется
Встретить вам таких,
Вы как братьев, детки,
Приголубьте их.
 

Потом настала пора, когда сострадание высмеивалось. Многим и сейчас эти строки покажутся слезливыми, сентиментальными и не в духе века. Чего ж тогда удивляться, что люди, которым нужна помощь и участие, часто чувствуют себя чужими в собственной стране. Но как воспитывать милосердие и сострадание в школе? Думаю, что у нас есть для этого прекрасные полигоны – конюшня и пони-клуб, курятник и кроликоферма. Лечить больного кролика, ухаживать за пони, присутствовать при рождении новой жизни – всё это помогает направить активность детей на созидание, а не на разрушение.

И вот ещё что важно: умение скакать на лошади, водить шлюпку, автомобиль, делать современные прически укрепляет самоуважение подростка. Ведь известно, что подростковая агрессивность часто идет от ощущения собственной неполноценности, от неумения найти контакт со взрослым миром. И только воспитав у ребенка на школьных образцах доверие к разумной жизни, уверенность в себе, можно заняться и развитием критического мышления. Вопреки мнению классика, не стоит подвергать всё сомнению, тем более без нравственного фундамента. Под лозунгом воспитания критически мыслящей, свободной личности уже появилось множество беспринципных умников, способных осложнить не только собственную жизнь. Поэтому признание универсальности общечеловеческих нравственных начал – вот тот максимум, к которому должна стремиться школа. Поэт точно обозначил эти начала: «Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство». А всё остальное можно и пообсуждать.

ДЕЛАТЬ ЖИЗНЬ С КОГО

Школа будущего, воспитание нового человека… Какие привычные слова. Но вы представьте, что я предложу матери ребенка: «Я воспитаю вашего сына человеком, который на 30—40 лет опередит свое время. Он скорее всего будет несчастен, как и любой первопроходец, но потомки его оценят». Что, интересно, ответит мать?

Молодой преподаватель саратовской гимназии Чернышевский пытался отговорить свою невесту от брака: «С моей стороны было бы низостью, подлостью связывать со своей жизнью ещё чью-нибудь потому, что я не уверен в том, долго ли я буду пользоваться жизнью и свободой… Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгой, – я такие вещи говорю в классе», – писал он. Любопытно: связать свою судьбу с женщиной – низость и подлость, а говорить в классе вещи, которые пахнут каторгой, – вполне нормально. Куда же звал он своих учеников, какую судьбу им готовил?

Зато другой педагог – Януш Корчак – считал, что детей надо учить разумным компромиссам, готовить к реальной жизни в конкретном государстве. Кто из них прав? И как быть с такими героями-одиночками, как Сахаров, Солженицын, генерал Григоренкo? Отдавая дань борцам за идею, людям с обостренной совестью, всё же признаемся: такие герои всегда обладают особым талантом ходить непроторенными путями, сознавая свою особую миссию на земле. Все они живут по формуле Лютера: «На том стою и не могу иначе». Но много ли в истории людей подобного масштаба? Человек, попавший в чужую колею и взваливший на себя непосильный груз, выглядит жалко. Отсюда и сломанные судьбы, и горькое чувство ущербности. Поэтому я не разделяю мнения Маяковского насчёт того, с кого надо «делать жизнь», и часто повторяю школьникам строки другого поэта – Левитанского: «Каждый выбирает по себе – женщину, религию, дорогу, дьяволу служить или пророку – каждый выбирает по себе». Обществу нужны реформаторы, но нужны и люди, несущие груз повседневных рутинных забот. Что касается меня, то я в душе строитель, мне нравится, когда пахнет краской и когда чисты туалеты. Мне интересно не разрушать, а создавать, но для этого приходится идти на компромиссы. Я честно говорю об этом детям и не зову их за собой. Пусть выбирают по себе. Навязывать своё миропонимание – значит считать его эталонным. Лучше уж натолкнуть на размышление, привить вкус к анализу. Для собственной жизни не годятся чужие образцы.

Как нам образовать образование

История нашего образования – это история реформ. Что, впрочем, не мешает нам привычно гордиться тем, что имеем. Чем обернется для страны очередная радикальная реформа? Об этом мы беседуем с заслуженным учителем России, депутатом Мосгордумы, председателем комиссии по образованию Евгением БУНИМОВИЧЕМ.

– У нас привыкли гордиться отечественным образованием. А вот уровнем жизни гордиться уже труднее. В чём тут дело? И как исправить положение?

– Давайте посмотрим, что стоит за этим расхожим клише. Само по себе образование не может быть ни хорошим, ни плохим, всё зависит от критериев оценки. Главный, на мой взгляд, такой: дадут ли знания, полученные человеком, возможность жить во благо себе и обществу?

Я изучал разные системы образования, в том числе французскую, от детсада до университета. Она похожа на нашу, и я видел, что лучше у нас, а что у них. Но если придёте, к примеру, во французскую больницу, то словно попадёте на другую планету. То есть учимся примерно одинаково, а результаты разные, где же изъян?

В конце концов я понял, что проблема начинается за порогом вуза, после учёбы. Если западный человек добросовестно учился в хорошем учебном заведении, то и жить он будет неплохо. Причём дело не только в доходах, но и в отношении общества к грамотному специалисту. У нас же такой связи нет, а годы перемен наглядно показали, кто нами руководит. Зачастую это обыкновенные троечники, и я как учитель узнаю их с первого взгляда. Их ценят совсем за другие таланты, которые не имеют никакого отношения к школе. Поэтому мы можем сколько угодно затевать реформы, но пока у педагогов будет свой ответ на вопрос, что значит хорошее образование, а у общества – свой, жизнь не изменится к лучшему.

Как члену президиума Федерального экспертного совета по образованию мне приходится участвовать в обсуждении новых учебников. И вот комиссии предлагается учебник машинописи для ПТУ. Я удивлен: кому это сегодня нужно? Речь ведь идет не о работе с информацией и даже не о компьютере. Можно прекрасно учить ненужным вещам, а потом удивляться, почему отличники бедствуют. Связь между образованием и качеством жизни у наших ребят появляется лишь тогда, когда они уезжают после университета за границу. А надо, чтоб так было у нас.

– Были ли в России в этом смысле лучшие времена?

– Думаю, что в 60-е годы, когда мы запустили первый спутник, образование соответствовало запросам общества. Само общество, может, и не всем нравилось, но задачи, которые оно ставило перед школой, решались. Кстати, именно этот факт привел американцев к выводу, что им нужно менять свою школьную систему.

Мы часто слышим слова: мол, раньше было такое замечательное образование – зачем нам что-то менять? Затем и менять, чтобы оно могло оставаться замечательным. Ведь при всех достоинствах в нашей школе есть вещи совершенно провальные. Обратите внимание: в любом международном аэропорту каждый человек может связать хоть несколько слов по-английски. Кроме… российских туристов, которые владеют языком обычно на уровне «ту ти ту ту ту» – два чая в двести двадцать второй номер… Может, наши знают и не меньше других, но при этом безумно зажаты и потому ничего не могут сказать.

А если знания лежат мертвым грузом, значит, учили не так или не тому, причем ни учитель, ни сам ученик не думали, что наука пригодится в жизни. И касается это не только иностранных языков. Вот почему и нужна реформа.

– Передо мной лежит Федеральный закон об образовании 1992 года. Все в нём хорошо – государство гарантирует общедоступность и бесплатность образования, устанавливает стандарты и всё такое. Что тут менять?

– Да, ЮНЕСКО признало наш закон об образовании одним из лучших в мире. Но он содержит всего лишь перечень мечтаний, там нет механизмов, как это осуществить. Да и не всё можно реализовать. Например, написано, что зарплата учителей должна равняться средней по промышленности. Это цель, к ней следовало двигаться, но, увы, теперь пресловутый 122-й закон радикально всё изменил, статья о зарплате снята, равно как не осталось следов и от государственных гарантий. Исчезли даже те механизмы, что были.

Зато появляется, например, частичная платность среднего образования на фоне бесплатного стандарта. А что такое стандарт? Министр, отметив перегрузку учеников, предложил снять четверть программы. Так что, только оставшуюся часть финансировать? Сегодня школа тоже имеет право оказывать платные услуги, но это хотят ввести в систему, начиная с первого класса.

Не буду говорить о последствиях для самого образования, скажу лишь, что это сулит обществу. Если мы с ранних лет организуем классы, где родители имеют возможность платить, а детей из семей победнее будем учить отдельно, то вскоре общество получит абсолютно несменяемую элиту. Ведь образование дает шанс человеку выйти на более высокий уровень, чем родители, но нынешняя элита не хочет этого и потому стремится избежать такой перспективы.

Зато маячит другая перспектива, более мрачная. Ребята, обделенные образованием, в конце концов выйдут на майдан, но в отличие от украинского совсем не мирный, и мы сами готовим его непродуманными реформами.

Конечно, жизнь в условиях рынка неизбежно касается всех, но надо понимать разницу между магазином и школой. Гораздо выгоднее, например, освободить здание от учеников и учителей и разместить там оптовый рынок. Выгоднее – если хотеть получить прибыль в ближайший понедельник. Но нельзя забывать, что в нынешнем веке эффективность вложений в образование уступает только добыче нефти и газа. Это подсчёты серьезных экономистов. Кто сегодня экономит на знаниях, завтра отстанет навсегда. К примеру, в США треть внутреннего валового продукта даёт экономика, построенная на высоких технологиях. Поэтому слова «эффективная школа» означают не солидную сумму, собранную с родителей, а такое качество образования, которое сделает нашу жизнь богаче.

– Но как реформировать школу, если и в школах, и в министерстве на руководящих постах – люди старой закалки?

– Даже самые прогрессивные люди хорошо относятся к своему детству, к школьным и студенческим годам. Зачем, мол, что-то менять. Это естественно, и выход тут один: не закисать внутpи образовательного сообщества, вступать в диалог с представителями бизнеса, производства. Обязательно нужно привлекать и психологов, и детских физиологов, на мнение которых сегодня мало кто обращает внимание.

Вместо этого у нас почему-то всё время зацикливаются на частностях и ставят телегу впереди лошади. Например, спорят, нужна ли 12-летка. Но прежде чем определять сроки, сначала надо понять, чему учиться, как именно и в какой атмосфере. Если школа – это казарма, а то и тюрьма, то чем меньше срок, тем лучше.

Или споры насчёт единого государственного экзамена. Сторонники ЕГЭ считают, что с его помощью можно решить все проблемы, противники – что он все загубит. Но это абсурд, образовательная кукуруза: мол, введём единый экзамен – и завтра будет всем счастье. Главное же не в экзамене, потому что проблема лежит не на стыке школа – вуз, а на рубеже вуз – жизнь. Необходимо, чтобы знания, которые даются в учебном заведении, были кому-то нужны, а у нас три четверти выпускников вузов не идут работать по специальности. Эту проблему не решить только внутри образования, потому что нельзя реформировать систему изнутри. Именно тогда и была провалена административная реформа, когда её поручили чиновникам. Так же провалится и школьная, если её отдадут учителям. Ведь до сих пор в школе нет никакой иерархии знаний, их наваливают на ученика без разбору. Споря о стандартах образования, предлагаем географам написать стандарт по географии, математикам – по математике… Но давно замечено: специалист подобен флюсу, и в результате на голову школьника обрушивается поток информации по принципу: чем больше, тем лучше.

– Почему же у нас такой хронический разрыв между школой и жизнью?

– Потому что социальный заказ образованию должна формулировать не школа, а общество. Странность нашей реформы в том, что варимся в собственном соку и сами придумываем себе задачи: сейчас вроде бы нужны экономисты, юристы. Конечно, основы экономики, права в школе нужны. Каждый гражданин в своё время придет на избирательный участок и будет решать, как жить стране дальше. Он должен хорошо представлять свои права и обязанности, а в политических программах отличать реальности от популистской болтовни. Более того, я считаю, что одна из целей школы – воспитание грамотного электората, Заинтересована ли в этом власть? Не знаю. Нужно ли улучшать образование, если это может привести к потере послушных избирателей?

Реформа требует системного подхода, которого сегодня нет. Министерство образования должно формулировать запросы других ведомств, предпринимателей, общества в целом, быть посредником между ними и отвечать на вопрос: что требуется от системы образования? Сегодня этого нет.

И ещё – необходимы подготовленные кадры. Можно менять вывески, назвать школы гимназиями, а ПТУ – колледжами, но суть-то от этого не меняется. Да, основы экономических знаний полезны, но если мне сегодня предложат отдать час математики в пользу экономики, я не соглашусь. Потому что знаю: на математике любой учитель научит ребят по крайней мере решать квадратные уравнения. А учить экономике приходят зачастую дети лейтенанта Шмидта, которые сами с её основами познакомились вчера с утра.

Сформировать новый предмет очень трудно, должны быть и методики, и преподаватели. Экологи толкуют об экологии, хотят ввести новый предмет. Но у нас есть биология, география, химия – есть все то, о чем они говорят. Надо проанализировать эти предметы с точки зрения экологии. Может, школьников не тому учат? Тогда вы так и скажите, а не требуйте лишний час, который никого не спасет, но ученик будет пухнуть от перегрузок.

– У многих вузов есть так называемые базовые школы. Учишься в такой школе – считай, что шансы стать студентом у тебя неплохие. А будешь поступать в вуз с улицы – извини. Как вы на это смотрите?

– Всю жизнь я выпускаю математические, биологические, химические и другие профильные классы. Ребята успешно поступают в институты, и мы чувствуем связь с высшей школой. И вдруг в начале 90-х школьникам стало ясно, что для того, чтобы хорошо жить, надо идти не в университет, а торговать в ларьке у метро. И связь нарушилась, пропал конкурс в вузы. Профессора, преподаватели начали её восстанавливать, пошли в школы. Восстановили, даже с перебором: появился совмещенный экзамен, выпускной в школе – вступительный в вуз. Министерство теперь это запретило, но всё равно связи должны быть, чтобы вуз мог контролировать качество школьного образования. В своей базовой школе вузовские преподаватели видят школьников, и это очень важно. Я ведь знал и таких профессоров, которые спрашивали у абитуриентов то, что было в программе 30 лет назад, когда они сами учились в школе.

Не случайно одна из полезных вещей, которую предлагает школа, – это профилизация образования. Как учитель я вижу, что в старших классах это происходит стихийно, потому что ни ученик, ни его родители не хотят тратить время на очень среднюю школу, где учат всему и ничему как следует. Сколько, например, должно быть математики в выпускном классе – три часа, пять или все десять? Выбирать должен сам ученик. Это пример той осмысленной части реформы, где есть запросы со стороны общества или хотя бы родителей, которые чувствуют ответственность за ребенка.

– Говоря об успехах реформы, вы очень осторожны. Руки не опускаются?

– Бывает и такое. Понимаете, я привык работать с толковыми учениками – один раз объясню, другой, а на третий поймут все. Но когда на коллегии Минобразования говорю то же самое в 25-й раз – это меня пугает. Я сейчас, например, перечитал свою старую статью по поводу введения в школе начальной военной подготовки. Её можно снова печатать в том же виде… В своих реформах мы всё время топчемся на месте.

И всё же что-то получается, хотя большая часть трудов уходит на борьбу с идиотизмом. Например, сумели отреагировать в Москве на федеральный закон, который лишил и учителей, и учеников дополнительного финансирования. Известно, что обучение детей в гимназиях, лицеях стоит дороже, чем в обычных школах, а обучение детей-инвалидов стоит ещё больше. В Москве пока удалось сохранить это разнообразие образования, иначе бы все гимназии стали платными, а учителя лишились надбавок. Я полгода работал над тем, чтобы этого не произошло, и в школах никто ничего не заметил. Но когда на уровне страны лишают гарантий образования, плыть против течения трудно.

Когда пенсионерам стало хуже – они вышли на улицы. Посмотрим, как отреагируют учителя в регионах, лишившись надбавок к зарплате.

– Вы продолжаете преподавать в школе?

– Да, хотя работы хватает и в Думе. Меня часто спрашивают: зачем? Дело в том, что ученики дают мне не меньше, чем я им. Во всяком случае, когда я их вижу, то понимаю, что главная «защита от дурака» в нашем обществе – это они. Ведь, несмотря ни на что, в нашей неразберихе выросло уже целое поколение, которое много чего понимает, и я за него спокоен. У меня только вопрос к государству: будут ли наши ребята востребованы здесь, дома? Ведь это единственная надежда на нормальное будущее.