Сашка, наконец, справился с кроссовками, подхватил кожаную сумку и, ни слова не говоря, опрометью бросился в сторону города. Лёха, секунду подумав, побежав вслед за другом, надевая на ходу рубашку – беспокойство Сашки передалось и ему.

Старательно обогнув старое и страшное Семиходское кладбище, ребята выскочили на проспект Строителей.

– Да скажи ты толком, что произошло? – тяжело дыша, проговорил Лёха.

Санёк остановился, как вкопанный, молча разглядывая абсолютно пустой проспект. Вдали колонна автобусов медленно поворачивала на улицу Героев Сталинграда – Припять покидали последние обитатели недостроенного пятого микрорайона.

Сашка посмотрел на часы. «16.01. 27.04.1986» – равнодушно мерцали цифрами жидкие кристаллы.

– Помнишь, тётенька в рупор кричала: «…складывается неблагоприятная радиационная обстановка»? – как-то отрешённо спросил Лёха. – Это, ведь, было сообщение…

Лёха недоговорил – красная «пятёрка», резко взвизгнув тормозами, остановилась возле ребят. Мальчишки испуганно подпрыгнули.

Пожилой, почти лысый мужчина, сидевший за рулём, удивлённо смотрел на пацанов.

– Ой, здрасьте, Николай Григорьевич, – вдруг сказал Сашка.

Инженер стройконторы ЧАЭС Николай Григорьевич Лельченко наконец обрёл дар речи:

– Здорово, Сашок! Вы шо здесь делаете? Весь город эвакуировали автобусами, а они тут гуляют, черти лохматые!

Ребята растерянно молчали.

Лельченко в раздумье почесал пятернёй мокрую от пота лысину:

– Так, вот что, хлопцы – сидайте скоренько в машину. Отвезу вас на завод «Юпитер» – там ещё не все уехали. Может, прихватит вас хто до Киева.

– У нас есть билеты на «Ракету» – вдруг вспомнил Лёха.

– Да они ходят-то ещё, те ракеты? – недоверчиво спросил Лельченко. – Ну, сидайте, подвезу вас до пристани.

Сашка и Лёха, толкая друг друга, полезли на заднее сиденье красных «Жигулей». Николай Григорьевич утопил педаль газа, и «пятёрка», взревев двигателем, понеслась по проспекту. Лельченко, не снижая скорости, едва вписался в поворот на Семиходскую улицу.

Город был пуст. Такое увидишь разве что ранним утром 1 января. Только теперь, вместо снега, на Припять сыпался невидимый радиоактивный пепел, угрожая скорой мучительной смертью всему живому, а уровень активности воздуха на окраине уже превысил 1 рентген в час.

Вдалеке протяжно завыла сирена. Ребята радостно подпрыгнули на сиденье – прибывший из Киева «Метеор» «Шторм» разворачивался на тарелке Яновского затона.

Несмотря на высокий уровень радиации, суда на подводных крыльях будут ходить из Припяти в Киев вплоть до 3 мая. Команды скоростных теплоходов, пренебрегая опасностью, будут самоотверженно вывозить из зоны отчуждения пострадавших жителей Полесья, и многие члены экипажей заболеют впоследствии лучевой болезнью…

Лельченко остановил машину на улице Набережной, прямо возле речного вокзала.

– О, смотрите, хлопцы, – не одни вы вовремя не уехали! – загрохотал густым басом Николай Григорьевич, перемешивая русский язык с украинским. – Ще чоловік п’ятдесят дурнів від стада відбилися! Ну, прощайте, хлопченя! Хай вам щастить!

– А вы, что же, одни в городе останетесь? – удивлённо спросил Сашка.

Лельченко грустно улыбнулся:

– Да нет, тут таких как я, тысяч п’ять ще! Кому работать, кому магазины закрывать, выручку сдавать. Готель работает, столовая. Да, мало ли…

Когда Сашка полез в сумку за билетами, девушка-матрос устало отмахнулась:

– Кому они теперь нужны, билеты эти! Занимайте места, какие есть!

Ребята кое-как протиснулись в битком набитый салон. С грехом пополам нашли одно место у окна. Еле втиснулись вдвоём на сиденье по правую сторону салона. Пахло потом, чесноком, носками и бог знает чем ещё. Вечернее горячее солнце слепило глаза.

– Я думаю, в Чернобыле многие сойдут! – прошептал Лёха. – Тогда поедем с комфортом.

«Метеор», словно бы прощаясь с городом, загудел сиреной и медленно отчалил от дебаркадера.

Сашка оглянулся через плечо. На опустевшей смотровой площадке возле кафе стояла девушка в украинской вышиванке и махала вслед теплоходу то ли косынкой, то ли платком. Совсем юная девчушка, лет шестнадцати.

– Вот! Вот она – Припять! – сиплым голосом выкрикнул Санёк, тщетно сглатывая непонятный комок в горле. – Живая! Живая Припять!

Лёха прислонился носом к стёклу, потом недоумённо посмотрел Саньку в лицо и выразительно захлопал ресницами:

– Тебе точно голову напекло! Ты меня пугаешь…

Сидевший напротив седобородый дед с огромным саквояжем на коленях задумчиво глядел на мальчишек. Старческие тусклые глаза заволокло слезами. Он промокнул их рукавом потёртого, видавшего виды пиджака.

– Живая Припять! – негромко забормотал дед. – Кто знает, ребятки, может быть вы когда-нибудь вернётесь сюда. Кто знает…

– Да что вы, папаша, слезу пустили?! – подключился к разговору молодой парень в кепке. – Все мы вернёмся через три дня! Так по радио сказали.

Дед упрямо затряс седой бородой, сердито ударил дряхлой рукой по стеклу:

– В 41-м году по радио тоже много чего сказали! А Гитлер прямо в Киев пришёл! Да и Москву чуть не… Но тогда я знал, что недолго фрицу днепровскую воду хлебать! Нахлебались так, что до сих пор помнят! А с этим врагом, как сражаться будешь?

«Метеор» вышел из затона на ходовую и, быстро набирая скорость, стал на крыло. Нос корабля приподнялся. Корпус вибрировал. С правой стороны, километрах в двух, показалась атомная станция. Несмотря на расстояние, черный завал у 4-го энергоблока был хорошо различим. Марево горячего воздуха огромным облаком дрожало над разрушенным реактором.

– Этить их мать, что натворили! – матюгнулся дед. – Такого ворога «Катюшами» не возьмешь! Тут не сила нужна – смекалка!

В салоне теплохода повисло напряженное молчание. Невидимые гамма-лучи мощно обстреливали беззащитный корабль.

Сашка, почувствовав острый приступ тошноты, метнулся в туалет…

Саньку предстоит пережить трудное лето, тяжёлый лучевой дерматит и долгое лечение в Киеве и Крыму.

1 сентября он пойдет в киевскую школу другим человеком – 14-летним пацаном, пережившим ядерную катастрофу.

В школах, за такими ребятами, как Санька, закрепится обидное прозвище «чернобыльские ёжики», потому что только к осени у них едва начнут отрастать выпавшие волосы…

… Вечером 27 апреля 1986 года Стасик катил велосипед «Украина» по аллее имени Ленинского Комсомола. Уличное освещение в городе ещё не выключили. Совсем рядом, в гостинице «Полесье» царила суматоха – там продолжала работу Правительственная комиссия, а в соседнем ресторане первые ликвидаторы торопливо ужинали, наполняя желудки радиоактивной едой. Но в парке аттракционов было тихо и безлюдно. В тёмных окнах опустевшего ПТУ догорали последние лучики заходящего солнца. В жёлтых кабинах колеса обозрения устало всхлипывал ветер, словно жалуясь железному исполину на свою тяжёлую долю. Оцепеневшие в сумраке жилые высотки готовились встретить свою первую безлюдную ночь…

Стасик прислонил велосипед к билетной будке колеса обозрения. Оглянулся на ровесницу-девушку в белой вышиванке. Улыбнулся. И получил белозубую улыбку в ответ. Девчонка явно нравилась Стасику, а он явно нравился ей.

– Ты всё-таки скажешь, как тебя зовут? – застенчиво спросил юноша. – И что мы тут делаем?

– Нет! Сначала сделай, что обещал!

Девушка помотала роскошными длинными волосами, и синий венок из барвинков упал с её головы.

Стасик подхватил венок и попытался надеть его девчушке на голову. Девушка мягко отстранила его руку, показала на крышу билетной будки:

– Делай, что обещал.

Парень ловко и легко вскарабкался на крышу, посмотрел вниз на девушку:

– Какая кабинка?

– Та, которая перед тобой! Просто перелезь на другую сторону и прыгай!

– серебряным колокольчиком зазвенел русалочий голос. – Ты сам всё увидишь и всё поймешь.

Стасик пожал плечами, залез в кабинку, присел на корточки, на секунду задумался и сиганул вниз.

На пустой площадке парка наступила тишина. Чёрный пинчер выскочил из кустов, и, с громким собачьим визгом заметался вокруг будки, обнюхивая стаськины следы.

– Живая Припять! – донёсся откуда-то восторженный голос Стасика. – Живая! Ты слышишь, Цезарь? Подожди, я скоро тебя заберу!

Пёс оглушительно залаял, поставил лапы на будку, в нетерпении царапая железо острыми когтями.

Кабинка колеса обозрения заскрипела, закачалась, и кроссовки Стасика гулко ударились о крышу билетной будки.

Юноша легко спрыгнул на землю и присел на корточки. Собачий лай стоял невообразимый. Цезарь ловко взобрался на колени хозяина.

– А где девчонка? – удивлённо спросил Стасик у Цезаря, оглядываясь по сторонам.

– Гав! – радостно тявкнул пёс и лизнул мальчишку в загоревшую щёку…

…Стасик открыл глаза. Пожилой черноволосый человек в белом халате облегчённо вздохнул и погладил мальчишку по колючей, коротко остриженной голове. Поправил капельницу.

– Ты что нас пугаешь, дружок? – негромко спросил Леонид Петрович Киндзельский. – Только с третьей попытки смогли сердце запустить. Рано тебе на тот свет! Погоди ещё лет так восемьдесят! Чего глаза таращишь?

Стасик недоумённо крутил головой по сторонам. На соседних койках мирно сопели во сне Богдан и Ромка. Озорной солнечный зайчик прополз по простыне и замер на стаськином носу. Парнишка чихнул и зажмурился.

– А где же девчонка? – растерянно переспросил Стасик…