Отряд №28. Иван Ярош

© Евгений Иоников, 2020

ISBN 978-5-4498-6022-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отряд №28. Иван ярош

Необходимое предисловие

Первым о Яроше написал Лаврентий Цанава. В изданной в 1949 году первой части монографии «Всенародная партизанская война в Белоруссии» он посвятил ему несколько абзацев¹. Впрочем, чрезмерно глубокими изыскания бывшего Наркома внутренних дел БССР не назовешь. Подготовленная на основе проведенных для него архивными работниками исследований², монография ограничивалась общими, в целом, сведениями о деятельности партизанского отряда Ивана Яроша в первые месяцы войны и упоминала лишь об отдельных фактах из жизни самого героя. Тем не менее, заданная в книге направленность «кочевала» впоследствии из одного исторического труда в другой. Практически все исследователи послевоенных лет вслед за Цанавой скупо перечисляли основные вехи существования этого отряда: от момента его создания решением ЦК КП (б) Б 6 июля 1941 года в Лиозно, через перечисление нескольких операций, проведенных в августе – сентябре 1941 года на большаке Борисов – Лепель, до его фактического разгрома в ноябре. О гибели Ивана Яроша до сих пор говорят словами наркома-писателя – высокопарно и малоинформативно: «Командир отряда Иван Афанасьевич Ярош в феврале 1942 года заболел тифом и, находясь в землянке, был окружен карательным отрядом. Несмотря на тяжелое состояние здоровья, он собрал остатки своих сил, оказал карателям вооруженное сопротивление, убил двух гитлеровцев и пал смертью храбрых.»³

Позднейшие публикации мало отличались от предложенного Цанавой видения – лишь стиль изложения становился все более казенным, а образ Ивана Яроша окончательно лишался человеческих черт. Ничего нового историки 1950 – 1990-х годов сказать не смогли. Попытки Борисовского исследователя Валерия Раховича предложить более глубокое прочтение судьбы партизанского командира было встречено «общественностью» города в штыки. Раховича обвинили в попрании героического прошлого. Не вмешиваясь в давно утихший спор (формальную победу в нем безоговорочно одержали его антагонисты), мы попытаемся восстановить в истории Ивана Афанасьевича Яроша некоторые из множества существующих до сих пор пробелов. Весьма существенную помощь в этом окажут нам проведенные Валерием Раховичем изыскания.

Оговоримся, что предлагаемый на суд читателей обзор, ни в коей мере не может считаться полным. Объясняется это, в основном, крайне незначительным количеством найденных нами архивных материалов по теме. Помимо сведений, предоставленных в свое время Цанаве, мы обнаружили лишь несколько, вероятно, еще не знакомых читателю документов: рапорт одного из соратников Яроша, комиссара отряда Антона Герасимовича Ходаркевича, составленный на имя начальника БШПД Петра Калинина после выхода в советский тыл в октябре 1942 года⁴, а также адресованный Пантелеймону Пономаренко отчет бойца отряда некоего В. Тарасенко⁵ (возможно, учителя Зачистской школы, бывшего на связи с отрядом Яроша). Последний документ, впрочем, не содержит особо важной информации.

Иван Ярош

Из числа близких к Ивану Ярошу лиц выжили немногие. Некоторые из них впоследствии оставили воспоминания. Заместитель Яроша Константин Акулич, спустя много лет после окончания войны, рассказал о событиях, ставших предметом нашего любопытства. Его воспоминания условно можно разделить на две части – официальную и неофициальную. Первая часть, «приглаженная» и адаптированная для своего времени, была опубликована в Борисовской районной газете «Камуністычная праца» в феврале 1982 года, а позже – в книге Памяти Крупского района (1999 г., отдельные фрагменты воспоминаний). Вторая, менее официозная часть, была записана Валерием Раховичем в ходе его бесед с Акуличем в 1994 году. 12 лет спустя на основе рассказов Акулича (официальных и неофициальных) Валерий Рахович в Борисовском краеведческом издании «Гоман Барысаўшчыны» разместил серию статей о роли довоенного секретаря райкома Ивана Яроша в возникновении и развитии подпольного и партизанского движения в регионе⁶.

Воспоминания Акулича в значительной степени носят субъективный характер, что, конечно, несколько снижает их ценность в качестве исторического источника, об этом говорит и сам Рахович. Вместе с тем, записанные рассказы до сих пор остаются одним из немногих свидетельств становления партизанского движения в Борисовском, Холопеничском и Крупском районах – и, надо сказать, в изложении Акулича этот процесс выглядят намного более сложным и неоднозначным по сравнению с мемуарами более успешных партизанских командиров (например, Григория Линькова или Антона Бринского).

В связи со сказанным, мы, естественно, будем использовать опубликованные Валерием Раховичем материалы (в той их части, которая прямо или косвенно относится к теме нашего исследования) в качестве источника информации. Это же относится и к официальной части воспоминаний Акулича. Правда, Константин Иванович Акулич после плена и освобождения из немецкого концлагеря имел неприятности на родине (был исключен из партии; восстановлен только в 1956 г. после долгих хождений по инстанциям)⁷. Это, несомненно, вело к некоторой осторожности в изображении отдельных эпизодов – чего и сам он не отрицал. Несмотря на эти недостатки, связанные с имевшими место идеологическими требованиями к такого рода публикациям, сам ход событий, изложенный в официальных воспоминаниях Акулича, как нам представляется, выглядит вполне достоверным. Это в полной мере относится и к воспоминаниям других участников событий, как опубликованным Валерием Раховичем, так и собственноручно ими написанным.

Борисов – Бродовка – Лиозно

30 июня 1941 года ЦК КП (б) Б издал Директиву №1 «О подготовке к переходу на подпольную работу партийных организаций районов, которые находятся под угрозой фашистской оккупации», а еще через день и Директиву №2 «О развертывании партизанской борьбы в тылу врага».

Директива №1 под личную ответственность первых секретарей областных и районных комитетов партии обязывала их в каждом районе подобрать людей для руководства партизанской и подпольной борьбой и организовать из них тройки в составе партийного работника, военного работника и оргработника и заблаговременно перевести их на нелегальное положение

Вторая директива, в дополнение к первой, предписывала в каждом районе создать подпольные ячейки, главной задачей которых была бы мобилизация людей на борьбу с врагом. Вся территория Белоруссии должна была покрыться густой сетью партизанских отрядов. Для выполнения этой задачи всем подходящим по возрасту и состоянию здоровья коммунистам и комсомольцам рекомендовалось оставаться на занятой врагом территории⁸.

Ко времени принятия директив, однако, на большой части исследуемого нами региона уже шли бои и времени для создания хотя бы простейшей инфраструктуры сопротивления врагу в тылу его войск не оставалось. Бывший секретарь Плещеницкого райкома КП (б) Б, а в 1943 -1944 гг. командующий Борисовско-Бегомльской партизанской зоной Роман Мачульский в своих мемуарах пишет, что в начале июля распоряжением Минского обкома в Холопеничах созывалось совещание секретарей райкомов северных районов области «… для ознакомления с письмом ЦК ВКП (б)»⁹. Предполагалось, что на нем будет начато формирование оставляемых за линией фронта подпольных троек, как того требовала Директива №1. Сайт «Герои войны» даже утверждает, что секретарю Логойского РК КП (б) Б Ивану Тимчуку совместно с Иваном Станкевичем и Петром Кузнецовым на этом совещании якобы была поручена организация подпольного и партизанского движения в Логойском районе¹⁰. Скорее всего, однако, тройка Тимчука была сформирована в другое время и в другом месте, поскольку совещание в Холопеничах не состоялось. «Едва я приехал в Холопеничи, как поступило новое распоряжение: совещание откладывается, всем возвращаться по местам»¹¹, – вспоминает Мачульский. Причину переноса совещания он объясняет усилившимся натиском немцев на наши войска в районе Борисова.

К этому времени партийное руководство и правительство республики эвакуировались из Минска сначала в Могилев (24 июня 1941 г.)¹², а затем – в д. Черноручье возле Лиозно Витебской области (3 июля)¹³. Вслед за центральным руководством из столицы выехали и органы областного уровня власти, следовательно, распоряжение о совещании в Холопеничах Минской обком партии отдавал уже после эвакуации. В условиях распространявшегося хаоса выполнение Директив от 30 июня и от 1 июля становилось весьма затруднительным. Партийные органы северной части Минской области явно не успевали создать сеть партизанских отрядов и подпольных групп до момента занятия их территории немецкими войсками. В архивных документах и воспоминаниях очевидцев можно найти немало подтверждений сказанному. О том, как это происходило в Борисовском районе рассказал довоенный председатель Борисовского райисполкома Константин Иванович Акулич.

Борисов, как известно, разделяется Березиной на две части. Его правобережная, промышленная часть до недавнего времени называлась Ново-Борисовом, историческую часть города, расположенную на левом, восточном берегу реки, именовали просто Борисовом. Районное партийное и советское руководство располагалось в старой части города.

Борисов оказался в полосе наступления 18-й танковой дивизии немцев (2-я танковая группа Гудериана). Защищать город по сути было некому. Основу Борисовского гарнизона составляли курсанты танкового училища под командованием корпусного комиссара Сусайкова (1400 человек) и сводная группа отступающих от Минска частей 13-й армии («сбор „сброда“ из паникеров тыла», по выражению Сусайкова¹⁴), которую сумел создать случайно оказавшийся в городе полковник Александр Лизюков. 1-я Московская пролетарская дивизия Крейзера подойдет к Борисову только 30 июня, а в бой вступит лишь после сдачи города 2 июля.

Как это видно из донесения начальника Борисовского гарнизона командованию фронта от 29 июня, этими незначительными силами Сусайков попытался удержать переправы через Березину (совхоз Веселово и д. Черневка), прикрывая основными своими силами Борисов от южной окраины города в направлении деревень Дымки, Баранцы и Большие Ухолоды¹⁵.

30 июня немцы дали защитникам города временную фору, их наступление было приостановлено. Как доносила разведка, танки застряли без горючего в районе Логойска, в направлении Борисова (Рудня, Мишкевичи Смолевичского района) были выставлены лишь небольшие заставы¹⁶.

А уже 2 июля Сусайков сообщал в штаб 13-й армии, что на протяжении дня 1 и 2 июля 1941 г. противник овладел переправами через Березину в Борисове и теснит его части в восточном направлении. К этому времени Сусайков попытался создать новый оборонительный рубеж от санатория в Дудинке через Пчельники, Прудзище, Немоницу и Стайки на все те же Большие Ухолоды, создав тем самым, вокруг Борисова полукольцо. 2 июля, прикрываясь небольшими отрядами, он отводил свои части на эти позиции. Прибывшая мотострелковая дивизия, несмотря на неоднократные его требования, в эти два дня (1 и 2 июля) участии в боях не принимала¹⁷ – только после сдачи города Крейзер несколько раз пытался контратаковать захваченный на левобережье немецкий плацдарм.

В сложившейся ситуации эвакуация города приобретала весьма непростой характер. Как свидетельствовал Константин Акулич, уже в первой половине дня 1-го июля 1941 года они с первым секретарем Борисовского райкома партии Ярошем Иваном Афанасьевичем из окна его кабинета, расположенного на втором этаже здания райкома, увидели, немецких мотоциклистов, входивших в город, что называется, «на плечах» отступающих красноармейцев. Отметим, что райком располагался в Старом городе, то есть, судя по географическим признакам, Ново-Борисов к этому времени был уже занят противником.

Схема обороны Борисова и отступления группы Яроша

Все присутствовавшие (несколько членов райкома и работники райисполкома), бросив имущество, на газогенераторной полуторке сумели переулками вырваться из города и через Демидовку, Житьково, Кострицу достичь Зачистья. Только оказавшись в нескольких километрах от Борисова, они осознали, что едва не попали в плен к врагу. Константин Акулич не скрывает пережитого ими страха: всю дорогу до Зачистья они проделали, не останавливаясь, потому что им казалось, что немцы вот-вот их догонят. Но погони не было. В Зачистье они остановились возле сельсовета, откуда сумели связаться по телефону с деревнями северной части Борисовского района. Как выяснилось, немцев там не было, поэтому группа Ивана Яроша и Константина Акулича заночевала в Зачистье: кто в сельсовете, а кто в кузове полуторки.

Следующие два дня, 2-го и 3-го июля, прошли в тревожном ожидании. Поскольку немцев в округе все еще не было, а Красная Армия была представлена лишь отступавшими в беспорядке разрозненными подразделениями, они, вероятно, оказались в несколько двусмысленном положении: не имея никаких распоряжений от вышестоящих партийных органов, опасались покидать свой район (то есть, нарушить Директиву №1), и, в то же время, боялись попасть в руки к врагу – идущие через Зачистье красноармейцы и беженцы утверждали, что немцы заняли Крупки (это уже много восточнее Борисова).

Третьего июля они приняли решение. В этот день Акулич с Ярошем послали свой автомобиль в Бродовку (деревня в десяти километрах на запад от Зачистья) за семьями, которые находились там под покровительством председателя местного сельсовета. Спустя некоторое время после того, как водитель доставил в Зачистье их жен и детей, на дороге со стороны Лошницы появились немецкие мотоциклисты. Это вынудило их в спешном порядке покинуть Зачистье. На единственном их автомобиле беглецы выехали сторону деревни Белое и далее на Холопеничи. Заночевали на окраине этого райцентра в большом колхозном саду. Там же, с висевшего на столбе репродуктора услышали речь Сталина, которая начиналась словами: «Братья и сестры…»