Исцелённая любовью, или Сказание о королеве Лайле и бедном рыцаре

Глава 1. Счастье королевы

Разноцветные флаги гордо реют над башнями королевского замка Илльборна, трепещут и хлопают на даже летом холодном ветру. Неприступная твердыня – огромная, серая, ощетинившаяся зубцами толстых каменных стен – сегодня выглядит непривычно открытой. Мост опущен, и нескончаемый поток всадников и экипажей течёт по нему.

– Моя королева, – склоняется в поклоне главный советник. – Прошу простить, что отвлекаю вас в такой важный день.

Лайла отворачивается от окна, через которое наблюдала за прибытием гостей. Судя по гербам на каретах и флагам, сегодня весь цвет Илльборна соберётся, чтобы отпраздновать оглашение наследниками трона её сыновей.

– Что-то случилось?

На лице советника появляется смущённое и даже виноватое выражение. Он слишком любит брать на себя чужую вину. Не лучшее качество, Лайла знает об этом на собственном опыте.

– Нянечки и воспитатели уже со всех ног сбились, не могут найти принцев. И юная герцогиня Кларисса тоже куда-то запропастилась. Ваша сестра везде ищет её, – сообщает советник.

Речь, конечно же, идёт о старших из четырёх сыновей Лайлы – семилетних близнецах Рагнаре и Вигге. Именно об их проснувшейся магии в последнюю седмицу объявляли во всех деревнях и городках хранимого богами Илльборна.

Проснувшаяся магия – только звучит красиво. На деле всё едва не обернулось пожаром. Зал, в котором схлестнулась магия принцев, до сих пор стоит пустым, с остатками обгоревших гобеленов на стенах. Хотя это, конечно же, мелочь. Случаются и более опасные и трагические пробуждения магии – кому как не Лайле об этом знать.

Дети могли пострадать. Могут и сейчас не совладать с открывшимся даром. А взрослых нет рядом с ними.

В этот раз Лайла не будет прощать нерадивых. Николас получает приказ разобраться с теми, кто не доглядел за детьми.

– Будет выполнено. – Он склоняет голову. – Мы бы ни за что не побеспокоили вас, Ваше Величество, но принцам скоро нужно будет мыться и одеваться для церемонии.

Лайла закрывает глаза, позволяет своей магии проснуться и потянутся к самым родным и любимым. Первым, как и всегда, она находит мужа. Он на нижнем уровне, недалеко от конюшен, спокоен, сосредоточен, может быть, чуть-чуть раздражён суетой. Его искра слабее других, но магию Лайлы ведёт любовь, и муж в её сердце – всегда первый.

Затем она тянется к детям. Находит их в детской, всех, кроме старших озорников. Поиск Рагнара и Вигге затягивается, пока Лайла не догадывается посмотреть на самые верхние уровни замка.

– Они в северо-западной башне.

– Там всё осмотрели, – с виноватой нотой в голосе возражает советник.

– Мальчики и Кларисса на самом верху. Скорей всего, на чердаке.

Лайла хмурится, чувствуя слабое мерцание магических потоков там, где находятся близнецы. Они обещали не использовать магию без присутствия взрослых, но, похоже, нарушили слово.

– Я сама за ними схожу.

– Но как же?.. – Николас косится на живот Лайлы.

– Ничего страшного, – отвечает она. – Срок не настолько большой, чтобы не иметь сил подняться на пару ступеней.

Наверх ведут сотни ступеней, и Лайла устаёт, пока добирается до последнего уровня башни. Приставной лестницы нигде нет – вот как дети смогли спрятаться от тех, кто должен был за ними смотреть. Глядя на закрытый вход на чердак, Лайла зовёт сыновей:

– Рагнар, Вигге, а ну открывайте! Кларисса, милая, и ты там?

Дверца чердака открывается, но не сразу. Дети спускают лестницу, хотят спуститься и сами, но Лайла решает узнать, чем они там занимались.

Поднявшись на чердак, она оглядывается по сторонам. Чего тут только нет, кроме чистоты и порядка.

– Мы просто играли, – бормочет Вигге, вытирая носком ботинка пыльный пол.

Лайла присаживается на стул с потёртой обивкой.

– Вам недостаточно комнат для игр? Тех чудесных игрушек, которые мы с папой вам дарим?

Рагнар гордо вскидывает подбородок, невероятно напоминая этим отца. И тон у него такой же – уверенный, убеждённый в своей правоте. Мальчику всего семь, но даже в мелочах видно: растёт настоящий властитель.

– Игрушки – это для глупых и маленьких. А здесь всё настоящее.

Никто не сможет убедить его, что находящееся здесь – старый хлам.

Вигге кивает.

– Мы нашли много таинственных сокровищ, – признаётся Кларисса.

Девочка приходится Лайле племянницей, это заметно и в её внешности. У них обеих рыжие волнистые волосы, голубые глаза и поцелуи солнца – веснушки. Общеизвестно, что Кларисса вырастет настоящей красавицей.

– Ну что ж, – говорит Лайла, – покажите мне свои сокровища. Возможно, мне удастся открыть вам их тайны. Только выберите что-то одно. Праздник начнётся ещё нескоро, но нам уже пора собираться.

Рагнар, Вигге и Кларисса шумно совещаются, а затем сдёргивают прикрывающее часть вещей покрывало, и перед Лайлой предстаёт деревянное кресло, к бокам которого приделаны большие колёса. Над ним явно поработал искусный мастер. Сидение обито кожей. Резьба спинки отличается изысканностью. Подлокотники блестят, будто этим креслом пользовались годами.

– Мама, ты только посмотри, какая чудесная вещь! – восклицает Вигге. Рагнар важно кивает и проводит пальцами по ободу колеса.

Не отрываясь, Лайла смотрит на находку детей. Вигге тем временем садится в кресло и требует, чтобы его покатали. Рагнар с Клариссой пытаются сдвинуть тяжёлую конструкцию с места, но у них мало что получается.

– Колёса, наверное, совсем заржавели, – говорит Лайла.

– А чьё оно, мама, ты знаешь? – спрашивает Рагнар.

– Если бы у меня было такое, я бы с него не слезал! – восхищается Вигге.

А Кларисса подходит к Лайле и опускается возле неё на колени, берёт за руку.

– Тётя, ты себя плохо чувствуешь? Или мы тебя чем-то расстроили?

Временами из-за Клариссы Лайла немного завидует старшей сестре и мечтает о появлении собственной дочери. Но у них с мужем получаются исключительно сыновья. Лайла надеется, что это только пока. Касается живота и на мгновение замирает.

– Ты можешь не рассказывать, если история неприятная, – говорит Рагнар. Не такой уж он и невнимательный.

Вигге спорит:

– Мама обещала нам рассказать!

Они начинают толкать друг друга, и Кларисса просит мальчиков угомониться. Рагнар и Вигге устраиваются возле неё на полу. Ругать их бесполезно, вся их одежда и так уже посерела от пыли. Чуть больше её будет или чуть меньше – большой разницы нет.

– Ну хорошо, – говорит Лайла, поглядывая в сторону кресла. – Я расскажу вам о вашей находке, а вы взамен пообещаете, что на церемонии будете вести себя как благородные принцы. И даже сэру Николасу не захочется делать вам замечания.

– Обещаю! – выпаливает Вигге, едва дослушав.

– Мы постараемся, – с достоинством отвечает Рагнар.

Дети ждут, пока Лайла вспоминает о событиях, которые произошли восемь лет назад. В те далёкие времена она даже не мечтала, что станет настоящей королевой Илльборна, обретёт любовь благородного человека и родит ему уже четырёх сыновей.

– Это кресло – моё, – признаётся она.

Глаза детей широко распахиваются.

– Я потеряла возможность ходить, когда была чуть старше вас. Это кресло сделали специально для меня. А ещё голема, чтобы помогать мне во всех нуждах. Тогда я считала, что проведу в этом кресле всю жизнь. Так бы и случилось, если бы не…

Рагнар и Вигге подаются вперёд с волнением на лицах.

– …один человек. Он пришёл в мою жизнь и всё в ней чудесным образом изменил. – Лайла улыбается. Её правая ладонь лежит на животе. – Меня пытались вылечить лучшие целители, но только ему удалось это сделать.

– Но кто он? – спрашивает Вигге.

– Наш отец, – отвечает Рагнар. – Мама всегда так улыбается, когда говорит о папе.

– Но папа ведь не целитель, он командующий войсками!

– В те времена, о которых я вам расскажу, – Лайла улыбается, – в подчинении вашего отца находилось всего с десяток людей. Он и папа Клариссы, конечно, не имели своего крова над головой и путешествовали по стране, сражаясь с разбойниками и волиграми…

Глава 2. Ночь надежд

~*~*~ Восемь лет назад ~*~*~

~*~*~*~Лайла, будущая королева Илльборна~*~*~*~

Сегодня – восьмая за последние девять лет ночь надежд для Илльборна.

Луна сияет в бархате небес ярчайшим перламутровым блином. Ветер колышет плащи и платья придворных и слуг, собравшихся в этот поздний час в открытой галерее замка. Один взмах руки присутствующего здесь короля – и праздничные флаги взовьются в воздух, а дежурящие у конюшен гонцы вскочат в седла, чтоб поскорее оповестить мир о долгожданном появлении на свет продолжателя рода Райнаров – властителей Илльборна уже добрую тысячу лет.

Вздумавшую на свою беду каркнуть ворону сбивает с парапета метко посланная стрела. В полной тишине теряющее перья тело падает во внутренний двор, глухой стук сменяет визг и грызня собак. Хрипят и цокают копытами лошади. Пронзительный детский крик заглушает всё.

Затаив дыхание, все смотрят на приоткрывшуюся дверь, прислушиваются к доносящимся изнутри звукам, из которых самые яркие и чётко различимые – плач новорождённого, яростные проклятия и клятвенные обещания.

– Больше никогда!.. Ты слышишь, Сандр, мерзавец? Больше никогда!

Эта клятва повторяется и нарушается из года в год, и, как и прежде, в женском крике – такая мука, что руки сами собой сжимаются в кулаки. Боль, видно, ужасна, раз королева Магда так кричит и клянёт мужа, хотя знает, что здесь, у её покоев, собрался весь цвет королевства.

Сама я считаю себя чертополохом, но другие видят во мне главную розу королевского двора, то и дело поглядывают в мою сторону. Ждут, что я как-то выдам терзающие сердце чувства. Не верят, что больше их всех вместе взятых я жду добрых вестей и потому мёрзну здесь, позволяя на себя смотреть, а не прячусь в своих покоях, как делаю обычно.

Опускаю голову, и упавшие на лоб длинные светлые волосы скрывают глаза и покрасневшие, несмотря на продирающий до кости холод, щёки.

Чужое любопытство до боли неприятно, но больше убивает стыд.

Мне ли не знать, кто в действительности виноват перед консорт-королевой Магдой – женщиной, чей восьмой ребёнок только что появился на свет? И нет, это не отец, пусть он и сделал всё, чтобы наградить её лоно очередным шансом возвести на трон Илльборна полноценного короля или королеву.

Я молю богов, чтобы родился мальчик, чтобы на его теле нашлось родимое пятно в форме розы. Я так сильно этого хочу, что мысленно кричу на богов: «Пожалуйста, услышьте меня!»

– Кто? Мальчик ведь, мальчик? Знак есть? Ну кто же – говори! – в высоком голосе королевы ясно слышны усталость, боль и отчаянная потребность получить желанный ответ.

Тот так тих, что надежда никуда не девается, остаётся дрожать на ветру вместе с собравшимися.

Вышедшая к людям повитуха держит на руках свёрток с младенцем. Отец стремительно шагает к ней. Его высокий рост и мощная фигура не позволяют разглядеть ничего, кроме того как ветер треплет подбитый мехом плащ.

Первый советник вытягивается в струнку, исходя от нетерпения узнать ответ: так да или нет, быть или не быть полноценному наследнику на троне.

Безмолвие затягивается. Надежда скукоживается с каждым следующим мгновением, пока не превращается в ледяную иголку, настойчиво впивающуюся под кожу в центре груди.

Отец медленно поворачивается к придворным, поднимает новорождённое дитя над головой. Младенец кажется таким невозможно маленьким в его больших ладонях, но кричит отчаянно громко. Тишина на фоне этого пронзительного плача обжигает.

– Принцесса Катрина почтила мир появлением сегодняшней ночью. Поприветствуем её.

В голосе отца – ни капли радости, лишь глухое разочарование. Какое-то время никто не двигается, затем придворные дружно кланяются до земли, из внутреннего двора доносится цокот копыт заводимых обратно в конюшни лошадей. Кто-то охает, слышен шёпот, взгляды многих – и среди них отца – устремляются на меня, на лицах некоторых появляются неискренние улыбки.

Я прячу глаза, и вскоре младенец и повитуха исчезают в опочивальне королевы, а перед её покоями остаются всего трое – я, Эви и мой верный голем Кэсси.

Дубовая дверь, обитая железом, вновь закрыта. Мне кажется, я знаю её до последней царапины и металлической заклёпки. Восьмое по счёту ожидание закончено. Обида на судьбу гложет меня. Подло думать так, но я отдала бы многое, если не всё, ради того чтобы сегодня у меня появился брат, а не сестра, и на брате нашёлся бы магический знак нашего рода.

Я, как и мой отец, как и вся страна, мы все так нуждаемся в мальчике королевской крови с родимым пятном в форме розы – знаке магов рода Райнаров. Только брат по крови, пусть и сводный, пусть и рождённый от второй жены консорта-короля мог бы опередить меня в очереди претендентов на трон.

Но родилась девочка, а значит, я в любом случае остаюсь будущей королевой. У Магды и отца уже не остаётся времени, чтобы попробовать родить мальчика ещё раз. Мне уже двадцать, и до следующего дня рождения, когда я достигну полного совершеннолетия, а значит, права и, увы, обязанности взойти на престол, осталось всего ничего, каких-то полгода.

Эви наклоняется ко мне, хлопает по плечу. Развевающиеся рыжие волосы, посеребрённые луной, и светлые одежды делают сестру похожей на привидение. Разноцветные глаза, посеревшие губы и бледность кожи пугают и навевают мысли о скоротечности жизни и смерти.

Лицом мы очень похожи, почти как близнецы, хотя она старше меня на три года и пышет здоровьем. Я точно знаю, что выгляжу так же, как она, но всё равно нервно ёжусь от потустороннего вида сестры. Её улыбка во весь рот пугающее впечатление не меняет, наоборот.

– Лайла, детка, – говорит Эви, – ты всё ещё будущая королева, и у нас появилась ещё одна сводная сестра. Хорошая ночь, порадуемся.

Она фыркает, оценив выражение моего лица и молчание.

– Значит так, моя сестричка-простушка, ты можешь сколько угодно притворяться опечаленной, а я сегодня честно повеселюсь за нас обеих. Спокойной ночи.

Сестра клюет, думая, что целует, меня в лоб совершенно холодными губами и уходит к себе. А я остаюсь на месте – мне всё равно где молиться всем известным богам, умоляя их повернуть время вспять и подарить-таки нашей семье не девочку, а мальчика.

Знание, что мои просьбы бесполезны, а в чистоту намерений не верит никто, не помогает унять желание переубедить несправедливую судьбу. Мне всё равно, что думают другие, но воспоминание о том, как отец смотрел на меня – убивает.

Я почти уверена, что он обвиняет в произошедшем именно меня. Простаки искренне считают, что магу достаточно косо посмотреть, чтобы навредить посевам, лишить корову молока или девицу – бремени. Вдруг и отец поддался голосу толпы? Отчаянье из-за неудачных попыток произвести на свет сына – не лучший помощник даже выдающемуся уму.

Последняя беременность королевы протекала сложно, уже полгода в её покои не пускали никого, кроме отца и маленьких принцесс. Но, вероятней всего, Магда так хранила себя перед моим – а вдруг зловредным? – взглядом.

Я не знаю точного ответа, но подозрения поднимают свои головы и жалят-жалят-жалят. Воспоминания слов и выражений лиц отца и придворных проплывают перед зажмуренными глазами.

– Принцесса Лайла? Что вы здесь делаете в темноте и холоде до сих пор?

Поднимаю голову. Возле меня стоит придворный маг. Кутающийся в длинную мантию Фабиан недовольно качает растрёпанной головой и приказывает Кэсси пошевеливаться.

Мы медленно передвигаемся по извилистой галерее под шум шагов и едва слышный, но всё же различимый скрип колёс моего передвижного кресла.

– Как чувствует себя королева? – отваживаюсь спросить я, хотя знаю, что мои расспросы могут понять превратно.

– Произвести на свет новую жизнь – тяжкий труд для немолодой женщины.

– Она больна?

– Нет. Устала, расстроена, уснула. Завтра будет новый день, и венценосные родители порадуются появлению на свет принцессы Катрины, – безмятежно отвечает маг. – Не печальтесь и не беспокойтесь ни о чём, Ваше Высочество. Не было, нет и не будет ни единого шанса, чтобы трон достался другому претенденту. Он ваш. Так решили звёзды двадцать лет назад, и спорить с ними не по чину ни простолюдину, ни королю. Уже совсем скоро нас всех ждут великие свершения под предводительством новой всесильной королевы.

Об уходящем времени отца он говорит без жалости, а о моём проклятии магией – с придыханием и восхищением.

Потратив далеко не один день на изучение преданий о правлении прародителя Като, я могу понять Фабиана – уже больше трёх веков среди избранных илльяров не рождались сильные маги-короли. Но только дурак позволит себе упорствовать, закрывая глаза на очевидное. Като в первую очередь был королём – правителем, воином, мужем и отцом. Магия – это ещё не всё, кому как не мне, немощной калеке, это знать.

С наполовину парализованным телом мне не быть женой и матерью, воином тоже не стать. Моё правление навлечёт позор на весь наш род и только навредит Илльборну.

У Фабиана другое мнение на сей счёт, и я его знаю. Спорить с упрямцем нет никакого желания. Я отпускаю придворного мага, и дверь моих покоев закрывается за нами с Кэсси.

После воздействия мага голем двигается как будто живее и увереннее. Его керамические руки кажутся ловкими и тёплыми, а стеклянные глаза – осмысленными. Он подаёт мне воду и немного еды, помогает удовлетворить другие телесные надобности, моет, одевает в ночное и укладывает в постель.

Всё это время я думаю о том, что быть королевой мне не по силам. Я не воин, в бою меня с лёгкостью победит даже ребёнок, а по духу… Я – та, кто приносит несчастья. Пока страдали только самые близкие, но что будет, если моё влияние распространится на всё королевство?

Лёжа в кровати, глядя в потолок, залитый лунным светом, я слушаю тихую возню не знающего покоя Кэсси и думаю о прошлом. К сожалению, нет ни одного несчастья, случившегося со мной, в котором я не была бы виновата сама.

Глава 3. Злое прошлое

Говорят, в здоровом ребёнке нет греха, и только ошибки взрослых могут испортить детский нрав и вселить в маленькое сердце чёрные мысли. В большинстве случаев так и случается. Но как бывают яблоки, гниющие изнутри уже на ветвях, так встречаются и порочные дети. Кто заронил в них злое семя – тайна, но результат очевиден всем.

Не мне обвинять своих воспитателей. Добрая нянечка и заботливый учитель, постоянное участие в моих делах отца, игры с сестрой и её юными подружками – что из названного могло навредить ребёнку?

Увы, мне не найти оправданий в поступках других – я помню детство слишком хорошо. Свою жадную привязчивость, настырность, резкий нрав, чрезмерную любовь к старшей сестре, ревность к её общению с другими – все эти чувства, приведшие к настоящей катастрофе.

В тот день мы играли: бегали по лестницам и коридорам, прятались и догоняли друг друга. Эви всё время выигрывала, поддразнивая меня на глазах трёх девочек своего возраста, дочерей придворных дам и служанок. Я же злилась всё сильней с каждым поражением, с каждым мигом, когда Эви оказывалась на стороне подруг, а не моей.

И как-то так случилось, что игра превратилась в обмен колкостями, звонкий смех стал оскорблением, а хлопки по плечу – настоящими тычками и ударами, причиняющими боль. Думаю, всё решилось в тот миг, когда уязвлённая гордыня во мне возопила: «Я лучше их! Я! Ты увидишь!»

Эви старше меня на три года. В мои девять лет, а её двенадцать эта разница оказалась существенной для состязания в беге. Как я умудрилась упасть, запутавшись в собственных ногах и юбках, мне непонятно до сих пор. Но вдруг я оказалась сидящей на полу и баюкающей ушибленную руку под раскаты смеха Эви и её подружек.

Я не плакса, но у меня слёзы брызнули из глаз. Здесь, на полу, глядя на них, таких высоких и красивых, уже совсем взрослых и ловких, я вдруг показалась себе нелепой, унизительно смешной, навязчивой и приставучей, лишней, не нужной ни Эви, ни другим.

Их снисходительные взгляды, их общность, проистекающая из равенства возраста и интересов, ранили меня намного больше твёрдого шершавого камня.

Тело содрогнулось от обиды и злости, а в сердце как будто забил источник чёрной горячей воды. Она стремительно наполнила меня всю – туловище, руки и ноги, мигом закружившуюся голову. Я словно утонула в самой себе – этой чёрной горячей воде, такой душащей и гадкой.

Если б я только знала, что со мною происходит!

Помню, словно это случилось вчера, тяжёлый влажный жар и колотящую тело дрожь, колющие искорки на коже и жгучую ненависть в сердце – такую яркую, отчаянную, абсолютную, какая бывает только в детстве, когда чувства искренни и сильны, а разум на их фоне слаб.

Я не сказала ни слова, только подняла голову и взглянула сестре прямо в глаза.

Она упала, покатилась по полу, крича и прижимая ладони к лицу. Девочки завизжали. Одна из них, расплакавшись и наградив меня полным ужаса взглядом, развернулась и побежала прочь, гремя башмаками по плитам каменного пола. Этот звук преследует меня до сих пор, и, кажется, на смертном одре я буду помнить испуганный перестук её каблуков.

Ещё не подойдя к Эви, я знала, кто виноват в её боли. Дрожь рук и горячая тяжесть в сердце, жгучая обида и ненависть, все эти переживания прекратились во мне так резко, как подожжённая бочка со смолой вырывается из ложки катапульты. Понятно же, это мои злые чувства вырвались на свободу и попали прямо в Эви.

Я добралась до сестры, коснулась её плеча, оторвала её лихорадочно-горячие ладони от лица и увидела кровавые слёзы.

Всё это сделала я – причинила ей боль, навредила по-настоящему, будто не всего лишь посмотрела на неё, а швырнула чем-то тяжёлым и острым. Только от летящего предмета Эви непременно бы увернулась, а от моего злого взгляда не смогла.

Никогда не забуду, как Эви билась в моих руках, как розовые дорожки растекались по её щекам, как растрепавшиеся волосы липли к влажному лбу, а кожа вдруг стала стремительно бледнеть, пока не стала совершенно серой, неживой.

И тогда я закричала так, что меня, по рассказам, слышали не только в замке, но и в деревне.

Позже я проснулась в собственной постели. Меня разбудил голос отца. Со сна я ещё не понимала его слов, но знала, что он находится рядом со мной.

Мне снилось что-то хорошее, уютное и тёплое, и я совершенно не хотела выплывать из своего сна. Несколько мгновений барахталась на волнах приятных ощущений и пыталась удержать их, не дать им уйти.

Такие сны про себя я называла мамиными. Нянечка говорила, что мама, хотя и умерла, произведя меня на свет, но не бросила, а незримым ангелом теперь всегда будет присутствовать рядом со мной. И я верила её словам, всем своим существом чувствуя целительное, утешающее присутствие женщины, давшей мне жизнь.

Ощущала его и сейчас, но в мире что-то изменилось, стало неправильным.

– Принцесса Лайла не виновата, господин, – незнакомый голос шелестел словами, будто хрупкими осенними листьями. – Магическая сила, если не показала себя во всей полноте в самом раннем детстве, может явить себя таким взрывом – на эмоциях и чувствах, часто во время игры или наказания. Это самое обычное дело, господин, для сильного мага.

Короткий и резкий ответ отца лишил меня остатков сна и дыхания.

– Моя старшая дочь ослепла – это, вы говорите, обычное дело?

– Всего на один глаз, милорд. Поверьте, это счастливый исход для девочки. Случившееся с ней – это меньшее зло!

И тут я вспомнила, что случилось днём, да так ярко и полно, что захотела, чтобы боги немедленно наказали меня. Лишили жизни за то зло, которое я причинила сестре.

Подслушивая разговор взрослых, я умирала прямо там, рядом с ними. Чужак что-то бормотал невнятно, меня всю трясло. Чернота вновь захлестывала меня, вновь разливалась по телу щекочущим горячим потоком, сжимала горло и не давала даже пискнуть.

– Так вот почему умерла Кларисса, – сказал отец, и моё сердце будто остановилось. – От матери Лайле достались не крохи, а мощный дар.

– Это предубеждение, господин, это всё неправда. Вовсе не все матери, рождающие сильных магов, расстаются с жизнью при родах.

– А ваша, Фабиан? – зло возразил отец. – Она жива?

– Нет, но это случ-чайность. И я самолично видел почтенную мать Андриана – известного мага северных земель. Он объяснил мне…

– Замолчите немедленно. И идёмте отсюда, разбудите ребёнка своим криком.

Они ушли, всё стихло. Теперь только кровь шумела в ушах, толчками распространяя по телу чёрную гниль, как оказалось, таившуюся во мне с самого рождения.

Запахло палёным, постель задымилась, стало почти невозможно дышать. Сначала я лежала, терпела, потом как-то встала, выбралась из тлеющей ловушки.

До покоев Эви требовалось преодолеть всего шагов двадцать-тридцать, не больше, но шла я бесконечно долго, шатаясь от усталости. Каждый шаг вперёд стоил мне двух, а то и трёх назад.

Наконец я добралась до двери, прижалась к ней горящим лицом, попыталась вдохнуть всей грудью. Огонь потрескивал вокруг и внутри меня, чёрная вода бултыхалась на уровне горла. Я отчаянно боялась и ненавидела себя.

Резкий толчок, и распахнувшейся дверью меня притиснуло к стене. Целительница и служанка, громко переговариваясь, поспешили по коридору, а я проскользнула в покои Эви.

Слова отца и незнакомца оказались страшной правдой. На кровати неподвижно лежала сестра, её глаза закрывала белая повязка.

Я думала, что умру. Я хотела этого так сильно, что всё моё тело трясло. Безмолвно я упала на колени и поползла к ней. Всё во мне скручивалось от страха и боли. Всё, всё на свете, всё счастье и горе, всю любовь, всю нежность, отпущенную мне, я отдала бы за выздоровление сестры. С радостью и облегчением отдала бы за Эви и жизнь без остатка.

Прошлое не вернуть назад, оно незыблемо. Любые сожаления, любая боль не повернёт время вспять, не позволит поступить иначе. Понимание этого пришло, когда я, скрежетая и стуча зубами, переставляла колени по каменному полу на полпути к кровати сестры.

Не существовало никакой магии, чтобы всё отменить, молитв, чтобы вымолить у богов здоровье и благополучие для Эви. Всё уже случилось, и это не изменить. И когда я это поняла, то завыла.

Отец, сидящий у изголовья больной, вскочил, в его руке мелькнул обнажённый клинок короткого меча. Я испугалась и обрадовалась одновременно – сейчас, ещё какой-то миг, и всё закончится. Снежно-белый восторг стиснул моё сердце огромной ручищей. Стало хорошо – ясно, понятно, легко.

Я провыла «простите» и распрощалась с жизнью. Упала на пол ничком. Ждала удара. Так сильно хотела его, что чуть не умерла, когда его не получила.

Отец поднял меня на руки и куда-то понёс. Он шёл по мрачному полутёмному коридору и говорил, что я не виновата, что он меня любит, что всё будет хорошо.

Мне так хотелось верить ему. Но он нагло врал. Его насквозь лживые слова доносились до меня, будто он кричал через опоясывающую наш замок крепостную стену. Я едва слышала его. Внутри меня кружилось что-то тёмное, горькое, будто пепел. Вокруг качался мир, пока окончательно не ускользнул из-под ног.

Отец уложил меня в постель, где я растеклась бесформенной кучей костей и плоти. Он долго сидел рядом со мной. Слёзы текли по его лицу. И каждая, терявшаяся в его короткой аккуратно подстриженной бороде, словно выжигала во мне что-то, расплавляла, лишала веры и сил.

Проснувшись утром, я не смогла встать. Ноги не двигались, не подчинялись мне.

Наказание не испугало меня. Оно показалось мне справедливым, и я восславила богов за их милость. Не знала тогда, что судьба, лишив меня стержня, позволяющего стоять на двух ногах, наказала не только меня, а всех нас.

Бессмыслица думать об этом сейчас.

То время ушло, и по минуте, по часу, по дню тает сейчас. Мне скоро исполнится двадцать один, и илльяры терпеливо ждут этого дня – воцарения настоящего мага из рода Райнаров.

Да, магия у меня есть, но что я смогу людям дать? Не в силах даже ходить, какой королевой я для них стану?

Если бы я могла повернуть время вспять, если бы могла выбирать… Проклятое время.