Плотная шеренга гвардейцев окружила дворец. Главный и единственный дворец Лантивии, расположенный в столице, возвышался остротой своих шпилей над шеренгой серых, потрескавшихся от старости зданий. Остальные роскошные замки вынесли уже давно за черту города, ибо боялись поджогов обедневших крестьян, и городской мерзкой бедноты. Один лишь он, каменный, желтой отделки, нависал над столетней каменной набережной, напоминая о временах, когда и он был лишь зданием, где проводили свое время местная детвора, родители которой в этот момент строили очередную библиотеку или школу. Но эти времена прошли. Теперь это здание называли замком Ночи. Недовольные извозчики хмуро поглядывали в сторону этих неприветливых порождений городской величественной Тьмы. Да, да, именно тьмой повелел называть свое царство наследник величественнейшей из демократий Сатарпа Первого Доменциан Второй. Мол, мы настолько сильны и могущественны, как великая кварцевая скала, никакой луч вольномыслия не должен поколебать спокойный холод общественной громадины. Почему он был вторым, никто не понимал. Видимо таким образом он хотел подчеркнуть тот факт, что является последователем уважаемого в народе Сатарпа. Газеты тогда пестрели заголовками вроде «Достойный наследник принял пост», «Почетный уход старого синьора стал сумерками, приход молодого рассветом». Немногие знали, чем был обусловлено новогоднее обращение Сатарпа Первого. И лишь некоторые недорезанные участники драмы, развернувшейся за полторы недели до нового года понимали истиную подоплеку дела. А все начиналось как плохой анекдот.

В тот день было мокро, от льющего третий день с небольшими переменами дождя глиняные улочки столицы Лантивии, Росанты стали похожи на скользкую поверхность студня. К счастью погода была теплая и студень не успевал превратиться в ледяную корочку. Плотная скатерть тумана накрыла близлежащие горы. А по улицам, почти как тени, в обмотанных грубой серой мешковиной ботинках, пробирались убийцы. Кровавые асассины, с бегающими глазами и серыми, щетинистыми, напряженными до оскала лицами. Они, разделившись по трое, уже пробрались через гряду бурых глиняных домов и вышли в сторону сада, через низкие ветви покосившихся деревьев. Из-за спин, из кожаных мешков ассасины достали короткие арбалеты. Между тем не все солдаты встали на изготовку, часть достала серые испачканные глиной балахоны из заплечных сумок и закрыла тканью лицо. Сначала нужно было перебраться через небольшой ров, благо план был разработан до последней запятой, и решение было принято самое оптимальное. На другом берегу, чуть в сторону от скалистой местности, поросшей густой травой высился монастырский домик. В это время как раз начиналось время мессы, поэтому священник находился в церкви, оставив белую хорошо сбитую лачугу под присмотр собаки, небольшого беспородного пса, который вертелся и скулил неподалеку. Видимо репей впился ему в спину, и теперь зудел, не давая спокойно погрызть косточку, которая выглядывала из плошки с супом, стоявшей почти вплотную к скалам рядом с кучкой камней.

******

Глава 1. Почему мэр не сьел своего супа, а китаец получил в награду три мешка соломы

Наемники съезжались с разных концов света, поэтому звучала самая разнообразная речь. Были даже восточные диалекты. Это не помешало им общаться. В королевстве в последнее время модно стало общаться на языке одного из соседних государств, а из-за повсеместного распостранения рынков и балаганов из этой развивающейся страны все общение на их языке становилось куда более свободным. Конечно же это приносило и свои минусы. Так в местных росантских семьях стали появляться необычные малыши. Но Сатарп резонно на это заметил, что эта ситуация примиряет торговые палаты наших стран, а если что будет и рычаг давления на политические элиты сопредельных стран. В общем, интересы торговцев, ставшие приоритетной мыслью, ведряемой в мозг аборигенов, стали преобладать над торговыми интересами местных деляг. И вот состоялась еще одна коалиция, в этот раз не торговая. Сатарп всем надоел. Причем отнюдь не только тем бунтарям, которые изредка шныряли по узким улочкам наклеивая листовки изобилующие лозунгами и воззваниями. Следует заметить, что народ уже давно не приходил на площади. Сатарп ввел свои правила выражения недовольства, согласно которым, протестующие должны были предварительно регистрировать каждое слово в ответственном органе, а приходить на мероприятия можно было только шеренгами. Иногда шествие заканчивалось обличительной речью Сатарпа. Мол, светлые силы, смутьяны среди народа и смутьяны торговцы проводят разрушительную политикк против нашего Монолита. Пора их заменить на лояльных, отстаивающих наши интересы. Что на деле означало выдвижение нужных Сатарпу торговцев, на нужные места. Это, естественно не трактовалось как коррупция, а лишь как отставание государственных интересов. После выражения недовольства все должны были дружно отправляться на добровольные работы, независимо от того, нарушили ли они чего либо в течении акции или нет. Люди протестовали, а торговцы получали бесплатных работников, которых в связи с их неблагонадежностью переводили на уменьшеный паек. Но эта подачка предпринимательские интересы отнюдь не удовлетворяла. Тем более, что чиновники Сатарпа, нашли себе новое развлечение. Изначально они любили выступать по тротуарам, декламировать оды музам, после чего шли в курительные, где терялись в клубах ароматного дыма, лишь немного оттеняемую горьким тяжелым запахом луж и мужицких трубок. Надо отдать должное Старапу, он заставил каждую чиновничью шляпу наклоняться перед мужиком, просто кабацкие дверные рамы были слишком малы для высоких цилиндров. Сатарп заставил чиновников ходить по обычным кабакам, иллюстрируя сращивание с народом. Чиновников даже заставили скрепя сердце обращаться к городскому отребью на вы. Идилия продлилась недолго. Городской голова шел на важную встречу в муниципальные бани, которые заблаговременно оборудовали отдельными бассейнами. И тут случилась оказия. Точнее оказич проехала мимо чиновника, обдав того черной струей осенней грязи. Только тут чиновничий мозг, возмутился и задумался о качестве городских улиц. По совести решив, что государственному служащему нельзя позорить государство, он заглянул в соседний подвальчик с звонким названием Три банкноты. Все произошло неожиданно, зато лихо. Голова оказался по шею в неприятностях. Дело в том, что городской голова любил во всем и всегда использовать чужую рабочую силу. Вот и сейчас он выискивал кем бы воспользоваться, глаза головы рыскали по залу, вызывая неодобрительные ответные взгляды. За стойкой приветливая, но вся какая-то сморщенная, как будто большая гусеница, с подобной же грацией и повязанным поверх рыжих выцветших волос, платочком, облокотилась ладонями на стойку

– Меня зовут Арда, мы тут с сестрой главные. Управляем потоком выпивки. Без нас тут вся жизнь остановиться. И… – хитро взглянула на голову Арда, – даже не думай думать по другому.

Лучше бы она тогда не улыбалась. Прокуренные желтые зубы и смрадное дыхание заставили мэра откинуться на стуле. Обычная обстановка в городе, где никаких особенных развлечений кроме выпивки и родео по выходным не намечалось. Голова почувствовал некое спокойствие, попросил дозу хорошего горячительного и суп с морепродуктами. Заодно решил сделать себе рекламу, и, повернувшись, отсалютовал двумя пальцами в известном всем жесте. Тут раздался хруст со стороны двух пошарпанных биллиардных столиков. Из темгого угла на свет показалась какая-то маска. В свете лампы выяснилось- это совсем не маска, а искривившееся от раздражения лицо китайца, который нес в руках то, что еще недавно было биллиардным кием. Оказалось, что это местный конюх, и зовут его Мексун Ти Выпь. Быстро проглотив содержимое стакана, Голова поднялся, неодумевая, в чем проблема.

– Ты оскорбил нас, ты должен ответить- прохрипел китаец. Как ты мог…

– Уважаемый, вы же гражданин этого города. Ваши интересы я отстаиваю.

– Это так ты отстаиваешь наши интересы? -в свою очередь возмутился китаец. – Пришел сюда весь замызганный, да и неприличные жесты гостям бара показываешь?

Тут городской голова понял в чем дело, а дело было в разнице культур. В разных странах жесты, трактуемые абсолютно нейтрально означают нечто оскорбительное. Голова схватил стул и приготовился обороняться. В это время, видимо осознав, какие невосполнимые потери потерпит барная обстановка, из подсобки выплыла барменша Арда, но не придумала ничего лучшего, чем обойдя китайца справа, сделать подножку Мексуну. Китаец свалился грузным мешком прямо под ноги чиновнику. Барменша стала яростно сигнализировать окружающим, что костер скандала был потушен, не успев толком разгореться. Несмотря на временное успокоение, чиновник решил, что пора бы уже почистить костюм, и быстро ретироваться из этого мерзкого местечка.

Поскольку неодобрительные взгляды снова обратились на Голову, то он поспешил в уборную. По дороге он встретил девушку, которая несла суп. И поскольку Голова был крайне ленив, он попросил девушку вытереть пятна с его одежды.

– Вы не будете ли столь любезны, – начал было Голова, мягким и вкрадчивым голосом, хитроватой и в то же время застенсивой улыбкой одарив официантку, но тут же осекся. Тарелка с супом выскользнула из рук, и описала в воздухе невиданный пируэт, попутно рассыпая в воздухе брызги красного отвара. Одежда стала еще грязнее.

– Нуу, теперь только стирать.., -покачала головой официантка

– Господин Голова Как вы могли так вымазаться – ахнула стоящая уже в проходе Арда. Ну ладно, вы тут разбирайтесь, а я побегу.

Еще чеез несколько минут чиновник уе стоял около белой раковины, уже оставшись без штанов. Рядом копошилась заботливая оффициантка, застирывая темные пятна, испортившие дорогую итальянскую ткань. Не прошло и трех минут, как дверь с треском распахнулась, и на пороге, подмяв руками бока, встал округлый господин с аккуратной испанской бородкой. Глаза толстяка были словно налиты кровяными прожилками, дыхание было учащенное, словно после долгой пробежки. Ради реализма, стоило еще только бить кожаными разношенными крагами по полу, чтобы сравнение с боевым бычком на родео было бы стопроцентным. Чиновник не успел оглянутся, как был схвачен мощными, похожими на крупные картофелины, руки здоровяка. Схваченный за атласные фалды городской служащий, был поднят в воздух. У мэра буквально перехватило дыхание. Он лишь безвольно размахивал своими руками, которые сейчас больше напоминали длинные сухие плети винограда. Отвратительный запах чеснока, источаемый из уст громилы, позволял почти точно угадать в нем портового работника, или грузчика с рынка. Никакими манерами, как и галантностью данный господин явно не обладал. Как и сдержанностью. Ситуация в буквальном смысле подвисла в воздухе. Чиновник, не ожидавший подобного развития событий, так и стоял, от беспомощности мотая головой, и издавая нечленораздельные звуки, напоминавшие мычание загнагной в тесное стойло коровы.

– По какому праву ты решил, что, коль ты городской голова, тебе все позволенно – вопрошал его громила, который к тому времени упер свой локоть прямо в кадык чиновника, который уже обмяк настолько, что напоминал мешок с брюквой – Ты же за частную собственность и процветание… А жена это моя собственность, на которую ты покусился!

Тут голова градоправителя поникла совсем, чинуша отвел взгляд. Он узнал слова своей предвыборной программы.

– Так вот… А если я приду в твой роскошный сад. На твою фавеллу. И буду с наглым видом, никого не стесняяесь собирать в подол твои сладкие фиги, тебе, сволочь, это понравится? А, чего молчишь? – Продолжил громила, периодически исторгая на городского голову смрадный запах пережаренного чеснока. Глаза его выражали явную издевку и торжество над противником. Еще бы.

Если читатель думает, что единственное, что может испытывать оскорбленный рогоносец-муж, это ярость и злость то тут он ошибается. Во-первых никто не отменял возможности, что совесть оного ничуть не чище бархатного покрывала на котором пиршествуют постоянные обитатели бара Три банкноты. Во-вторых, воспользовавшись удобным случаем, муж мог без зазрения совести ухватить изрядный кусок власти над своей провинившейся женой, и больше не отчитываться перед ней в своих похождениях и странствиях. Опять таки, потаскать свою жену за волосы, это для многих дорогого стоит. А тут еще и городской голова пригрел на плечике такую замызганную гусыню, это вообще достойно и ничуть не унизительно.

– Вы..Вы меня… ннеправильно поняли – начал было оправдываться чиновник. Но поскольку опасность, над ним нависшая, не отступала, глаза его продолжал бегать из стороны в сторону. Отчасти из-за беспомощности, отчасти в судорожной попытке отыскать на маленькой кухонке

Средства для скорейшего избавления от ненавистных объятий здоровяка.

– Я не привык к объяснениям. После того, как, отпустив с каторги, вы меня заперли в клетушку при доках, которая окрасила мои легкие в цвет королевского нефрита, и заставии плеваться рубиновыми каплями, после того, как вашими поборами вместо бараньей ноги с луком, вы наградили меня царской похлебкой с тухлыми овощами, после всех этих воистину королевских почестей, ты хочешь отнять мою королеву? Не выйдет. Ты наделил меня гордостью, ты хлебнешь ее сполна. Позовем Арду и спросим кто тут прав

С этими словами он оттолкнул служанку, к тому времени уже опустившую черные, мокрые уже но недостиранные брюки городского головы. Вскоре, подбирая замызганный подол платья в комнатку вошла хозяйка заведения.

…Ну да, -немгого смутившись, заявила она, – Лапал он ее, я думала, вы с ней уже расстались, и она высматривает себе новую партию… Но… Я же специально прибежала к тебе и рассказала все.

Слова хозяйки таверны лились словно осенний дождик, быстрыми и отрывистыми залпами. Слова походили на кудахтанье наседки из хозяйства дядюшки Пьера, местного садовода, который помимо своего большого красного носа славился своим вином и птичьим хозяйством. Сама мэрия частенько заказывала у него индюшку и яйца для приготовления знаменитого мэрского соуса. А сейчас чиновник чувствовал себя так, словно торг идет за его шкуру. Чиновник осознавал, что он поставлен в положение быка при тореодоре, и потери воспоследуют, вопрос только в их качестве, и губительности для деловой репутации. На носу, как красная тряпка, мелькали выборы. И хотя всем уже было проплачено, и основные отрасли прибраны к рукам, после этих, уже разрешенных с точки зрения результата, выборах, народ может возмутиться, прошлогодный, тоже явно подтасованный и почти идеальный результат в этот раз вызовет недоумение после подобных скандалов.

Поэтому городской голова решил не пререкаться и задал простой и всем издавна понятный вопрос

– Сколько?

Бугай размял руки, так, что аж хруст послышался. Некоторое время он смеривал чиновника взглядом, словно пытался решить, каким способом лучше всего расчленить тело, но после согласно кивнул, и хищная небритая морда бугая расплылась в улыбке.

Тридцать миллионов… – хитро улыбнувшись и выпучив наглые черные глаза заявил верзила.

Чиновник явно опешил от такой суммы. Да, именно во столько столичные газеты оценивали его, мэрское состояние, именно столько он сумел выдоить из карманов горожан за три, прошедших с момента прошлых выборов, года. И ведь именно на мнение тех самых горожан, он опирался. Именно на их чувство справедливости и гуманизма он давил в своей предвыборной компании. И вот теперь все пошло бы насмарку. Ни о новой фазенде, ни о новой прислуге, ни тем более о какиз либо предвыборных трюках, как о подкупе псевдооппозиционных лидеров и посулах купцам, лояльным старой власти, можно было бы уже забыть.

Голова у градоначальника поникла. Но тут внезапно двери резко распахнулись, унося за собой жирную тушу вымогателя. В дверях появилась прищурая физия уже знакомого мэру китайца с непривычным именем Мексун. Но мэру было уже не до национальных различий. Мексун между тем знатно приложил портового служащего об стену. Да так, что тот, продефилировав, словно балерина, мимо раковины, рухнул оземь, зацепившись рукой за столик.

Китаец быстро оглядел обстановку, пригладил бородку и усмехнувшись своему стратегическому успеху в драке с противником, который явственно превосходил того в силе, но, как выяснилось, не в ловкости прошипел обнажив свои желтые стершиеся зубы:

– Ну что, спасаемся, или ты намерен дальше продолжить меряться силами с Джуфахом?

Кто такой Джуфах, мэр не знал, однако по смыслу догадался, что так именуют того, чье тело лежало сейчас под мэрскими ногами и уже начинало тихонько постанывать.

Ну, давай же, бежим…

Пальцы мэра словно в судороге схватился за руку китайца, так утопающий в море бедолага схватился бы за брошенный пеньковый канат и с тупым выражением лица и заискивающим взглядом выдавил:

– Спппасибо… я вас не забуду.

Китаец отстранился и толкнул чиновника в дверь. Приданое ускорение вывело городского голову из ступора и тот рванулся с места.

Стоять! Раздался резкий злобный бас из каморки. Несмотря на то, что мэр уже почти покинул помещение, в проеме он успел заметить как все еще держащийся за голову верзила, неуверенной и замедленной походкой вывалился из подсобки

Канальи… Сволочи… Грязные подонки… изрыгал из себя проклятья портовый богатырь. Да так громко, что наверное полдюжины перекрестков очнулись от своей полуденной сиесты.

Какие там приличия… Городской голова сейчас выглядел как какой-то индус из самой низшей касты. Босые ноги чуствовали неприятный холодок городской каменной брусчатки, которую мэр обещал заменить еще год назад. Ноги, уже посиневшие от холода, теперь были покрыты сплошь синими разводами от ударов о камень. Но выбирать не приходилось. Остановиться, чтобы испытать на себе весь гнев докера, который и до удара по голове был не очень то дружелюбным, а после него стал похож на голодного льва, выпущенного из тесного вольера, не являлось достойным рассмотрения вариантом.

Они с новоявленным другом бежали длинными узкими улочками, тут и там наталкиваясь то на бедняков с повозками из досок, которые видимо достались крестьянам в порту в виде длинных ящиков от вооружения, доставляемого ради усмирения недовольных толп по воде прямиком из соседних стран.

Китаец явно ориентировался в городских трущобах куда лучше городского головы. Поэтому мэр беспрекословно следовал за проворным, хотя и какии-то нескладным на вид китайцем.

Позже мэр понял, что его так смущало в облике восточного торговца. Слишком короткие ноги на фоне довольно продолговатого тела, которые еще больше подчеркивались наличием на них каких-то абсолютно древних туфель-лодочек и аккуратно обвязанных вокруг стоп тряпок.

Китаец привел их почти на самый дальний конец поселка, где дома, казалось, были вырезаны прямо из глиняных валунов, и жестом намекнув городскому голове, чтобы тот спрятался за угол, стал осматриваться», приставил к губам палец и произнес «Тссс!» после чего внезапно исчез, и лишь через пару минут чиновник понял, куда тот запропастился. Китаец забежал в соседний магазинчик, из которого открывался вид на все четыре улицы, окружающие лачугу, за углом которой спрятался мэр. Китаец уже через несколько минут появился. Уже со спокойным и важным видом он проследовал за угол, где его с нетерпением ждал мэр.

Голова уже весь трясся, наполовину от холода, наполовину от нервного напряжения.

Увидев китайца, тот буквально вцепился руками за синюю шелковую ткань его рукава, заглянул в уверенные серые глаза узкоглазого и спросил того:

– Ну как, мы оторвались?

– Оторваться от этого пропоицы дело несложное- усмехнулся китаец, сощурив и без того узкие глаза. Кончики его длинных, опускающихся вниз, почти до шеи усов, раздвинулись, и ряд желтых сточенных зубов показался, являя некое слабое подобие улыбки.

– Все же я благодарен тебе, – расплылся в смущенной улыбке мэр, и стал поправлять смятую рубашку. Может быть ты сможешь достать мне новые брюки

Китаец ухмыльнулся. Только сейчас он, оглядев фигуру мэра, понял, что в попыхах мэр забыл ухватить с собой наспех застиранные брюки, и бежал в исподнем, вызывая, наверняка, у прохожих смешки и сравнения с чудаком, только что покинувшим местное отделение бедлама. Было в нем что-то и от марафонца, и можно было бы подумать, что на самом деле это марафонец, сбившийся с дистанции. Но солидный сюртук и золотые часы на цепочке придавали всему марафонскому благолепию абсурдность и откровенный диссонанс.

– Может быть не стоит возвращаться за своими панталонами, суньор? – Сощурив веки, на манер китайского старца, ухмыльнулся новый знакомый мэра. Судя по акценту, он явно не был

– Пообсохните немного, вот здесь, на моей циновке, а я пока что-нибудь придумаю… Хотя… Голова китайца склонилась, явно вынашивая некую, особо крамольную мысль.

Тут он заглянул за пестрое покрывало, отделяющее скромную комнатку, отделанную бамбуковыми стеблями, в которой на подстилке разместился мэр, от темного коридорчика, в котором была тьма тьмущая всяческих китайских висюлек, свисающих прямо с потолка.

Жестом он пригласил в комнату кого-то, и щека мэра невольно дернулась, когда шторки раздвинулись… Но через минуту весь страх испарился, когда он увидел чудесное миниатюрное создание, обутое в легкие сандалии и в легкой белой ткани, припоясанной золотой тесемкой.

– Знакомьтесь, это Айра, моя сестра. Она швея. Я думаю, она сможет снять метку с вас, а уж тканями наш китайский квартальчик ценится. Уж поверьте мне.

В ответ короткая строгая чёлка китаянки взметнулась ввысь, и сразу упала вниз в поклоне. При этом обнажился откровенный разрез её платья, и сквозь белую ткань проступили очертания скромной небольшой груди.

Чиновник полез было во внутренний карман, для того, чтобы оплатить ткань, на что китаец строго глянул на него из-под черных бровей, и произнес:

– Я так думаю, что благосклонность мэра, в свое время проявится. А это всегда намного ценнее звонкой монеты.

Теперь все моменты, которые терзали городского чиновника до этого потихоньку стали развеиваться. Что двигало этим человеком, когда он резко сменил гнев на милость, сначала, движимый патриотичным народным гневом он полез на мэра с кулаками, но теперь, почувствовав свою выгоду, решил действовать из соображений практических. Для мэра все это было настолько привычным, что ещё более заставило чиновника лишиться изрядной доли настороженности, он подобрал под себя ноги, уютнее располагаясь на циновке, и посмотрел на китайца взглядом, выражающим уже больше склонность, нежели недоверие.

– Ну я всё-равно должен определиться с размером награды… Не могу же я отпускать с пустыми руками добродетельного горожанина, тем более, что он принимал меня у себя дома.

Тут китайца отвлекла темноволосая девушка, которая начала что-то с чувством шептать тому на ухо.

– Ах, да, -всплеснул руками Максун, – как я мог забыть все правила гостеприимства… Айра! – обратился он к уже отступающей в сторону двери девушке- Принеси нашему дорогому гостю бодрящий напиток, наше с ним путешествие не способствовало укреплению силы. Мне то не привыкать к тяжелым физическим нагрузкам, то ли дело нашему гостю…

– Хорошо, – скромно отозвалась Айра, снова поклонилась и её нежные бедра запорхали к выходу.

– Когда-то она была женой торговца, который возил пряности на нашу землю, безусловно, можете мне поверить, она знает толк в приготовлении этого чудного напитка, она же помогала готовить не только чай, но и даже снадобья для королевской армии, в самые тяжелые года, когда мы вели войны и завоевывали земли.

Именно в одной из таких компаний умер её муж, знатный и почитаемый торговец, привезший её сюда ещё в детстве. Надо сказать, именно благодаря ей и я обзавелся здесь своим делом, я развожу посылки на моем старом ишаке, который уже настолько ленив, что ест, наверное, больше, чем я успеваю на нем заработать. В последнее время мне доверяют разве что местные фермеры возить свою нехитрую продукцию, молоко, яйца, зелень, мясо… Вот если бы мне найти постоянного клиента!

– Но вы не подумывали над тем чтобы сменить ишака на лошадь? – Улыбнулся мэр

– Вы знаете, я живу в такой бедности, к чему я, пожалуй, что и привык уже. Консерватизм у нашей семьи проник в кровь. Я веду мирную размеренную жизнь, как и многие горожане, нам не нужны перемены… Да и потом, привык я к моему Лансу. Это так я своего серого ишака называю. Ланселот. —При этих словах китаец разразился таким ядовитым смехом, что и мэру пришлось выдавить из себя кислую улыбочку.

– Вот моя сестренка, я думаю, она достойна лучшей доли… Г-н мэр, я не буду слишком навязчивым, если попрошу пристроить её в штаты? Наверняка у вас, в мэрии, есть какое-нибудь местечко, где такая гостеприимная и дружелюбная сотрудница пригодится…

Мэру ничего не оставалось как согласиться.

– Я думаю я смогу пристроить вашу… кххм… девушку – мэр потупил глаза. Ну… Я постараюсь.

Китаец улыбнулся так, как будто дело было уже сделано, и пожал мэру руку.

– Спасибо, уважаемый, я так переживаю за её судьбу намного больше чем за мою, вы же понимаете, я чувствую себя в особом роде обязанным…

– Да, конечно… Смущенно произнес мэр, уже приготовив следующую фразу, чтобы побыстрее вывести себя из неловкой ситуации – Вы сможете организовать мне незаметный проход до мэрии, я же не хочу, чтобы по городу пошли нехорошие слухи, да ещё и перед выборами.

– Я уже позаботился об этом, – произнес китаец, подняв указательный палец вверх и в очередной раз обнажив желтые испорченные зубы.

За дверью послышались шаги, и китаянка принесла две пары брюк и странные пиджаки, с шелковыми рукавами, на груди одежда была обшита, на манер китайской одежды, полосками ткани.

– Это что? – взвился мэр, самолюбие которого было уязвлено предложенным ему рабочим платьем китайского ремесленника. В ответ на это китаец лишь по-дружески похлопал по плечу чиновника, кивнул и пояснил:

– Я, естественно, понимаю, вам как городскому голове не пристало ходить как простому рабочему, но всё-же призываю вас хотя-бы сегодня принять на себя этот образ, вы ведь хотите слиться с толпой, чтобы вас не узнали?

– Да… конечно же… – подтвердил городской голова, как будто-бы в спешке, поправил очки. Мэр стал понимать для чего нужен весь этот маскарад. Еще не хватало ему тугодумом прослыть.

– А пока что я предлагаю попробовать нашу фирменную утку с инжиром – китаец подошел к стенке, открыл незаметную дверцу, достал пузатую темную бутылочку в оплетке, с резким звуком откупорил, и пригласил жестом городского голову подняться на второй этаж, где его ожидал невысокий стол с белоснежной простыней, рядом стояла огромная зеленая колба, разукрашенная золотистыми узорами- кальян.

Стульев не было- китаец объяснил, что они вкушают пищу сидя на полу на циновках. Циновки оказались довольно удобными, хотя мэру пришлось снимать туфли. Что абсолютно не было поперек его интересов – после долгой пробежки подошвы его дорогих ботинок буквально прилипали к коже ног от жары, а ещё, казалось, он натер палец на правой ноге.

Когда мэр сел на тростниковую подстилку, а Айра принесла холодную воду в кувшине с лимоном и льдом, вино разлили в непривычные для мэра маленькие рюмочки, а с лестницы уже вился парной вкус птичьего мяса.

– Мы выдерживаем его на пару довольно долгое время, – дружелюбно протянув городскому голове сочную пеструю массу с темной корочкой. Можно конечно все сделать быстро, но это нарушит наши обычаи, тем более, что мы, китайцы, народ терпеливый, и никуда не торопимся.

Мэр вдохнул аромат, пропитывающий буквально каждый уголок небольшой комнатки, взял с большой тарелки грубой отделки, с перламутровым, как у раковины, экмалированным покрытием тонкую деревянную палочку, на которую слоями было нанизан лук, сыр, перец, инжир и собственно темное мясо.

– Это наш рецепт, мы единственные, кто умеет так приготовить птицу – расхваливал между тем себя китаец, и его краешки глаз подрагивали от усмешки.

– Ну а вот, помимо вашей проблемы, какие ещё у людей существуют нужды? – решил продолжить беседу мэр.

Китаец отхлебнул из рюмки вина, потеребил тонкими белыми пальцами свои усы, и неторопливо произнес.

– Мэрия в том году постаралась, но не всё вы продумали. У нас самый отшиб города, дальше живут крестьяне, которые часто приходят к нам, больше даже не ради того, чтобы закупиться всякими сельскохозяйственными машинами и бытовыми товарами, а для того, чтобы отвезти обратно к себе бочки с водой, которой у них катострофически не хватает. Я думаю вам стоит задуматься над тем, как сделать лучше местным крестьянам. Я думаю вам стоит сделать большой ров, где земледельцы смогут набирать себе воды столько, сколько будет угодно.

– Да, -согласился мэр, -это и вправду хорошее предложение. Ах, если бы мэр знал, чем обернется для него это согласие.

Вечером, снарядив небольшую повозку, новоявленные друзья выехали из дворика, по брусчатому уличному настилу зацокали копыта Ланцелота. Серые копытца сверкали в вечерней темноте, а на дрожках сидели два силуэта в мешковатых рабочих костюмах и в длинных вязаных шапках.

По улицам проезжали только редкие повозки зеленщиков, которые торопились после рабочего дня отвезти свой товар домой, прохожие, которые в основном направлялись в вечерние пабы города также не обращали особого внимания на двух рабочих, которые подстегивая серого ослика уже выбрались из подворотни и вели свой путь в даль длинной замощенной улицы. Фонари ярко освещали повозку, так что грабителей сейчас опасаться не стоило, и всё-же второй путник периодически оборачивался, и охватывал взглядом темные закоулки.

Наконец серая спина ослика очутилась около строгой металической ограды на отшибе делового района, по всему периоду участка, окруженного густыми яблочными ветвями. Вдалеке, на опушке, горел притушенный свет дворовых фонарей, мэр незаметно, втихомолку пожал руку второму извозчику, которым на самом деле была Айна, спрятавшая свои густые волосы под монмутскую шапочку, но при ближайшем рассмотрении густые копны волос свисали то тут, то там из-под шапочной окаемки.

– Спасибо за то, что помогли мне в трудной ситуации! – уже подходя к кованой ограде,

Мэр выразил свою благодарность девушке.

– Не за что, мы всегда помогаем нуждающимся… – заметила девушка, сверкнув из-под шапочки своими черными глазами