Ваше Сиятельство 2 (+иллюстрации)

Глава 1. Что изволит баронесса

Ситуация как-то не очень позитивная. Ведь если мама требует меня срочно «на минутку» в тот самый момент, когда мои губы практически в плену у баронессы, то значит в требовании мамочки есть что-то этакое.

– Это нельзя отложить? – спросил я, галантно освободившись от объятий госпожи Евстафьевой.

– Нет! – в этот раз Елена Викторовна ножкой не притопнула. – Немедленно за мной! Талия пока здесь тебя подождет.

С обреченным видом я поднимался за графиней на второй этаж. До дверей своих покоев мама шла молча и быстро, даже порывисто, что свидетельствовало об отсутствии покоя в ее душе. И когда мы вошли, она сказала, закрывая двери:

– Ты знаешь, что к Веселову приезжала полиция?! Еще он ждет кого-то из канцелярии Чести и Права! Что вы натворили в Басманном?!

– Да ничего там такого не было. Мы с Талией мирно отдыхали в клубе с названием «Ржавый Париж». Талия иногда посещает это место и мне решила показать. Место веселое, выпили по коктейлю, потанцевали. Потом неожиданно появился ее парень. Вернее, бывший парень баронессы. Его имя Густав Ковальский, виконт. Мерзкий такой поляк. Ему не понравилось, что Талия тусуется вместе со мной. И я просто набил ему морду. Чисто случайно под руку попало несколько его друзей, – объяснил я, практически не соврав.

– Что такое «тусуется»? – мама нахмурилась.

– Тусуется, означает: весело проводит время, – пояснил я, не понимая, зачем из-за какой-то ерунды мама со столь строгим видом привела меня в свои покои.

– А ты знаешь, что там, в вашем… клубе стреляли из пистолета?! Знаешь, что в этом «Париже» все разбито и перевернуто! А в машине Ивана Сергеевича следы от выстрелов и разбито стекло?! – она на миг покраснела, потом побледнела.

– Конечно, знаю. Видел своими глазами, мам. Ведь стреляли же в нас, – ну как здесь было не засмеяться? Но я сдержался.

– Иван Сергеевич очень старался не предавать тебя, но… Он не знал, что говорить по произошедшему. Полиция задавала много вопросов. В общем, поэтому ему пришлось сказать, что на его вимане был ты с Талией. Теперь полиция приедет к нам. Ты это понимаешь? – ее голос трагически дрогнул.

– Правильно, нужно было сразу, отослать полицейских ко мне. Я бы им все пояснил по причинам произошедшего и тем мудакам, которые к нам прицепились, – мне захотелось закурить.

– Му-да-кам?! Саша! Что за слова! – Елена Викторовна явно была поражена.

М-да, оплошность, наверное, прежний граф Елецкий слово «мудаки» не использовал в общении с матерью.

– Мам, все? Я могу идти? – я не стал объясняться из-за озорного словца. В самом деле, я же взрослый. Астерий я, черт дери. И сейчас меня пробирал лишь один страх – страх, что я не смогу сдержать смех.

– Нет, не все! Теперь объясни мне, какие у тебя отношения с Талией, – левая бровь мамы надломилась, что чуть добавило ей суровости.

– Как какие? Примерно такие же, как у тебя с ее отцом, – ответил я, достав коробочку «Никольских» и опасаясь, что разговор рискует затянуться.

Мама побледнела, приоткрыв рот, затем выдохнула:

– Да как ты смеешь такое думать!

– В смысле? А что я такое подумал? – я разыграл изумление.

– Я не знаю, что ты там подумал. Говори мне честно, у тебя с ней отношения такие же как с нашей служанкой… Дашей? – лицо графини оставалось бледным.

– Мам, у меня же на данный момент нет отношений с Дашей. Кстати, благодаря тебя. Закурю, с твоего позволения. Ты же здесь иногда куришь, – я щелкнул зажигалкой.

– Не смей! – она топнула ногой.

– Мам, ты снова забыла. Ну-ка вспомни: я… уже… взрослый, – произнес я вкрадчиво, едва ли не по слогам. – И зачем тебе лезть в мои отношения? Это не полезно ни для тебя, ни для меня.

– Я хочу знать, что происходит между тобой и Талией! Взрослый он! Ты очень многого не понимаешь! Евклид Иванович предельно серьезно относится к воспитанию дочери. Саш… – теперь графиня уже не пыталась на меня давить, и выглядела просто очень обеспокоенной. – Пожалуйста, скажи, что у тебя было с ней. Я должна это знать!

– А с чего ты, собственно, взяла, будто что-то было? – вот здесь я не знал, как правильнее себя повести: если баронесса сказала о каких-то подробностях нашей совместной ночи, то с моей стороны, глупо от этого увиливать в объяснениях. А если у Елены Викторовны лишь подозрения, то сказать правду, означает предать Талию с последующими большими неприятностями ей от отца.

– У меня есть основания так думать. Взрослый, видите ли, он. Говори все как есть, – она подошла к тумбочке, выдвинула ящик и достала коробочку сигарет «Госпожа Аллои».

– Мам, я не хочу говорить о Талии вне ее присутствия. Это некрасиво. Давай, позову ее сюда и тогда мы продолжим этот разговор, – предложил я. Расчет был прост: по пути я успею быстро переговорить с дочерью Евклида Ивановича, узнать, что она успела сболтнуть, и тогда будет понятно, что ответить маме.

– Ладно, если ты не можешь как взрослый сказать правду, идем, я спрошу при тебе у нее, – она взяла сигарету из коробочки и направилась к двери.

Вот такой поворот я не предусмотрел. И получалось, увы, скверно. Так что, сам того не желая, я подставил госпожу Евстафьеву младшую.

Мы спустились в гостиную, мама убедилась, что в коридоре нет слуг и прикрыла дверь. Талия Евклидовна то смотрела с недоумением на графиню, то вопросительно поглядывала на меня. Графиня с минуту молчала. Наконец, завершив основные приготовления к разговору, прикурив сигарету и устроившись на диване, Елена Викторовна сердито сказала:

– Из-за вас курить уже начала, деточки. Так, Талия, скажи мне, пожалуйста, только очень честно, у тебя какие отношения с Сашей?

– Ну… хорошие. Очень хорошие, – чистосердечно призналась баронесса. – Я его люблю. Уже второй год как люблю, ваше сиятельство. А может третий.

– Так… – мама многозначительно посмотрела на меня, и я поперхнулся табачным дымом от смеха.

– Талия, девочка моя, давай на чистоту. Ты когда-нибудь… – здесь графиня замялась, пытаясь подобрать правильные слова, сделала две нервных затяжки сигаретой и произнесла: – Когда-нибудь спала с Сашей? Скажем прямо, он делал с тобой в постели что-то непристойное?

– Аид того дери! – Талия густо покраснела и посмотрела на меня.

Вот теперь мне стало ясно, что госпожа Евстафьева младшая ничего лишнего моей маме не говорила. Не говорила до сих пор. И, давая ей вполне внятную подсказку, я отрицательно замотал головой.

– Саша, я не тебя спрашиваю. Раз ты не пожелал дать мне честный ответ, то пусть ответит Талия. Может быть девушка окажется честнее, – Елена Викторовна с шумом выдохнула облако дыма.

– Ну, было такое… Очень немножко. Вы его не ругайте, Елена Вкторовна! Я сама виновата… – Талия начала быстро и сбивчиво рассказывать, как разделась передо мной, потому что была мокрая, но графиня ее прервала:

– Так! Все, все, дальше не надо! Все, все, скорее замолчи!

И наступила тяжелая тишина, в которой мама сосредоточено курила, Талия испуганно смотрела на меня, а я на дальнюю часть гостиной, где в настенной росписи проступало бледно-розовое изображение Геры.

– Ты должен жениться на Талии, – наконец подвела итог беседы мама. – Сегодня же поговорю с Евклидом Ивановичем.

– Я согласна! – выпалила баронесса. – Только, пожалуйста, не надо ничего говорить папе! Елена Викторовна, пожалуйста! Вы не представляете, как он разозлится! Можно просто жениться и все.

– Тогда мне следует жениться еще на Даше Новоселовой, на Айлин, на княгине Ковалевской, – вот в последнем я чуть приврал, если следовать логике мамы, и добавил. – И уверен, что этот список скоро может пополниться. Я молод и у меня большие планы.

– Саша! – мама вскочила с дивана. – Что за неуместные шуточки! Мы говорим сейчас об очень серьезных вещах!

– Я понимаю. И если ты не хочешь, чтобы эти «серьезные вещи» для кого-то стали трагическими, то не вздумай говорить что-либо на эту тему Евклиду Ивановичу. А мы с Талией сами разберемся, с кем и когда нам связывать свои жизни, – сказал я, спокойно и твердо глядя на графиню. – Я говорю очень серьезно, если ты не хочешь устроить для Талии большие неприятности, то не надо передавать барону содержание нашего разговора.

– Я без тебя разберусь, о чем и как говорить с Евклидом, – мама вдруг решила прекратить разговор и вышла из гостиной сердитой.

У меня возникло нехорошее подозрение, что она может воспользоваться ситуацией и в самом деле поднять перед Евстафьевым этот вопрос. Ведь и барон и она сама не раз давали понять, что желают видеть Талию моей женой. Да, уже второй год как они взращивали эту не совсем здравую идею. А тут надо же, такой удобный случай…

– Ну зачем ты это признала? – спросил я нежданную гостью, сев рядом с ней на диван.

– Саш, я испугалась. Думала, что твоя мама все знает и ругает тебя. Она же зашла такая строгая. Я ее никогда такой не видела, – она придвинулась ко мне и шепнула: – Курить ужасно хочу. Пойдем к тебе в комнату?

– А с чего она вообще взяла, что между нами что-то было? – я повернул ее подбородок к себе и подумал: «Если честно, Талия красивая девочка. Может даже эта незначительная полнота ей в плюс. Но я с ней не могу быть долго и часто, не говоря уже о том, чтобы связать свою жизнь».

– Сама не знаю, как так вышло. Пока я тебя ждала, она позвала меня пить чай, а потом спрашивает: «Вы с Сашей говорили, что друг другу больше, чем брат и сестра. Это как надо понимать?». Ну я сказала, что это более теплые отношения, мы целуемся и всякое такое, – ее ладошка легла на холмик, вздыбивший мои брюки. – Саш, да ладно. Поругается и перестанет. Даже если она скажет папе, думаю ничего страшного не случится. Против тебя папа никогда ничего не имел. Может он даже рад будет.

– Может и будет… Ладно, идем, – я подал ей руку и повел наверх, к себе.

Когда мы вошли в мою комнату, Талия сама закрыла дверь и прижалась ко мне:

– Трахаться хочу жуть как! – сообщила она, потираясь о мое крепкое окаменение и стягивая с себя кожаную куртку.

Она завела меня в две секунды. Если бы не было подозрений, что скоро в комнату постучит мама, я бы не церемонясь нагнул бы ее, поставил на четвереньки и вошел в эту милую ненасытную задницу. Ах, да, нужна смазка – тюбик для «утех имени Гаврилова» должен быть в ее сумочке.

– И что ты предлагаешь? – полюбопытствовал я, сунув руку ей между ног.

– Есть план… – она часто задышала, раздвинув ножки. – Шикарный план… А-а! Саш! – она затрепетала он прикосновения моих пальцев там…

– Тише, дорогая! А то мама прибежит, – не отпуская ее я сделал несколько шагов в сторону кровати.

– Мы можем поехать в гостиницу, – раскрыла она свой «шикарный план», расстегивая мне брюки, – например, в «Южное облако». Там здорово!

– Это Лис тебя туда водил? – догадался я, сев на кровать.

– Ну, да… – замялась она, наклонилась и поцеловала кончик моего члена. – Очень тебя хочу, м-м-м… – замычала она, взяв губками головку.

У баронессы полные, нежные губы. Безумно приятно, когда головка исчезает в них, особенно, когда они обхватывают венчик и посасывают его. Я и подумать не мог, что меня сегодня ждут такие приключения.

– Он у тебя такой хорошенький… – она оторвалась, подняв ко мне зеленые глаза. – У меня все дрожит, – баронесса провела языком от кончика члена вниз.

Я расстегнул последние две пуговки, чтобы добраться без препятствий к ее мокрой кисе, и когда мои пальцы погрузились в нее, баронесса в самом деле задрожала. Повернулась удобнее, не выпуская изо рта член и подставляя себя ласкам. Когда я погружал пальчики чуть глубже, Талия выгибалась, издавая полное наслаждение мычание, затем с еще большей страстью набрасывалась на моего воина, терзая его губками и громко чмокая. Ее жадность быстро довела меня до точки восторга: я зарычал, вонзив пальцы в лоно баронессы глубоким тычком, и излился ей в ротик. Она вскрикнула, запрокинув голову, но не от оргазма, наверное, от проникновения моих пальцев.

– Больно? – забеспокоился я, подумав, что по неосторожности мог лишить ее того, что она обязалась хранить согласно клятве.

– Немножко, – она качнула головой, закрыв глаза и тяжело дыша. Ладонью обтерла забрызганные губы и щеки.

Я раздвинул ее бедра, оглядывая складочку – крови не было. Может быть и обошлось без той самой неприятности. Осторожно потирая ее мокрую щелочку, я довел Талию до сладкой дрожи. Под конец она даже начала бить руками по постели и закусила губку, чтобы не заорать.

– Ой, с ума сойти! Как я люблю кончать! Это так круто! – она лениво повернулась на бок, и вдруг спохватилась: – Слушай, мы же просто пришли покурить. Чего ты на меня набросился, твое, Аид дери, сиятельство?! Вообще псих какой-то! Наверное, мне целку сломал! Все папе расскажу!

Вот тут я опешил. Опешил не только граф Елецкий, но и Астерий во мне. Я даже не знал, что возразить на ее нахальное заявление. Вот не лезло в голову приличных слов, таких чтобы слишком не обидеть «сестренку».

А госпожа Евстафьева, перевернулась в подушки и залилась хохотом.

– Пошутила я. Я же не дурочка, чтоб отцу такое говорить, – она вскочила с постели, застегивая пуговки и затягивая ремешок. – Все, давай сигарету!

Мы закурили, при этом я прислушивался, не раздадутся ли в коридоре шаги графини.

– Дорогая, а ты зачем вообще приехала, просто подыграться или есть еще какой-то шикарный план? – спросил я после первой затяжки.

– Потрахаться – теперь будем это так называть, – она пустила струйку дыма мне в лицо. – Хорошие сигареты.

– Четкие, – я ответил ей тем же.

– А? – госпожа Евстафьева не поняла сленг из чужого мира.

– Четкие, значит хорошие, крутые. Запиши в свой блокнот, – я нажал пальцем на кончик ее носа.

– Да, четкие, очень крутые! Ты что ли не слушал сообщение в эйхосе? Я же сказала, что приеду и мы пойдем в дом Асклепия на Старолужской, – она положила руку на лобок и пожаловалась. – Слушай, а у меня там болит. Может правда целка порвалась? Так глубоко я еще пальцы не засовывала. Если порвалась, это же не будет считаться, что я нарушила клятву, правда? Оно само так вышло.

– Я в вопросах девственности не слишком большой специалист. А что касается клятвы, то… – я выпустил дым в приоткрытое окно, – спроси лучше у папы.

– Дурак еще! – она рассмеялась.

– Объясни дураку, зачем нам идти на Старолужскую? – пока ее замысел был непонятен, но уже имелась догадка: дом Асклепия – вроде там лежит на лечении Лис.

– Мне к Лису надо, – тут же подтвердила она. – Он мне такое в эйхос наговорил. Очень злился за ту ночь, угрожал, что убьет. И сказал, чтобы я к нему пришла. А я одна боюсь. Вот, хочу, чтобы ты его тоже навестил и объяснил ему, что я больше не его девушка.

На первый взгляд визит к Лису в доме Асклепия выглядел полной глупостью, но чуть подумав, я нашел в этой затее огромные плюсы. Во-первых, я гораздо лучше могу объяснить Лису, что госпожу Евстафьеву ему следует оставить в покое. При этом дать понять, что его жизнь стоит очень мало, если он попытается сводить счеты с баронессой. А, во-вторых, это великолепный шанс пообщаться с ним вне стен клуба «Сталь и Кровь». Именно в доме Асклепия при удачном стечении обстоятельств я смогу выяснить, кто и за что пытался убрать меня руками «Стальных Волков». Разумеется, Густов Ковальский не пожелает мне это открывать, но лишь до тех пор, пока я не применю к нему «Гарад Тар Ом Хаур» или, проще говоря, «Инквизитор».

– Уверена, что нас к нему пустят? – спросил я, стряхнув пепел.

– Я знаю, как пройти. Мы так пробирались к его другу – он там лежал после драки. А лежит он как раз в том корпусе, – она отстегнула от пояса эйхос. – Вызываю эрмик?

– Давай, – согласился я. Неплохо было бы хотя бы попить чай. Я не обедал, если не считать бутерброда с сыром, которым перекусил у Айлин.

Но ладно, голод в зачаточном состоянии – штука не смертельная.

Мы вышли из комнаты и уже возле лестницы встретились с Еленой Викторовной.

– Мам, мы с Талией съездим в дом Асклепия. Нужно навестить знакомого, – сказал я.

– Саш, вы с Талией больше не делайте так… – мама остановилась, опираясь на перила. – Ты понимаешь…

Я не дал ей договорить, обнял и сказал:

– Именно, мам, понимаем. И ты тоже понимаешь, что такое молодость правда? Ты и сейчас очень молодая. А если вспомнишь себя в моем возрасте, то…

Графиня смотрела на меня расширившимися, напуганными глазами.

– Да, да, мам. Я не буду говорить словами то, что и так ясно, – продолжил я. – Поэтому расслабься, получай от жизни удовольствие. И помни о том, что твой сын – взрослый. Теперь ему не нужно так много внимания, как раньше. Лучше потрать свою огромную энергию лично на себя.

Я поцеловал ее в щеку и, пока она пыталась яснее понять мои слова, добавил: – Было бы очень хорошо, если бы ты очень осторожно донесла до Евклида Ивановича мысль, что его дочь уже взрослая. Но при этом не говори ничего лишнего.

Сбежав вниз на несколько ступенек, я обернулся и добавил:

– Да, кстати, если детям что-то запрещают, то им это лишь больше хочется. Помнишь, я об этому уже говорил? Не делайте их бедных деток маньяков своими запретами!

У выхода я поздоровался с Антоном Максимовичем, которого еще не видел сегодня, открыл дверь, выпуская госпожу Евстафьеву. Эмримобиль нам пришлось ждать минут пятнадцать – наверное, не стоило его вызывать, ведь до Старолужской всего минут двадцать пешком. Наконец подкатил старый «Енисей-ПС» с зелеными пятнами на тусклой бронзе пузатого корпуса, мы устроились на заднем сидении. Баронесса, сказала извозчику адрес и, когда он тронул машину, положила мою ладонь себе на лобок.

Я сжал его нагло, беспощадно. Талия закрыла от блаженств глаза и произнесла:

– Трахаться! Хочу четко трахаться!

Да, моя «сестренка» немного сумасшедшая. Но мне, Астерию, иногда хочется такую. Меня пьянит ее энергия и чертовщинка.

– Аид дери! Уже?.. – баронесса была разочарована, что поездка закончилась так быстро.

Расплатившись, мы покинули эрмик и прошли шагов триста вдоль решетчатой ограды, свернули к реке и там, за святилищем Асклепия имелся малозаметный проход. Госпожа Евстафьева явно знала это место и уверенно повела меня к среднему двухэтажному корпусу, но не к центральному входу, а к двери с северной стороны.

– Где-то здесь, – сказала она. – Нужно искать двенадцатую палату.

В коридоре людей находилось немного: пара стариков беседовали, сидя на диване; какая-то дама лет сорока в сопровождении робота-поводыря, поддерживающего ее под руку и жрица Асклепия, в серой рясе со змеей, вышитой на груди.

На нас никто не обратил внимания. Мы прошли до середины коридора, остановились у двери с цифрой «12» на керамическом диске. Я приоткрыл дверь и впустил Талию. Палата, к счастью, оказалась одноместной. С единственной койки на меня гневно смотрели глаза виконта Ковальского.

– Доброго здоровья! – сказал я. Зашел и плотно закрыл дверь. – Как-то нехорошо вышло, да, Густав?

Глава 2. «Инквизитор» в действии

Он молчал. Царапнул ногтями по простыне, сверкнул глазами и ни слова. Лишь когда перевел взгляд на Талию, пробормотал что-то короткое и неразборчивое.

– Хотел меня убить, а теперь сам лежишь едва живой. Как же так, хитрый Лис, сам себя перехитрил? – я ногой пододвинул табуретку и сел напротив него. – А чего глаза такие злые? Не рад что ли нам?

Видно, от множества моих вопросов виконт Ковальский растерялся. Он всполошился еще больше: жадно хватал ртом воздух, пытаясь ответить то на один заковыристый вопрос, то на другой, но вместо этого слышались лишь натужные вздохи. А потом и вовсе случился неприятный казус: послышался рычащий звук, источником которого была его задница.

– Фу!.. Аид тебя дери! – баронесса поморщилась и подбежала к окну, приоткрыв одну створку.

– Эй, хватит пердеть. Отвечай, давай: рад нам или нет? – напомнил я. Вопрос был отчасти бесполезный, но он вполне мог настроить беседу на эмоционально-нужный лад.

– Нет, – злобно проговорил Густав и дернул головой, пытаясь оторвать ее от подушки. Темно-рыжая прядь волос упала ему на глаза.

– Вот скажи, ты дебил? Если не рад, зачем тогда приглашал? Зачем изливался в сердечных сообщениях госпоже Евстафьевой? – я сделал вид, что не понимаю его. Наверное следовало перейти к серьезному разговору, но комичность сложившейся ситуации, продолжала забавлять меня.

Вместо ответа Лис зарычал и привстал, вцепившись побелевшими пальцами в край кровати.

– Лежите, больной, – несильным толчком я вернул его на место. – Вам еще рано вставать с постели. Ладно, оставим пока в сторонке ваше умственное состояние и поговорим о более серьезных вещах. Нам не понравилась ваша манера общения с Талией Евклидовой: это хамство, угрозы… Вы вообще дворянин или как? Нужно объяснять вам, что если еще раз, хоть одним неосторожным словом вы заденете ее, то ваше телесное и душевное состояние станет намного печальнее того, что есть сейчас? Я уж не говорю, что будет с вами, если вы ее заденете физически.

– Я тебя задушу, дрянь! – он снова попытался встать, гневно глядя на Талию. – Очень скоро!..

– Эх, Лис, ты точно не хитрый и вовсе не умный. Раз ты не понимаешь добрых слов, придется объяснять недобрыми поступками. Хочешь прямо сейчас твои кокушки поджарю? И тогда не будет для тебя девушек уже никогда, раз ты так груб с ними, – пальцы правой руки я сложил пучком и направил их так, чтобы фокус магического воздействия оказался возле причинного места виконта. В данном случае магическим воздействием стала обычная температурная магия: взращивать «Огненный Лотос» я не собирался. А вот поднять температуру до крайне неприятной для больного, было именно то, что доктор прописал.

Сначала глаза Лиса расширились, потом налились кровью, и он заорал, одновременно от невыносимого жжения и страха. Страха от непонимания происходящего под одеялом.

– Заткни его подушкой, – попросил я Талию, по-прежнему не снимая неприятного воздействия.

Хотя в коридоре возле 12 палаты никого не находилось в момент нашего визита, все равно имелись опасения, что на вопли виконта сбегутся сестры милосердия, доктора или жрецы. Баронесса рывком выдернула подушку из-под головы Ковальского, прижала к его лицу, навалившись всем весом. Крик тут же оборвался, превращаясь в хрип. Виконт завозился, пытаясь то вывернуться, то оттолкнуть Талию Евклидовна, но для этого сейчас он был слишком слаб и мешали бинты.

– Хватит, дорогая, он нам нужен живым, – сказал я.

И зловеще добавил: – Пока…

Талия нехотя оторвала подушку от его лица и точно змея прошипела:

– Было бы спокойнее, если бы он больше нам не был нужен живым, – после чего баронесса хохотнула, подошла ко мне, положила свои мягкие ладошки мне на плечи.

– Я обещаю… – прохрипел Густав. – Не жгите яйца! Пожалуйста!

Я убрал руку, снимая магическое воздействие.

– Вот, хорошо. Значит даже в твоей голове иногда случаются проблески здравомыслия. Теперь подкрепи свое обещание словом дворянина и поклянись перед… – я задумался: хотя у него на шее болтался медальон Морены, знак темной богини мог быть лишь данью моде.

– Мореной! – подсказала баронесса.

– Ладно, можно и перед Темной. В общем, давай слово дворянина и клятву перед Мореной, что ни лично ты и никто иной по твоему научению не причинит вреда госпоже Евстафьевой ни словом, ни делом, – строго сказал я.

Судя по выражению лица и напряженному голосу виконт серьезно отнесся к клятве. Не берусь утверждать, что теперь я был спокоен за Талию Евклидовну, но совершенно точно можно сказать, что для Лиса его яйца имели огромное значение. И демонстрация моих возможностей стала для него штукой гораздо более серьезной, чем запугивание полицией и прочие расплывчатые увещания. Теперь оставалось перейти к главным для меня вопросам, и я спросил:

– Ну-ка, рыжий мерзавец, поведай нам, кто и зачем из вашей блохастой стаи пытается меня убить?

– Никто не пытается, ваше сиятельство! – Густав приподнял голову и, старясь как можно честнее смотреть на меня, мотнул ей так отчаянно, что мне послышалось как хрустнули его позвонки.

– Так врешь же, сволочь! – рассмеялся я. – Ты хочешь сказать, что уговаривал Талию заманить меня в «Ржавку» лишь для того, чтоб со мной пивка попить?

Вот тут Ковальский снова рот открыл, но сразу произнести ничего не смог. Разумеется, он не дурак: догадался, что его очень замысел с «Ржавым Парижем» я сразу раскусил. Но придумать ранее, заготовить какие-либо объяснения он не счел нужным и сейчас лишь открывал рот точно пойманная рыба. Лишь через секунд десять он родил:

– Хотел поставить тебя на место, что ты вертишь с моей девушкой. Злой был, – ему почудилось, что эта версия вполне сносна и тогда он принялся развивать ее с большим усердием. – Ведь, пойми, граф, Талия мне очень дорога. Талия для меня так много значит! Люблю я ее, а тут узнаю, что вы там семьями дружите, и она к тебе излишне расположена. Злился мучила уже давно. Потом придумал, как тебе начистить физиономию.

– Ах, какая беда! – я покачал головой. – А твой дружок, который Варга, он мне нож в живот сунул по каким причинам? Тоже на почве твоей личной ревности?

– Это я не знаю, – Лис стушевался и принялся жевать губу. – Варгу самого надо спросить. Хочешь, сообщение ему на эйхос скину?

– Послушай, Лисенок, я тебе с самого начала задал очень правильный вопрос. Не помнишь? Я спросил тебя: дебил ты или нет. Ладно, если не хочешь говорить правду, придется применить другие методы, – решил я.

В том, что в беседе с ним придется задействовать шаблон «Инквизитор» было ясно с самого начала. Дело вовсе не в стойкости глупого поляка, а в том, что у меня нет времени и желании разбираться, где он врет, а где осмеливается лить правду.

– Подушку готовить? – баронесса с веселым вдохновением подошла к кровати.

– Не надо! – Густав отчаянно замотал головой, размахивая рыжим чубом.

– Не надо подушку, – согласился я. – Его рот должен быть открытым. Ведь сейчас произойдет чудо: через него польется истина.

Реакция на «Гарад Тар Ом Хаур» у каждого своя: некоторые принимают это воздействие спокойно и почти не чувствуют ничего особо неприятного, другие испытывают сильный дискомфорт и даже боль. При чем эта боль имеет не физическую основу, а скорее душевную. Но поскольку тело наше крепко зависимо от состояния души, то оно так же реагирует, иногда очень непредсказуемо. Вот таких непредсказуемых, излишне бурных реакций сейчас я и опасался. В идеале Лиса следовало бы привязать к кровати, но, увы, нечем. И, на всякий случай встав с табурета, я начал: простер руки над виконтом, сканируя энергетические узлы его тонкого тела, мысленно отметил точки для самого эффективного внедрения шаблона, не открывая глаз, выждал минуту.

– Ну что там? – неугомонная баронесса вертелась где-то за моей спиной.

Ее вмешательство не слишком отвлекло меня. Я промолчал, доводя подготовительные процедуры до конца и активировал «Инквизитора».

– А-а-а! – Лис заскулил негромко, но жалобно.

– Заткнись, сволочь! – сердито произнес я. – Сейчас будешь отвечать на вопросы предельно честно. И постарайся не дергаться, иначе будет очень неприятно.

Он закивал головой, ловя ртом воздух и глядя куда-то мимо меня лихорадочно блестящими глазами, будто за мной ему открылись жуткие потусторонние видения.

– Как твое настоящее имя? – спросил я.

Только на первый взгляд этот вопрос был бессмысленным, на самом деле именно обращение к простому, всем очевидному позволяло запустить данную процедуру правильно.

– Ковальский Густав Борисович! – выпалил Лис, судорожно приподнявшись. – Виконт я! Клянусь! Четыре тысячи триста двадцать пятого года рождения! От Перунова Торжества! Славься Перун! Перун Громовержец! Молния и Гром Истины да покарает всякого!..

– Заткнись, – оборвал я его. – Отвечай только о чем спрашивают, – прежде, чем перейти к основным вопросам, я решил спросить еще о чем-то отвлеченном, чтобы «Инквизитор» успел войти в его тонкое тело основательнее.

– Как ты относишься лично ко мне, граф Елецкому? – я прищурился, изобразив почти добрую улыбку.

– Ненавижу вас! Если бы мог, убил бы не задумываясь! – сверкая глазами, произнес Ковальский.

– Это хорошо, – сказал я, едва слышно, видя по его реакциям, что «Инквизитор» работает правильно. – А как сильно любишь ты баронессу Талию Евстафьеву? – поинтересовался я и в следующий миг пожалел о выборе именно такого вопроса.

– Дрянь она, ваше сиятельство! Не люблю ее! Толстая, глупая, похотливая девка! Только жопа у нее хороша! Но только лишь из-за одной жопы…

– О-о-о! – баронесса замерла на миг, побледнела, затем схватила с подоконника стеклянный кувшин с водой и обрушила его на голову бывшего любовника.

Стекло оказалось тонким – разлетелось на куски. Одновременно с пол-литра воды освежило голову виконта. Он фыркнул, выплевывая влагу и дико глядя на баронессу.

– Не орать! – я угрожающе вытянул в его сторону указательный палец и повернувшись к Талии сказал: – Дорогая, вот это ты зря. Понимаю, сказанное обидно и несправедливо, но держи себя в руках. И вытри ему лицо, вон полотенце, – я кивнул на вешалку на соседнем простенке.

– Итак, виконт, для каких целей вы уговаривали Талию, привести меня в клуб «Ржавый Париж»? – я перешел к главным вопросам.

– М-м-м! – он поморщился, когда госпожа Евстафьева начала не слишком аккуратно обтирать его лицо – на нем проступили мелкие порезы и капельки крови. – Хотел ее дрыгнуть в задницу. Соскучился за ней. Вас надо было убить. Как раз такой хороший случай. М-м-м!.. – он снова застонал.

Следующий вопрос я задать не успел: дверь распахнулась и в палату вошли трое. Сестра милосердия с красным сердечком на чепчике и на халате, за ней двое солидно одетых мужчин. Первый выделялся сединой и аккуратными, крашеными усиками. Второй был шатеном, тоже тронутым сединой, очки на его носу делали взгляд цепким.

– Граф Захаров, канцелярия Надзора Чести и Права Его императорского величества, – представился он, небрежно предъявив золотой служебный жетон.

Вот это было очень некстати. Никак Гера подсуетилась.

– Божественного здравия вас, ваше сиятельство. Граф Елецкий Александр Петрович, – я тоже предъявил жетон, личный. – Мы сейчас уходим – не смеем тратить ваше драгоценное время. Но я вас очень попрошу… Господин Ковальский полон желания сделать несколько важных признаний. Собственно, поэтому я с баронессой Евстафьевой с визитом здесь. Расспросите его, – я кивнул на жалко лежащего на кровати виконта, – о цели его визита в клуб «Ржавый Париж» в ночь с субботы на воскресенье. Полагаю, вы именно по этому вопросу? Расспросите о его связях с бандой «Стальные Волки» и мотивах покушения на меня, графа Елецкого. Сейчас он готов осветить все эти вопросы. Истина так и льется из него.

– Граф, вы нам также нужны и у нас к вам будет много вопросов, – Захаров нахмурился.