Читать книгу: «Словно искра», страница 3

Глава четвёртая

– Что мы вообще здесь делаем?

Мы с мамой, папой и Киди сидим в третьем ряду в зале дома культуры Джунипера. Люди потихоньку стекаются на собрание комитета, которое проводится раз в два месяца. Я соврала о том, во сколько оно на самом деле начинается, чтобы мы пришли пораньше. Мама с папой не слишком довольны.

Нина, чьё лицо почти скрыто вязаным шарфом, только что вошла. Взгляд у неё недоуменный. Она пробирается через весь ряд к нам и садится рядом с Киди.

– Мы здесь, – отвечает ей Киди, – потому что Адди хочет кое-что предложить.

Нина смотрит на меня, а затем перегибается к маме с папой, которые сидят с другой стороны:

– Что предложить?

– Не спрашивай. – Мама ещё не отдохнула после смены в больнице и еле сдерживает зевоту. – Адди не признаётся. Нас всех сюда загнали после ужина.

Я смотрю, как члены комитета рассаживаются, смотрят на часы и пожимают друг другу руки. Пятеро мужчин и одна женщина, все – ровесники моих бабушки и дедушки.

– Адди, – говорит Нина своим взрослым тоном, – это ведь не какая-нибудь глупость?

– Уж не глупее, чем зарабатывать разговорами о косметике на камеру, – тихо говорит Киди, не глядя ни на кого из нас.

Я довольно включена в происходящее, поэтому успеваю заметить, как на лице Нины мелькает обида, прежде чем она закатывает глаза. Мне её жаль, я не считаю, что её влог – это глупо. Мне кажется, у Нины здорово получается, и, судя по всему, многие смотрят её с удовольствием.

– Нина, это не глупо, – говорю я как можно более спокойным голосом.

– Именно так мы с мамой и хотели провести время после долгого рабочего дня, – шутит папа.

Мама смеётся. Даже я слегка улыбаюсь, хотя и волнуюсь.

Наконец все в зале расселись, и мистер Макинтош занимает место во главе стола, за которым сидят члены комитета. Я не знаю, как зовут остальных, знаю только мистера Макинтоша, потому что он работает в школе.

Собрание начинается, и я слегка разочарована тем, как долго приходится ждать, пока дело дойдёт до «инициатив». Комитет обсуждает изменения в расписании автобусов и план дорожных работ и предоставляет слово жителям деревни. И мне.

В воздух взлетают сразу несколько рук, в том числе и моя, и по залу проносится всеобщий стон. Мистер Макинтош, однако же, очень доволен тем, как много людей хотят высказаться, и указывает на сидящую в первом ряду Лизу Макларен. Она живёт через три дома от нас, и у неё трое детей. Лиза встаёт с большим достоинством.

– Для молодежи в парке нужно ввести комендантский час.

Её заявление встречают озадаченным перешёптыванием, и я слышу, как Киди глубоко вздыхает. Я смотрю на неё и улыбаюсь. Она скосила глаза к носу и сделала вид, что съезжает со стула. Нина хватает Киди за локоть и пронзает её взглядом.

– Они постоянно там околачиваются. – Лиза не дожидается разрешения продолжить. – Они курят, что-то жгут и вообще ведут себя шумно и ужасно нагло. Я предлагаю ввести комендантский час и запретить всем в возрасте от десяти до восемнадцати собираться в парке по вечерам.

– Вы что, – кричит Киди прежде, чем Нина успевает её остановить, – собираетесь вышибал у качелей поставить?

На нас неодобрительно косятся, мама с Ниной шикают на Киди, а мы с папой смеёмся.

– А смотритель пусть звонит в полицию, если кто-нибудь ошивается в парке или ведёт себя подозрительно, – добавляет Лиза, не обращая внимания на Киди и с видом хищной птицы осматривая членов комитета.

– Лиза, я думаю, что мы можем выгонять детей из парка, только если они действительно нарушают закон. – Мистер Макинтош явно смущён. – Но мы, разумеется, рассмотрим возможность усилить патрулирование парка в тёмное время суток. Кто следующий?

Лиза садится на место с выражением полного неудовлетворения на лице. Следующим встает мистер Лэрд, взгляд у него диковатый, а усы подрагивают.

– Гуси на джуниперском пруду, – гремит он, – совершенно несносны.

Слышатся несколько вздохов и пара одобрительных возгласов.

– И что вы предлагаете, Роберт? – спрашивает мистер Макинтош таким же усталым голосом, как у мамы.

– Съесть их!

– Нет. Кто следующий?

Дальше зачитывают письменное обращение священника, который убедительно просит натурщиков и натурщиц, позирующих на занятиях живописью по четвергам, не раздеваться, пока помещение не покинут прихожане.

– Ага, тогда попросите его включать отопление, – ворчит кто-то с задних рядов.

Старенькая мисс Флаэрти просит, чтобы единственную автобусную остановку в деревне перенесли подальше от банка, а потом в зале вдруг повисает тишина.

Киди подталкивает меня локтем, и я хватаюсь за эту возможность, вскакиваю и объявляю:

– Нам нужен новый памятник.

На мгновение мистер Макинтош изнурённо закрывает глаза и жестом велит мне продолжать. Я чувствую: все смотрят на меня и слушают, но отступать уже поздно.

– В Джунипере казнили за ведьмовство больше женщин, чем в любой другой деревне в южной части Шотландии. Множество женщин подверглись пыткам и умерли без единого шанса на справедливый суд. У них нет могил. Их не помнят.

Все молчат. Во рту у меня пересохло.

– И чего же ты хочешь? – спрашивает один из членов комитета. Я не могу различить оттенок его голоса.

– Памятник или мемориальную доску, чтобы увековечить тех, кто был несправедливо приговорён к смерти.

В зале по-прежнему тишина. А затем – перешёптывание.

– Не думаю, – говорит наконец мистер Макинтош, не глядя на меня, – что памятник каким-то ведьмам пойдёт деревне на пользу. У нас есть туристический потенциал, юная леди, и не хотелось бы запятнать репутацию деревни.

– Вы что, серьёзно? – Рядом со мной вдруг оказывается Киди, чей голос звучит громко и отчётливо. – Да все обожают ведьм! Нашей деревне стоило бы чем-то отличиться. В парке есть мемориальная доска, на которой написано, что здесь проезжал Красавчик принц Чарли³ с солдатами. Точнее – что он, возможно, здесь проезжал. Если этот факт заслуживает идиотской таблички и того, что об этом постоянно вспоминают, то почему не заслуживают ведьмы?

– Красавчик принц Чарли здесь проезжал! – очень обиженно выкрикивает кто-то с задних рядов.

– А вы лично видели? – кричит в ответ Киди.

Мама с Ниной шикают, чтобы она села на место.

– Я… – Из-за волнения и пересохшего горла мне трудно говорить. – Мне кажется, сэр, что это было бы правильно. Если… если бы я была одной из тех ведьм, мне бы хотелось, чтобы меня помнили.

Киди пожимает мою ладонь.

– Простите, юная леди, – качает головой мистер Макинтош. – Это прекрасно, что такая молодая особа интересуется политикой, но комитет вынужден отклонить ваше предложение.

Ещё одна дверь. Она была приоткрыта. А теперь захлопнулась.

⁂

– Адди, пусть тебе и отказали, ты сделала всё возможное. Это очень важно, – говорит папа, когда мы возвращаемся с собрания домой.

Я молчу.

– Ох, Адс. – Мама гладит меня по волосам. – Не расстраивайся. Через пару недель попытаешься снова.

– Она не расстроена. – Киди вешает пальто. – Она просто смирилась. Вот что выходит, когда с тобой постоянно обращаются как с ничтожеством.

– Так! – Голос у мамы тёмный и бурный. – Достаточно.

– Но это правда, – говорит Киди. Её лицо для меня как раскрытая книга. Она злится и расстроена. – Эта деревня застряла в Средних веках. – Она поворачивается ко мне. – Адди, я считаю, ты всё сделала потрясающе. Так спокойно держалась и так хорошо маскировалась, хотя эти дурацкие лампы мигали как сумасшедшие.

Ну конечно, Киди заметила. В конце собрания лампы на потолке то включались, то выключались, из-за этого нервы у меня искрили, а в глазах щипало. Остальных это не беспокоило. Но мне как будто тыкали в веки иголками.

Мама с папой остаются в гостиной. Киди идёт в душ, а я поднимаюсь по лестнице, как вдруг меня зовёт Нина. Я оборачиваюсь.

– Хочешь, сниму тебя в своём видео?

Я никогда об этом не думала. Нина снимает про макияж и причёски, а меня это, возможно, никогда не заинтересует. Но она неожиданно кажется такой открытой, что мне не хочется ей отказывать.

– Хорошо.

Мы садимся перед камерой, с которой Нина разговаривает как с подругой. Представляет ей меня.

– Это моя младшая сестра Адди. Она аутичная и не слишком интересуется темой бьюти. – Перед камерой Нина делает такое лицо, что я не могу его расшифровать. – Поэтому сегодня я проведу для неё экспресс-курс.

Нина придвигается ко мне и берёт расческу.

– Я быстренько тебя причешу, чтобы волосы в лицо не лезли.

Волосы у меня такие же длинные, как у Нины. Мама говорит, светло-каштановые с золотом. Нина расчёсывает меня быстро, но аккуратно. Я очень долго терпеть не могла мыть голову и расчёсываться. Не любила эти ощущения. Мама с папой уже не знали, что и делать. Но Нина всегда хорошо управлялась с волосами, она дважды в неделю мыла мне голову и заплетала французские косички.

Только она понимала, как надо.

– Адди, хочешь рассказать моим подписчикам что-нибудь об аутизме? – спрашивает Нина.

– Хм-м. – Я смотрю в объектив. – Не очень.

– Ну ладно. Так, тогда давай приступим к макияжу…

– Нина?

– Да?

– Как думаешь, у Киди всё нормально?

Нина тяжело вздыхает.

– Адди, мне придётся это вырезать, постарайся говорить только о том, что мы сейчас делаем.

– Но как ты думаешь?

– Университет – это большие перемены, – признаёт Нина, перебирая кисти. – Она будет больше уставать, выматываться.

– Ты поэтому решила не идти в универ?

Нина рассматривает многочисленные баночки с консилером.

– Адди, я вот этим зарабатываю.

Нина сильно расстраивается, когда ей говорят, что влог – не настоящая работа, поэтому я молчу. Она делает глубокий вдох, и на её лице снова появляется широкая улыбка.

– Я подберу нужный тон и нанесу консилер Адди под глаза.

И Нина приступает.

Она разговаривает и с камерой, и со мной, пока красит мои веки и щёки. Это ужасно. Очень неприятно, как будто на меня и правда нанесли краску. Но мы так близко друг к другу, и Нина такая спокойная и добрая. Я не хочу всё испортить, поэтому сижу смирно и не сопротивляюсь.

Я так рада, что она хочет побыть со мной. А остальное неважно.

Глава пятая

Я не могу думать ни о чём, кроме ведьм.

Я иду по джуниперскому лесу и представляю, что у меня есть магические силы. Я заговариваю деревья и воду. В моих больших наушниках играет музыка, и я кружусь и стимлю среди деревьев. Может, этой тропой и ходили ведьмы? Может, они пытались скрыться в лесу, чтобы их не поймали?

Киди идёт позади меня и смеется. Я делаю вид, что накладываю на неё заклятие, и она шлёпается прямо на тропинку. Я кричу от восторга.

Она встаёт, и мы идём дальше, наушники висят у меня на шее.

– Ты рассказала в универе, что ты аутичная?

– Кхм. – Киди втягивает носом воздух и любуется кронами у нас над головами. – Пока нет. Думаю, не стóит.

– Но ты же всегда говоришь, что важно не скрывать и не стесняться этого.

– Я и не стесняюсь, – говорит Киди, и я вижу, что она старательно подбирает слова. – Но в школе мне было нелегко, Адди. Меня иногда сильно травили.

– В университетах тоже бывает травля?

– Ну, вроде того. – Киди срывает с ветки лист и скручивает его в ладони. – Травят не только дети в школе. Взрослые тоже так делают.

В мои четыре года у нас была ужасная няня – это одно из моих самых ранних воспоминаний. У мамы с папой не совпадали графики, и иногда по вечерам с нами сидела миссис Крейг. Мама говорила, что выбрала её, потому что раньше миссис Крейг работала в социальной службе.

Киди тогда было столько, сколько сейчас мне, и ей приходилось трудно. Любая мелочь могла спровоцировать у неё срыв или паническую атаку. Как только мама уходила на смену, миссис Крейг менялась до неузнаваемости. Она постоянно рявкала на Киди и называла её мерзкой избалованной девчонкой. Однажды Киди не понравилась еда, которую миссис Крейг приготовила на ужин. Я помню, что мне тоже не понравилось. Даже Нина, которая всегда делала то, что велят взрослые, ковырялась в тарелке.

Когда дошло до того, что Киди больше не могла проглотить ни кусочка, миссис Крейг взбесилась. Она отшвырнула тарелку и набросилась на Киди.

И тогда в моей сестре что-то сломалось.

Она истошно завопила. Я до сих пор помню этот звук. Она кричала, плакала и колотила себя по голове, будто пытаясь выбить оттуда все слова, которыми её обзывали. Миссис Крейг, осыпая Киди ругательствами, перешла к решительным действиям и использовала свой немалый вес, чтобы усмирить её. Она прижала руки Киди к полу и наклонилась прямо к её лицу.

– Прекратите! – закричала Нина. С тех пор я больше никогда не видела её такой напуганной.

Давнишние воспоминания не всегда отчётливы, но только не это. Я могу прокрутить его как сцену из фильма. Помню всё, что тогда чувствовала, – так же живо, как и лицо Киди, перекошенное от боли и страха.

– Перестань сейчас же, ты, маленькая поганка, – прошипела миссис Крейг. Но она не казалась злой. Она казалась довольной.

Я помню то красное чувство. На меня накатила волна жара, сердце стучало так, что было больно.

Я рванулась к миссис Крейг.

Словно мчащийся поезд, я всем телом врезалась в неё и впилась зубами в мясистое плечо. Она взвыла, завизжала и отпустила Киди, чтобы освободиться от меня. Киди вся тряслась от рыданий.

Киди с Ниной говорят, что, если бы в то мгновение в дверь не постучала наша соседка Джеки, неизвестно, чем бы всё кончилось. Позвонили маме с папой, а Джеки глаз не спускала с миссис Крейг.

Когда пришли родители, меня сразу увели с места происшествия. Я помню крики, но Нина закрыла мне уши. Она лежала со мной в кровати и, чтобы меня отвлечь, шептала всё, что в голову взбредёт.

Киди не выходила из своей комнаты несколько дней.

Я смотрю на сестру. Она красивая. Её длинные волосы как будто сказочные, осеннее солнце подсвечивает золотистые пряди. Эта уверенная в себе девушка – моя старшая сестра, на которую я всегда могу положиться. Не верится, что та дрожащая девочка тоже она.

Если кто-то захочет обидеть Киди, я, наверное, и сейчас покусаю этого человека.

– Расскажи мне ещё о своих ведьмах.

Она знает, что самый действенный метод – заговорить о том, чем я увлечена. Я тоже срываю с дерева лист.

– Я читаю о Мэгги, одной ведьме из Джунипера. Люди думали, что она замужем за дьяволом.

Киди хохочет:

– Что это дьявол забыл у нас в Шотландии? Для него, пожалуй, здесь холодновато.

– Люди сочиняли всякую чушь, чтобы была причина называть этих женщин ведьмами, – говорю я с горечью.

– Точно, – говорит Киди. – Так оно обычно и бывает.

– Мне кажется, Мэгги просто не знала, как отвечать. В книге, которую я читаю, о ней написано не так много. В конце концов её вынудили признаться в том, что она ведьма. Хотя это была неправда.

Киди ласково мне улыбается:

– Это и правда очень грустно. Бедная Мэгги.

– Эмили сказала, что меня объявили бы ведьмой и сожгли, – вдруг признаюсь я.

– Ну, знаешь ли, – говорит Киди решительно, – эта ваша Эмили, похоже, мерзкая девчонка. Не понимаю, что Дженна в ней нашла.

– Ну, она любит всякие девчачьи штуки больше, чем я. Они делают друг другу причёски, красят ногти и так далее. – Я сминаю свой лист. – А у меня не получается красить ногти. Дженна уговорила меня попробовать, когда ночевала у нас, и я только все пальцы измазала.

– А Дженна хоть раз соглашалась поделать что-нибудь, что хотелось тебе?

Я задумалась.

– Не знаю. Это я делала всё, что хотела она.

Киди останавливает меня и показывает на крепкое старое дерево в конце тропы, рядом с мостом через реку:

– Видишь его?

– Да.

– Некоторые люди совсем как деревья. Ветер может дуть сколько угодно, но они не сдвинутся. Будут стоять всегда.

Я смотрю на Киди. Она улыбается и кивает на лист в моей руке:

– Разожми пальцы.

Я разжимаю.

– Теперь подними вверх.

Я поднимаю руку, лист лежит у меня на ладони. Через несколько секунд налетает порыв ветра и сдувает его. Я ахаю.