Читать книгу: «Словно искра», страница 2

– Будет хорошо, если ей понравится библиотека. – Я кидаю первую палочку и смотрю, как в стороны летят брызги.

– А что Дженна?

– Она теперь сидит с Эмили. Мне кажется, Эмили меня не любит.

С Киди можно таким поделиться. Мама или Нина сказали бы, что я выдумываю и что мне нужно просто подсесть к ним в обед и общаться с обеими.

Просто будь милой и вежливой. Конечно, эта девочка захочет, чтобы и ты стала её подругой.

Киди знает, что всё не так просто. Что первые впечатления – это жуть. Что подружиться с кем-то нелегко. Я замечаю все шепотки, взгляды и смешки. И я знаю, что ничего хорошего в них нет.

– Тогда тебе точно стоит подружиться с новой девочкой, – говорит Киди.

Я киваю. За последние несколько лет что-то изменилось. Раньше подойти к кому-нибудь на детской площадке и предложить поиграть было легко. Теперь все сидят маленькими группками и не играют, а только разговаривают.

Я скучаю по играм.

– Знаешь, – Киди убирает с лица золотистые волосы, – в универе я никому не сказала, что я аутичная.

Я поднимаю голову. Киди такая высокая, ноги у неё, кажется, длиннее, чем всё моё тело. Я всегда смотрю на неё снизу вверх.

– Почему?

Киди никогда не скрывала, что аутичная. Как говорит папа, она заявляет об этом «громко и гордо». Ей поставили диагноз примерно в том же возрасте, что и мне, между девятью и десятью годами. Мама рассказывала, что у Нины всё было вовремя: она рано начала ходить и произносить первые слова, ей нравилась практически вся еда, она хорошо успевала в школе. Киди заговорила только в пять лет. Она шутит, что до этого ей просто нечего было сказать. Она с трудом контролировала эмоции, плохо ладила с другими детьми, препиралась с учителями. Включалась в учёбу, только если ей было интересно. Порой маме звонили из школы, потому что Киди, например, ушла посреди урока математики.

Киди всё мне объясняет. Почему у меня плохой почерк и почему от громких звуков и ярких цветов полыхает в голове.

Ей объяснить было некому.

– Многие до сих пор не понимают, Адди.

– Но… – Я вдруг чувствую сильную потребность «постимить». Этот разговор меня перегружает. – Разве постоянная маскировка не сложнее?

Стимминг² – то, что я делаю, когда не справляюсь с эмоциями. Я быстро-быстро трясу кистями, хлопаю, руки-ноги становятся беспокойными. Иногда мне очень надо шлёпать себя ладонью по затылку. Стимминг бывает нормальным и не очень, но чаще всего приходится его скрывать. Маскировка – это когда мы притворяемся нейротипичными, то есть такими, как все. Подавляем желание стимить, хотя это помогло бы прийти в себя, и пытаемся поддерживать прямой зрительный контакт. Киди говорит, что мы как супергерои, которые вынуждены притворяться обычными людьми.

– А, это у меня получается всё лучше и лучше. – Киди подмигивает мне, её большие зелёные глаза сияют, и мне сложно прочесть её взгляд.

Люди – не то, что книги. Знакомая книга всегда одна и та же, она всегда утешит, слова и картинки в ней не изменятся. Знакомый человек бывает новым и непонятным, даже если ты пытался прочитать его много раз.

По пути домой Киди вдруг останавливается.

– Хочешь, побежим с холма?

– Да! – кричу я.

И мы бежим. Я размахиваю руками свободно и радостно, я стимлю, и никто не запрещает. Киди кричит «У-ху!» и поёт. Запыхавшись и развеселившись, мы скатываемся к подножию холма. Киди коротко обнимает меня сзади, и мы идём домой в сентябрьских сумерках.

Глава третья

– Привет, Дженна.

Все стоят под дверью класса и ждут, когда можно будет войти, и я решаю поговорить с Дженной. Мы дружим с садика, и она даже оставалась у нас дома с ночёвкой. Но летом я её совсем не видела, а всё время в школе она пока что проводит с Эмили.

– Привет, Адди.

Она избегает смотреть на меня. Я не обижаюсь: мне и самой не всегда нравится смотреть на других. Особенно когда я пытаюсь сказать что-нибудь важное. А вот Эмили на меня смотрит. Нарочито оглядывает с головы до ног, чтобы я точно заметила. И берёт Дженну под руку.

– Ты что-то хотела? – спрашивает Эмили медленно и громко, наклонив голову набок, словно немецкая овчарка.

Непонятно, зачем она всегда говорит со мной так медленно, на самом деле мне больше нравится, когда люди говорят быстро.

– Хотите сегодня пообедать со мной во дворе? – предлагаю я обеим, хотя почти не знаю Эмили.

Игровая площадка не очень большая, её почти полностью занимают мальчишки со своим футболом, но около велосипедной парковки есть кусочек газона, где потише и поспокойнее.

– М-м, – Дженна косится на Эмили и переминается с ноги на ногу.

– Нет, – отвечает за неё Эмили и гаденько улыбается. – Она не хочет. Не хочет обедать с тобой, Адди. И никто не хочет.

– Я хочу.

Мы втроём оборачиваемся. Неподалёку стоит новенькая, Одри: она, судя по всему, слышала весь разговор. Для нашего возраста она высокая, почти как Киди, у неё чёрные волосы и карие глаза.

– Вообще-то, – отвечает ей Эмили, но выглядит уже не так уверенно, как секунду назад, – мы не с тобой разговаривали. Тебя никто не спрашивал.

– Да, ты права. – Одри проходит мимо Эмили, смерив её взглядом точно так же, как Эмили оглядывала меня. – Никто.

Тут звенит звонок, и Одри заходит в класс, а Дженна издаёт такой звук, будто поперхнулась.

– Эм, она сказала, что ты никто.

Всё лицо у Эмили розовеет, и мне её немного жаль. Всякий раз, когда мне становится жаль человека, которого я плохо знаю, я теряюсь и не понимаю, что сказать. Так что я, минуя Эмили и Дженну, проскальзываю в класс. Когда я иду мимо Одри, она поднимает голову и кивает мне. Я не знаю, как себя вести, поэтому просто киваю в ответ.

Все поспешно рассаживаются, и входит мисс Мёрфи с кружкой горячего чая. Я смотрю, как она отхлёбывает чай, и меня передёргивает. Не переношу горячих напитков. Они всегда не той текстуры, всегда обжигают язык.

– Уверена, сегодня нам будет весело, – говорит мисс Мёрфи, облокачиваясь на стол. – В преддверии Хэллоуина у нас очень интересный проект. Как вы помните, на прошлой неделе я говорила, что мы, как гордые жители славного города Эдинбурга, будем изучать его исторический центр.

Не понимаю я людей в нашей деревне. От нас до Эдинбурга довольно далеко, но они изо всех сил делают вид, что это не так. И Нина тоже. Подписчикам она рассказывает про свой таунхаус в Эдинбурге, хотя на самом деле мы живём в Джунипере, в двухквартирном доме, и у нас одна ванная на пятерых. Но Джунипер – очень симпатичная деревенька. Несколько домов, церковь, наша школа, один супермаркет, одна стоматология, одна больница, одно бюро ритуальных услуг и один банк.

Почему всем так хочется быть из Эдинбурга, мне не понять.

– Ну что ж, может ли кто-нибудь ответить, – мисс Мёрфи делает секундную паузу и методично окидывает класс взглядом, – за что в стародавние времена вас могли бы окунуть в Нор-Лох?

Я знаю, что на месте эдинбургского парка Принсес-стрит-гарденс когда-то было озеро под названием Нор-Лох, но впервые слышу о том, что в него кого-то окунали.

Видимо, не я одна, потому что никто не отвечает.

– Дженна?

Дженна, которая шепталась с Эмили, поднимает взгляд, словно испуганный кролик.

– Хм-м…

– Ну ладно. – Мисс Мёрфи подходит к доске. Она рисует женщину, и, как только изображает остроконечную шляпу, многие вскрикивают:

– ЭТО ВЕДЬМА!

– Да! Давным-давно в Эдинбурге, как и во многих других местах в Шотландии, судили и казнили ведьм.

Я гляжу на мисс Мёрфи, и весь воздух как будто испаряется из класса. Одноклассникам, кажется, очень весело. Но весь мой мир словно перетряхнули и перевернули с ног на голову. Ведьмы! Настоящие ведьмы! Здесь, в Шотландии. Даже не верится: это слишком волнующе, слишком замечательно.

Я невольно вскакиваю.

– Настоящие ведьмы, мисс? – Я во все глаза смотрю на мисс Мёрфи, мне не терпится узнать больше.

– Сядь, Аделина.

– Конечно, не настоящие, тупица, – громко говорит Эмили, перегнувшись через парту, чтобы бросить на меня уничтожающий взгляд.

Однажды мисс Мёрфи отчитала кого-то из мальчиков за то, что он назвал другого «тупицей», но Эмили она не отчитывает.

– Правильно, Эмили. – Мисс Мёрфи продолжает урок, а я неуверенно сажусь. – Конечно, это не могли быть настоящие ведьмы, ведь их не существует.

– Почему тогда их судили и казнили? – спрашиваю я, не раздумывая.

Каждая клеточка моего тела ожила и горит желанием выяснить всё. Если мне что-то интересно, мне нужно узнать абсолютно всё и сразу. По-другому я не могу. В такие моменты мне кажется, что информация поступает слишком медленно.

– Аделина, я не разрешаю выкрикивать, – отрезает мисс Мёрфи. – Помолчи.

Руки у меня начинают сами собой выкручиваться. Для моего возбуждённого мозга она объясняет слишком медленно.

– В ведьмовстве могли обвинить по самым разным причинам. Например, если человек – левша. Даже такой мелочи было достаточно, чтобы попасть под подозрение. У нас в классе есть левши?

Одри, новенькая, поднимает руку.

– Значит, тебя, девочка моя, – мисс Мёрфи указывает на неё мелком, – могли бы объявить ведьмой.

Судя по всему, Одри такое заявление совсем не радует. У меня тысяча неотложных вопросов, и я ёрзаю на стуле, пытаясь удержать их в голове.

– Ведьм «купали» в Нор-Лох – так называлось испытание. Им связывали запястья и лодыжки и бросали в воду! Если они всплывали, значит, были виновны в колдовстве. А если тонули, то невиновны. Тех, что всплывали, доставали из озера и везли на улицу Каслхилл, где сжигали или вешали.

– Но ведь такой суд нельзя выиграть! – снова встреваю я, и мисс Мёрфи закатывает глаза. – Они в любом случае погибали.

– Да, – признаёт мисс Мёрфи. – Это каверзное испытание.

Я чувствую… чувствую, что злюсь. В животе засело тяжёлое, как камень, ощущение несправедливости. Я представляю, как страшно и одиноко было женщинам, когда их с громким плеском бросали в холодную воду: или тони, или жди новых страданий.

– Иногда их даже пытали. И некоторые женщины, которых судили за ведьмовство, жили в нашей деревне!

Я смотрю на остальных. Обычно мне трудно читать лица, но сейчас я не понимаю, почему никто не взволнован так же, как я. Руки у меня дрожат, их срочно нужно куда-то деть, и я как можно крепче сжимаю тезаурус.

– Единственное, что могли сделать местные женщины для своей безопасности, – это быть неприметными.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает Эмили.

Мне хочется сказать, что быть неприметной – значит быть обычной и не выделяться, но я молчу. Моё возбуждение слишком сильно. Ноги готовы мчаться в библиотеку, чтобы я прочитала о ведьмах как можно больше, а потом скорее нести меня из школы к Киди.

– Да-да, – самодовольно усмехается мисс Мёрфи. – Если ты не такая, как все, тебя бы, скорее всего, судили и признали виновной.

– Тогда Адди бы сожгли, – хихикает Эмили.

Остальные смеются, и мисс Мёрфи тоже. Я их почти не слышу. Я представляю книги, которые хочу прочесть.

– Мисс, в Джунипере казнили много женщин? – Я привстаю со стула, практически зависаю над ним.

– Точное их число нам неизвестно. – Улыбка исчезает с лица мисс Мёрфи. – Но, судя по источникам, как минимум пятьдесят, и не только в Джунипере, но и в окрестных деревнях.

Я вспоминаю, как на главной дороге, ведущей в Джунипер, случилась авария. Люди приносили цветы и фотографии жертв. Прошёл уже год, но этот мемориал до сих пор существует. Ещё я вспоминаю военный мемориал, где среди имён других погибших выбито имя моего прадедушки. Это всё, что от него осталось. Мозг стремительно показывает мне эти картинки, и из них рождается вопрос.

– А в Джунипере есть… – я пытаюсь как можно скорее подобрать нужное слово, – …памятник этим ведьмам?

– Конечно, нет. – Мисс Мёрфи качает головой и строго смотрит на меня. – Что ещё за нелепость.

– Но если погибло так много женщин…

– Достаточно. Ты уже достаточно меня перебивала.

Урок идёт дальше, а я мысленно уношусь в библиотеку. Чувствую, как Одри смотрит на меня, даже когда звенит звонок, но меня как ветром сдувает со стула.

⁂

– Что случилось, Адди? Ты, кажется, запыхалась.

– Всё хорошо, – отвечаю я мистеру Эллисону, ворвавшись в библиотеку. – Пожалуйста, дайте мне все книги о ведьмах, которые у вас есть.

– Все книги! – Мистер Эллисон смеётся, сложив руки на груди, и направляется к секции художественной литературы.

– Нет, мне нужны исторические книги о судах над ведьмами в Шотландии, – уточняю я, торопясь за ним.

– А, понял. – Мистер Эллисон отходит от полок и обводит взглядом всё помещение. – Думаю, парочку смогу найти. Вам мисс Мёрфи обо всём рассказала?

– Не обо всём, – уныло отвечаю я. – Она рассказала совсем немного.

– Если я хоть сколько-нибудь тебя знаю, – говорит мистер Эллисон, снимая с полки толстый справочник, – ты не успокоишься, пока не узнаешь абсолютно всё.

Я беру томики, которые он для меня отобрал, и сажусь за стол. Мистер Эллисон никогда надо мной не насмехается. Не закатывает глаза и не спорит. Он понимает.

– А как дела с акулами? – спрашивает он, пока я раскладываю перед собой новые книги.

– Хорошо, – отвечаю я и ставлю на стол ланчбокс. – Ни одна большая белая акула не выжила в неволе. Они почти сразу умирают.

– О. – Мистер Эллисон слегка хмурится. – Это не очень хорошо.

– Вообще-то, хорошо, – говорю я. – Из-за этого люди перестали их ловить. Белые акулы могут жить спокойно.

– Да, жить в неволе наверняка невесело.

Я качаю головой:

– Совсем невесело.

– Не забудь поесть, Адди.

Иногда я так сосредоточиваюсь на чтении, что забываю о еде. Мистер Эллисон, очевидно, это заметил.

Он не против, чтобы я обедала в библиотеке, главное – ничего не запачкать, поэтому я аккуратно жую сэндвич из серого хлеба с курицей и майонезом, не отрываясь от энциклопедии об Эдинбурге. Я читаю очередную главу, когда рядом с моим ланч-боксом оказывается другой и в поле зрения возникает чья-то фигура.

Одри.

– Ищешь информацию о судах над ведьмами? – спрашивает она. Похоже, ей и правда интересно. Просто иногда кажется, что кто-то спрашивает искренне, но на самом деле издевается. Поэтому я настороже.

– Да, – отвечаю я. – Мисс Мёрфи рассказывала недостаточно подробно. Я хочу разобраться.

– Мне жаль, что в классе такое про тебя говорили.

У неё не такой акцент, как у всех нас. Не такой резкий и колючий. Но и не такой, как у англичан, которые ведут новости по телевизору.

Я отмахиваюсь.

– Ничего. Они всё время так говорят.

Я лихорадочно переворачиваю страницу, чтобы проглотить следующую.

– Можно с тобой? Поищем вместе.

Я поднимаю взгляд и пытаюсь прочитать её лицо. Сейчас я слишком взбудоражена, чтобы маскироваться как следует. Но, кажется, она и правда хочет помочь.

– Хорошо.

Одри улыбается, открывает ланч-бокс и придвигает свой стул поближе. Мы сидим рядом и молча читаем.