Большая книга ужасов 76 (сборник)

Глава 6
Помощь в пути

Я отказывался уходить, пока мы не похороним птичку. Мара крутила пальцем у виска, орала, что мы все умрем. Я ковырял землю палкой. Чернов сопел в стороне. Сумерник не вернулся.

Никогда не думал, что копать так тяжело. Видел, как это делает мама на огороде: у нее получалось лихо, в пару движений.

– Потому что лопатой, – прокомментировала Мара. Я ей еще припомню «сдохни!». Она у меня попрыгает.

Лопата тут была ни при чем – я не мог продраться сквозь корни травы. Они сцепились друг с другом настолько крепко и были такие настойчиво прочные, что ничего их поначалу не брало. Я стал рвать эту дурацкую траву руками – до того мне надоело происходящее.

Странное и непонятное творилось кругом, и со временем понятней все это становиться не желало. Книга, навигатор, плутание на одном месте, ночевка в лесу, севшие телефоны. Теперь еще дом. А в нем кто-то, к кому меня звали подойти. Да убейтесь веником, никуда я не пойду. Сейчас похороню того, кто нам помог, и дальше поеду. Мара уверена, что это ведьма. Возможно. Но почему мы? Нарушили какой-то запрет?

Под ноготь больно загнался мелкий камешек.

Черт, надоело!

– Может, лучше сожжем? – предложил Чернов, не спешивший мне помогать. – У древних индейских народов был такой обычай – сжигать тела погибших бойцов.

Я бы что-нибудь в двоюродного запустил, но палка в руках была мне еще нужна.

– Значит, все благодаря ей? Она нас вытащила, – философски изрек двоюродный.

Как только мы вышли, Чернов стал меня утомлять своими рассуждениями. Прямо до кончиков волос пробирал озноб от раздражения.

– А почему она раньше не прилетала?

– Может, и прилетала, только ты тупой, – буркнул я.

Чернов пропустил мои слова мимо ушей.

– Но дверь не я закрыл! – в двадцать пятый раз стал оправдываться Славик.

Я фыркнул. Сколько можно говорить! Не он, не он! Мара поначалу визжала, обвинив брата в убийстве птички. Но я-то видел, что дверь закрылась сама. А вернее – ее закрыли. Специально резко. Чтобы убить.

Земля была сплошь корни. Палка проходила по ним словно гладила, не проникая вглубь.

– Меня вообще рядом не было, я уже на ступеньках стоял, – бормотал Чернов.

– Да, блин, сквозняк это был! Сквозняк! – не выдержал я.

– Это был не сквозняк, – похоронным голосом выдала Мара. – Это ведьма.

Она смотрела мимо всех нас. Вдаль. Я крутанулся. Не удержал равновесие и плюхнулся на мокрую землю. Чуть птичку еще раз не задавил.

Никого в этой дали не было. Плотный ряд темных елок, застывшие серые деревья. А у нас сейчас разве не лето? Куда листва-то делась? Опала с горя?

– Это ведьма промышляет, – повторила Мара и лицо при этом сделала, как будто кирпич жует. – Она нас не выпускает.

Чернов засопел особенно громко. О том, кто и кого не выпускает, он знал хорошо.

– А птичка… – Мара загадочно повела рукой, словно круг над собой начертила. – Мы ее второй раз видим. Помните, в машину попала?

Такое разве забудешь! Торчащие лапки. Птичка, желто-зеленая.

Посмотрел на раздавленную. Похожа. И лапки так же торчат. Быстренько отогнал мысль, что это она же. Не могла она ожить и снова кинуться нас спасать. Нет, это другая птичка. Маленькая. Меньше воробья. С крошечной головкой и тонкой шейкой. Та просто так была. Заблудилась в тумане и не успела увернуться. А эта…

Тоже не успела увернуться. Все сходилось. Хотя тумана тогда не было. И птиц вокруг тоже. Как и сейчас.

– Ну и что? – гундел Чернов. – Тут аномалия. Птиц много, жрать нечего, вот и летают с трудом.

Стоял бы рядом – отвесил бы Славику подзатыльник. Ему бы с таким трудом летать, как эта птичка нас вывела.

– Нет! – торжественно произнесла Мара. – Это птичка-проводник. Она нас хотела вывести, а ведьма ей не дала. И теперь ведьма здесь.

Я еще раз оглянулся. Не было ведьмы. По крайней мере той, что все время виделась мне: в полосатой юбке и рубахе с цветами. Поизучав окрестности, снова принялся копать.

– Никого же не видно, – заметил я вслух.

– Нужно обладать специальным астральным зрением, чтобы ее видеть, – сообщила Мара, и я замер. Не помню, чтобы эта девчонка чем-нибудь сильно ударялась. Или в нее прилетал кирпич? Да и Чернов вроде ее не бил. Чего это с ней?

Видимо, закосы такие у Мары были не впервые, Чернов остался совершенно спокоен. Вот как сидел на ступеньках, так и сидел.

– И чего? – вяло спросил. – Ты ее видишь?

– Нет, – легко призналась Мара. – Он видит.

Угадайте с трех раз, на кого она показала. И даже не столько на меня, сколько на мою отметину.

– Она его выбрала.

– Я тебя сейчас сам выберу! – Я швырнул в нее палкой. – И никакая птичка не спасет!

– Скажешь, нет? Сколько Славик в доме провел – никакая птица не прилетала. А ты только зашел – она сразу появилась.

– Так она, может, постоянно над башкой его кружилась, он не видел!

– Он не дурак! Он бы ее увидел!

– Да он жрал там все время, по сторонам не смотрел!

Мара замерла с открытым ртом. Я взял новую палку. Сейчас закопаю птичку, и мы уйдем отсюда.

– Ведьму надо изолировать, – выдала Мара. – Для начала начертим на земле круг!

Она подняла брошенную мной палку, воткнула ее в землю и, смешно виляя попой, пошла спиной вперед, ведя черту. Плохая у нее получалась черта. Приблизительно такая же плохая, как и моя могила. Неглубокая. Мара согнала Чернова со ступенек, поставила его около куста и замкнула круг.

– Так. – Она по-деловому отряхнула руки. – Начали.

Чернов покорно кивнул. Я опять принялся копать.

– Все поменяли обувь местами. – Она показала на свои ноги. Вот как переобулась тогда в машине, так и бегала лево-направо, упырица.

Чернов сразу бухнулся на землю и принялся переобуваться. Ага. Я на него посмотрю, как он будет ходить. Неправильно надетая кроссовка – это смерть. Тем более в своих я уже зверски натер ногу. Мокрые до сих пор. Не буду переобуваться.

Мара жгла меня взглядом. Я копал. Под таким напором у меня стало хорошо получаться. Выкопал, завернул птичку в несколько листиков, согнул крылышки, чтобы не сильно топорщились, присыпал землей. Ничего, сейчас я все доделаю и дам Маре в лоб.

– Еще надо крест перекинуть на спину. – Она хлопнула себя по груди.

Чернов сунул руку под футболку, долго там шерудил на уровне пупка, вытащил сжатый кулак. Раскрыл. Крестик. Надо же! Кто бы мог подумать. Перекинул. Мара смотрела на меня.

Камешка поблизости не было. Я сломал палочку, сложил ее крест-накрест, вдавил в рыхлую землю. Нормально.

– А ты? – строго спросила Мара.

– Нет у меня креста. – Все, теперь можно было идти. – Сама перекидывай!

Мара еще раз стукнула себя по груди. На этом действие остановилось. Я попытался вспомнить, что у нее на шее болталось. Не вспомнил. Кулон какой-нибудь. Что еще девчонки таскают?

– Ладно. – Она перестала сверлить взглядом мои ноги. – Давайте дальше. Надо лишить нашу ведьму связи с мертвыми сестрами.

Она выпрямилась, закрыла глаза и раскинула руки. Сначала я подумал, что сейчас будет чакры чистить, призывать солнечную энергию в пасмурный день. Но она потрясла кистями. Нетерпеливо. Видимо, подразумевалось, что мы ее за руки возьмем.

Челюсть у меня упала. Чернов покорно подошел к сестре и взял ее за руку. Не только грипп заразен, но и сумасшествие.

– Ну? – дернула свободной рукой Мара.

– Что ты собираешься делать? – на всякий случай уточнил я. Врезать я ей, конечно, врежу, но пару вопросов еще задать можно.

Мара оттолкнула покорного Чернова и уперла руки в бока:

– Любая ведьма берет откуда-то силы. Чаще всего – это ее мертвые сестры. Те, что передали ей свой дар. – Дурной у нее был взгляд. Пора бить. – Ведьма получает свой дар от другой ведьмы. Умирая, та через касание передает свое проклятие. И таких ведьм, что друг другу передали дар, много. Их всех зовут «мертвыми сестрами», они поддерживают нашу ведьму.

– А где же две добрые колдуньи? – спросил я.

Лицо Мары перекосилось. Она даже взвыла.

– Сама говорила. – Я не стал над ней издеваться. – В стране Оз было четыре колдуньи. Две добрые, две злые. Одну злую мы задавили, осталась одна и две добрые. Добрые где?

Мара зависла. Чернов отошел от нее и перекинул крест обратно под футболку.

– Пошли отсюда, – поднялся я. – Нам еще Сумерника искать.

Я не знаю, возможно, мертвые сестры и летали поблизости, но Мара настолько прожгла действительность взглядом, что они точно стали мертвы окончательно. Я бы на их месте помер.

– Пошли, пошли, – позвал я Чернова. – Чего стоять?

– Ты не понимаешь, – сорвалась с места Мара. – Ее надо уничтожить, иначе ничего не получится.

– А ты чего, ведьма? – спросил я. – Видишь, что ли, здесь всех?

Мара собиралась ответить утвердительно, но не стала. Вообще ничего не стала говорить. И правильно сделала. Как там ведьм уничтожали? На кострах жгли? Костер – это мы быстро организуем, Чернов хорошо умеет собирать ветки. Он сегодня послушный. Скоренько сделает.

Я легко перешагнул линию – ничего не зазвенело, не заскрежетало, не засвистело. Просто перешагнул – не стал наступать – и двинулся дальше. Вытащил из кармана телефон и чуть не выронил. Связь была. Хорошая такая, уверенная, на четыре рисочки. Я подумать не успел, а палец уже сам два раза нажал на зеленую клавишу.

– Алло! Мам! – заорал я, пытаясь перекричать сигнал о том, что заряда ни на что не хватает. – Мама!

– Как вы там? – раздался совершенно спокойный голос мамы. – Я сейчас занята. У вас все хорошо?

– Хорошо! Мам! – Что сказать? Что мы заблудились? Что надо срочно вызывать МЧС? Попросить скинуть мне текст сказки?

– Дима?

– Мам, понимаешь…

– Дииииииимаааааа, – противно протянули в трубке.

Я поперхнулся воздухом и закашлялся.

– Оставь всех, я тебя выведу. Дорога чуть правееееэээээ.

Словно змея шипела в ухо:

«Останься со мно…»

Наступила тишина.

– Алло! – зачем-то позвал я. – Алло!

Трубка молчала. Молчала в принципе, потому что батарея села.

– А у меня не работает, – сообщил Чернов, выудив откуда-то свой планшет как фокусник. Куда он его в куртке прятал?

– Пошли к дороге, – показал я чуть правее того направления, куда хотел идти.

– А чего мама? – не унимался Чернов.

– Сказала, что занята.

– А потом?

Я сгреб Чернова за грудки и слегка встряхнул:

– А потом батарея села, понял?

Чернов тряхнул головой, изображая полное понимание.

Мара молчала. Странно, что молчала. Ну и фиг с ней.

Мы шли по хорошему такому, заваленному сухостоем лесу. Продирались, можно сказать. Никаких тропок не было, поэтому приходилось постоянно через что-то лезть, куда-то ввинчиваться, заслоняться от веток.

Разумеется, мы шагали не туда. Не было такого бурелома, когда мы удалялись от дороги. Был нормальный разреженный лес. А здесь прямо чащоба заповедная. Чернов постоянно спотыкался и падал – идти в переобутых кроссовках было тяжело.

Мара молчала. Лучше бы, конечно, говорила. За разговором время быстрее летит. Но она молчала, и в молчании мы вышли к дому. На земле еще можно было различить круг. В стороне где-то должна была быть могилка.

– Это все из-за него! – ткнула в меня пальцем Мара.

Так, я передумал, молчи дальше.

– С ним ведьма общается! Они договорились! Он нас убьет, а она его выведет.

– Дура совсем? – буркнул я.

– Тогда встань в круг!

Я встал. Даже взял Мару за руку. Противная у нее была ладонь, мягкая и влажная.

– Закрыли все глаза, – приказала она.

Чернов вздохнул.

Я закрыл глаза и представил, как еду с Сумерником на его «Ниве» по дороге. По нормальной такой дороге, где есть и другие машины. И все хорошо. Моторчик гудит, шинки шуршат, из приоткрытого окошка свежий ветерок. На обочине появляется Петька из нашего поселка. Стоит такой ссутулившийся, руки в карманах.

– Удачи вам! – бросает он вслед и бредет дальше по дороге.

Я вздрогнул и открыл глаза.

– Петька, – пробормотал я. – Это он со своей удачей нам все испортил.

– Молчи! – сквозь зубы процедила Мара. Она стояла с закрытыми глазами и сосредоточенно махала рукой – рубила мертвых сестер огненным мечом.

– Мы когда уезжали, нам Петька удачи пожелал. С этого все и началось.

– Ну и что, нам батя тоже удачи пожелал, когда уезжал, – сообщил Чернов. Он совершенно не собирался погружаться в себя и искать тайные ходы для встречи с потусторонним.

– Вы все всегда портите! – заорала Мара, открыв глаза. Бррр… с такой ночью встретишься – забудешь, где туалет находится. – Мне не хватает сил ее победить. Ешьте землю!

– С ума сошла?! – попятился безотказный Чернов.

– Ешьте!

– Тебе лечиться пора, – высказал я свою мысль вслух. А то чего все молчу и молчу? Вдруг решит, что я соглашаюсь. Мама всегда говорит: «Молчание – знак согласия». А я был очень даже не согласен. Может, заманить Мару на крыльцо и долбануть дверью? Птичку прибило – ее в чувство приведет.

– Ведьмы в этой земле захоронены, если съесть землю с их могил, то обретешь их силу, – убедительно вещала Мара.

От мысли про могилу и землю меня замутило.

– Давай начни, а мы посмотрим, – предложил я. Знаем мы таких активных. Они громко кричат, а потом ничего не делают.

– Это ты! Все ты! – пошла на меня Мара.

Припомнилось, как меня хватали за шкирдон и кидали в стену. Я попятился. Этой ума хватит – так зашвырнет, я потом руки-ноги буду долго собирать.

– Спокойно! – Что говорить дальше, я не знал. – Чернов! Утихомирь родственницу!

Я прыгнул за спину двоюродного. Вялый он какой-то. Так и стоял на месте.

– Ешь! – неслась на меня Мара.

Я схватил Чернова за плечи, прикрываясь им как щитом. Но щит вдруг присел, цепанул земли, посмотрел на добычу, еще рукой свободной так провел, словно пылинки смахивал и распахнул рот.

Зря я отвлекся.

– Ты! Это ты! Твой навигатор! Дурррррацкий!

Мара визжала оглушительно, еще и кулаками ухитрялась ударять в самое больное место. А потом я обо что-то споткнулся и упал. И сам не заметил, как уткнулся лицом в землю. Рот у меня, понятно, был открыт, потому что я тоже кричал. Что кричат в такие моменты? Что-то нехорошее про всех родственников Мары, вместе взятых. И что она меня ненавидела всегда.

Я задохнулся от земли, завыл, сбросил с себя эту ненормальную. На зубах неприятно скрипел песок. Еще привкус какой-то у земли был противный. Горло перехватило.

Сидящая на земле Мара торжественно раскинула руки, загребла справа и слева и, не глядя, сунула в рот и то и другое.

Казалось, меня сейчас вырвет!

Я рванул к баку около дома. Черпанул горстью воду, выпил. Продышался. Черпанул еще. Рядом булькали. Чернов припал к воде лицом. Я закрыл глаза. Во дурдом! Намочил руку, провел по лбу. Вода чем-то пахла. Чем-то кислым. Железом, наверное.

Железом…

Сдавило голову. Словно узкую шапку натянул. Веки сразу стали тяжелыми. Посмотрел на Чернова. Он стоял, согнувшись над баком, смотрел на воду. Может, ему нравились круги, расходящиеся от капель, стекающих с лица. Он как-то неловко перебрал руками край бака и упал.

Перед глазами все поплыло. Я увидел Мару, вытирающую платком мокрое лицо, а потом ноги перестали чувствовать землю.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Стул. Раскачивается на задних ножках. На стуле сидит она, в полосатой юбке.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

«Дорога – это всегда неожиданности. Люди наивны, они выходят из дома и думают, что благополучно придут к месту назначения. Но они не знают, что на их пути уже замерз лед, уже готов обрушиться карниз. Да тот же ветер – он черт-те что может принести. Может песок, может пакет, а может целый дом. Поэтому в пути всегда нужна удача. Удача проведет тебя по маршруту, что ты задумал. А без удачи заедешь в ведьмино болото, ни за что потом не выберешься. Это тебе на удачу».

Она стукнула ножками стула, прекращая качаться, склонилась. Долго возилась, как будто что-то прикалывала мне на одежду или вкладывала в карман.

«А навигатор зря выбросили. Он нормальный. Самый обыкновенный».

Стол. Появился откуда-то. На нем наш навигатор. Наш. Я сразу понял. Я с ним вчера весь день провел, ни с чем уже не спутаю.

«Куда хотели, туда и вез. Только приехали вы ко мне. Да-да, болота, полесье, непроходимые чащи. Я рада, что вы пришли. Ваш страх – это такой мне подарок. Я умираю, мне надо кому-то отдать свою силу. Хочу, чтобы это был ты».

Я видел ее профиль. Наверное, красивая, я не понял.

«Слушай меня! И ты выйдешь. А они тебе не нужны».

С ней не хотелось спорить – родственники за эти пару дней порядком успели надоесть.

«Возьми на память. Он приведет тебя ко мне. – Она снова легко наклонилась, вкладывая мне что-то в руку. – И никого не жалей. Жалость – глупое чувство. Любить, переживать за кого-то – пустое. Думай о себе. Приходи!»

Пальцы чувствовали что-то теплое и мягкое. Оно тыкалось в ладонь, щекотало подушечки, пробегало быстрыми лапками, чуть покалывало коготками и снова щекотало. Стало смешно. Я дернул пальцами и понял, что лежу очень неудобно, подвернув ногу. В бок упиралось что-то жесткое.

Сразу вспомнилась земля, вода, падение. Сел. Сжал кулак.

Ведьма – это же был сон. Слишком яркий, чтобы его забыть. Ведьма мне дала клубок. Настоящий шерстяной колобок с болтающейся ниткой. Небольшой такой.

Клубка не было. Зато была мышь. Мышка. Не самая крупная. Она тянулась ко мне носом, привстав на задние лапки. Я глянул на свою ладонь – она еще чесалась. Вот как раз эти быстрые усики меня и щекотали.

– Ну, здравствуй, – произнес я вслух.

Мышь села на хвост и склонила голову набок.

– Чего это? – заворочался рядом двоюродный. Он как упал около бака, так и лежал, обнявшись с ним.

– Мышь, – ответил я.

– Дохлая? – Двоюродный возился, пытаясь встать.

– Ты дохлая? – спросил я мышь. Зверек посмотрел на меня внимательно, упал на лапки и побежал прочь.

– Живая, – ответил я Чернову. – Убежала.

Мышь остановилась, посмотрела на меня.

– Я дохлую видел – тогда, у озера, – сообщил двоюродный совершенно обыденным голосом. Словно дохлые мыши в нашей жизни – это норма.

– А эта живая.

Мышь возвратилась. Опять посидела, сверля меня глазками. Побежала обратно, оглянулась.

– А чего это с нами? – вдруг заинтересовался Чернов.

Мышь подбежала к моей руке, царапнула кожу тонкими коготками.

«Зовет за собой», – решил я.

Мышь отбежала на стартовую позицию.

– Мы спали? – нудел двоюродный. – Томка, зараза, это все из-за твоей земли.

– Скорее воды. – Я прополз на четвереньках чуть вперед. Мышь заметила, что я двигаюсь в нужном направлении, и рванула дальше.

– Что это? – раздался голос Мары. Главная ведьма нашего городка проснулась.

– Это мышь, – сказал я, подтвердив очевидное. – Она нас зовет за собой.

– Я никуда не пойду, – сообщил Чернов. Он сидел на земле, проверяя свою амуницию – щупал карманы, постукивал по бокам и коленям.

А я решил, что пойду. Не знаю почему, но был уверен: идти можно.

Мышка пискнула, вернулась, обежала вокруг моих ног, словно подтверждая: да, она за мной, да, надо идти. И не просто идти, а торопиться. А то разлеглись тут.

– Мыши – проводники между миром живых и миром мертвых, – сообщила Мара.

Мне уже было все равно. Мышь куда-то настойчиво вела, и я был склонен ей верить. Кто куда ведет – потом разберемся. Я встал, отряхнул джинсы и пошел за «проводником».

– А я? – раздался жалобный голос, когда дом от меня уже скрылся за первыми деревьями.

– Давай быстрее! – Мара вспомнила, что без брата может не возвращаться.

За спиной трещали ветки – родственники не отставали.

Хороший зверь – мышь: маленькая, серенькая, в павшей прошлогодней листве не видно, под любой палочкой прошмыгнет. На третьем шаге я ее потерял. Забрался в бурелом и замер. Тут и родственники дохрустели до меня. Мышь появилась на ветке около моей руки. Коснулась коготками пальца, показала, куда бежит. И уже не забиралась под ветки – скакала по верху.

– Куда она? – не унимался Чернов.

Я не знал, куда она, но это было единственное осознанное движение.

Мы спустились с пригорка – земля заметно пошла под уклон – и вдруг уперлись в реку. А может, и не в реку. Может, это было озеро, но вытянутое и похожее на реку. С течением. Значит, все-таки река. В лесу бывают реки? Предположим, что бывают.

Мышка стояла лапками в воде, смотрела на нас, спрашивала: отважимся ли?

Чернов засопел, собираясь снимать ботинки, я пошел в кроссовках. Мне терять нечего – они все еще были мокрые. Мышка плыла. Ловко так. Я подумал было подхватить ее – а ну как не дотянет. Но тогда как мы поймем направление? И потом, у животных очень развито чувство самосохранения, вряд ли они пойдут на верную гибель.

Вода была холодная. Она стремительно поднялась по колено, потом выше, выше и резко пошла на спад.

Я оглянулся. Родственники тоже перебрались.

– А где мышь? – Чернов поднял сначала одну, потом другую ногу. Нет, не раздавил, хотя мог.

– Утонула ваша мышь, – сообщила Мара, натягивая тапки на мокрые пятки. – Плыла, плыла, а потом перестала плыть. Я сама видела.

Я рванул к речке. Как это – утонула?! Надо было ее все-таки подхватить! Прошел немного вниз по течению. Не было мышки. Как растворилась.

Присел на корточки, опустил руку в воду. Холодная. Провел рукой по лицу. Словно заморозкой обработал, до онемения. И запах… как будто хлорки. Резкий и неприятный.

И тут же в глаза бросился куст. Пушистый, густо облепленный белыми соцветиями.

– Чего-то воняет, – поморщилась Мара. – Пошли отсюда.

Я вытер руку о штанину, прощально глянул на реку, мысленно поблагодарил мышку.

– Смотрите, дорога! – вдруг крикнул Чернов.

Тут же стали слышны пронзительные сигналы машины.