Враг моего сердца

– Что они просили у тебя? – Елица заглянула в лицо княгини.

– Сама с ними говорить будешь, – она встала вдруг резко. – И надеюсь, что не станешь упрямиться, как отец твой. Он нас до такого довёл тем, что никому уступать не хотел. Хоть и неправ был когда-то. Обидел остёрского князя. А нам теперь расплачиваться.

Больше ничего у неё спросить не удалось. Внезапно взъярившаяся Зимава ушла, едва не хлопнув дверью. А Елица так и осталась сидеть на лавке, не понимая, чем её разозлила. Вот так всегда бывало, как появилась в Велеборске дочка северной женщины, а после и женой князю стала. Прельстился он её молодостью и красотой, да не учёл скверный нрав, который за пленительной наружностью казался ему мелочью незначительной. Сильно она на Елицу не нападала, но стычки у них порой случались. Всё казалось Зимаве, что князь дочери своей больше внимания уделяет, сильнее жизнью её тревожится. Но как-то жили. Хоть порой и не удавалось угадать, как теперь, что из сказанного вызвало гнев княгини.

Вернулась челядинка Мира вместе с наставницей, которая, кажется, не хотела пока и взгляда с неё спускать – чтобы не оплошала где – и принесла поесть из поварни, с пылу, с жару.

– Как же я рада, что ты вернулась, – заговорила наконец Вея, когда младшая её товарка вышла ненадолго. – Да только жаль, что в недобрый час это случилось. Но будем надеяться, что Макошь не оставит тебя и всё будет хорошо.

Елица пригубила немного разбавленного мёда и съела наваристых щей из последней уже капусты, наблюдая за тем, как вещи её находят каждая своё место.

– Ты мне баньку справь, Вея, – попросила она, едва притупив голод с дороги. – Смыть всё это хочется.

Жаль только банька, даже с самым добрым жаром, не поможет избавиться от воспоминаний и тупой боли, что засела внутри.

– Справлю, а как же, – улыбнулась наперсница. – Сразу легче станет.

Лучше той бани, что была построена в Велеборском детинце для князя и его семьи, Елица никогда и нигде не встречала. Может, банник жил в ней особенно добрый: никогда не шалил, не норовил ошпарить или напугать – то ли сложена она была так хорошо и правильно, что пар в ней рождался поистине целебный.

Вечером, когда уж разлился по небу сулящий тепло закат, как стихли последние ристанья дружинников перед вечерей, Елица вышла из бани во двор и правда обновлённой. Едва накрыв голову платком и даже не запахивая свиту, она пошла до терема, не дожидаясь наставницу и челядинку, что, напарившись до одури, еле волокли ноги где-то позади. Она уж почти вывернула на нужную дорожку, как едва не столкнулась с кем-то кто вышел ей наперерез со стороны дружинных изб. Подхватило налетевшим ветром платок с головы – но его поймали.

– Осторожнее надо быть, княжна, – первым она узнала так и засевший в памяти мягкий голос Чаяна, а уж после разглядела в сумерках и его самого. – Застудишься. Погода ещё коварная.

Елица подняла на него взгляд, спешно прибирая за спину разметавшиеся по плечам волосы. Княжич, внимательно оглядывая её лицо, накинул ей на голову платок. Она сквозь землю тут же захотела провалиться – столько в его жесте оказалось странной заботы. Кажется, и понимала она умом, что муж этот много бед натворил, пока до Велеборска вёл своих ратников. И сколько ещё натворит, если наперекор ему пойти. А всё равно злиться на него не получалось. Что за напасть? Бывают же такие люди. И самые они опасные, потому как знают о своей силе.

– Если быстро до терема добегу, так и не застужусь.

Елица обернулась, с облегчением заслышав голоса женщин.

– Тогда беги. После приходи в общину, – голос княжича стал серьёзным. – Пора бы нам уже и обсудить дело важное.

Он ещё немного подержал концы платка – даже сердце на миг замерло – и отпустил. Быстро скрылся вдалеке, а после уж и Вея с Мирой нагнали.

Пока собиралась Елица, чтобы хоть на княжну, а не холопку стать похожей, уже и стемнело почти, как она ни торопилась. В общине её ждали все: и братья Светоярычи, и Зимава со своим верным Эрваром, как будто она что-то решить могла. Был тут и воевода Доброга, который появлению Елицы будто и не обрадовался вовсе. Верно, его уж больше беспокоили становища остёрских воинов под боком, чем то, зачем княжичи вообще сюда прибыли. И лишь взглянув на верного соратника отца, она поняла, что у него-то и можно найти подмогу, спросить совета.

– Ты садись, княжна, не стой у двери, – подозвал её Чаян, и тогда только она заметила, что и правда застыла на месте, как вошла.

Елица села рядом с Зимавой как раз напротив Ледена: едва о взгляд его, точно о самый лютый лёд, не обожглась. Но он быстро отвернулся, ожидая, что брат его говорить станет – и странное чувство прошло.

– Ты, верно, знаешь, княжна, – снова заговорил старший. – Твой отец давно уж забрал с наших земель оберег, что князю Светояру принадлежал. Сердце Лады он называется.

– Знаю, и потому они так долго воевали и мира найти не могли, – Елица кивнула, уже догадываясь, о чём пойдёт разговор дальше. – Да только отец мой на то право имел. Богами одобренное.

– Не знаю, какие-такие Боги ему добро на кражу дали. Наш отец – потомок самого Милогнева, – оборвал её уверенную речь Леден. – А Борила служить ему клялся. Побратимом назвал – кровью единой. А после предал!

Слышала Елица о Милогневе – первом князе-волхве по прозвищу Вепрь, что поселился на этих землях несчётные зимы назад. Выбрал он для этого озёрный край, богатый лесами, среди рек, что текли во все стороны. И благоволили ему всегда Рожаницы. А после потомок его милость эту потерял, сиречь забрал её Борила. А уж почему то случилось – о том он дочери никогда не сказывал. Говорил только, что никого тем обидеть не хотел и против воли Богов ни шагу не сделал.

– За давностью лет уж не поймёшь, кто кому предком приходится, – возразила она. – Все мы правнуки Богов. Разве не так?

Младший княжич сощурился недобро, а Чаян лишь удивлённо усмехнулся. На лицо его вернулась уже знакомая улыбка, от которой, верно, растаяло не одно женское сердце. Вон и Зимава глядела на него совсем благосклонно и всё будто размышляла о своём.

– Ты, княжна, не спорь, – он примирительно поднял ладонь. – Наш род владел Сердцем во все времена. Тут уж тебе кто угодно это подтвердит. А ссора с другом не давала права твоему отцу обкрадывать его. Да не только его, а всех людей, что живут в Остёрском княжестве. Но нам нужно вернуть Сердце на ту землю, где ему быть положено. И кому как не тебе знать, куда Борила его запрятал.

Елица сжала крепче сомкнутые в замок пальцы. И страшно стало в душе, гулко – пронеслись слова княжича в ней раскатистым эхом и не нашли отклика.

– А если я не скажу, что будет?

– Будет плохо всем, – пожал плечами Леден. – Нам терять нечего. Сама понимаешь. Займём эти земли, каждую избу перевернём, но отыщем, что нам нужно.

И правда ведь: терять им нечего. Многие из Остёрского княжества пытались счастья в других краях снискать, но нигде, говорят, его не находилось. А там, где прознавали про странную недолю, что преследовала их, и вовсе с опаской глядели на “проклятых”. Боялись, что всем от их соседства худо сделается. Может, и помочь хотели бы, да не знали, как.

– Может, не так тебя тревожит судьба людей тебе незнакомых, княжна. Но уж судьба твоего брата меньшего уж должна беспокоить, – вот при этих словах и стало яснее белого дня, что за наружной добротой Чаяна скрывается большая жестокость нрава.

Зимава губу прикусила и упёрла взгляд в стол. Эрвар коснулся коротко её плеча, бросая на княжичей, словно камни, тяжёлые взгляды. А у Елицы аж в груди похолодело. Нешто можно жизнью дитя несмышлёного помыкать? Да, верно, как судьба за горло схватит, и не то себе спустишь.

– Я не знаю, где Сердце искать, – мысли забились в голове, словно попавшие в силки птицы. – Я не знаю…

Отчаяние напополам с паникой заполнило всё нутро. Елица шарила взглядом по лицам княжичей: бесстрастному – Ледена и как будто сочувственному – Чаяна.

– А если подумать хорошенько? – пронизанный разочарованием голос младшего Светоярыча пробил по спине ознобом.

И Елица думала. Она перебирала в голове всё, что могло быть связано с Сердцем, всё, что когда-то говорил о нём отец. И не находила нужных нитей. Как бы он ей ни доверял, а самое главное утаил. Может, считал, что так надёжней. А может, просто хотел уберечь.

– Этого просто не может быть, – вдруг хрипло проговорила Зимава. – Не может быть! Ты врёшь. Он должен был тебе сказать! Смерти Радана хочешь? Чтобы стол княжеский тебе одной достался?

И не успел Эрвар остановить взбеленившуюся княгиню, как та вскочила и, ухватив Елицу за волосы прямо через убрус, дернула её со всей силы вверх. Та едва через скамью не кувыркнулась. Вышибло от боли и неожиданности слёзы из глаз. Короткий взмах руки Ледена – и блестящий, словно рябью покрытый прихотливым узором истинной булатной стали меч упёрся Зимаве прямо в грудь. Взрезалась висящая на ней нитка ожерелья, и крупные стеклянные бусины посыпались на пол с тихим звоном.

– Ты что, княжич? – гаркнул, вставая, Эрвар. – Бабе угрожать?

И тут же клинок плашмя прижался к его подбородку снизу, срезав несколько волосков с бороды варяга. Леден окинул всех взглядом, в котором не билось ни единой искры хоть каких-то страстей.

– Зато смотри, как быстро охолонула, – он кивнул на тут же опустившую руки княгиню. – А то устроили бы тут курятник. Растаскивай их. Сядь, варяг. А то морду тебе и с другой стороны располосую.

Эрвар опустил взгляд на меч и медленно сел рядом с мгновенно помертвевшей княгиней. Чаян, единственный кто со своего места и не двинулся, только усмехнулся довольно. Но не преминул отчитать брата:

– Ты всё ж с женщинами полегче. А то так и не женишься никогда.

– Можно подумать, мне это надобно, – хмыкнул тот, убирая меч в ножны.

Елица ничуть не удивилась тому, как Леден решил успокоить Зимаву. Скорее теперь её удивляло, как он оставил в живых Денко и его уцелевших товарищей. И в этот миг он чем-то неуловимо напомнил ей Отрада. Хоть и были они настолько разными, как живая, согретая Дажьбожьим оком земля отличается от холодного гранита скалы.

И вдруг эта мысль прояснила что-то в голове. Словно вспышкой пронеслось воспоминание о том, что было ещё до замужества Елицы. И о странных отлучках отца в те края, где он и нашёл для дочери супруга. О том, как он настаивал на свадьбе с парнем кровей простых, даже не боярских. Всего-то за сына старосты дочь отдать решил. И отбыла она после обряда рука об руку с мужем в те края, где старые, укутанные в леса горы окружали россыпь больших и малых весей. И так Борила наказал давнему другу своему Остромиру, отцу Радима, беречь самое ценное, что есть у него. Может, и не дочь он вовсе имел в виду? Одно сложилось с другим так ладно, что можно было лишь поблагодарить Зимаву и Ледена за эту короткую встряску.

– Кажется, я всё же знаю, где искать Сердце, – негромко пробормотала она, но все вдруг смолкли и вперились в неё с ожиданием. – Только ехать далёко.

– Поедем, куда надобно, – тут же оживившись, Чаян едва не привстал.

Елица покусала губу, ещё сомневаясь, не ошиблась ли. Она посмотрела на каждого, кто сидел здесь, встречая во взглядах нетерпение.

– С тобой одним буду о том говорить, Чаян, – проговорила она, едва не ёжась от того, как близко к ней сидит Зимава, окутывая своей злобой, словно задушить пытаясь.

Княжич кивнул и склонился к плечу брата, что-то тихо ему сказав. Леден, не сводя напряжённого взгляда с Елицы, встал первым и пошёл прочь. Ему-то, конечно, Чаян обо всём потом расскажет. А вот другим лучше бы пока ничего не слышать. Княгиня фыркнула тихо и презрительно, но возражать не стала – ушла тоже вместе с варягом и воеводой. Осталась Елица одна в общине со старшим Светоярычем, который так и сидел, разглядывая её внимательно и открыто. И от этого почему-то жарко становилось. Что за невыносимый человек?

– Для начала я хочу уговориться о том, что вы сделаете, если Сердце я отыщу и вам верну, – справившись с лёгким дрожанием голоса, вновь заговорила Елица.

Чаян вдруг встал и вышела из-за стола, словно ноги размять решил. Он неспешно двинулся по общине, ничего пока не отвечая. Вернувшись от дальней стены, остановился рядом и опустил на неё спокойный взгляд.

– Я мог бы сказать, что ты сейчас не в том положении, чтобы торговаться со мной, – в его тоне неожиданно послышалась улыбка. – Но, знаешь, и мы с Леденом тоже в полоне того, что натворили наши отцы. Потому я тебя слушаю.

Елица тихонько, чтобы было незаметно, повела плечами, едва не кожей ощущая, как княжич её рассматривает. Захотелось поправить убрус и ворот. Пригладить выбившиеся из-под платка пряди. Она уже вскинула руку, но только коснулась прохладных колтов у виска.

– Вы уйдёте из Велеборска. Заберёте своё войско. И никогда больше не появитесь на этих землях, если только вас не позовут. И вернёте Зимаве Радана, конечно.

Она выдохнула, едва не лишившись всего воздуха, что был в груди, пока говорила это. Чаян тихо усмехнулся и сел рядом с ней. Его широкая, с красивыми длинными пальцами кисть легла на стол, почти касаясь руки Елицы.

– Сама княжить тут будешь? – показалось, просто полюбопытствовал он. – Смотри, безмужних женщин на столе княжеском не очень-то привечают.

– Как и бездетных мужчин, – она взглянула на него искоса. – Велеборск – моё наследство. Как Сердце – ваше. Это равный обмен.

– А если нет? Мы за Велеборск бились и шли сюда не одну луну, – начал упрямиться княжич, но, кажется, лишь для вида.

– Тогда можете сидеть тут или искать Сердце сами. Может, состариться не успеете, прежде чем отыщете.

Она улыбнулась сдержанно, чувствуя, как за один только твёрдый свой голос цепляется, чтобы не потонуть в чистых, словно водная гладь горного озера, глазах Чаяна. А отведёшь взор – считай, проиграла. Княжич поразмыслил немного, и вдруг накрыл ладонь Елицы своей, жесткой и тёплой. Она хотела стряхнуть её, но он лишь сильнее прижал к столу.

– Что ж, на том порешим. Как отыщется Сердце и в наших руках окажется, мы уйдём. Если сама захочешь.

Сердце подпрыгнуло, словно в грудь ударившись. Обдало горячей волной всё тело. Княжич сомкнул пальцы, мягко сдавливая ладонь Елицы. Она всё же вырвалась и встала тут же, глядя на него сверху вниз, надеясь, что он не видит во взоре её смятения. Наказание это страшное, верно, для тех девиц, кто неосторожно попадался на неоспоримую притягаельность Чаяна: быть с ним рядом и знать, что он, коли ответит взаимностью – погубит.

– Тогда скажи своим людям, чтобы в дорогу собирались. До Радоги поедем.

Глава 5

Нитки сегодня страшно путались, никак не желая укладываться одна с другой в ровное полотно. Зимава последний раз гневно дёрнула уток и опустила руки, опасаясь и вовсе всё испортить. Она украдкой посмотрела на челядинок, что сидели вместе с ней в светлице и, кажется, они не подняли даже взглядов от своих рукоделий. Только Оляна перестала прясть и обеспокоенно покосилась на неё. Служанкой её считать Зимава давно уж перестала: сроднились за годы житья в Велеборске почти как подруги. Да и по летам Оляна годилась ей скорее в наперсницы. Помогала часто, когда по неопытности своей подопечная только-только училась княгиней быть.

– Пойдём, – Зимава встала.

Если уж работа не ладится, то лучше отвлечься, а то потом только переделывать. Не давало ей покоя возвращение в Велеборск Елицы, до того, что аж из рук всё валилось который день. Хоть и сама указала Зимава на неё княжичам, а как приехала в детинец дочь Борилы, так и пожалела о том сразу.

Они с Оляной вышли во двор и прогулялись по ожившему саду. С каждым днём всё теплее становилось. Как сгорело чучело Мораны в огне вместе со старыми вещами велеборцев, пыльными тряпками и рухлядью, так весна сразу на прибыль пошла. И теперь так сладко дышалось в оттаявшем саду – аж голова хмелела.

А может, ещё от чего. Шла Зимава по сырой дорожке между теремов – а взгляд сам будто бы обращался всё к княжескому. И внутри замирало от ожидания, что в любой миг оттуда может выйти Чаян. И нельзя было сказать, что влюбилась она, словно девчонка в Купальскую ночь, а то, что сердце её старший княжич тревожит крепко – этого не отринешь.

Как вошли братья в ворота Велеборска, как встретились они во дворе – Зимава сразу поняла, что так просто она не отступится. Оба Светоярыча хороши были – глаз не отвесть. Оба пышущие силой и удалью, только, верно, возросшей после долгих месяцев битв во всех краях княжества. Да лишь взглянув на Ледена, Зимава поняла, что сколько вокруг него ни вейся, сколько ни пытайся окрутить, а он не поддастся. Правду о нём говорили – всё до единого словечка – истукан ледяной. До сердца его не достучишься: у него разум всегда впереди.

А вот приветливый и улыбчивый Чаян – совсем другое дело. Кошачий взгляд его аж до нутра самого пробирал. А как говорить начнёт, даже где-то под сердцем ёкает. И показалось в первые дни, как пришлось с ним бок о бок жить – что молодого княжича к Зимаве влечёт заметно. И часто смотрит он на неё задумчиво, а как взглянешь в ответ – так не отворачивается.

– В становище остёрское с утра с братом уехал, – словно прочитав её мысли, буркнула Оляна. – Кметей, говорят, отбирать, что с Елицей до Радоги поедут.

– Да уж уехала бы она скорей, – вздохнула Зимава.

Едва не вздрогнула, как услышала в глубине сада чьи-то шаги. Обернулась – Эрвар. Казалось бы, чего опасаться в детинце, за двумя рядами крепких стен? Но варяг, даже если его не просили, всё равно за своей княгиней присматривал.

– Да чтоб тебе провалиться, окаянному! – прикладывая руку к груди, выдохнула наставница. – Напугал аж до икоты. У-у, ходит, как навь какая.

Она притворно замахнулась на Эрвара, а тот и бровью не повёл. Прошёл по тропинке чуть в стороне – да и скрылся из вида. Зимава проводила его взглядом.

– Ворожея мне нужна, – проговорила тихо, ещё сама сомневаясь, что из того выйдет что хорошее.

Оляна покачала головой, будто знала, что до этого дойдёт.

– Грядущее знать хочешь или похуже чего?

Нет, никаких заговоров или порчи Зимава творить не собиралась. Ну его, такой груз на душу брать: такое только девицам неразумным и буйным от неуёмной крови в голову прийти может. Да отчаявшимся. А она ещё не отчаялась, хоть порой и чувствовала себя близкой к тому. Разрывало её изнутри от того, что сына нужно спасти от незавидной участи. И себя – от неизвестности впереди. Вроде, и живёт продолжает в своём доме, и с уважением с ней все обращаются. А всё равно понимала она прекрасно, что всё поменялось. Срублена под корень старая жизнь, и повисла она будто бы в мутной пустоте – всё плывёт, плывёт куда-то, а конца этому не видать. Ещё один шаг, а там – пропасть. А теперь, с появлением Елицы, о ней скоро и вовсе все забудут. Ведь та, получается, наследница всего, что создал князь. И потому хотелось посмотреть за грань времён хоть краешком глаза.

– Грядущее знать хочу, – согласилась Зимава.

– Так к Елице сходи, пока не уехала, – как будто совершенно серьёзно посоветовала Оляна. – Кому как не волхве Макоши уметь в колодец судьбы заглядывать.

– Ты ополоумела враз, что ли? – Зимава даже приостановилась. Но та её гнева словно и не поняла, захлопала глазами. – Тебя за такие слова языка бы лишить.

– Тогда тебе к Анисье надо, – обиженно пробурчала женщина. – Коли княжич тебя в посад отпустит.

Зимава слыхала, конечно, об Анисье, известной на весь Велеборск ворожее и ведунье. Но, признаться, её побаивалась. Зато все бабы – и в детинце тоже – говорили, что лучше неё не сыскать. Зимава вздохнула – так нехорошо внутри стало – но деваться некуда.

– С княжичем я поговорю.

Ей бы и самой положено ведать ворожбу. Самую простую могли почти все девицы творить. А уж княгине – и подавно не зазорно. Но, видно, не всем дано. Зимава в себе подобных умений никогда не находила. И поэтому она в тот же день, как появился вновь в детинце Чаян, сказала ему, что нынче в посад отлучится ненадолго. Княжича это, видно, не слишком встревожило: сейчас его мысли занимало совсем другое. И хотелось бы, чтобы это была не Елица.

– Ты только возвращался скорее назад, Зимава, – сказал он напоследок, уже возвращаясь в терем, на пути к которому она его и поймала. – Ещё не хватало за тебя беспокоиться.

И так это проникновенно прозвучало, что всё внутри сладостно замерло. Да укрепилась лишь уверенность, что попытать счастья и попробовать приблизиться к нему насколько возможно, ей просто необходимо.

Как начало смеркаться, Зимава собралась в дальний конец Велеборска вместе с Оляной. Та ворчала, конечно, да указывать ей не могла. Стражники лишь для вида строго спросили, куда это женщины направились, но всё равно отпустили. Напомнили только до закрытия ворот вернуться. Хотел было пойти с Зимавой и Эрвар, да удалось его уговорить остаться. Только лишнее внимание к обычным посадским женщинам привлекать станет – зачем? Поворчал, конечно, варяг, но ослушаться не решился.

Оляна повела княгиню от детинца всё дальше. Туда, где жили уже люди, что откололись от своих племён и родов да пришли искать в городе счастливой доли. Случались, конечно, среди них лихие и не слишком-то честные, но больших бесчинств в Велеборске от них никогда не бывало.

Посадские всё шумели на улицах, никак не торопясь завершать дела. И оттого спокойно было идти, слушая поскрипывание мостовой под ногами, голоса людей и далёкий стук копыт по брёвнам. Уж показалась впереди тёмная громада стены и ближней башни, как Оляна придержала шаг, словно сама вдруг оробела. Дошла до одной из вытянутых на два яруса изб и огляделась: не перепутала ли?

– Ну, пришли? – нетерпеливо подогнала её Зимава.

– Кажется, пришли, – служанка пожала плечами. – Я и сама толком не знаю…

Но она всё же постучала в дверь, за которой явно бурлила обычная жизнь обычного дома. Створка приоткрылась немного, выглянул в широкую щель мужчина, не молодой да и не старый – таких встречается за день порой не один десяток. Увидев двух женщин, похоже, обо всём догадался, но всё же спросил:

– К Анисье?

Зимава только за спину подруги спряталась – а ну как узнают?

– К ней, родимой, – улыбнулась хозяину Оляна. – Примет нас?

Мужик, который назвал себя Мирогой, пожал плечами и открыл дверь поболе, пропуская в дом. И до того показалось внутри тесно после княжеских-то хором, что захотелось тут же уйти. Но это было обманчивое ощущение: изба на самом деле была большой. На многочисленную семью. Детей тут сновало – не сосчитать: Зимава только и успевала уворачиваться от них, пока шла до лестницы, что вела на второй ярус.

– Вот же, ушла уже, – виновато буркнул мужик. – А я и не заметил. Видно, готовится.

И он повёл их обратно. Прошли они через двор в сторону охранной стены. Там, как и положено, в отдалении от дома, среди других таких же соседских срубов, стоял приземистый овин. Мирога заглянул в сенцы и махнул рукой гостьям – проходите. Первой под хлипкую крышу ступила Оляна, а за ней уж и Зимава. Пахло внутри сеном и немного – дымом, в прикопчённых стенах было сумрачно, даже страшно. На небольшом столе горело всего две лучины в слегка ржавом светце. А рядом сидела простоволосая женщина того возраста, когда украшенные зернью колты да узорные перстни снова меняют на простые колечки, как у малых ребятишек. Она подняла взгляд от пряжи, которую сматывала в аккуратные клубки, и тут же отложила своё занятие.

– Ты, значит, княгиня, ко мне холопку присылала?

Зимава и рада была провалиться сейчас в ямник, но пришлось кивнуть.

– Я. Хочу, чтобы ты в грядущее заглянула.

– Что, жить страшно? – Анисья встала и прошла до притулившегося в углу небольшого короба, сложила туда нитки. И ответила сама себе: – Сейчас всем страшно.

– Так от Светоярычей этих не знаешь, чего и ждать, – решила вступить в разговор Оляна. – Они, вроде, пока не буйствуют, а войска своего из-под стен не убирают.

– И не уберут, – отрезала ворожея, теперь доставая из короба какие-то мешочки. – Пока не дадут им то, что им надобно. То, что снова жизнь в них вдохнёт. Сильные они оба, да только судьбой уж больно обиженные, – она взглянула на подругу. – Ты иди, оставь нас с княгиней вдвоём.

Оляна заметно растерялась, но перечить не стала: показалось даже с облегчением вышла из сенцов. Внутри и вовсе всё замерло, когда Зимава осталась с ворожеей одна. Та дождалась, пока стихнут шаги снаружи и жестом поманила к себе.

– Снимай с головы всё и распоясывайся, – велела Анисья. – Силу свою выпускай, без неё не будет толку.

Медленно подходя к столу, на котором стояла широкая чара с водой, Зимава скинула свиту, распоясала рубаху и сняла платок. Всё это ворожея аккуратно сложила в стороне и опустилась за стол, приглашая сесть рядом.

– Что узнать из грядущего хочешь?

– Жива ли буду, с сыном моим всё ли станется хорошо… – Зимава почувствовала вдруг, как подкатывают к глазам слёзы. – И суждено ли замуж снова пойти.

– Ты ж вдовица теперь. Замуж только через семь лет идти можно, – показалось, ворожея удивилась, а то и не одобрила этих слов.

– Семь лет, – Зимава усмехнулась невесело. – Чтобы мужи в мою сторону и вовсе смотреть перестали? А пока я ещё в силе детей родить да взгляд привлечь… Лада простит мне, а Леля поможет.

Так и встал перед глазами Чаян. С бедой он пришёл, сына забрал, да как себя заставить не думать о нём? Как отказаться от жизни, что ещё можно вернуть? Разве может она вдовой, сиротой безмужней теперь домой вернуться? И не попытаться силами своими вернуть Радана?

Анисья вздохнула, покачав головой и сомкнув морщинистые губы, коротко сжала её руку своими сухими узловатыми пальцами, будто поняла горечь, что прозвучала в голосе. Убрала – и в ладони её оказался ловко снятый с пальца перстень. С тихим плеском он упал в полную воды чару и замер на дне, поблескивая. Зимава так и вперилась в него, словно могла и сама что-то увидеть в спокойной прозрачной глади. Анисья склонилась над посудиной, подняла её над столом, обвела ею над головой своей, а после и гостьи, тихо бормоча заговор. Она встала и обошла сенцы, всё так же нараспев произнося слова, к которым и прислушиваться-то не хотелось – страшно. И как будто ещё сумрачнее стало вокруг, хоть и так пара лучин давали совсем уж немного света.

Обойдя клеть от стены до стены, Анисья вернулась за кособокий стол и вновь поставила на него тяжёлую чару. И жуть какая – вода в ней будто бы помутнела, пошла белёсыми разводами. Ворожея заглянула словно в самую её глубину и замерла, беззвучно шевеля губами. И точно тихая капель зазвучала снаружи – хотя откуда бы ей взяться? Ведь с крыш уже сошёл снег. Зимава прислушалась к этому тоненькому звуку, забылась на миг. Моргнула – и натолкнулась на пристальный взгляд Анисьи.

– Ну?

– Смутное у тебя будущее, княгиня, – проговорила та сипло, будто во рту у неё вдруг пересохло. – Пришли Светоярычи, спутали все нити. Пришла волхва – и войлоком их скатала. Замуж ты выйдешь снова и даже дитя родишь. Это я увидела.

– Кто отец будет? – нетерпеливо подогнала её Зимава, несказанно обрадовавшись и позабыв совсем, что перебивать ворожею не стоит.

Анисья губами покривила недовольно.

– Кто отцом будет его и мужем твоим, то я не видела. Только человек этот сильный. И ты ему дорога очень. Да ты, верно, знаешь уже.

Зимава закивала, так и задыхаясь от облегчения, что свалилось на неё. Значит, всё же Чаяну не безразлична, как и думала. Сразу он, как приехал, на неё взор обратил. Только не то время, чтобы о чувствах думать. Да как она ему дитя родит, коли он проклят? Так, может, с проклятием тем разрешится всё как-то?

Погрузившись в светлые размышления, она не сразу и услышала, что Анисья снова заговорила.

– А вот сына ты потерять можешь. – И тут же внутри всё оборвалось. – Если и дальше выбраным путём пойдёшь. И даже сказать не могу, жив ли он будет тогда. И стоит на твоём пути княженка. Всюду тень её тебя преследует. И другая девица, крови с тобой одной – появится скоро рядом.

Зимава совсем запуталась в туманных предсказаниях Анисьи. Уж лучше и не ходила бы к ней, в самом-то деле. Кто та девица одной крови, что станет ей препоной? Вокруг неё не было никого из родичей.

– Что ты ещё видела? – она сжала в пальцах подол.

– Больше ничего. Да и то, что видела, всё зависеть будет от того, что ты сама со своей жизнью делать станешь. И от решений, какие примешь.

Анисья встала, обрывая разговор едва не на полуслове. Отвернулась, давая понять, что спрашивать ещё что-то бесполезно. Зимава посидела немного в растерянности, борясь с желанием допытаться у ворожеи подробностей. Но решив, что делать этого всё же не стоит, она снова покрыла волосы, оделась и вышла наружу. Прохладный воздух пронзил лёгкие после духоты овина. Зимава, всерьёз опасаясь заблудиться в сумерках, отыскала нужный дом и, забрав встревоженную Оляну, быстрым шагом отправилась назад, в детинец. Та молчала всю дорогу, да и в тереме лишь помогла собраться ко сну, а сама улеглась в своём углу. Знала она Зимаву хорошо, а потому сразу, как её увидела после ворожбы, так и поняла, что лучше ничего не выспрашивать.

И до того было зябко и страшно этой ночью, будто духи кругом шептались, посмеивались. А то и сам овинник за гостями пришёл, не побоялся домового. Слушая мерное сопение Оляны, Зимава помалу успокоилась, а там и уснула.

А с самого утра зародились хлопоты в детинце: собирались кмети из ближней дружины Ледена, да и из Доброговой тоже, в дорогу отправляться, к западной окраине Велеборского княжества, откуда в своё время приехал будущий муж Елицы. Борила всегда водил со старостой Остромиром, что отцом ему приходился, крепкую дружбу. Дороги были для княжества те дремучие, но и благодатные для выпаса скота и пахоты земли. Да не слишком-то хотели подчиняться князю и платить дань те, кто там жил ещё до того, как само княжество появилось.

А мира с ними и щедрого полюдья Бориле очень хотелось. Наверное, потому и решил князь за сына Остромира, парня роду невеликого, отдать свою единственную дочь. И Елица-то, которая часто с ним в те края ездила, вовсе не противилась. Радим ей приглянулся. Да кто бы мог подумать, что и другую свою самую большую ценность князь решит укрыть под присмотром своего товарища. А вот княженка, хоть доподлинно ничего не знала, а о том догадалась.

Зимава вышла на крыльцо – провожать Елицу и Ледена в долгий путь. Пока царит на прокатанных дорогах и диких тропах весенняя распутица, придётся им трудно. Да и пусть – дольше здесь не появятся. От младшего княжича аж холодок по спине скользил – до того веяло от него неприязнью и подозрительностью. А княженка просто раздражала и злила одним только своим видом.

А ещё больший гнев вспыхнул в груди, когда Чаян, о чём-то напоследок с ними разговаривая, обнял брата, а после бережно сжал плечо Елицы, прощаясь, склонился к её и лицу и сказал что-то тихо, как будто только для них двоих предназначенное. А та лишь зыркнула на него запальчиво своими глазищами болотными, но улыбка княжича оттого стала, кажется, только шире. Никак не могла принять княженка, что теперь он здесь хозяин, как ни крути. Всё думала, что изменить что-то может. Что ж, ей от этого хуже.