Стратегия победы. Разгрома 1941 года не было

© Прудникова Е.А., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Введение

– Мастер, – судорожно выдавил из себя Тэйглан.

– Ты задал неправильный вопрос.

– Тебе виднее, Младший, – помолчав, кивнул Мастер Дэррит.

– …Если ты знаешь правильный вопрос – спрашивай.

Элеонора Раткевич. Превыше чести

Физика – наука чрезвычайно прагматичная. Ей иначе нельзя, ибо, в отличие от наук гуманитарных, по итогам работы физиков делают конкретные машины. Если взорвется атомный реактор, то всем, кто его проектировал, во множестве компетентных органов начнут задавать массу неудобных вопросов. Поэтому наука о решении задач в физике развита до чрезвычайности. И в числе прочего в ней говорится, что перед тем, как решать задачу, надо ее поставить. А чтобы поставить задачу, надо задать правильный вопрос. Не тот, который хочется. И не тот, на который есть ответ. А – правильный.

…Но перед тем, как начать, хотелось бы принести большую и искреннюю благодарность Виктору Суворову. Если бы не его невероятно оскорбительные работы, мы, наверное, до сих пор пережевывали бы официальную советскую историю войны. Удивительнейшим образом за сорок лет историки, тщательно исползав с лупами все карты военных действий, ухитрились не сказать о войне ничего. Потому что количество описанных баталий так и не перешло ни в какое качество.

Да, впрочем, и не могло перейти – поскольку после 1956 года в нашей истории появился персонаж, намертво блокирующий выход с тактических на стратегические этажи исторического здания. Во многих воевавших странах существует мемориал Неизвестному солдату – чтобы люди помнили, что войны выигрывают не только генералы. А вот Неизвестный Верховный Главнокомандующий (без мемориала) – это наше, эксклюзивное. Более того, только у нас был победоносный главнокомандующий, влияние которого армии и народу пришлось мучительно преодолевать, чтобы выиграть войну. Надо полагать, с другим Верховным мы бы немчуру от границы шапками закидали.

Появление зияющей дыры на месте главнокомандующего дало военным историкам и мемуаристам драгоценную возможность перевешивать всех собак на власть. Чем они с удовольствием и занимались. В итоге получилось дивное батальное полотно: оказывается, на протяжении всей войны умные генералы только и делали, что пытались объяснить штатскому тирану, как надлежит действовать. Иной раз тиран их слушал – и тогда Красная Армия побеждала. Или не слушал – и тогда случались катастрофические поражения.

Конечно, не все мемуаристы пользовались этой шкурной возможностью – но ведь цензурой ведали все те же «умные генералы». Так что сказка о «несокрушимой и легендарной», тупо подставленной под немецкий удар, и о главе государства, который безоглядно верил Гитлеру и не верил в возможность немецкого нападения, добралась аж до школьных учебников.

От такого переноса центра мышления с головного на спинной и костный мозг вся стратегия жестоко перекорежилась, и понять что-либо, кроме бессмертного «ди эрсте колонне марширт», стало попросту невозможно – оставалось только заучивать движение колонн.

И лишь после суворовского «Ледокола», который и в самом деле послужил ледоколом, взломав панцирь окаменевших концепций, в обществе проснулся настоящий интерес к событиям той войны. А вслед за общественным интересом появились и историки – правда, большей частью не «остепененные», ну да это им не мешает. Даже источниковедению – и тому научились в боях информационной войны, а солдатский опыт – самый надежный. И у нас, хоть и с опозданием в полвека, но все же пишется история Великой Отечественной войны.

Однако пишется она мужчинами. А мужчины любят играть в солдатики, и с этим ничего не сделаешь. Любой из них, едва попав на заветную тему вроде пушки Грабина или взрывчатки Леднева, сразу забывает обо всем и принимается с упоением обсуждать, как бы повернулась война, если бы эти чудные изобретения стояли на танках или лежали в трюмах. А уж когда доходит до действий мехкорпусов, остается только доставать с полки Донцову – ничего другого в этот вечер просто не будет.

Все это, конечно, очень захватывающе, да… но почему-то никто из военных историков до сих пор не ответил мне в доступной для домохозяйки форме на крайне простой и даже в чем-то неприличный вопрос: а на что рассчитывал Гитлер, когда пошел на СССР? Ответы варьируются: на то, что население поднимется против большевиков; чтобы захватить ресурсы для борьбы с Англией; не ожидал такого сопротивления, думая, что будет как в Европе; оборзел; а в войнах вообще не рассчитывают, а дерутся (нужное подчеркнуть)…

А почему наши ошиблись с направлением главного удара? Варианты: Сталин верил Гитлеру; не верил, а просто дезинформация; плохо работала разведка; разведка работала хорошо, а Генштаб плохо; все работали плохо; в Генштабе сидели предатели (аналогично)…

Ну, а почему генерала Жукова, при его явной непригодности к штабной работе, назначили начальником Генштаба? Варианты: «заговор генералов»; а почему бы и не Жуков?

Ну, а почему армия готовилась к одной войне, а Сталин – к другой? Ответ без вариантов: то есть как?

А так: наша военная доктрина была наступательной, а Сталин… впрочем, слово Молотову: «Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать – до Смоленска или до Москвы, и это перед войной мы обсуждали».

Так что мы собирались делать – наступать или отступать? И вообще: почему все в этой истории повели себя так странно?

Странно вел себя Гитлер – до сих пор все его великолепные авантюры были точно рассчитаны, хорошо подготовлены и потому успешны. И вдруг он очертя голову кидается в совершенно безумную войну, ведомый, кажется, одними лишь мужскими гормонами: Наполеону не удалось, Вильгельму не удалось, а я круче всех, мне удастся! Да, конечно, «Майн кампф»… но уродливая реальность имеет гнусное обыкновение вносить поправки в самые красивые планы. Вот всего лишь один пример. В «Майн кампф» Гитлер писал: «Говорить о России, как о серьезном техническом факторе в войне, совершенно не приходится… Россия не имеет еще ни одного своего собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик». Спустя пятнадцать лет, когда настало время реализации программы фюрера, СССР делал не только «живые» грузовики, но и не менее «живые» танки, самолеты, реактивные установки… Это была уже совсем другая Россия, и нелепо думать, что Гитлер не сделал соответствующую поправку. Гормоны гормонами, а с головой у немецкого фюрера было все в порядке, и на что-то он явно рассчитывал.

Вот только на что рассчитывал Гитлер?

Странно вел себя Сталин – действительно создается такое ощущение, что он в начале войны не то очень крупно ошибся, недосмотрев за реальным состоянием дел в Красной Армии и за расположением войск на границе, не то поверил Гитлеру, а потом растерялся. Но ведь он в военные вопросы вникал – по крайней мере, до такой степени, что у него хватило квалификации возглавить армию и привести ее к победе, и управлял он, даже на первых порах, не хуже своих генералов. Другое дело, что использовал он при этом все свои таланты, а не только военные – так ведь ему ограничений не ставили: мол, полководцем вы, Иосиф Виссарионович, можете быть, а вот организатором и кадровиком – ни-з-зя!

Ну а «растерявшийся Сталин» – это из какой-то другой, параллельной или альтернативной истории. И то, что нам эту самую параллельную историю полвека впаривали, ее сути не меняет.

Так что вдруг случилось со Сталиным? В чем была его ошибка?

Странно вела себя армия – впрочем, об этом уже написаны десятки книг.

А самое странное – это ощущение, что страна и армия готовились к каким-то разным войнам. У военных была одна стратегия, а у Сталина – другая. Какая именно?

В сотнях книг о войне про сталинскую стратегию не сказано ни слова. Точнее, достаточно много говорится о его военных планах и действиях как полководца, но ничего не говорится о стратегии Сталина как главы государства. Общепринятый вариант таков: в начале войны он растерялся… впрочем, об этом мы уже говорили… но потом смог собраться, мобилизовать страну и пр. Хотя если бы он начал заниматься этой работой после 22 июня, то мы сейчас говорили бы по-немецки и книг не писали и не читали, поскольку планы Гитлера не предусматривали для русских грамотности.

Альтернативный вариант: Сталин и не думал теряться или ошибаться, все шло по плану. Да, но… по какому плану?

Сталин мог иметь не один план действий, а несколько, он мог менять курс мгновенно, крутым поворотом руля… но чтобы он этого плана не имел вообще – такого не бывало никогда. Значит, был у него и план на начало войны, не мог не быть. А то, что об этом нигде не говорится ни слова… так ведь это не факт, что Сталин доверял его всем и каждому. В курсе сталинских планов были только те, кого касалась их реализация. А чтобы понять, кого их реализация касалась, надо знать сами планы. В итоге круг замыкается, змея заглатывает собственный хвост.

Впрочем, есть и еще один способ: догадаться. Это не так безнадежно, как кажется на первый взгляд. Как говорят военные, сложные маневры редко удаются. А поскольку война шла без права на поражение, то и план должен был быть очень простым. Может быть, смелым или даже безумным – но простым.

Однако для начала давайте предадимся любимому занятию – расчистке дороги для нашего экипажа. То есть разбору многочисленных сказок…

Интермедия
Олесь Бенюх. Из трагедии «Иосиф Сталин»

4 часа 30 минут утра 22 июня. Кремлевская квартира Сталина. К двери, ведущей в спальню, подходит Ворошилов. Осторожно стучит. Еще и еще раз. Злой голос Сталина: «Кто там ещё?» Ворошилов сдержанно: «Да это я, Иосиф». Появляется Сталин. Он в галифе и тапочках, на плечи наброшен френч, под ним нижняя рубаха.

 

Сталин.

(зевая)

 
Что за визит в воскресный ранний час?
Суровый взгляд. И маршальская форма.
Не душно в ней?
 

Ворошилов.

 
Война, война, Иосиф.
Германские войска на нас напали.
В четыре бомбами обрушились на цели
От Белого до Черного морей.
Пехота, артиллерия и танки
Пересекли по всей длине границу.
 

Сталин.

 
Я знаю – ты шутник. Да нет глупее шутки.
Ты сам же чокался, пил тосты с Риббентропом.
 

Ворошилов.

 
Отдал приказ я по войскам: «Назад ни шагу».
Своей земли вершка не отдавать, стоять
Всем насмерть.
 

Сталин.

 
Война? Война?! Да что ты, право, мелешь?
А как же Пакт? Берлина заверенья?…
Я знаю – ты пугаешь, Клим, признайся.
Прощу тебе я розыгрыш нелепый.
Приказ отдал – «стоять, назад ни шагу».
Нам даже в играх немцев злить не стоит.
 

(Осторожный стук в дверь. Не дождавшись ответа, входит Молотов.)

Молотов.

 
Германия напала вероломно.
Бомбят Одессу, Ленинград и Киев.
 

Сталин.

 
Теперь я вижу – оба сговорились
Устроить испытанье моим нервам.
 

(Появляется Поскребышев.)

Сталин.

 
Ну что еще?
 

Поскребышев.

 
На проводе Буденный.
 

Сталин.

 
Кто-кто, а вот Семен шутить не станет.
 

(Берет телефонную трубку, долго слушает. Не проронив ни слова, медленно садится, кладет трубку на стол.)

Молотов.

 
Товарищ Сталин, вот текст заявленья.
Страна, народ, весь мир его услышит.
 

(Передает копию текста Ворошилову. Тот читает. Сталин сидит, закрыв глаза.)

Молотов.

 
Концовку предлагаю дать такую:
«В войне священной против черных сил фашизма
Умрем иль победим. Тому порукой
Великий Ленин…»
 

Ворошилов.

 
И великий Сталин.
 

Сталин.

(подняв голову, тихо)

 
И великий Сталин.
 

Молотов.

 
«Мы перед предками за Родину в ответе.
Мы пред потомками Экзамен чести держим.
И стойкости, и доблести, и силы,
И жизненности нашей на века».
 

Сталин.

 
Ты сделай заявление в двенадцать.
Я выступлю поздней. Теперь меня оставьте.
 

(Поскребышеву)

 
Политбюро созвать сегодня ровно в девять.
 

(Оставшись один, подходит к столу, перебирает бумаги.)

 
Какое черное, бездонное коварство.
Я азиат. Меня тевтон чванливый
Не просто обманул – продал и предал.
Я верил слову Гитлера. Позор. Сто раз позор.
Как я бездарно, глупо просчитался!
Два года выиграны. Да, всего два года.
Как быстро пали Франция и Польша.
Теперь с Америкой и Англией союз —
Одна надежда. Трудная надежда.
Как я был слеп! Как запрещал я верить
И Черчиллю, и Зорге, и другим.
А ведь они день точный называли:
Сегодня, годовщину нападенья
Наполеона на Россию. Символично.
Однако наш француз бежал с позором.
А был воистину великим полководцем…
Нет, утешенье слабое мне в том.
Хоть Гитлер и похож на Бонапарта,
Как кот облезлый на владыку-льва,
Тогда страна к войне была готова.
Тильзитский мир ей дал ту передышку,
Которая нужна была как воздух.
А что у нас? Где Михаил Кутузов?
Ермоловы, Багратионы – где?
Где самолеты, танки, минометы?
Все надо строить, делать, создавать.
А время наше кончилось. Пошло чужое время.
Лихое время. Слышу гул набата.
На нас идут сто семьдесят дивизий,
А наше воинство еще в постелях дремлет.
А наши командиры боевые
Еще не кончили военных академий.
Вернуть, вернуть в войска комдивов,
Комкоров, командармов боевых.
Егоров, Блюхер, Уборевич, Тухачевский —
О, где вы все, соратники мои?
Где мудрые конструкторы, творцы
Ракет и самолетов несравненных?
Какой злой гений, враг, бандит, убийца
Вас уничтожил, как маньяк кровавый?
Кто обманул меня и государство —
Кретин Ежов, Ягода-интриган?
О горе мне, ведь я за все в ответе.
За все, что есть и будет на Руси.
А будет что? Грядет чума и мор…
Бомбили Киев, Ленинград, Одессу.
Беда. Нашествие страшнее Тамерлана…
 

Глава 1. Сказки о 22 июня, когда ровно в четыре часа…

Богульный задумчиво посмотрел в темное окно.

– Передо мною всегда стоит один и тот же вопрос, везде и всегда одна мысль: когда ударят?

Николай Шпанов. Первый удар

Ну, во-первых, не в четыре, а несколько раньше. Первые бомбы упали на советские города в 3 часа 30 минут ночи. Впрочем, не суть.

Почему сказку о «неожиданном нападении» поддерживают официальные военные историки и генералы – понятно. Большинство из них до последнего времени, как и вся страна, были не в курсе реальных событий начала июня 1941 года и ориентировались, в основном, на мемуары маршала Жукова. Правильно, в общем-то, ориентировались – партия велела. Мемуары прославленного маршала на самом деле есть просто озвучивание официальной версии войны, появившейся в результате супружеского союза идеологического отдела ЦК КПСС и историков из Министерства обороны. Отсюда и потрясшее Виктора Суворова «посмертное» редактирование данного текста – когда уже после смерти автора выходили все новые исправленные и дополненные издания жуковских мемуаров.

Те же из военных, кто знал реальную историю, предпочитали молчать или отделываться намеками – надо ли объяснять почему? Во-первых, очень не хотелось брать на себя ответственность за поражение – а если не валить вину на правительство, то это непременно придется делать. А во-вторых, если кто не хотел молчать – у нас имелась еще и цензура…

Официальная советская история войны, конъюнктурная от начала до конца и насквозь лживая, в «перестройку» дополнилась еще и ложью «с того берега», запущенной в обращение Суворовым и подхваченной уже нашими доморощенными диссидентами. Коктейль в результате получился совершенно эксклюзивный: тухлый кремовый торт вперемешку со свежим дерьмом, усиленно взбиваемый по ходу всяческих обсуждений… О-о, ну и амбре!

Добравшись до телевидения, все эти сказочки уже намертво вросли в массовое сознание. Между тем история – это не то, что пишется в диссертациях и монографиях, это представление, которое имеет о событиях прошлого средний человек – как говорили в старину, обыватель. А обыватель, судя по телефильмам, до сих пор пьет прежний коктейль.

Так что не надо обольщаться – мы идем прежним курсом, товарищи! Или господа, не знаю… но если все господа – то над кем? Ведь обращение «господин» автоматически предполагает наличие рабов…

Чьи мы рабы? Чьи рабы мы?^[1]

Ладно, перейдем к делу!

Операция «Ледокол»

Было больно и очень обидно.

Я подхватил эту обиду и переплавил ее в ярость, затмевающую сознание, и…

Владимир Серебряков, Андрей Уланов. Кот, который умел искать мины

Сюжет данной байки укладывается в несколько слов: Сталин хотел напасть на Гитлера, а Гитлер его упредил. Миф этот придуман лично фюрером и озвучен им в декларации от 22 июня 1941 года.

«…Москва предательски нарушила условия, которые составляли предмет нашего пакта о дружбе. Делая все это, правители Кремля притворялись до последней минуты, симулируя позицию мира и дружбы, так же, как это было в отношении Финляндии и Румынии. Они сочинили опровержение, производившее впечатление невинности. В то время как до сих пор обстоятельства заставляли меня хранить молчание, теперь наступил момент, когда выжидательная политика является не только грехом, но и преступлением, нарушающим интересы германского народа, а следовательно, и всей Европы. Сейчас, приблизительно, 160 русских дивизий находятся на нашей границе. В течение ряда недель происходили непрерывные нарушения этой границы, причем не только на нашей территории, но и на крайнем севере Европы, и в Румынии. Советские летчики развлекались тем, что не признавали границ, очевидно, чтобы нам доказать таким образом, что они считают себя уже хозяевами этих территорий. Ночью 18 июня русские патрули снова проникли на германскую территорию и были оттеснены лишь после продолжительной перестрелки. Теперь наступил час, когда нам необходимо выступить против этих иудейско-англосаксонских поджигателей войны и их помощников, а также евреев из московского большевистского центра…»

Ну, и чтобы «послужить делу мира в этом регионе» (тоже из декларации), фюрер и двинул на Советский Союз не иначе как из воздуха возникшие по его испуганному жесту 170 полностью отмобилизованных и развернутых дивизий. Чего тут неясного-то?

Потом эту тему старательно развивала геббельсовская пропаганда. После 1945 года она, естественно, заглохла, а в начале 90-х годов была реанимирована в ходе операции «Ледокол». Ее можно назвать и операцией «Суворов», по имени разведчика-перебежчика, несомненные литературные способности которого были в ней использованы.

Суть операции проста, и сам Суворов говорит о ней открыто. «Я замахнулся на самое святое, что есть у нашего народа, я замахнулся на единственную святыню, которая у народа осталась, – на память о Войне, о так называемой «великой отечественной войне»… Эту легенду я вышибаю из-под ног, как палач вышибает табуретку». Единственное, о чем он не говорит – так это о том, зачем это делает. Почему – дает понять: типа из любви к правде. А вот зачем?

В 90-е годы память о войне действительно была последней святыней нашего народа. Однако началось уничтожение святынь значительно раньше. И здесь имеют место быть весьма интересные совпадения – попробую объяснить просто, без заумных терминов: пусть специалисты смеются, но их писания цитировать не стану.

Итак, в комплексе наук, именуемых социологией, существуют, кроме прочих, два временных промежутка: 40 и 80 лет. Период, за который практически полностью обновляется дееспособная часть населения, и период, за который обновляется население вообще. Используются эти промежутки, наверное, в разных областях – я, в силу профессии, интересовалась лишь теми, что имеют отношение к информационной и психологической войне.

Что за это время происходит с господствующей в обществе идеологией? Если она постоянная – то ничего. Но если наносится идеологический удар – вбрасываются новые идеи или уничтожаются старые, – то чтобы он достиг цели, через сорок лет его надо подтвердить. Иначе возможен реванш старой идеологии, поскольку детям свойственно подвергать ревизии верования отцов. Ну а когда пройдет восемьдесят лет, отмененная, проигравшая идеология становится «плюсквамперфектум» – давно прошедшим. И тогда можно выпускать на свет любую правду – она уже будет представлять лишь чисто научный интерес, не имеющий никакого отношения к реальной жизни. Кого сейчас волнует заговор против Николая II или участие англичан в развязывании Первой мировой войны, даже если нам поведают об этих событиях наичистейшую правду?

Ну так вот: Хрущев, придя в 1953 году к власти, нанес сокрушающие удары по двум опорным столпам народного духа – в 1956 году по культу Сталина (первый удар) и в начале 60-х по Православию (второй удар: первый был нанесен в начале 20-х годов – обратите внимание, все те же сорок лет). В конце 80-х годов в стране началась настоящая вакханалия антисталинизма, которая поднималась примерно до второй половины 90-х, а потом стала спадать (пик второго удара спустя сорок лет после первого).

Что касается Православия, то ему вроде бы милостиво позволили существовать и даже одно время рекламировали – в 80-е годы использовали все, что можно было заложить в пушку, развернутую против коммунизма. Но восьмидесятилетний срок был уже на исходе, и к тому времени, как новый российский президент впервые перекрестился в кадре, прошло полных 80 лет со времени начала войны с религией. Православие возрождается, но очень медленно и трудно, несмотря на заинтересованную поддержку со стороны государства^[2]. По сути, здесь надо почти все начинать заново, так что на роль основной народной идеологии оно, увы, не тянет – а если Церковь не перестанет сводить счеты с единственным успешным за последние четыреста лет российским правительством, то, скорее всего, и не потянет^[3].

Я не придумываю врагов и не ищу заговор «мировой закулисы». Я просто обращаю внимание читателя на занятное совпадение сроков нанесения идеологических ударов с определенной теорией (не факт, что верной, но реально существующей). А если мы рассмотрим удар по Сталину еще и как антимонархическое действо, совершенное спустя 39 (а по сути, все те же сорок) лет после 1917 года… правда, уже совсем интересно становится? Особенно если вспомнить о российской «знаковой» триаде: Православие, самодержавие, народность. Или, как это иначе формулировалось: «За Веру, Царя и Отечество!» С Верой и Царем разобрались еще при Хрущеве. Оставалось Отечество – в советские времена данной частью триады являлась память о Великой Отечественной войне.

В 60-е на эту тему замахнуться не посмели, слишком много в обществе было фронтовиков, людей тогда достаточно молодых. К 70-м общество подгнило, однако теперь сказать что-либо оскорбительное о войне не позволяла личность главы государства. Кто бы посмел при Брежневе, бывшем комиссаре с Малой Земли, о личной храбрости которого ходили легенды!^[4]

Едва ли кто-то в мире способен дирижировать революциями, но вот хрущевский переворот – явление вполне рукотворное, и тут могли манипулировать со сроками в угоду заказчику и буржуазной науке социологии. Зачем это делалось – тоже ясно. Войны всегда ведутся из-за денег, да и цели остались прежние – растащить страну на кусочки и колонизировать. В этом и заключалась суть процесса, который у нас назвали «перестройкой» и который был проведен при полном попустительстве со стороны государства, общества и народа. Именно это попустительство и призвана была обеспечить информационная война. А то вылезет еще какой-нибудь нижегородский мясник – был, знаете ли, такой прецедент, Кузьмой Мининым звали…^[5]

Ну вот: наука там или не наука – но в результате этих процессов в начале 90-х годов страна оказалась практически без идеологии. Единственной точкой опоры оставалась Великая Отечественная война, деяние несомненно колоссальное и несомненно справедливое. По ней-то и был нанесен последний, добивающий удар – по третьему элементу «знаковой» триады – народности. Причем нанесен расчетливо и с полным знанием особенностей народного духа. Мол, да, героизм имел место – но эта война ни в коей мере не была справедливой, освободительной, отечественной. Гитлер всего-навсего упредил Сталина, который намеревался сам напасть на Германию.

Причем удар был, если исходить из целей кампании, бессмысленный – страна уже повержена, социализм ликвидирован, имущество поделено, так зачем? Просто так, чтобы знали, чье место у параши? А вы знаете, чье место у параши в тюремной камере?

Если рассматривать с позиций информационной войны, то это опускание уже не партии и строя, а страны и народа было актом геноцида вроде гитлеровских расовых забав, только в идеологической области. И память о войне действительно вышибали из-под ног, как палач табуретку. А вот последствия оказались весьма неожиданными.

Нам сейчас даже не понять, почему так болезненно было воспринято тогдашним обществом это весьма небрежно приготовленное блюдо. Мы стали другими. Загнанный в абсолютный идеологический тупик, со всех сторон окруженный стенами, народ российский нашел традиционный выход – вверх (или вниз, не берусь точно определить, что это было – подкоп или перелет) и, сквозь все напластования веков, возвращается к историческим нашим национальным корням.

А если к вопросу о вершках-корешках… то можно и вспомнить, из каких компонентов смешивался коктейль под названием «русский народ». Славяне, из которых все окрестные «цивилизованные» народы традиционно набирали самых безбашенных воинов, варяги (морские разбойники), татары (степные налетчики), финские племена – народ упертый и принципиально неуправляемый никем, кроме своих вождей. Как вы думаете, какие у такого народа, да еще имевшего огромную границу с азиатской степью, могут быть святыни? Ленин, что ли, с партией или приснопамятное право жрать клубнику в январе в шесть часов утра? Ага, конечно!

И Ленина, и партию народ российский сдал легко и весело, поскольку они давно уже не являлись для него весомой ценностью. Это была выморочная идеология вконец разложившегося режима. Клубнику попробовал и проплевался, поскольку на вкус она – бумага бумагой. А замахнувшись на войну, нечаянно или же нарочно попали по настоящей святыне (собственно, именно в защите Отечества и заключается в России народность). Вышло совсем никуда: хотели вышибить табуретку из-под ног приговоренного, и в результате вся полувековая идеологическая война псу под хвост. А вот нечего переть поперек менталитета!

Кажется, и западники начали понимать, что, неосмотрительно ликвидировав советский менталитет, они оказались лицом к лицу с менталитетом русским, который соотносится с «совком», как бульдозер с легковушкой. Сталин, обращаясь перед войной к русской истории, знал, что делал – используя эту точку опоры, Советский Союз попросту сгреб режим, бывший кошмаром всей Европы, как бульдозер сгребает мусорную кучу. Но Сталин сумел удержать на сворке медведя – а кому такое еще под силу, ежели хозяин лесов вдруг захочет показать свою натуру?

Я говорю не о придуманном сусальном образе русского человека, который типа незлобивый, жертвенный, начинает креститься раньше, чем ходить и пр. Я о реальных русских, тех, о которых писал Солоневич в своей «Народной монархии»: «…И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни накипь литературного словоблудия, то из-под художественной бутафории… откуда-то возникли совершенно непредусмотренные литературой люди железной воли… Американские корреспонденты с фронта Второй мировой войны писали о красноармейцах, которые с куском черствого хлеба в зубах и с соломой под шинелями – для плавучести – переправлялись вплавь через полузамерзший Одер и из последних сил вели последние бои с последними остатками когда-то непобедимых гитлеровских армий. Для всякого разумного человека ясно: ни каратаевское непротивление злу, ни чеховское безволие, ни достоевская любовь к страданию – со всей этой эпопеей несовместимы никак»^[6].

Примерно то же самое сказал безымянный начальник русского бюро какого-то немецкого завода в беседе с нашим специалистом. «Вы, русские, непредсказуемы и способны к неукладывающейся ни в какие рамки аккордной мобилизации. Безжалостны к себе (что говорить о врагах), угрюмы, патологически любите аккордную работу на пределе сил и надсадно упорны… Пепел Ивана стучит у вас в груди, вы никогда не смиритесь с гибелью своей страны, вы все экспансионисты и варвары в глубине души»^[7]. Сюда можно добавить пару слов о русской изворотливости, прагматизме, византийском коварстве и еще некоторых милых качествах, до недавнего времени скованных сперва Православием, а потом советской идеологией. Последствия их раскрепощения и нам, и миру еще предстоит осознать… Судя по сайту ИноСМИ, на Западе осознавать уже начали. Впрочем, как говорят в народе: поздно пить боржом, когда почки отвалились…

Виктор Суворов много сделал для того, чтобы это сбылось, за что огромное спасибо ему и британской (наверное!) разведке. Без их помощи нам пришлось бы труднее, а они выполнили как раз ту работу, которую надо было сделать грязными руками…