«Шел Господь пытать…»

Эрос

Эготизм – непроницаемая граница между собой и обществом, и, возможно, Нарцисс – дитя эготистичного Эроса, уж больно засекречена веками история последнего.

Его туалетная вода носит название «Эгоист». Об этом он сообщает на первом свидании со счастливым смехом. Он вообще очень веселый. Когда не занавешивается своей космогонической теменью. Но я и сама, как он выражается, во взгляде «заслонок» понаставила, так что не мне судить о его защитах.

Наши отношения начались внезапно, развернулись за короткое время и отхлынули – не растворились, остались каким-то приятным отзвуком, благородным послевкусием, ароматом свежести, художественной картинкой – какие еще органы чувств не задействованы в этом описании? Достаточно и этих.

– …Обнаружила, что наш выход из метро не работает. Вас вдохновляет теория о том, что, чем сложнее путь, тем судьбоноснее встреча? Если нет – пишите, постараемся встретить у метро!

– Путь еще не начинался, посему и трудностей не было особенных…

– Да ладно Вам, про путь-то! Уже на каком-то плане полным ходом.

Он приехал за пирогом – он же любит сладкое! («особенно вкусное, а оно было вкусным…») – и общением: за тем, чтобы его послушали – он же любит ораторствовать! («…особенно под разговор») – и за тем, чтобы подпитаться чем-нибудь новеньким в профессиональном плане. По возможности. Но больше – собой подпитать. Хотя подпитка – это такая штука, которая в обе стороны работает: поораторствуешь – отточишь вербально свои измышления, себя покажешь – на других посмотришь… и увидишь, если смотреть правильно умеешь.

И он увидел. Как вообще сочетается в нем это самолюбование с острой внимательностью? Это потрясающе! «Диалектическое противоречие», как ему нравится говорить. Ему вообще нравится говорить красиво и умно, и у него это ювелирно получается. Еще при этом стрелять своими веселыми искрами из-под ресниц. Или темнеть омутово, что тоже привлекательно: когда это я отказывалась от засасывания в замеченные поблизости Бермуды?…

И так он меня увидел – как и я его, – что спустя всего лишь несколько часов развернулась у нас переписка о поэзии, музыке, профессиональной сфере, во всем этом раскрылось много вкусовых совпадений, как он говорит – резонансов. Говорю, что раз так, можно и «на ты», как на Ближнем Востоке. И он сразу принимает:

– Переходим!.. Ты, наверное, аудиал.

– Я не знаю, кто такие аудиалы. И кинестетики всякие. Меня спрашивают: ты что, кинестетик? Все тебе «тяжело». Или «тепло». Или «больно». А что с обонянием делать? С теми, кто, как я, ощущает мир через запахи? Они кто – обоняльщики? Наверное, тоже кинестетики.

– А я – визуал. У меня картинки. Стихи лучше воспринимаю, когда вижу. А картинки – воображаемые. Как у тебя. Метафоры… Я вот не знаю, что с обонянием! Вообще классификации грубы. Я обычно, когда говорю о том, что визуал, имею в виду, что картинка для меня на первом месте. Она может заслонить все. А можно включить обоняние и начать набирать картинку из запахов…

И мы понабирали звуковых «картинок», обменявшись записями собственных голосов и текстов. Созвучно, резонирует, сияет так, что в какой-то момент перестает сильно удивлять (сильное удивление, потрясение, даже со знаком плюс, имеет привкус тревоги) и наполняет чистой радостью.

– Я вообще обо всем этом давно не говорил, у меня в ушах звенящая пустота.

– …Если бы я почему-нибудь решила пойти в религию, моей религией стала бы анатомия: это, по-моему, нечто самое трансцендентное на свете. И я не только про связи мозга: связи всего организма – и экологию, в плане связи его с окружающим пространством.

– Да, это потрясающе, когда представляешь…

– И никто не знает, что такое космос, потому что ведь, возможно, он внутри каждого из нас.

– …К вопросу о связях: все связано со всем, весь вопрос в весах и сочетаниях… до связи!

Это наступил и проехал мимо «час быка», для первого знакомства – неплохой улов! А наутро эти богатые сутки продолжились.

– Доброго дня! Сижу вот, и вместо того, чтобы ехать на работу, слушаю твою музыкальную подборку. И ведь могу сделать это по дороге, а все равно сидится.

– Я очень довольна, что мои музицирования тебя отвлекают от работы. Пару десятилетий назад я так привязывала мальчиков своим творчеством: «давала почитать» и пела.

– Поешь ты красиво.

– Да и вообще я красивая.

– Тоже не отнять.

– И все, кто в моем поле, тоже.

– Я не часто так резонирую.

– Да, резонанс – дело штучное. Мы вчера с другом посмеялись: сцепка происходит «сумасшедшинкой», которую можно обозвать как угодно: и нонконформизмом, и эвристичностью…

С другом… Смогла ли я до Встречи с другом чувствовать себя такой открытой и смело идти в близость с тем, кто мне… резонансен?

– «Все мы немного не в своем уме». Два безумных шляпника… хотя нет, я, скорее, чеширский кот, который любит исчезать и оставлять только улыбку.

– Да! Я только подумала про твое котофейское… но ведь не выйдет у тебя «только улыбку»: есть же еще хищный нос.

– Тогда это будет разновидность чеширского кота, у которого последним исчезает нос!

– А я – просто ведьмочка, не более того.

– Ну-у, от ведьмочки до волшебницы один шаг.

– Ведьмочка круче волшебницы!

– Это как посмотреть – с какой стороны круче. Быстрее – да. Ведьмочка включена в мир. А волшебница его выбирает. В этом основная разница. Чтобы выбрать, нужно отстраниться. Не все ведьмочки это могут и хотят сделать.

– Мммм.. спасибо. Это очень клево, я буду думать. Про скорость свою невротическую и необходимость волшебнических пауз. Хотя ведь без ведьминского мы бы еще полжизни с тобой расшаркивались.

– Это точно.

Это точно!

А вот в дальнейшем мое быстрое ведьмачество его отметает. Оказывается, ему, как и многим, важно быть свободным от чужого направленного воздействия, он его воспринимает как угрозу своей безопасности. Но, в отличие от многих, ему – классному, просто гениальному методологу! – удается осознанно запихнуть свои тревоги в концепцию.

Те несколько дней я серьезно занималась работой, а также терапией и самотерапией с помощью стихотворчества:

…Бывает, ты не в силах звать, искать,

Не в силах ни встречать, ни пресекать,

Внутри – вопросов спутанные петли,

А речь невыразимость боли медлит,

Озвучивает выдохи тоска.

…Бывает, пробудишься ото сна —

Внутри светло, исчезла пелена,

В речах – невыразимость данью тайне

Господствует о нежности бескрайней,

Озвучивает выдохи весна.

Ведь в целом жизнь – когда и так, и сяк:

И сердцем ввысь —

И мордой об косяк.

…

И в те дни я стала получать эротические послания. Он же Эрос. Во всем. И в своей методологии – не всегда, но в те моменты, когда не застопоривается на уровне умной своей головы.

– Про выдохи – такое… твое. Очень приятно погружаться в твой текст.

Сначала – легко: пробежаться по строчкам, почувствовать настроение.

Потом – еще, внимательно, чувствуя, как меняется строка, размер, ощущая шероховатости и гладкость, как они сочетаются в уникальное. И противоречия, которые ты соединяешь, и они живут внутри. И еще раз – опять легко, едва касаясь. Скользить и набирать что-то вроде скорости – но это не связано с быстротой.

Помимо таких поэтизмов опять говорили о резонансе, проявляющемся в разных областях наших интересов:

– Как удивительно видеть общее… Какие-то общие подходы, смыслы, даже словечки…

– Ты не встречал своих людей?… Это потрясающее ощущение, присоединяюсь! Сплошной восторг нескончаемой синхронии.

– Я чаще встречал дуалов. Половинок. Которые относятся к тому же по-другому, незнакомо и при этом дополняюще. А вот синхрон… тоже было, на самом деле, но давно. Сначала человек встречает тех, кто похож на него. Потом заслуживает тех, кто его дополняет. А потом, как знать – может быть, наступает синтез, и он начинает опять встречать тех, кто нашел себя таким, каким он себя нашел. Мне тут ближе «закон заслуженного собеседника» Ухтомского^*.

– Мне тоже очень нравится. Эдакая ЗБР^** партнерства. Ты сказал «давно» – и вспомнилась посвященная мне песенка одного парнишки из прошлого: «похоже, я тебя встречал, не в этой жизни, а в иной: все также близок лик родной, а эти годы я скучал…»

– …Я очень рад, что заслужил тебя.

– О… не могу ответить тем же, потому что… невыразимо.

– Ты знаешь, я о тебе думаю даже чаще, чем позволительно. И это очень приятно.

Мои провокации – честные, прямолинейные, бесхитростные. Реакцией на его фразу, правда. Так что неизвестно, что и кто провоцирует людей на повороты.

– Опять мы с тобой не спим полночи… мне, правда, нравится.

– Это нехорошо.

– А почему нехорошо?

– «Не спать с тобой» нехорошо. Такой жесткий каламбур.

– Да-а… Я аж потерял это, как его… красноречие.

– Специальный заход такой, подножка. Нарушает гранички.

– «Гранички» – почти так же нежно, как реснички, и почти про то же.

– А ты, похоже, ведешься!..

– А я оставляю маленькую недоговоренность. Смотрю внутрь, а у меня там картинки. Если картинки начинают двигаться вкривь и вкось – значит, с психикой человека что-то не так. А вот с тобой мои картинки… Ладно, тут совсем эротичное.

– …Как тебе версия о том, что для размышлятельных, как мы, «спать вместе» – это… ну… вторично?

– Могу сказать, что первично – «вместе». А «спать» – это уже вторично, действительно. Для рассуждающих. Но тут есть диалектическая штука: первичность и вторичность вполне могут быть диалектическими противоположностями, а значит, образовывать тезис и антитезис, которые ведут к синтезу, который, в свою очередь, тоже обретает антитезис и так далее, пока мозги не взорвутся. Гегель!

– Мы, случайно, не выпендриваемся друг перед другом? Все эти гегели, ухтомские, выготские и иже с ними?…

– Знаешь, я думал над этим. Не знаю, как ты, но у меня нет этого ощущения выпендрежа. Что странно. Я просто раскрываюсь. И не стыдно признаться, что я чего-то не знаю. А то, что знаю, вдруг оказывается уместным и помещается в нить. И оно тянет еще и еще, и вдруг начинаешь играть разными красками, которые до этого считал отсутствующими или потускневшими. И ты мне представляешься очень разноцветной. Совершенно не монотонной, я вот к чему.

«Сплетенья ветвей – крылья, хранящие нас»^***

– А «судьбы сплетенье» – антитезой?

– А свеча – синтезом?.. Знаешь, какая у меня картинка внутри? Мальчишеская абсолютно: солдатики. Две команды солдатиков собираются вместе и выстраиваются. Только не друг против друга, а рядом, друг в друге. Выстраиваются и выстраиваются. Все новые и новые. Ведь еще даже идти не начали.

– Интересно и странно… в наш век чатов виртуально можно вести жизнь, параллельную реальной… Ой, вообще мимо. Другое хотела! Стеснительно, вот и окольничаю…

– Какое слово красивое.

– Короче, в «виртуале» дистанция так резко схлопнулась, что встретиться немного страшно, прямо хоть «на вы» и с расшаркиванием.

– Да, это… волнительно. Но мы ведь сначала встретились именно в «реале». Потому что десяток сообщений о том, как идти – это еще не «виртуал».

– Да, встретились и даже успели смело обменяться крепким рукопожатием.

– Я тоже его вспомнил. У тебя теплая ладонь, не только температурой – она показывает отношение. Мы с тобой не зря любим ладони. По ним можно многое сказать. «Взявшись за руки, глядя на парусный флот».

– А у тебя такая… ясная, честная и определенная. «Раскрывая ладони золотому дождю»… Держаться за ручку – это так по-детски и по-стариковски. Про доверие. Люблю за ручку. Как в юности гулять за ручку до рассвета.

– И я люблю. Да, и встречать его… И разговаривать, перебивать друг дружку, и сердце стучит в ладонях… Как же мне нравится то, как ты пишешь… Могу перечитывать и перечитывать. Прости, это лирическое отступление.

Так идет неделя. Еще даже не прошла, а связь уже такая… налаженная-налаженная!

– Ты одержимый.

– Почему-то сейчас это от тебя эротично прозвучало.

– Может, потому, что на предрассветное время обычно приходится пик мужеской энергии?

– Ну-у… пик моей активности обычно равномерно размазан по суткам. (Афоризм, метящий в топ сильнейших наряду с «ровным потоком экстатических состояний» от Энки). Хотя мысль интересная. По крайней мере, отчетливо захотелось взять тебя за руку.

– Она что-то задрожала. Отчетливо.

– Значит, расстояние – не преграда. Тогда, пожалуй, даже обе руки. И нежно-нежно дать им возможность самим выяснить, как они собираются взаимодействовать дальше.

– Чуть телефон не уронила. Посмотрю во сне, как! Ладно?

– Договорились! Потом обменяемся впечатлениями. Начал набирать «до связи» и вдруг понял, что эта связь почему-то не прекращается.

«Когда ладони касаются, их линии начинают свою жизнь. Сначала робко пробуя, потом сплетаясь все теснее. Жизнь с жизнью, судьба с судьбой. И всегда настоящее одного – с будущим другого. Кто знает, как они себя там ведут, когда это скрыто пожатием? Именно ладони открывают другого человека, понемножку и сразу, касаясь там, где можно, превращаясь в нежность или силу, выдавая то, что внутри, и чувствуя другого как другого, ощущая то, что только его. В моменты близости, когда обе ладони в ладонях партнера, и тела струятся в страсти, настоящее и будущее замыкается в выбор, и окружающий мир исчезает. Остается здесь и сейчас, сплетения линий, их кружево и ткань. Закрываешь глаза и чувствуешь, как живут ладони друг в друге, и движения тел скрепляют их союз».

Вот так пародоксально мы и соединились: полнотой смс-сообщений, чат-переписки, которая как-то смогла уместить в свое куцее пространство великолепную поэзию текстов. Я уже тогда вслух грозилась запечатлеть эти наполненные монологи «для потомков», и вскоре дала волю своей тяге к бюрократии, ни капли не пожалев о потраченных на копирование переписки часах.

«У каждого есть возраст, которым он смотрит. Ты смотришь двумя возрастами. Когда немножко опускаешь голову и смотришь чуточку снизу вверх – это зрелость. Около тридцати, может, чуть больше. Вселенская скорбь пробегает. А второй – это прямой взгляд глаза в глаза. Тут – второй десяток, не больше».

«Я практически не понимаю стихов. То есть никогда не пробовал. И поэтов любимых у меня даже нет. Я их просто чувствую. Серый я в плане стихов! Слушать могу. И чувствовать. Твои стихи очень чувствую. Мне тебя нравится читать».

(Уверения в «серости» сопровождают «простыни» подборок пронзительных, точных и гениальных по простоте стихов Заходера, Рязанова).

«…Я так тебе рад. И как же я люблю, как ты пишешь! Знаешь, бежит строчка, иногда прерываясь не пробелы, а взгляд бежит за ней, так же, как бежит сосудик под кожей, и нежно пальцем ведешь по нему… Ты видела когда-нибудь пластину с текстом? Зеркальным, по которому печатают, например, глубокой печатью? На нее наносят краску, а потом оно пропечатывается. А до этого текст набирают, буковка к буковке. Так было когда-то давно. Была профессия „наборщик“. Специальные пружинки внутри, которые делали выключку, отступы, большие и маленькие, шпации всякие… Вспомнилось, потому что твой текст для меня – вот такая пластина. Достается настроение откуда-то. Может, из прошлого… И эта пластина сама по себе очень красивая. Очень! И касаться каждой буковки, чувствовать ее изгибы, прохладу и одновременно теплоту… Чувствовать, что внутри бьется жизнь»…

«…Текст – особая материя. А твой текст – это многослойная материя. Твои тексты хочется взять за руки. Иногда они бегут вперед, несутся, порой суетятся, летят, и хочется дать им нежности и поддержки, уверенности какой-то внутренней. Чтобы они остановились и заструились так, как им свойственно, не торопясь, но достигая всего точно вовремя и в нужное место. Твой текст еще напоминает скульптуру. Только не вырубленную, а проведенную руками. Когда долго водишь ладонями, сначала материал полируется, а потом появляется форма. Изгибы, гладкие и не очень, бархатистые наощупь и совсем незаметные, по которым скользишь – и вдруг тебя ошарашивает неожиданным поворотом, в который даже можешь не вписаться. А когда выпадаешь – прикасаешься опять, и ощущение уже другое. И там, где уже были ладони – тоже. И все это еще и теплое, и дышит».

«Такое странное ощущение… Когда читаешь тебя – как будто кисточкой по очень старому рельефу, как в раскопках, пыль везде, и от кисточки она уходит, и рождаются грани – тут и там. Иногда сверкнет что-то и снова погаснет, а иногда станет четким – и вдруг исчезнет. Ты сложная. Ты меняешь свой рисунок. И вместе с тем очень интересная, только не просто. Там за смыслом есть форма, а за ней еще смысл – я про него. Не «откуда ты знаешь», а «почему смысл так совпал с тем, что я чувствую».

«Тебя читать очень хочется. Взгляд скользит и возвращается, чтобы скользить опять. Удивительно. Как будто, знаешь… вот бывает текст, который прочел – и он осыпался и исчез, остались несколько острых углов и все. А твой текст от повторений проступает. Как ты пишешь, «вести по нему и вести – не наводишься».

«Представляешь, если сейчас этот поток идет – потом он будет в десять раз плотнее? И картинки будут совершенно неприлично накладываться и вспыхивать друг об друга? Тогда любой наблюдатель сочтет, что это уже не сумасшедшинка, а полноценный сдвиг по фазе и амплитуде заодно».

«Пусть веки закроются наконец, а сны будут светлыми, пушистыми и легкими. Желтые одуванчики, ветер, шелестит трава, бездонное небо над головой, твои глаза распахиваются в это небо, и ты сливаешься с ним. Радости тебе! Радость всегда рядом. Чуточку на сердце. Капелька на носу. Щепотка в волосах. Луч в глазах. Оборачиваешься – и она уже внутри, закружилась и закружила тебя».

Можно ли объективно оценить длительность, продолжительность нашей связи? Можно ли назвать наши отношения «бурным романом»? В какой-то бытовой плоскости – да. Соседке за бутылочкой именно так и преподнесла бы – плоско, привычно: мол, интересный и неожиданно стремительный адюльтер у меня случился, это было чудесно, и сейчас мы, что называется, «остались друзьями».

Хорошо, что я не пью с соседками. Ибо для меня связь измеряется не календарем, а глубиной и содержанием, а также трофеями в виде всякой вкуснятинской литературщины и преобразований себя, то есть – этапов исцеления. Что, что же мне надо вылечить?.. Я уже почти поняла. Дружище Эрос порой говорил о каком-то странном червячке, который прячется внутри меня, иногда высовываясь. А мне недавно приснился сон, как я из ладони вытягиваю червяковую ядовитую гадюку, похожую на темную вену. Вытягиваю, понимая, что теперь умру, и слыша причитания вокруг. Смиренно приняв исход и продолжив повседневные дела. Целительно и убийственно – излюбленное его «диалектическое противоречие», загадка, решение которой ведет к развитию, но никак не дается мне в руки.

– Почему-то опять возникла картинка: маленькая девочка в песочнице показывает маленькому мальчику свои богатства, а мальчик берет и серьезно рассматривает. Чувствует их. И чувствует ее. Ты меня околдовываешь, богиня!

– Смеюсь! Околдовывают ведьмы и сирены. Богини – оздоравливают!

– Околдовывая. Это же не дурман колдовской: другое. Если бы я рисовал связь между нами, я бы начинал с ниточки. А потом начинается какая-то фантасмагория: она становится световодом и как будто размножается в разные цвета и разные плоскости, только направления – от тебя ко мне и от меня к тебе. И от ниточек зажигаются другие ниточки. Я тебя чувствую то тут, то там: сейчас – в грудной клетке слева, иногда в кончиках пальцев, иногда в середине живота – как будто энергия открывается, иногда в середине ладоней… Ты читала «Гиперион» Дэна Симмонса? Там была Та, Кто Учит. У нее было обращение к людям, которое она сократила до двух слов: ВЫБЕРИ СНОВА.

…Ты меня раскрываешь. Вот как мне с этим всем? Хочу прикоснуться к твоим волосам. Убрать прядку со лба. Любоваться тобой. Разговаривать обо всем сразу…

– А как тебе с этим всем? Тяжко?

– Очень воздушно.

– …Ты понимаешь, что можешь найти меня другой? Обычной?

– Я тебя уже нашел такой, какая ты есть. В нашу первую встречу. Ты тогда несколько раз совершила движение, которое не совершает никто. Внутреннее движение. «Пока мы здесь, и есть еще время делать движения любви, надо оставить чистой тропу к Роднику»… Пару раз это произошло. Это, знаешь… картинку даже трудно нарисовать. Ты в этот момент начинаешь двигаться и физически: меняешь местоположение. И от этого внутреннего движения захватывает дух. Ведьминое, видно. Ведаешь что-то. Ты очень близко вдруг оказалась. Как будто внутри даже, прошла сквозь границы, будто их нет. Я увидел и ощутил этот твой внутренний порыв.

– И что мне с тобой, околдованным, делать – не представляю. Даже тревожно! Как бы передоз не случился… в таких случаях я предпочитаю очень сильно и крепко обниматься. Это помогает!

– Да, это мечта. Я почему-то тоже про это подумал. Странно даже!

– Ну, и давай обнимемся как-нибудь… братишка.

– Ну, давай как-нибудь. Сестренка. На самом деле опустить границы мне, наверное, несложно. Только я не хочу. Они поднялись впервые за долгое-долгое время. Если брать – то это как гильотина, которая рубит связи. Это больно. Но дело не в боли. Я не хочу. Связи светятся и живые… Не спать с тобой вместе потрясающе, конечно. Это волшебно. На самом деле.

_____________________________

^*великий физеолог А.А.Ухтомский создал учение о доминанте, сформулировав внутри помимо прочего законы общения: закон Двойника и закон Заслуженного собеседника.

^**збр – «зона ближайшего развития» – психолого-педагогический термин, введенный Л. Выготским в 30-е годы прошлого века

^***строчка из песни БГ «Пока не начался джаз. Следующие строки – из «Зимней ночи» Б. Пастернака. Далее – цитаты из песен БГ, А. Ф. Скляра и еще немножко композиций.