Времени буковка. Стихи

© Елена Асеева, 2019

ISBN 978-5-4496-2378-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Валентина Гончарова. Времена Алены Асеевой

ВРЕМЯ 1. «МАЛЕНЬКИЙ АНГЕЛ СТРЕМИЛСЯ СТАТЬ БОГОМ».

Времена Алены Асеевой вечны, как этот мир. Слова ее поэзии как бы вновь обретают свой первоначальный, сакральный смысл. Они каким-то невидимым образом укладываются в колесо времени, его звездно-солнечные циклы и уводят нас в свой заколдованно – чарующий хоровод, заставляя думать и удивляться бесконечному разнообразию мировосприятия и миротворчества. Поражает та легкость, с какой автор невинно заглядывает в самую пучину тайны и выдает откровения, подобные этому: «Лишь иногда обычность вдруг вывернется наизнанку и обернется счастьем…» или «…не каждый тронут нерв, но в каждом стонут нейроны памяти». Поэт признается, что когда творит, то преображается внутренне «… мембрана, которая воспринимает…», и тогда она узнает, что «мы одни создаем небо вокруг нас…» и что, подглядывая «сквозь пелену-пелерину», мы способны увидеть, «как оживает мельничное колесо Времени», замечаем то состояние, когда «…за полчаса ты – старик. За день – тебя больше нету. И в каждом падении постиг: ответы за пределами света…»

Когда пишешь о поэте и талантливом слове, невозможно говорить о чем-либо, кроме самой поэзии. Вот и сейчас – лавина поэтических строк, удивительных метафор и наблюдений буквально сметает обычную прозу и спешит, искрясь и захватывая, увлекая за собой… Нам открывается, что проживаем, «оставляя времени серу…», или: „времени пленку сдернули, и мир перемешался с мифом“. Этот мир, „…где воду пьют корабли“, „…опрокидывается вдруг к началу маленькой лодочкой старого причала…“ Этот мир наполнен древними вопросами: « Что с нами делает время, хмель и разливы Грига?» и «Как нам жить?!», когда «Лишь невольники мы Судьбы колеса».

Мир космических метафор Алены Асеевой молод, но от этого не менее проницателен и глубок, он полон новых ритмов, дерзает смело, головокружительно. Духовное, художественное, психологическое внедрение в космос в поэзии не имеет пределов. И Алена Асеева черпает из таинственного источника полной мерой, поражая нас своим невинным наитием, интуицией: «Настоящее – миг, остальное – пучина из грез»…

ВРЕМЯ 2. «ПРИРОСЛА ЛЮБОВЬЮ И ПРОРОСЛА…».

Древнее предание гласит: «Есть четыре книги: природа, Библия, человеческое сердце и звездное небо. Все четыре книги говорят об одном, надо только уметь их прочитать». Строки о любви из сердца поэта полны печали и целомудрия: «Здравствуй, далекий… мы прочли друг друга в мечтах», « … по краю неба прошли мы, не сказав ни слова», «…А сон не кончается, он там обрывается, где я уже не хочу…». Любовь поэта – это мечта: «…проснуться с тобой на руках, с буквами на губах». « Да, я болею тобой. Сухой травой оставайся… Нетронутый оставайся, некаянный. Я с тобой до скончания в небесах и в слезах…» – умоляет поэт в разлуке, в унисон звучат слова: « нет тебя, но колдуешь в тающих нотах скорбью фаготов, в бликах и струнах скрипок, взметнувшихся в поднебесье…». Любовь верит: « Измены не будет меж нами, лисой проскользнувшей. Чисты перед Богом. И, если желали кого-то, то только самих себя…». И следом этот вывод, достойный познавших опыт жизни, но не таких юных, как автор этих строк: «Любовь? Она навсегда – распад, в котором секунду вместе».

От сердца – к беспредельности. Круг замкнулся на ней и в любви: «Я тебе принесу, как жертву, мой сосуд из любви и ветра. Бесконечность – рядом…».

ВРЕМЯ 3. «ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВЕК, И БОЛЕЕ НЕ ЗВУЧИТ ТАК ГОРДО – ЧЕЛОВЕК».

Не так уж много лет автору, а сердце её обладает сверхчувствительностью, и это – тяжко: « … но дай мне сил все чувствовать не всем сердцем, а его половиной…».

Сила характера и мужество, почти пророчество звучат в словах, обращенных к современникам: « Терпи. Сожми зубы. Терпи. Плохо будет. Потом еще хуже. Никто не нужен никому в мире этом…». Поэт признается, что в минуты отчаянья «… скулила и жаловалась только дождю». Девизом звучат слова: « Жить и не возражать, жить и ждать…». Но не погибли еще колоски человеческого величия, его полузабытого достоинства, права на него в этом мире продаж и цен, и поэт как бы шепотом молвит: «однако хочется верить, что ты – бесценен…»

Цельная натура, она живет и страдает в необъятном пространстве, она его часть: «По берегу дымкой и миррой растаять, а лира потом… Оставьте лишь сердце с крылом и длинное многоточие…».

Отношение к поэту и поэзии такое же серьезное, как к жизни и правде: « Но не хочу быть сладкой: так много боли над вдохновением!». Обращаясь к поэтам серебряного века, их трагическим судьбам, она признается: «стыдно за тепло, кровать, библиотеку», которые есть сейчас у нее, а у них – бездомье, скитание (А. Ахматова, М. Цветаева), гонение и умалчивание (Б. Пастернак) и даже каторга (О. Мандельштам). Русских поэтов 20-го века наша юная современница из 21-го называет «спутниками двадцатого стона, двадцатого селя…», которые «бесхитростными были, жгучими» и «уходили… беспечно, стеклом треснутым, вечным». Как это точно подмечено: истинный талант всегда бесхитростен и беспечен, ему чужды расчет и ложь. О бесчестье, видимо, автор вопрошает, глядя на тщеславие графоманов, пишущих сегодня: «Лучшее собрано в человеке, но почему же этот мир так дешев?». Жизнь, в которой нет места культуре, духовности, поэт сама себе решительно ампутирует: «Все, что было – вырезать, все, что было – забыть! Все глаза, что любила, все, все, все -не любить!». Она тяжело переносит «боль поколений, ненависть предков…». Ее современникам достался «мир в кандалах безобразного ила», «мир из объедков». К счастью, поэт обитает в ином пространстве, он спасается творчеством, где можно бичевать и пророчить, быть истинным и искренним. Это мир отшельников и одиноких смельчаков.

Поэт тонко чувствует музыку, ей посвящены многие ее стихи и размышления: «Александр Симич, композитор. Он написал гениальные вещи, но им хлопали меньше, потому что он серб и потому, что они были сложны и красивы. Я видела его глаза. В них была сила и доброта». Аспирантка, теоретик тайн искусства, поэт и художник, Елена Асеева чувствует боль этого мира особо остро. Она просит любимого: «Возьми меня хоть куда от тиканья мыслей и мира… Нелепо скрипеть пером, когда под ногами топи! Возьми меня всем нутром! Боишься? Да… Люди – не Боги!».

ВРЕМЯ 4. «…ГОРОД, УТОПЛЕННЫЙ СОЛЦЕМ-СЕРДЦЕ МИРА».

Но есть Утешение, есть место на Земле, где сердце автора успокаивается тихой радостью. Это место – городок у моря ГЕЛЕНДЖИК и само МОРЕ! Им автор посвятил упоительную симфонию: «Я напишу симфонию моря – можно? Можно я обниму весь мир солеными, мокрыми руками?». В свои права вступает время Лета: «Утро, пляшущее на сизой волне дымкой, я снова с тобой, ЮГ! Шепчу морю – скрой все потери, оставь лишь это: шорох волны… – Лето». И место, предназначенное Геленджику, – сердце поэта, музыканта, всех, творящих радость и мысль. В своем интервью геленджикскому радио Алена Асеева призналась, что Геленджик для нее – не только родник вдохновения, а некое существо, как море, живое, творческое. Геленджик – это друг, который согревает, Геленджик – это тихое, мудрое, отрешенное от мира место. Это – юг, это – грусть. «Красота – это всегда потеря, бесконечный курортный роман, когда всегда страшно потерять то, что бесконечно любимо». В этом воздухе и пространстве поэт преображается внутренне.

Санкт-Петербург – вторая родина Алены, это место ее учебы, творчества, насыщения высоким искусством, место любви, замужества, место работы в американской компании дизайнером, место научных изысканий по теме своей диссертации. Интересно, что Алена органично связывает город на Неве со своей первой родиной – Геленджиком в части обилия талантов и творческого потенциала

Время весны приходит к поэту на севере: «Солнце палило в марте. Здравствуй, мой новый Мартин!». Образ из сказки Андерсена подсвечивает строки знакомыми бликами детства, и мы чувствуем радость времени света и пробуждения, когда земля мечтает «перетерпев половодье сбросить зимы поводья». Хотя «белый шаг на снегу» во времени зимы отмечен у поэта своим светом и рисунком: « В желто-серой грязи облупившихся стен ты светлее всего, господин Первый Снег».

Она любит Россию, считает, что за нашей страной будущее, и призывает всех не покидать ее, а помочь ее возрождению и расцвету, каждый по мере сил.

Чайка остается с нами. Это имя Алена получила после знаменательной геленджикской выставки своей графики «Памяти чайки», которая произвела фурор на курорте и получила высокую оценку истинных поклонников красоты печали.

Поэт и художник, она на своих картинах оставляет тонкие зарисовки нюансов чувств: «Жарою пьяная, клянусь вами – моим зноем, моими волнами – отдаю все за прикосновение розовых чаек!». О беспредельности вод, у которых приютился наш уютный город, поэт и художник говорит: «Животное, самое любимое, сильное и невинное – Море». А на другой картине: «Южное изнеможение, колдовство цвета… Свистящей ласточкой, цикадой… отдам, что имею – себя не жалко!».

Город юга – святое место, место мысли, света, слова и цвета: «На том краю пустоты, у берегов туманной воды, в другой жизни, мысли возникли, песни». И она приемлет этот мир, потому что у нее есть море: «Мир морем обнять… Ветреный берег заката Страшно так – но так сладко…», это уже вечная душа говорит: «Я вернусь снова вне границ тела. Над пустошью тлена средь веток, под тяжестью фруктов, склоненных в момент зарождения солнца нового».

Валентина Ивановна ГОНЧАРОВА, поэт, культуролог, член Союза Писателей 21 века и

Академии российской литературы.

Сентябрь, 2002 год.

____________________________

 

Память жжет костры,

Или просто затопили камины —

Я помню это…

Ко мне пришла память?

Я разложила на полу подрамник и кисти,

Я помню что-то,

Я помню что-то свыше,

Чего не существует в этом мире.

Принесла с балкона клеенку и тряпки…

Оно не из моей любви, не из моих воспоминаний.

У тебя есть время рисовать ангелов,

Помнишь?

Мне так холодно,

Я так скучаю.

Синий мир у порога,

Они пришли,

Они за окном.

Они ждут тебя…

ВРЕМЕНА ГОДА, НАЧАВШИЕСЯ С ОСЕНИ

 
1.
 
 
Грусть и тишина. Тишина и грусть.
Я тебя боюсь – я тобой клянусь.
Желтая листва навевает сон.
Кто в кого влюблен?
 
 
Серый полумрак замерших домов
Осени глоток -поминальный звон.
Съежившийся лист памяти моей-
Нет тебя желтей.
 
 
Тишина и сон. Зябкие дома.
Серая листва. Прошлые слова.
Ты всегда права,
 Осень…
 
 
2.
 
 
Ночь. Пустота. Электричка.
Нелепость мечты.
По привычке
Я раскрываю глаза широко
И смотрю на звезды.
 
 
Даже ломая пальцы
И зажигая спички
Нежности и оправданья
Мне не найти отмычки
К тем нелепым вопросам,
Что совесть есть и
Вечный порядок.
 
 
Ты сладок мне. Ты мне гадок.
Мой вечный ненужный зов.
 
 
3.
 
 
Давай ты уйдешь быстро.
И пусто не будет- нет смысла.
Ногтей обгрызенных боль.
Немножко соли слез в глазах.
Уйди, прошу.
Уйди, прошу.
Держи, не отпускай.
 
 
Но как влечет эта теплая пропасть
Где губы, цветы и молчанье.
Держи меня, не отпускай
Я могу сорваться и улететь
Как осенний лист – в пустошь.
 
 
А в глазах ты читаешь смущенье
И твой голос дрожит.
А руки мнут чье-то имя вечное.
 
 
Мама, спаси меня.
Иди ко мне.
 
 
Я тонкий лист,
Который мечтает сорваться и улететь
С осенним ветром.
Теплым фетром
 Другой души
 
 
4.
 
 
 …а утром был туман.
И желтая пыльца
Осенних листьев
Заблудилась в сером.
Покошенный фонарь.
Засыпана вода.
Глухие голоса.
Зеленое на белом.
И кажется неведом
Земле немой покой.
Пока октябрь со мной.
 
 
Пока своей росой
Он засыпает парки.
В кружащейся листве,
Тоске и перепалке
Ворон из облаков.
В движении домов
И листопадьем гаме
Я грусть твою читаю.
 
 
Откройте руки мне-
Вложу в них тишину
Откройте сердце-
Дам вам боль и слабость.
Я в каждой осени как в проклятой тону
И в каждой осени вас отрезвляет сладость
Природы на краю.
 
 
Октябрь. Тебя я пью.
 
 
5.
 
 
Как тяжело сегодня дышать,
Как тяжело нести на себе все это —
 Жить и не возражать.
 Жить и ждать.
 Жить и жить в другом
 чем-то —
теплом и дорогом.
 
 
Как вокруг им всем скучно!
 
 
Храни их…
 
 
Тяжело сегодня думать о светлом
– когда идет дождь и сыплются
 слезы с неба.
В каждой осени есть
время скорби.
И в серой робе
она проплывает мимо,
 покорно топча
шлейф желтых листьев.
 
 
Невыносимо.
 
 
Кажется – ты
невольник
чьей-то неловкой кисти.
 
 
Скорбь. Пронеси же
над этим миром
Не задев.
 
 
Хотя это пустое желанье, право,
Но дай мне сил все чувствовать
Не всем сердцем,
А его половиной.
Тупой пуповиной.
 
 
Пусть боли не будет сильной.
 
 
Лишь чуть-чуть.
 
 
6.
 
 
Фабрика. Судьба. Чьи-то
Руки в требующей немоте.
Не глядя. Он нигде. Я нигде.
Чьи-то в глазах мозоли и
Затаившийся сгусток в сердце.
Чужие ночи. Чужие боли.
Меня, за что ли,
вы выбрали звезды и небо
этому человеку
снова не в этой роли.
 
 
Я не прошу прощенья.
но мне не нужен никак.
Отчего глаза так близки?
Пустяк. Сгиньте. Сгиньте. Сгиньте.
Что со мной?
Да так.
Это ты пришел, ноябрь.
И твои сумасшедшие дети.
Сжатого сердца сети.
глоток в пересохшем горле.
Розы пахнущие словами.
 
 
Идите…
 
 
Бог с вами.
 
 
7.
 
 
И было солнца немного,
И было света немало,
Зима подбиралась тихо —
– потом все пропало.
Ноябрь красотою скудной
В печальной графике леса
Казался тяжелым, мудрым,
в скупой простоте неуютной,
но все же немного тесным
 для снега – зимы куролеса.
 
 
И в этом холодном бесснежье,
в постной неяркости парков,
Той жизни уже не жалко
ее нам не кажется мало —
– что было сиюминутным
с последней листвой пропало.
 
 
Крылатые черные точки
На небе стальном и вечном —
Их крик отзовется эхом
внутри тебя бесконечным.
 
 
8.
 
 
Желтые крыши домов
Смятые провода
Над тобой вода,
под тобой вода
Но кажется это
Называется снег…
 
 
Белый бег сырости
мерзлой
с неба в ладони-
в нем ли утонем?
Вот и пришел он —
первый вестник хрустальных недель.
 
 
Ленинградские зимы похожи на слезы,
Будто в вечности вьется немое прощанье —
Обещание лета.
– Лета нету.
Лишь пушистое предвкушение
вьюг немых,
 да отчаяние.
 
 
Я тебя проклинала,
Я тебя умоляла,
Подождать хоть немного,
Постоять у порога,
Не спешить засыпать порошком
 и стеклянным горошком
Зелень поздней травы.
 
 
Но увы.
И уже все равно.
 
 
Мы пока что на «вы»,
Мы к друг другу еще не привыкли.
Вас не ждали,
От вас мы отвыкли —
Вздохи скорой зимы.
 
 
Первый снег.
 
 
Я кричала весной,
Бормотала в июне,
Заклинала росу в октябре.
Я шепчу с первым снегом, согревая ладони —
– «Я нигде», но в прекрасном нигде.
 
 
В желто-серой грязи
Облупившихся стен
Ты светлее всего
Для меня.
 
 
Господин
Первый
Снег.
 
 
9.
 
 
ноябрьская электричка на Пушкин
 
 
В полумраке вагона
Ей помнились чьи-то глаза
Липкой музыки ритм
Дождь и флирт
Туч осенних с зимней рекой
И тугой декабрьский покой.
И порой так тянулась гроза чьих-то чувств.
 
 
Ты не рад что смотрел на меня?
Все прошло.
Невпопад.
Сыпь дождя. Сон дождя.
Сырь вокруг. Кто мне друг?
Только пары две карих глаз.
Против вас моя третья пара.
Вас мне мало.
 
 
Просто так.
 
 
10.
 
 
январь
 
 
Снег. Туман. Тишина.
Прозрачное. Молчащее.
Спящее глубоким серым сном —
ненастоящее.
Ни души. Крик ворон. Дремлет парк.
Я бреду.
Полумрак сизой мороси воздуха.
Белый шаг на снегу,
Я в тебя упаду
Пыльно-нежный январь.
 
 
Зима терзает, морочит
пугает ночью
И бьет стылым ветром в окно.
Но когда есть молчащие утра —
Все равно.
Как окно сквозь слова —
И снежинка права, что плывет на ладони.
Снежным солнцем растаем,
В снежном небе утонем.
 
 
Укутал мир белой ватой колдун бесноватый-
Млечное диво.
Где сказка, где чья-то смерть.
В детстве ль все это было?
И мы вспоминаем ночью
Во сне холодея.
 
 
Зима пророчит.
А снег ласкается
Мягкой кошкой.
 
 
Такая вот круговерть.
 
 
11.
 
 
До боли в матке казалось
желанье росло —
Она улыбалась.
Чему?
Весне.
И тому, что проснулось
Щемяще-знакомое чувство.
 
 
Солнце палило в марте,
Здравствуй мой новый
Мартин.
Нежный неслышный вздох.
На пол минуты бог
И на всю жизнь полоска.
Букв карандашных сноска,
Странная светлая горстка
Сладких ненужных строф.
 
 
Я буду ходить больная,
Носить тебя на ладонях,
Шептать губами немое,
Цепляясь за облака.
И колдовать словами,
Бредить и ждать —
Кто знает?
Солнечное истощение
Судорожная река…
 
 
И в безответной скорби
Выход один невольный —
Перетерпев половодье,
Сбросить весны
Поводья.
 
 
Маем, венцом крамольным,
Влажно сдавить глаза…
 
 
12.
 
 
Спокойно. Тихо. Эмоций нет…
Ты одна и в ником нет нужды
Их следы в теплом воздухе
Мотыльки.
Убеги. Замолчи. Укради.
Пары две карих глаз-
Я тоскую без вас
Я вода, что течет
В никуда.
 
 
Вновь ожившего неба стада.
Небеca, рек бурлящих гроза
Гипнотический транс
Предапрелья.
Своему существу не веря
Забери меня
Вдаль
Сиплый скудный февраль
От весеннего
Сумасхождения.
 
 
13.
 
 
Боль должна быть больной,
И любовь жить весной,
И остаться твоей на словах.
Прах мечты?
Просто кто-то скулил в моих снах
Про усталость брести впотьмах.
 
 
Но я помню на ощупь тепло и
Смущенье.
Пьяный блеск, тихий гомон,
Немое кипенье
Несложившихся двух.
И дорогу. И слух,
Напрягающий мускулы
Где-то внутри.
 
 
Я кричала: «Лови!».
Не поймал…
Бог храни.
 
 
Ну и слава тебе.
Там легла пелена
Коньяка и тоски-
Нерадивых советчиков.
И не с руки
Было землю топтать пополам.
Я тебя не отдам?
Но была я не вправе
у кого-то кого-то красть.
Вот такая вот подлая страсть
Силы разума,
Власти надстройки.
 
 
Фрейд не прав.
В подсознательном двойки.
 
 
14.
 
 
Новый день.
 
 
Колдовство весны.
Липкие сны —
воспоминания
О чьем-то прошлом.
 
 
Не моем.
День втроем – я, время,
Тянущееся из оттуда,
И кто-то тихий их пыльного чуда
Забытых фильмов.
Чужих романов.
И я качаюсь плавно
На волнах наблюдения мира.
 
 
Странно все. Нелепо и мило.
Третий день внутри
Парадоксов времени.
В капсуле пространства
Без роду без племени,
Чьем-то флирте.
 
 
Невольном бремени.
 
 
Рассказ, что
Сам себя пишет.
Музыка, что себя слышит.
Зритель, смешанный с
Репродукцией.
Мир потерял конструкцию-
Я же внутри него-
И ликую.
Я его ретуширую,
Его формирую.
 
 
Мы одни создаем небо
Вокруг нас.
 
 
15.
 
 
Что-то произойдет?
 
 
В какой-то момент
Мир подергивается пеленой
Оборачиваясь стороной иной
И ты бредешь по жизни
На 10 см.
Над землей —
 
 
И наблюдаешь.
 
 
День иной. Свет иной.
 
 
Люди ходят не так как обычно-
Медленнее и непривычно.
Что это значит?
 
 
Лишь, что
Этот день Твой.
Только твой и ничей иначе.
Там, где реальность
Отмычки прячет
За них вдруг возьмешься
И обернешься
навстречу двойному себе.
 
 
Это дурман весны?
Это дневные сны?
Это бред наяву?
Просто тебя зову,
Скрытая сущность вещей.
 
 
Этот день
Был ничей.
 
 
Его забираю с собой —
Сизым небом, морозом, весной
Толкотней машин и грачей,
Перепутанностью мелочей.
Возней голубей,
Оттаявших мошек.
Грязью прохожих
Сумасшествием кошек
Оравших всю ночь напролет.
 
 
Что-то произойдет…
 
 
Будни все
На тебя похожие
Я забываю,
Себе оставляя один.
 
 
Вялотекущий сплин
Смешанный с эйфорией.
Все остальные немые.
 
 
Здравствуй, мой день-исполин.
 
 
16.
 
 
…Где в этом мире одна грань
Где другая?
Весна без конца и без краю
Неразгаданность жизни,
Спутанность мыслей и
Притягательность женщин.
Вдруг невозможность
Чувствовать
Без явных реальности
трещин.
 
 
Ты был сегодня с краю.
 
 
Я имени твоего не знаю
И кажется понапрасну
Пытаюсь я совместить
Словами себя с тобой.
Где начинаюсь Я.
Кончаешься Ты.
Друг мой немой.
 
 
Летаю…
 
 
Меж двух миров и свобод
Без имени и хлопот.
Для идентификации нет смысла,
Нелепая шкала риска,
Неторопливость мыслию.
Что делать?
В пространстве зависнуть
Ища беспечно камень
Противоречий?
 
 
Я люблю всех:
Женщин.
Мужчин.
Весну.
Бесчувственность или грех.
Я песнь немая утех
И стойкий голос сознания.
Святости нет в незнании,
Лишь только боль от прорех
На тонком тучливом небе.
 
 
Нищ.
Но страшно безбеден
Что все мое, без помех.
 
 
 17.
 
 
…и плакало небо
Слезами из снега
И прошлыми мыслями.
Пошлыми письмами
Игрой неоконченной
Растраченных чувств
Казалось изменчиво
Крича беззастенчиво
В весне задыхаясь
Я в небо лечу.
 
 
Лечу.
Свод ломается.
Оно надрывается
Рвет ветреной морозью
Снегом в лицо.
А сон не кончается
Он там обрывается
Где я уже не хочу.
 
 
Считай своим данное
Нелепое, странное
Что сделано,
То твое.
Я времени буковка,
Булава и пуговка.
Так есть.
Лишь вокруг воронье.
 
 
Пасхальные праздники,
В любое ненастье
Быть может исправите нас?
 
 
Где жизнь, где сумятица
Куда-то все катится..
Где грязь одна, а где глянц.
Когда все устроится?
Душой успокоится.
Такой вот уж
Мезальянс.
 
 
18.
 
 
Боль.
 
 
Друг против друга.
 
 
Боль —
 
 
дурная подруга.
 
 
Боль,
 
 
Ни слова, ни звука
я тебе подарю.
 
 
Все
Начнется сначала
Так
Мне глаз этих мало
Лишь кричащая рана
Что сказала?
 
 
на «ю»
столько
рифм есть банальных,
двух сердец
ненормальных,
скрип зубов,
хрип отчаянный,
свист безумства в ушах.
оставайся нетронутый,
оставайся некаяный,
я с тобой до скончания
в небесах и в слезах.
 
 
как нам жить?
лишь невольники
мы судьбы
колеса.
 

Ст. Петербург, 2001