Арабский мир в эпоху «Тысячи и одной ночи»

Как упоминалось выше, люди посредством талисманов или определенных заклинаний могут добиться услуг джиннов. Способ, которым джинны способны помочь магам, снабжая их знаниями о будущих событиях, уже разъяснялся. Ни один человек не обладал такой абсолютной властью над джиннами, как Сулейман ибн Дауд (Соломон сын Давида). Он достигал этой власти благодаря чудесному талисману, который, как утверждают, был спущен ему с небес. Это был перстень с печаткой, на котором выгравировано «величайшее имя» Аллаха и который отлит частью из меди, частью из железа. Медной частью он печатал письменные повеления хорошим джиннам, железной частью – злым джиннам или иблису (по причине, упоминавшейся на с. 36). Эти повеления имели безграничное влияние на джиннов обеих категорий, а также на птиц и ветер^[50]. Принято считать, что этому влиянию были подвержены и дикие звери. Визирь Сулеймана, Асаф ибн Баркия, как утверждают, также был знаком с «величайшим именем», произнеся которое можно было совершать чудеса – даже воскрешать мертвых. Благодаря имени, выгравированному на перстне, Сулейман заставил джиннов помогать строительству храма в Иерусалиме и другим работам. Он обратил многих злых джиннов в истинную веру, тех же, которые упорствовали в неверии, заключал в тюрьмы. Говорят, он был царем всей Земли. Отсюда, видимо, именем Сулейман называют всех царей джиннов, обитавших до появления человечества, если в истории о собственной универсальной власти Сулеймана его не спутали с теми царями.

Утверждают, что злые джинны приносят людям разнообразный вред. Часто они уводят красивых женщин, которых насильно берут себе в жены или наложницы. Считается, что злобные или раздраженные джинны имеют обыкновение взбираться на крыши или окна домов, чтобы швырять на прохожих кирпичи и камни. Когда они забираются в нежилой дом, то редко отказываются от того, чтобы досадить человеку, решившему в нем поселиться. Они склонны также воровать еду и т. д. Многие искушенные благочестивые люди в целях сохранить свое имущество от таких хищений произносят слова: «Во имя Аллаха, милостивого и милосердного!», когда запирают двери домов, комнат или кладовок. Они поступают так же, когда покрывают крышкой корзину для лаваша и лепешек, а также емкости с пищей^[51]. Считается, что в месяц Рамадан злые джинны содержатся в заключении. Вот почему в последнюю ночь этого месяца, с той же целью, женщины повторяют иногда вышеупомянутые слова, а также посыпают солью полы комнат своего дома^[52].

Для завершения очерка об арабской демонологии следует добавить несколько замечаний по ряду существ, которые, как полагают, принадлежат к низшему разряду джиннов.

Одно из них – гуль, которого общепринято считать одним из видов шайтана или злого джинна, поедающего людей. Это существо также описывается некоторыми авторами как джинн-чародей, приобретающий разные формы. Как утверждают, джинны появляются в обликах человеческих существ, различных животных и чудовищ. Они обитают на кладбищах и других отгороженных местах, питаясь мертвечиной, убивая и поедая людей, по несчастью оказавшихся у них на пути. Вот почему понятие «гуль» употребляется в отношении любых каннибалов. По описанию знаменитого автора^[53], гуль демоническое животное, ведущее одиночное существование в пустынях. Оно напоминает человека и зверя, являясь по ночам в уединенных местах одинокому путешественнику. Воспринимаемое путешественником как потенциальный спутник, это существо увлекает его в сторону от необходимого пути.

Другое замечание вышеупомянутого автора состоит в том, что шайтаны, пытающиеся тайком подслушать слова ангелов (у границ нижней небесной сферы), поражаются падающими звездами. Некоторые из них сгорают, другие падают в море или, скорее, в большую реку (бахр) и превращаются в крокодилов. Те из них, которые падают на землю, становятся гулями. Тот же автор прибавляет: «Гулем является любой джинн, который препятствует путешествиям, приобретая различные формы и облики»^[54]. Он утверждает также, что сподвижники Пророка видели гулей во время своих странствий. Один из них, Омар, видел гуля, путешествуя по Сирии, перед Аль-Исламом и поразил его своим мечом. Выясняется, что гулем является, собственно говоря, демон-женщина, отвечающая вышеприведенному описанию. Демон мужского рода называется кутруб. Утверждается, что гули, а также гаддар, или гаррар, и другие подобные твари, которые будут упомянуты дальше, являются потомством иблиса и его жены. Аллах создал ее из огня сумума (который означает здесь то же, что и раньше упоминалось: «бездымный огонь»). Данные твари вылупливаются из яйца^[55]. Гуль-женщина, как утверждают, является мужчинам в пустынях в различных обликах. Она беседует с ними, а иногда отдается им.

Силя, или сала, – другое демоническое существо, характеризуемое большинством авторов как джинн. Утверждают, что оно обитает главным образом в лесах. Когда силя захватывает в полон человека, она заставляет его плясать, играет с ним, как кошка с мышью. Один житель Исфагана утверждал, что в его краю таких тварей очень много. Однажды на одну из них охотился ночью волк. Когда он ее поймал, силя закричала: «На помощь! Волк хочет меня съесть! – потом добавила: – Кто поможет мне освободиться? У меня сто динаров, я их отдам освободителю!» Но люди, зная о том, что кричит силя, не помогли ей, и волк ее сожрал^[56]. Один остров в море Ас-Син (Китай) называется арабскими географами «островом силя», поскольку он заселен демонами этого рода. Они описываются как существа отвратительных обликов, шайтаны по сути. Их представляют как потомство людей и джиннов, питающихся человечиной^[57].

Гаддар, или гаррар^[58], – другое существо подобного рода, обнаруживающееся, по описаниям, на границах с Йеменом, а иногда в Тихаме и Верхнем Египте. Говорят, что оно заманивает к себе людей и либо мучает их самым жестоким образом, либо просто пугает и отпускает их^[59].

Далхан также является демоническим существом, обитающим на островах в море. Он ездит верхом на страусе в облике человека. Питается плотью утопленников, которых море выносит на берег после кораблекрушений. Говорят, что однажды далхан в море напал на корабль, стремясь завладеть экипажем, но получил отпор. Тогда он издал крик, заставивший матросов упасть лицом ниц. После этого демон смог их одолеть^[60].

Шикк – другое демоническое создание, наполовину похожее обликом на человека (как бы разделенного надвое по вертикали). Полагают, что наснас произошел от связи шикка с человеком. Шикк является людям. Именно такой демон убивал и был убит Алкамаем, сыном Сафвана, сыном Умейи, который, как хорошо известно, был убит джинном. Это утверждает аль-Казвини.

Наснас (уже упоминавшийся), по описаниям, напоминает половину человека. У него полголовы, полтела, одна рука и одна нога, на которой он скачет с большим проворством. Он обитает в лесах Йемена и наделен способностью говорить, «но Аллах, – добавляют, – все понимает»^[61]. Говорят, что его видели в Хадрамауте, а также в Йемене, а одного из таких демонов привезли живым к аль-мутаваккилю (наместнику). Демон напоминал человека, но имел пол-лица на груди и хвост, как у овцы. Автор добавляет, что жители Хадрамаута едят таких демонов, и их мясо очень вкусно. Эти существа рождаются только в этой стране. Человек, ездивший туда, утверждает, что видел плененного наснаса, который просил о пощаде, заклиная Аллахом и самим собой^[62]. По описаниям, люди с головой на груди населяют остров под названием Яба (возможно, Ява) в Индийском море^[63]. Как утверждают, определенный вид наснасов обитает на острове Раидж в море Син (Китай). У них крылья, как у летучих мышей^[64].

О хатифе слышали, но никто его не видел. Он часто упоминается арабскими писателями. Обычно это носитель какой-то информации в виде советов, наставлений или предостережений.

Заканчивая здесь главу, прошу читателя иметь в виду, что суеверные фантазии, о которых в ней идет речь, распространены среди всех слоев арабского и мусульманского населения, как образованных, так и неграмотных.

Глава 3
Святые

Среди арабов распространены удивительные поверья в отношении функций и сверхъестественных способностей их святых, которые составляют важную часть мистерий дервишей и мало известны основной массе мусульман.

Мусульманские святые и посвященные известны под общим названием вали, или любимцы Аллаха. Наиболее выдающиеся святые образуют мистическую иерархическую группу, чью власть признают все, как верующие, так и неверующие, но которые часто осуществляют свое влияние таким образом, что люди, подвергшиеся ему, не знают, от кого оно исходит. Главу, или корифея этих святых обычно зовут кутбом, что буквально означает «полюс» или «ось» и метафорически употребляется для обозначения выдающегося деятеля в гражданском, политическом или духовном смысле. Кутб святых имеет и другие определения: его называют кутб аль-гос (кутбом заклинаний помощи) или просто аль-госом^[65]. Ордена, находящиеся под властью этого предводителя, называются «Омуд» (или Овтад), Ахьяр, Абдал, Ноджаба и Нокаба. Называю их в порядке старшинства^[66]. Может, следует упомянуть и об ордене меньшего значения под названием Асхаб ад-Дарак, то есть «сторож» или «смотритель». Члены орденов, как таковые, неизвестны их непосвященным собратьям-верующим и часто невидимы для них. Это тем более относится к кутбу, который, размещаясь, как правило, в Мекке на крыше Каабы, невидим ни там, ни в других своих любимых местах уединения. Однако его голос часто слышим в этих местах. Когда же он или святые, находящиеся под его духовным руководством, смешиваются с обычными верующими, то они всегда выделяются среди них не сановным видом, но убогим облачением. Эти святые, а также святые низшего порядка, согласно поверьям, совершают разные чудеса, такие как полеты в воздухе, прохождение невредимыми сквозь огонь, глотание огня, стекла и т. д. Они проходят под водой, в мгновение переносят себя на огромные расстояния, обеспечивают себя и спутников едой в пустынях. Как полагают, они приобретают сверхъестественную силу благодаря необычайной набожности и особенно благодаря постоянному самоотречению, опирающемуся на безоговорочное поклонение Аллаху, а также благодаря услугам добрых джиннов и, как многие верят, благодаря знанию и произнесению «самого великого имени» Аллаха. Чудо, совершаемое святым, обозначается словом «караме», в отличие от чуда, совершаемого самим Пророком, которое зовется моаджиза.

Считается, что аль-Хизр и Ильяс (Илия) были кутбами. Последнего зовут посланником Корана. Относительно же первого идут споры о том, является он пророком или просто вали. Оба они, как утверждают, попили из Фонтана жизни и поэтому до сих пор живут. Принято считать, что Ильяс уполномочил на служение последующий ряд кутбов. Схожесть чудес, приписываемых кутбам, с теми, что совершал Ильяс или Илия, я отмечал в своей работе^[67]. Можно упомянуть и еще одно чудо, напоминающее нам о том, как накидка Илии оказалась в руках его последователя. Святой, бывший кутбом своего времени, умирая в Тунисе, оставил ее на хранение своему помощнику, Мухаммеду аль-Ашваму, уроженцу соседнего регентства Триполи, который пожелал продать этот реликт, но ему посоветовали сохранить ее. Следуя совету, он купил накидку кутба для себя, хотя цена ее была высока. Как только накидка стала его собственностью, его охватил, как рассказывают, божественный экстаз, после чего он был наделен чудотворными силами^[68].

Рассказывают, что мусульманские святые совершили бесчисленные чудеса. Написаны огромные тома историй об их удивительной жизни. Автор труда, из которого заимствована вышеприведенная история, упоминает, как достоверный факт, следующий эпизод в описании одного из своих предшественников. Когда лампа этого мусульманина, читавшего ночью в уединении священную книгу в риваке (отделении) Джабарт (шейхом которого он был) соборной мечети Аль-Азхар, потухла, указательный палец его правой руки стал излучать свет, помогший ему продолжить чтение, пока один из священнослужителей не наладил и не зажег другую лампу^[69].

Из многих прочитанных мною историй подобного рода я выбрал в качестве образца нижеследующую историю, которую рассказал весьма знаменитый святой Ибрагим аль-Ховвас. «Когда началась пустыня (в ходе его паломничества из Ирака в Мекку), ко мне присоединился мужчина, опоясанный кушаком вокруг талии. Я спросил: «Кто ты?» Он ответил: «Христианин, хочу идти вместе с тобой». Мы шли вдвоем семь дней, ничего не ев. Затем он сказал: «О, монах мусульман, добудь что-нибудь из еды, поскольку нас мучает голод». Я взмолился: «О, Аллах, не унизь меня перед этим неверным. И вдруг… появляется поднос с лавашем, жареным мясом, свежими финиками и кружкой воды. Мы поели и продолжили свой путь еще семь дней. Затем я сказал: «О, монах христиан, добудь, что сможешь из еды, поскольку настала твоя очередь». Тогда он оперся на свой посох и помолился. Вдруг… появилось два подноса с количеством еды, вдвое превосходившим то, что было на моем подносе. Я был обескуражен и отказался есть. Он уговаривал меня принять пищу, но я не соглашался. Тогда он сказал: «Радуйся, поскольку я сообщу тебе две добрые вести: одна из них состоит в том, что я свидетельствую: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его», другая – в том, что я говорил: «О, Аллах, если есть что-либо стоящее в этом Твоем рабе, то дай мне два подноса». Следовательно, они добыты благодаря молитве от твоего имени». Мы поели, и этот человек, облачившись паломником, вошел вместе со мной в Мекку, где пребывал в течение года моим учеником. Затем он умер, и я похоронил его на кладбище Аль-Мааля». «Аллах, – заключает автор труда, из которого я заимствовал эту историю, – всезнающ». То есть он один знает, правдива ли эта история. Впрочем, такое заключение часто прибавляется к сказаниям, опирающимся на авторитетных духовных лиц^[70].

Святого, упомянутого выше, прозвали Аль-Ховвасом (изготовителем корзин из пальмовых листьев) в силу следующих обстоятельств, о которых рассказывает он сам. «Я происходил, – пишет он, – из города Рея и проживал у реки, на берегах которой имелось изобилие пальмовых листьев. Мне пришло в голову плести каждый день по пять корзин (куффе) и бросать их в реку для развлечения, словно я был обязан это делать. Так проходило мое время много дней, но однажды я решил, что нужно последовать за корзинами и узнать, куда они уплывают. Некоторое время я шел по берегу и наткнулся на женщину, сидевшую в печали. В этот день я не сплел ни одной корзины. Я спросил женщину: «Почему я вижу печаль на твоем лице?» Она ответила: «Я – вдова. Мой муж умер, оставив мне пять дочерей, для которых нет пропитания. Моей привычкой стало каждый день ходить к реке, где ко мне приплывают по течению пять корзин, которые я продаю и тем самым добываю пищу. Но сегодня не приплыло ни одной корзины, и я не знаю, что делать». Услышав это, я взглянул на небеса и воскликнул: «О, Аллах, если бы я знал, что должен был кормить более чем пятерых детей, то трудился бы более прилежно». Затем автор рассказа привел пожилую женщину в свой дом, дал ей денег, муки и сказал: «Что бы тебе ни потребовалось, приходи сюда и бери все, что тебе нужно»^[71].

Пользующиеся большим уважением святые часто оказывали сильное влияние на престолонаследников и других великих мира сего. Многие мусульманские монархи побуждались (подобно христианским королям, побуждавшимся Петром Отшельником) затевать религиозные войны, или совершать благонамеренные и благотворительные поступки, или удерживаться от тиранства предостережениями о возмездии свыше, посредством проклятий вали. Али, любимого сына халифа аль-Мамуна, склонили во имя веры бежать от великолепия и роскоши отцовского двора. После лицезрения примера самоотречения он занялся в Басре в состоянии крайней бедности тяжелым трудом носильщика, весь день постился, оставался по ночам в мечети без сна, ходил босиком до тех пор, пока боль ног не стала причинять жестокие страдания. Он рано закончил жизненный путь, умерев на циновке. Почести, которые он отказывался принять при жизни, были возданы ему после смерти. Его статус обнаружили по кольцу и документу, который он оставил. Труп Али натерли камфарой, мускусом и алоэ, завернули в добротную египетскую ткань и после этого привезли в Багдад к безутешному отцу^[72].

Самоотречение, которое я упомянул выше, является одним из наиболее важных средств достижения достоинства вали. Говорят, что весьма чтимый святой Аш-Шибли унаследовал от отца 60 миллионов динаров (сумма невероятная и, возможно, названная по ошибке вместо 60 тысяч динаров или 60 миллионов дирхемов) и, кроме того, земельную собственность. Он все это истратил на благотворительность, а также бросил в реку Тигр 7 тысяч объемистых книг, написанных собственной рукой за двадцать лет^[73].

У Шаха аль-Кермани, другого знаменитого святого, была прекрасная дочь, которую хотел взять в жены правитель страны. Святой потребовал три дня, чтобы обдумать предложение суверена. В течение этого времени он посетил несколько мечетей, в одной из которых увидел молодого человека, смиренно склонившегося в молитве. Подождав, пока тот закончит молитву, святой заговорил с ним: «Сынок, ты женат?» Услышав отрицательный ответ, он сказал: «У меня есть девушка, воплощенная добродетель, которая знает наизусть весь Коран и наделена красотой. Желаешь ли ты взять ее в жены?» – «Разве названная вами девушка, – сказал молодой человек, – согласится выйти за меня замуж, когда у меня всего три дирхема?» – «Я отдам ее тебе в жены, – молвил святой. – Она моя дочь, а я Шах, сын Шуджаа аль-Кермани. Дай мне свои дирхемы, чтобы на один дирхем я купил лаваш, на другой – какое-нибудь острое блюдо, а на третий – благовоний». Они составили брачный договор, но когда невеста пришла к молодому человеку, то увидела черствый кусок хлеба, помещенный поверх его кружки. После этого она набросила на себя чадру и повернулась, чтобы уйти. «Теперь я понял, – сказал ей муж, – что дочь Шаха аль-Кермани разочарована моей бедностью». Девушка ответила: «Я ухожу не из боязни бедности, но из-за слабости твоей веры, видя, как ты откладываешь хлеб на завтра»^[74].

Один из моих друзей в Каире, Абу-ль-Касим из Гиляна, позабавил меня длинным повествованием о смирении и других средствах, при помощи которых он добился звания вали. Этими средствами были в основном самоотречение и абсолютное упование на Провидение. Он оставил родной дом в состоянии крайней нужды и полной наготы с целью странствий по всей Персии, по соседним странам и более отдаленным регионам в поисках духовного руководства. Много дней он избегал поселений людей, постился с восхода солнца до заката и ничего не ел после этого, кроме небольшого количества травы, листьев или плодов диких фруктовых деревьев. Постепенно он приучил себя к почти полному воздержанию от пищи. Его ноги, покрывшиеся вначале волдырями и израненные острыми камнями, вскоре огрубели. Тело же, вопреки законам природы, стало (по его собственной оценке) более плотным и крепким. Загоревший на солнце, с черными волосами, покрывшими плечи (из-за отказа пользоваться бритвой), он приобрел в своей наготе дикий и пугающий вид. При первом же появлении в городе его стала преследовать стая мальчишек, забрасывая камнями. Тогда он удалился и по примеру прародителей соорудил себе частичный покров из листьев. Впоследствии он поступал так всегда в подобных случаях, никогда не оставаясь в городе слишком долго, поскольку листья его покрова увядали. От жилищ людей он всегда держался на расстоянии, за исключением нескольких дней поста, когда блуждание по безводной пустыне вынуждало его принять кусок лаваша или пиалу воды из рук какого-нибудь сердобольного существа.

Он особенно боялся помощи со стороны грешника или демона в человеческом обличье. Проходя по испепеленной солнцем, заброшенной дороге в местности, где в течение трех дней не находил никакой пищи, даже травинки, где не было даже капли воды, чтобы смочить горло, он изнемог от жажды и обратился к Аллаху с мольбой, чтобы Он прислал ему посыльного с кувшином воды. «Но, – просил он, – пусть вода будет помещена в зеленый багдадский кувшин, чтобы я знал, что она – от Тебя, а не от шайтана. Когда же я попрошу посыльного попить, пусть он нальет воду мне в ладони, чтобы я не злоупотреблял удовлетворением своего плотского желания».

– Я оглянулся назад, – продолжал рассказчик, – и увидел человека, несшего зеленый багдадский кувшин. «Дай мне попить», – попросил я. Тот подошел, вылил воду в мои ладони и удалился! Клянусь Аллахом, все так и было!

Радуясь тому, что это чудо является доказательством приобретения им определенной степени валийства (или святости), и, освежившись водой, он продолжил путь по пустыне, более чем когда-нибудь еще утвердившись в правильности своего курса на самоотречение, которому, хотя и не следовал безукоризненно, все же обязан возможностью отличиться. Однако иссушающая жажда вскоре вернулась, и он почувствовал, что находится на грани обморока, когда увидел впереди холм, из подножия которого тек ручей. Во имя смирения путник решил взобраться на вершину холма, перед тем как испить воды, и к концу дня он с большим трудом достиг этой цели. Стоя на вершине, он заметил, как внизу приближается отряд всадников. Они остановились у подножия холма, когда их предводитель обратился к нему по имени: «О, Абу-ль-Касим! О, Гиляни! Спускайся вниз и попей воды!» Но, повинуясь внутреннему голосу, говорившему, что это был иблис с сыновьями, злой гений, гилянец подавил соблазн спуститься вниз и оставался на вершине холма до тех пор, пока соблазнитель со своими спутниками не отъехали и не исчезли из вида. Затем солнце скрылось за горизонтом. Жажда Абу-ль-Касима ослабла, и он воспользовался лишь несколькими каплями воды.

Продолжая блуждания по пустыне, он встретил на каменистой равнине старика с длинной седой бородой, который спросил, что он ищет. «Я ищу духовное руководство, – ответил гилянец, – и сердце подсказывает, что ты тот духовный наставник, которого я ищу». – «Сын мой, – сказал старик, – ты видишь вон там гробницу святого. Это место, где отзываются на молитву. Иди туда, войди и сядь. Не ешь, не пей и не спи, но занимайся день и ночь лишь тем, что повторяй про себя: «Ла иллаха илла-лах» («Нет Бога кроме Аллаха».) И пусть ни одна живая тварь не заметит, как твои губы произносят это. Ведь среди особых достоинств этих слов то, что они могут произноситься без шевеления губ. Иди, мир тебе!»

– В соответствии с его указанием, – продолжил мой приятель, – я и пошел туда. Гробница представляла собой небольшое квадратное здание, увенчанное куполом. Дверь в нее была открыта. Я вошел внутрь и сел лицом к нише и памятнику над могилой. Вечерело, я начал свое молчаливое исповедание единения с Аллахом, согласно указаниям моего духовного наставника. В сумерках заметил, как рядом со мной присела фигура в белом облачении, как бы стараясь помочь мне в выполнении религиозного долга. Я протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но обнаружил, что это была отнюдь не материальная субстанция. И все же она существовала, я отчетливо видел ее. Ободренный этим видением, я продолжал свое религиозное бдение три дня и три ночи без перерыва, без пищи и питья, укрепляясь тем не менее телом и духом. На третий день я увидел надписи, начертанные на побеленных стенах гробницы, на полу и в воздухе, когда устремлял вверх взгляд. Этими словами были: «Ла иллаха илла-лах». И когда внутрь гробницы залетал мотылек, он выписывал в полете эти слова. Ей-богу! Теперь моя цель была достигнута. Я почувствовал, что наделен сверхъестественным знанием: меня не беспокоили мысли о друзьях и знакомых, но я знал, где находится каждый из них и что он делает, – в Персии, Индии, Аравии и Турции. Я испытал неописуемое состояние счастья. Это состояние длилось несколько лет, но постепенно, незаметно для себя я стал преследовать мирские цели. Я прибыл в эту страну, и меня, как искусного каллиграфа, взяли на государственную службу. Теперь смотри, кем я стал: на мне длинная мантилья и эта штука (бриллиантовый орден) на груди. Боюсь, что я стал слишком стар, чтобы начать снова самоотречение для возвращения в состояние истинного счастья, хотя почти решился на такую попытку.

Вскоре после этого разговора его лишили должности. Он умер в результате эпидемии чумы. Этот человек провел несколько лет в качестве странствующего богомольца. Его страдания в сочетании с религиозным энтузиазмом, возможно, расстроили его психику и заставили его верить тому, что он на самом деле наблюдал те странные видения, о которых говорил. Ведь его поведение было настолько серьезным и искренним, что, полагаю, не могло быть разыграно заведомым обманщиком.

Безумие, если оно не очень буйное и опасное, мусульмане считают, в общем, качеством, позволяющим отнести одержимого им человека к рангу святых. Предполагается, что разум такого человека отвлечен от мирских дел и целиком сосредоточен на Аллахе. Данный общественный предрассудок является причиной многочисленных попыток жульничества. Поскольку репутация святости добывается и поддерживается с такой легкостью, имеется много субъектов, которые выступают с претензиями на святость из желания вести праздный и распущенный образ жизни, для получения милостыни путем имитации поведения сумасшедшего, а также из жажды предаться порокам, запрещенным законом. Обычные люди считают их поступки не выражением агрессии, но, скорее, проявлением их священного экстаза. Из собственных наблюдений я пришел к выводу, что лунатики, безумцы или мошенники составляют большинство среди людей, которых мусульмане сегодня почитают святыми. Большинство же тех людей, которые слегка тронуты безумием, являются дервишами.

В Каире подобный святой, который пользовался большим доверием людей с образованием, делал вид, что питает ко мне особое расположение. Несколько раз он неожиданно заговаривал со мной, сообщал мне о состоянии моей семьи в Англии и произносил в мой адрес бессвязные предсказания. Должен признаться, что его информация обо мне, за исключением одного случая, о котором он отозвался словом «иншалла» (то есть «если такова будет воля Аллаха»), оказалась достоверной. Но следует также добавить, что он был знаком с двоими из моих друзей, которые могли помочь ему сформулировать предсказания, хотя они уверяли, что не делали этого. Нижеследующее извлечение из дневника, который я вел в Каире во время своей последней поездки в Египет, даст некоторое представление об этом человеке, который послужит образом и подобием многих представителей его братии. «Сегодня (6 ноября 1834 г.), когда я сидел в книжной лавке Паши, известный святой, которого я часто встречал здесь, пришел и сел рядом со мной. Он начал отрывисто пересказывать события, касающиеся моего прошлого, настоящего и будущего. Его зовут шейхом Али аль-Лейти. Это бедный человек, живущий милостыней. Он худой, высокого роста, очень черный, примерно 30-летнего возраста. Он носит голубую рубаху, подпоясанную кушаком, и красную войлочную шапку. «О, эфенди, – сказал он, – несколько дней ты пребывал в очень беспокойном состоянии. Частичка беспокойства сохранилась в тебе и сейчас. Не тревожься. Через три дня к тебе прибудет морем письмо с хорошей вестью». Он продолжил далее разговор сообщением о состоянии моей семьи. Сказал, что все члены семьи здоровы, за исключением одного. На нем он остановился особенно подробно, сообщив, что этот член семьи периодически страдает приступами лихорадки. (Это была истинная правда.) «Это несчастье, – продолжал он, – можно устранить молитвой. И лучше всего следующей ночью, в ночь на первую пятницу месяца раджаб, священного месяца раджаб. Хотел спросить тебя кое о чем сегодня, но боялся, очень боялся. Ты должен быть облечен валийством (то есть стать вали). Вали тебя любят, тебя любит Пророк. Ты должен пойти к шейху Мустафе аль-Мунади и шейху аль-Бахаи^[75]. Ты должен стать вали». Затем он взял мою правую руку, и в манере, присущей церемонии принятия в дервиши, произнес Фатиху. После этого он сказал: «Я принял тебя в дервиши. – Затем, сообщив мне несколько обстоятельств, касающихся моей семьи – фактов необычного свойства, – исключительно подробно и достоверно, он добавил: – Сегодня вечером, если будет воля Аллаха, ты увидишь во сне Пророка, аль-Хизра и сейида аль-Бадави. Сейчас раджаб, я хотел спросить тебя, но боялся. Хотел попросить у тебя три-четыре пиастра, чтобы купить мяса, лаваша, масла и редиски. Раджаб! Раджаб! Сегодня вечером я должен оказать тебе большую услугу».