Чужое лицо

3

Ставинский позвонил во вторник.

– Я согласен, – сказал он. – Но у меня есть условия.

– Хорошо. Прилетайте – поговорим, – ответил ему Мак Кери. – Когда вы можете вылететь?

– Через два часа есть рейс до Вашингтона.

– О’кей, мы встретим вас в далласском аэропорту. Что вы сказали дочке?

– Что у меня интервью в Вашингтонском госпитале, предлагают работу.

– Очень хорошо. Она сейчас дома?

– Нет. Она в университете.

– Оставьте ей записку, что на обратном пути залетите в Нью-Йорк повидать каких-нибудь друзей.

Можно считать, что с этой минуты операция началась. Какими бы ни были условия этого Ставинского – кроме разве самых немыслимых, они вынуждены будут их принять.

4

Они с трудом узнали его. Прежний Ставинский – небритый, сутулый, с потухшим лицом и пустыми глазами – исчез. Вместо него из самолета вышел моложавый, прямой, с развернутыми плечами и спокойно-веселыми глазами господин в новеньком сером костюме, с легким дипломатом в руке.

– Привет! – сказал он Мак Кери и Керолу. – Агент 007 прибыл. Как поживаете? Честно говоря, я жрать хочу, как собака. В самолете кормили какой-то курятиной, да и то где-то под Чикаго. Поехали в китайский ресторан, я угощаю.

Мак Кери и Керол усмехнулись. Этот новый Ставинский нравился им куда больше прежнего. Что касается ресторана, то с той минуты, как Ставинский сказал свое «да», он поступал на полное содержание CIA – ему уже был заказан номер в отеле, свидание с хирургом по пластическим операциям и даже… его собственный труп, то есть какой-нибудь неопознанный после дорожной катастрофы труп, который полиция через несколько дней предъявит его дочери.

Они повезли его в центр города на Коннектикут-авеню в китайский ресторан. По дороге, разглядывая из машины Вашингтон, Ставинский восклицал то и дело:

– Вот! Вот это город! Почти Европа! Только черных у вас многовато, а у нас в Портланде их нет…

В ресторане он уверенно, как знаток, заказал себе свинину на ребрышках и креветки с китайскими овощами, бутылку французского вина на всех и еще раз предупредил Мак Кери и Керола, что пусть не стесняются, выбирают и заказывают себе все, что хотят, – сегодня он угощает. После этого захлопнул меню, закурил и сказал:

– О’кей. Теперь к делу. Мои условия такие. Первое: я один не поеду, мне нужна в дорогу жена, не пяльте глаза, я все продумал. Одно дело, когда прилетает одинокий турист, – КГБ это сразу настораживает, а другое – когда супружеская пара. Конечно, еще бы лучше лететь с детьми, но это слишком много возни – дети могут ляпнуть что-то не то. Поэтому обойдемся без детей. Но жена – обязательно. Она прилетит со мной, а улетит с ним – как вам эта идея? Пусть она будет вашим агентом, это как вы хотите, лишь бы до этого она никогда не была в России, чтобы не было на нее дела в КГБ. Но! Она должна знать русский язык, хотя бы немного. Именно она, а не я. Я вообще полечу с завязанным горлом, как простуженный, чтоб нигде не говорить ни слова по-английски, не то мой акцент меня с головой выдаст…

Он мог уже и не вдаваться в подробности – Мак Кери и Керол ухватили идею с самого начала и даже позавидовали – как это им самим не пришло в голову? Конечно, нужно найти ему жену-американку, которая хоть немного говорит по-русски, это упрощает массу проблем на таможне – Ставинский молча пройдет таможню при въезде в СССР, а Юрышев, тоже с «простуженным» горлом, молча пройдет таможню при выезде. Простуженное горло – это он хорошо придумал, молодчина. Интересно, какие у него еще условия? Конечно, подобрать ему попутчицу – дело непростое, да и времени уже в обрез, и все заказанные для него документы надо переделывать, а главное – как за пару недель получить для них визу в советском посольстве, там любой экстренный случай рассматривают очень подозрительно, но… такая игра явно стоит свеч и шефу понравится. Придется послать Керола в Монтерей и в Сан-Антонио, в школы разведки, посмотреть, кто там есть из женщин…

– Так что? – спросил Ставинский. – Что вы думаете?

– Принято, – сказал Мак Кери. – Жена так жена. Идея мне нравится. – И повернулся к Керолу: – А тебе?

– Мне тоже, – сказал Керол.

– Но! – Ставинский предупредительно поднял свиное ребрышко. – Имейте в виду! Лишь бы какая баба не пройдет!

– Ну, у нас не Голливуд, – сказал Керол. – Ангелов не будет.

– Ангелов и не нужно, я согласен на мисс «Юниверсал». Нет, кроме шуток – внешность меня не интересует, нужно только, чтоб это была толковая баба лет тридцати – тридцати пяти, о’кей? Приставать я к ней не буду, в России такое количество баб, что вашей Америке и не снилось. Дайте мне только туда добраться! – Крепкими зубами он так впился в косточку, что она хрустнула.

«Да, у этого Ставинского хорошая хватка», – подумал Мак Кери и почему-то вспомнил эту сонную брюнетку Барбару из портландского магазина «7/11» – сегодня она уже ночует одна.

– Условие второе, – продолжал Ставинский. – В Россию мне нужно два комплекта советских документов на две фамилии. Одни – чистые, то есть со всякими положительными записями продвижения по службе и с партийным билетом, а вторые – о том, что я сидел в лагере где-нибудь на Севере, в Салехарде, сидел за убийство на почве ревности или за какое-нибудь хищение.

– А это вам для чего? – спросил Мак Кери, веселея. Похоже, не они работают в CIA, а он, Ставинский, – так он все продумал.

– Очень просто, – сказал Ставинский, переходя от ребрышек к креветкам с китайскими овощами и поливая эти креветки красным соусом. – В Москве я остаться не смогу, это ясно. Хотя бы на первые пару лет махну куда-нибудь в Сибирь, поглубже, куда нормальный человек в моем возрасте уже не едет. Но там это может показаться странным – чтобы нормальный, немолодой уже человек вдруг в Сибирь подался. А вот если я после лагеря, после отсидки – другое дело. Жену убил, отсидел, семьи нет, деваться некуда – вот и приехал, ищет работу. А проверять подлинность таких документов никто не станет – ведь нужно быть идиотом, чтоб на самого себя напраслину возводить, что ты, мол, сидел в лагере за убийство.

– Но можно столкнуться с кем-то, кто там действительно сидел. Особенно в Сибири, там полно таких освобожденных. Нужно знать подробности лагерные…

– Подробности я знаю. Слава Богу, тут понаехало на Запад такое количество бывших зеков! И каждый по две-три книги уже выпустил. Да я и сам писал когда-то для журнала «Советская милиция» очерк о «передовом» лагере под Салехардом и даже жил в нем несколько дней. Правда, не в бараке для заключенных, а в отдельной комнате для свиданий, но все равно в зоне. Так что подробности для лагерного трепа есть и даже по фене немножко ботаю.

– Ладно, мы вам дадим словарь русского блатного жаргона, подготовитесь, – сказал Керол.

– И последнее, пожалуй, самое главное, – сказал Ставинский, заправски подбирая палочками с тарелки креветки с рисом и китайскими овощами. – Эта операция обойдется вам, помимо всего, еще в сто тысяч долларов. Я не думаю, что это большие деньги, да они мне и не нужны, но я обязан подумать о дочке и будущих детях. Да, представьте себе, я еще собираюсь сделать пару детей – там, в России. И возможно, они когда-нибудь приедут сюда. Так вот, я не хочу, чтоб они тут начинали, как я, – нищими эмигрантами. Если сейчас положить в банк под проценты эти сто тысяч, через пятнадцать – двадцать лет это будет треть миллиона – с такими деньгами уже можно начинать жить в Америке.

5

– Бюджет операции выглядит довольно забавно, – сказал шеф. – Сто тысяч, жена, фальшивые документы, пластическая операция… А почему он переехал в «Шератон»? Разве нет отеля поскромнее? Все-таки 130 долларов в день?

– Из них сто он платит сам. Он хочет пожить напоследок на широкую ногу, или, как он говорит, по-человечески. Он привез с собой семь тысяч долларов и хочет до отъезда потратить их до цента. Арендовал спортивный «корвет»…

– Пьет?

– Сейчас – нет. В Портланде пил с тоски, порой даже запойно. Но сейчас не пьет.

– Девочки?

– Вчера заказал себе в номер японку и филиппинку, – усмехнулся Мак Кери. – Их такса – сто долларов в час. Утром сказал нам, что это он прощается с Западом – в России, мол, нет ни японок, ни филиппинок.

– Вы их проверили? Он не болтал с ними насчет операции?

– Проверили. Все в порядке.

– Ну что ж… Десять тысяч – частный госпиталь, восемь – туристическая поездка в Россию по классу «люкс»… А почему по классу «люкс»? Разве нельзя скромней?

– Скромней он не хочет, готов из своих доплатить. А самое главное – если брать класс «люкс», советское посольство быстрее оформляет визы, им нужна валюта.

– Слушайте, Мак Кери, как по-вашему, сколько Советы заплатили бы за стратегические планы Пентагона?

Мак Кери пожал плечами:

– Не знаю, я их еще не продавал.

– О’кей, – сказал шеф и расписался на смете, утверждая бюджет операции. – Валяйте! Кого вы прочите ему в жены?

– Керол улетел в Сан-Антонио посмотреть, кто там есть.

– Я думаю, это плохое решение. У русских могут быть фотографии персонала этой школы, вы же знаете, что они тут работают не так, как мы там. Вспомните, что говорил Шевченко – три тысячи советских шпионов только в одном Нью-Йорке. Нет, отзовите Керола, нужно придумать другое решение. Это должна быть женщина, которая еще не переступала порога CIA.

– Но у нас уже нет времени заниматься вербовкой!..

– О’кей, сейчас мы решим эту проблему. – Шеф снял телефонную трубку высокочастотной спецсвязи и сказал:

– Мисс, будьте добры, дайте мне оператора Лос-Анджелеса. Спасибо. Оператор? Пожалуйста, соедините меня с юнионом голливудских статистов. Извините, мисс, я не знаю номер… Номер… 672-7744? Благодарю вас, мисс. Алло! Это юнион статистов? Вас беспокоит продюсер Мак Кери из Вашингтона. Я тут начинаю одну картину про русских. Мне нужна женщина лет тридцати пяти, американка, которая хоть немножко знает русский язык. На какой срок контракт? Хм, минимум на месяц… О’кей, мой ассистент позвонит вам через час. Как ваша фамилия? Мисс Рудольф? Очень приятно, спасибо. – Он положил трубку. – Вот и все.

– Но… – удивленно протянул Мак Кери.

– Все будет в порядке, – усмехнулся шеф. – Я не знаю актрисы, которая бы отказалась от такой роли. Даже Грета Гарбо и Марлен Дитрих работали на разведку. Позвоните ей через час, и у вас будет как минимум пять невест для этого Ставинского.

6

Вирджинии Парт всю жизнь испортила знаменитая немецкая актриса Роми Шнайдер. Правда, Роми Шнайдер и не подозревала об этом, но какое это имеет значение? Дело в том, что Вирджиния была очень похожа на Роми – и глаза, и лицо, и фигура, и даже походка у нее была, как у Роми. И единственное их различие в том, что Вирджиния на восемь лет моложе. Но это был тот редкий случай, когда Вирджиния готова была бы поменяться возрастом со своей конкуренткой, даже быть еще старее – ну, скажем, на пару лет – тогда она опередила бы г-жу Шнайдер и была бы знаменитой актрисой, а г-же Шнайдер пришлось бы всю жизнь слышать: «О, как вы похожи на Вирджинию Парт!» Короче, именно это сходство отрезало Вирджинии путь к главным ролям. Что она только не делала в молодости, чтобы изменить свою внешность! Меняла прически и цвет волос, одевалась под мальчика, разучивала другую походку, но каждый раз, когда агент протаскивал ее фото через ассистентов режиссеров к продюсеру, он натыкался на одно и то же: «А, Роми Шнайдер-вторая? Нет, если брать Шнайдер, то брать саму Шнайдер!» В результате три агента от нее отказались, потом была театральная школа знаменитой Сони Мур в Нью-Йорке, где Вирджиния изучала систему Станиславского у русского режиссера-эмигранта и заодно, проживя с ним полтора года, выучила русский язык, но не помог ни Станиславский, ни роман с еще одним агентом – и Вирджиния Парт к тридцати четырем годам застряла в статистках. Последнее время она уже перестала бороться с судьбой и изматывать себя диетами. Кого интересует, какая талия у статистки, когда она все равно на втором, третьем, а то и на четвертом плане?

«Идите навстречу главным героям, но старайтесь не выделяться!» «Пейте свой кофе и ведите якобы оживленный разговор с подругой, но не размахивайте руками, не отвлекайте на себя внимание с главных актеров!» «Здесь вы стоите спиной и, когда героиня проходит, идете направо!..» Да, главные герои постоянно проходили мимо нее по первому плану, как и вся яркая жизнь Голливуда, а она уже и привыкла держаться в тени, на втором плане – не только на съемке, но и в жизни.

Она жила в дешевом отеле в Алтадене (час до Голливуда на ее стареньком «понтиаке»), имела в среднем 5–7 съемочных дней в месяц, то есть зарабатывала даже меньше, чем любая секретарша, и на эти деньги еще ухитрялась прикармливать своего бой-френда – молоденького, двадцатитрехлетнего комика, который полгода назад прикатил из Канады штурмовать Голливуд. Не то чтобы она в него влюбилась, скорей она испытывала к нему почти материнские чувства. Ей очень хотелось, чтобы он прорвался, и она таскала его по знакомым агентам, а по вечерам ждала его часами в отеле, пока он болтался где-то по кафе с такими же, как он, юными и голоштанными «завоевателями» Голливуда – актерами, агентами, продюсерами и режиссерами еще несуществующих фильмов.

Она не испытывала ревности, даже когда знала или почти знала, что Марк ей изменяет. Она потухла. Пожалуй, она уже выглядела бы ровесницей своей конкурентки, если бы та не молодилась, не держала диету и не имела бы личного косметолога.

Телефонный звонок Мак Кери застал ее в один из таких вечеров.

– Алло, это госпожа Вирджиния Парт? Вас беспокоит из Вашингтона Дэвид Мак Кери. Как вы посмотрите на месячный контракт с поездкой в Россию?

Как она посмотрит на месячный контракт! У Вирджинии защемило сердце и пересохло в горле. Дэвид Мак Кери – она никогда не слышала о таком продюсере, но на том побережье масса независимых продюсеров. Съемки в России! Неужели это – знаменитый новый бестселлер «Горький-парк»?

– Это… это «Горький-парк»? – спросила она хрипло.

– Нет, это другой детектив, – сказал Мак Кери, и она по голосу поняла, что он там улыбнулся. – Ну так как?

– А когда съемки?

– Если вы согласны, мы бы хотели, чтоб завтра вы были в Вашингтоне.

Подмена! Конечно, простая подмена – у них заболела или отказалась от роли актриса, а съемки уже идут в Вашингтоне, и им нужно срочно менять исполнительницу какой-то роли. Самолюбие чуть кольнуло Вирджинию, но она тут же усмехнулась – какое, к черту, самолюбие! Может быть, это ее последний шанс! Что же она тянет? Надо бы спросить о гонораре, поторговаться, но…

– Я согласна, – сказала она.

– Замечательно! Вы можете вылететь сегодня ночью? Мы бы сейчас заказали вам билет и встретили вас утром.

Черт возьми, ее лучшее платье в химчистке! Да и Марка нет дома, и неизвестно, когда он появится. Но если завтра уже съемки…

– А что? Завтра уже съемки?

– Почти. Ну, как? Можете вылететь?

– Хорошо… Я… я вылечу… А-а… как называется фильм?

– Фильм? Кхм… – Мак Кери прокашлялся. – А, наш фильм! Он называется «Чужое лицо». Чао! Я перезвоню вам через пятнадцать минут и скажу, каким рейсом вы летите. Двух часов на сборы вам хватит?

7

Ставинский лежал в отдельной палате. Все лицо закрывала марлевая повязка. Это случилось – они изменили ему разрез глаз, выровняли и чуть-чуть закурносили нос и слегка прижали его оттопыренные уши. Врач сказал, что через три дня снимет повязку с глаз, а через неделю и с носа, и Ставинский станет просто красавцем. Поначалу речь шла еще и о подтяжке кожи на лице, чтоб разгладить Ставинскому эмигрантские морщины (у Юрышева на фотографиях было холеное сытое лицо и волосы по армейской привычке стрижены коротко, «бобриком»), но врач сказал, что можно обойтись и без подтяжки кожи – все равно Ставинскому, чтоб догнать Юрышева, нужно набрать вес, поправиться фунтов на десять, а усиленное питание, свежий воздух в Виргинском госпитале, прогулки – все это разгладит его морщины и без подтяжки. Но пока никаких прогулок не было – Ставинскому только вчера сделали операцию, все лицо залепляла марлевая повязка, и он лежал как бы в полном мраке, с закрытыми глазами и чувствовал, как чешутся разрезы глаз и ноет носовой хрящ. Чешутся – значит, заживают, говорят врачи, и Ставинский – сам наполовину зубной врач – знал это прекрасно, но это не успокаивало. И главное – отвлечься не на что, даже телевизор не посмотришь.

Он протянул руку к тумбочке. Рука сначала наткнулась на телефон, но он провел рукой ниже и взял плоскую коробочку дистанционного управления телевизором – хоть новости послушать. Через минуту, пробежав по всем каналам, он понял, что новостей не дождется – в двенадцать дня Америка играет по телевизору в свои дурацкие игры – отгадывает цены на мебель и зубную пасту или развлекается детскими мультипликациями и фильмами ужасов. Может быть, это и лучше, чем слушать «вести с колхозных полей», которые в это время передают в Москве, но смотреть мультипликацию с закрытыми глазами нелепо. Ставинский выключил телевизор и на ощупь снял телефонную трубку.

– Добрый день, чем могу быть полезна? – немедленно отозвалась телефонистка местного коммутатора.

– Доктора Лоренца, пожалуйста, – сказал Ставинский, держа трубку в миллиметрах от перебинтованного уха.

– Одну секунду…

Ждать пришлось дольше, чем секунду, но все же спустя секунд двадцать форсированно-бодрый голос доктора Лоренца, хирурга, который делал Ставинскому операцию, сказал:

– Хай, господин Ставинский! Как дела? Как самочувствие?

– Все в порядке, – сказал Ставинский. – Но я тут умираю от скуки.

– Прислать вам сестру, чтоб она почитала вам какой-нибудь роман? Или хотите легкое снотворное?

– У меня другая идея.

– Какая?

– Я хочу вызвать девочку… Ну, вы понимаете…

– О, я понимаю, господин Ставинский. Но вам еще нельзя делать резких движений и, кроме того, – это не входит в счет вашего лечения.

– А если я оплачу сам, наличными, и не буду делать резких движений? Если я вызову какую-нибудь японку, все движения она сделает сама, как вы понимаете.

Лоренц рассмеялся:

– О, я вижу, вы не любите терять время зря…

– У меня его не так много осталось. Так вы разрешаете?

– Это удовольствие обойдется вам долларов в триста, дорогой: такси из Вашингтона и обратно плюс услуги. Ладно, я помогу вам сэкономить, если вы не будете настаивать на японке. У нас частный госпиталь, и порой бывают очень нетерпеливые пациенты.

– А что у вас есть?

– Я вам пришлю медсестру Уку Таи, она кореянка, специалист по физиотерапии. Стоимость сервиса сто долларов за сеанс. И все будет сделано в тех пределах, которые сейчас для вас допустимы. Кроме того, вы можете пользоваться этим сервисом в кредит и расплатиться чеком, когда выйдете из больницы. Точное название сервиса указано не будет, так что в будущем эти расходы вы сможете списать с налога.

«Чертова Америка! – подумал Ставинский. – Вы можете купить здесь что угодно, и они еще сами будут вам рассказывать, как это оформить подешевле, – лишь бы купили именно у них, а не у кого-то другого».

– Ладно, присылайте вашу кореянку. А сколько ей лет?

– Сэр, у кореянок до сорока лет нет возраста. Ей нет сорока, это точно, а все остальное для вас сейчас не имеет значения. Не так ли?

– О’кей, спасибо, доктор.

– Бай! Увижу вас завтра в перевязочной.

Ставинский положил трубку и подумал, что кореянок у него еще не было. Сто долларов – это, конечно, немалые деньги. Когда он приехал в Америку, он пошел работать на фабрику за 2.25 в час, да и сейчас сто долларов – это два его рабочих дня, но черт с ними! Там, в России, все эти удовольствия будут даром, а пока… Главное, чтобы доктор Лоренц доложил этим ребятам из CIA о том, что он, Ставинский, и в больнице гуляет на всю катушку. А уж он доложит, безусловно. И очень хорошо. Девочки, еще раз девочки – японки, кореянки, мулатки – это самое убедительное, раз человек решил проститься с западным миром навсегда. Но зря они думают, что он, как послушная овца, будет ходить там всю оставшуюся жизнь под ножом КГБ. Дудки! Конечно, напрасно он брякнул тогда, в Портланде, что в Москве сразу же побежит в КГБ. Но с другой стороны – и хорошо, что брякнул. Теперь он знает, что сразу бежать в КГБ не нужно, это опасно для Оли. Нет, CIA должно знать о каждом его шаге в Москве и видеть, что он там ведет себя безукоризненно. И тогда – никаких претензий к Оле не будет. Для того он и выдумал эту историю с женой – чтобы иметь при себе надежного свидетеля из CIA. И денег попросил, эти сто тысяч, – чтобы поверили, что он не выдаст операцию, ведь тогда пропадут его сто тысяч. Ну а если этот его двойник сам провалится при выезде из СССР – тут уж не его, Ставинского, будет вина. Мало ли на какой мелочи этого двойника может поймать на таможне КГБ! Зато это покроет тот «урон», который он нанес Советскому Союзу своими дурацкими интервью на радиостанции «Свобода», покроет с лихвой, и еще останется так называемая «заслуга перед Родиной по разоблачению агентов империализма». И тогда можно будет спокойно жить в России, и не где-нибудь в Сибири, а именно в Москве. И у CIA не будет к нему претензий – разве он виноват, что этот его двойник сам на какой-то ерунде провалился?

…Почти неслышно открылась дверь, и негромкий певучий голосок медсестры Уку Таи сказал:

– Добрый день, сэр. Как вы себя чувствуете?