Стажировка. Термез

Глава 2

Развозили по заставам нас на машине, которая доставляет белье и прочий хозяйственный инвентарь. Тряслись в кузове около часа, и мне первому поступила команда «На выход». Выскочив с кузова, непонимающе посмотрел по сторонам, не зная куда идти.

Вот она застава. Продолговатая казарма, офицерский домик, несколько хоз. построек. При входе квадратные ворота, напоминающие зеленую обложку книги. На обеих сторонах – по красной звезде. Строгая, суровая обложка. Как меня встретит застава? Обложка приоткрылась, и я осторожно шагнул внутрь.

– Где начальник заставы? Спросил я у первого солдата. Он посмотрел на меня как на НЛО и ответил:

– Начальник в отпуске, зам бой за него. Он у себя в квартире. Офицеры жили на заставе с семьями в отдельном домике или пристройке.

На заставе тоже имелся мини плац, куда ж без него. Вокруг него с удивлением обнаруживаю портреты вождей. Все знали, что в высший пантеон партийно-государственной власти попадали люди, мягко говоря, не молодые. Поэтому частая замена портретов была делом обыденным. Но вот что было интересно: чем старше становились члены высочайшего советского ареопага, тем моложе и краше выходили их лики из-под кистей кремлевских иконописцев. Привыкли мы к этому делу.

Зайдя на порог офицерского дома, который был небольшим и одноэтажным, громко постучал в дверь.

– А курсант, заходи – открывая дверь, сказал молодой парень, с коричневыми полными жизненной энергии глазами, которые вызывали невольное желание ему улыбнуться.

Начальник заставы капитан Лебедев в отпуске замещаю его я – заместитель по боевой части старший лейтенант Гришин Сергей Олегович, выпускник Алма-атинского училища.

Сергей был старше меня всего на пару – тройку лет и мы быстро нашли с ним общий язык, особенно когда он увидел на груди знак «70 лет ПВ». Знак ценный, вручался только прапорщикам и офицерам, но мне его вручил друг отца, после первой стажировки в Кирках, когда я обнаружил у своего бойца наркотики. Я гордо носил знак, а полковник Прудько, заместитель начальника училища по строевой части, принципиальный офицер, постоянно его хотел снять, т.к. считал что, знак вручен «не по регламенту». Вот в таком противостоянии этот знак доехал до Термеза.

Гришин смотрел на знак как лиса на курицу, только не облизывался.

– С желанием, ехал на стажировку, в эту жопу мира? – мягко спросил Гришин, но все равно его вопрос прозвучал въедливо.

– Мы, Сергей Олегович, люди с вами военные, службу себе не выбираем и приказы не обсуждаем, – банально ответил я.

– Ну, ну да. – Гришин улыбнулся и взял за околыш фуражку. – Ну, что в отряде? Что говорят о моей заставе? Мне было стыдно сказать, что после ночи с Ларисой я проспал совещание, поэтому ответил расплывчато:

– Важный участок на правом фланге мост «Дружба» и вывод войск. Гришин довел мне кратко оперативную обстановку на заставе, особенности участка, характеристику личного состава и особенности службы. Закончив, он посмотрел на знак и немножко запинаясь, предложил:

– Это… Эдуард (он почему – то всегда называл меря полным именем), давай так… Ты месяц кайфуешь, спишь, ешь, ездишь в город, по нарядам не шаришь… Я тебе ставлю пятерку за стажировку, а ты мне знак. У нас в отряде их нет, не за какие бутылки и деньги. Корочку то я найду, не проблема, а вот знак, в нашей деревне не сыскать…

Я задумался. По возвращению в Москву, знак то я по любому намучу. Через отца, он в то время был начальником клуба Дзержинского на Кузнецком моту. Умный мужик из крестьян с торгово флота, прорвался без поддержки в столицу нашей Родины. В то время это был редкий почти невозможный случай. Сам добился всего, принципиальный, но единственного сына не бросал…

– Идет, – после паузы ответил я, и мы пожали друг другу руки.

– Пошли я представлю заставе, – сказал Гришин, вставая из-за стола.

На улице уже стояла немногочисленная застава, которой командовал прапорщик. «Равняясь, смирно» и прапорщик строевым шагом направился к старшему лейтенанту. Стоял запах гуталина и солдатского пота. Гришин, также печатая шаг, приблизился к прапорщику. В полной тишине, нарушаемой только чириканьем воробьев, они остановились в двух шагах друг напротив друга. Я, изображая строевой шаг, нелепо плелся за Гришиным.

– Товарищ старший лейтенант 10 пограничная застава по вашему приказу построена! Старшина заставы прапорщик Орлов.

– Здравствуйте, товарищи! – громкий голос Гришина прокатился над мини плацем и затих где-то в ближайших кустарниках.

– Здравия желаем, товарищ старший лейтенант! – хор пару десятков голосов потряс душный вечерний воздух.

– Товарищи бойцы, – громко сказал Гришин, – к нам прибыл на стажировку курсант Петрушко. С сегодняшнего дня он исполняет обязанности заместителя начальника заставы по политической части. Все приказы курсанта Петрушко выполнять неукоснительно! Если я узнаю, что кто-то «забивает» на его приказы или будет его саботировать, я тому лично разобью, устрою кузькину мать. Всем всё ясно? – Гришин сверлил глазами строй. Застава с интересом рассматривала меня, как верблюда в зоопарке. Всем было все ясно.

После представления … я провалился в медленную реку безделия и отдыха. Сначала я отсыпался, даже не вставал на приемы пищи. Позже оказалось, что солдаты мне дали кличку «пожарник». Проспав сутки, после дороги и бессонной ночи, я в полном здравии выполз на улицу. Ходил по заставе, рассматривал диковинные усохшие гранаты, которые росли прямо во дворе.

Увидел пересыпанный желтым песочком спортивный городок, рядом располагался «городок следопыта», который состоял из маленькой учебной контрольно-следовой полосой. Высокие, округлые волны распаханного песка, были примяты множеством различных следов – молодые пограничники смотрели на них, не отрываясь.

– Кто возьмется определить, чьи следы на полосе? – спросил голос сзади. За мной стоял высокий худой сержант и улыбался. Я слегка растерялся, но собрался и начал всматриваться в следы.

– Вот этот, след, кажется, оставила лошадь…

– Кабан это, а не лошадь товарищ курсант, – сказал он и, улыбаясь, пошел по своим делам.

Не зная чем заняться, я бродил по заставе, знакомился с личным составом, так как меня толком никто не знал. Но застава это большая семья и солдаты через час после моего прибытия, знали кто я, и зачем приехал. Рядовые меня называли на «Вы», а сержанты и старослужащие осторожно тыкали и смотрели на мою реакцию. Многие были старше меня и гораздо опытнее в службе и подготовке. Поэтому я пока никак не реагировал на панибратство и просто слушал, что мне охотно рассказывали солдаты, которые были рады просто новому человеку на заставе.

Моя жизнь на заставе была полным праздником. Я даже предположить не мог, что попаду в такие райские условия. Замбой меня не трогал, в наряды не ставил, вечером иногда вызывал поболтать и поиграть в нарды. На улице не смотря на конец октября, стояла летняя по-московски погода – солнце днем припекало до 25 градусов, на небе было безоблачно, растительность цвела и благоухала, зимой даже не пахло.

Будучи любителем, позагорать и покупаться, набираюсь, наглости и спрашиваю разрешения у Гришина:

– Сергей Олегович, а можно завтра пойти позагорать на Амударью?

– Сходи тут недалеко приток есть, там песчаный пляж и вход хороший в реку, я сам там иногда отдыхаю. Смотри только, чтобы басурмане не украли.

– Не понял, – напрягаюсь я, бросая кости нард.

– Шучу, это не основное русло, а приток, рядом с заставой, спроси завтра у любого бойца – где здесь пляж, тебе покажут.

– А что душманы, не трогают нас? – спросил я, имея в виду пограничников заставы.

– Нет у нас с ними определенная договоренность – замечаю, что замбой режет правду матку, поэтому, будучи старшим лейтенантом, ходил в комсомольцах, а я уже приехал на заставу кандидатом в члены партии. Мы их не трогаем, а они нас, – добавил он.

– А в целом, что думаете о войне? У замбоя выпало 6 куш, он радостно потер руки.

– А думаю, нам лезть туда, не надо было, хоть это не мое дело. Воюем с партизанами, а такая война самая тяжелая и самая «грязная». Потом это все переросло в противостояние с народом…

– Так народ вроде за нас, мы Правительству помогаем, моджахедов выкуриваем.

– Ага… – отвечает Сергей, увлеченно переставляя фишки. Только моджахедов в начале войны было 20-ть тысяч, а сейчас больше 300-от. Понимаешь статистику?

– Не очень.

– Народ в горы уходит к моджахедам, он не с нами, точнее с нами только его небольшая часть и то продажная и коррумпированная. А остальные против нас воюют… Или ненавидят – или терпят. Я-то с офицерами, кто оттуда пришел бочку водки выпил, – мне эта картинка ясна. Марс! – гордо заявляет в конце беседы Гришин.

Глава 3

На следующий день я лежал и загорал на тёплом мягком песке. Осень одаривала поздним теплом, но по ночам было холодно. В прозрачном небе тянулись плотные птичьи стаи. От скуки принялся угадывать в редких облаках знакомых животных – медведей, крокодилов и коров.

Бросил развлечение, почувствовав внутри холодок. Появилось ощущение, что за мной наблюдают. Тихонько приподнялся на руки и увидел, что со стороны камыша за мной наблюдает волк. Вожак. Через несколько секунд увидел, что за его спиной стояло еще головы три – четыре. Волки не такие большие как на черноземье, но вполне себе страшные. Лютый оскал вожака притягивал взгляд. Он обнажал клыки, рычал, ничуть не сомневаясь в своей силе.

Взгляд у этого волка магический, угнетающе-завораживающий. Страшные желтые огоньки из глубин дикой природы, хищная мудрость многих и многих тысячелетий. Его могучее поджарое тело напряжено как сжатая пружина, еще чуть-чуть, и оно распрямится в убийственном прыжке. Игра в гляделки затянулась, от напряжения у меня затекли руки и спина. Холодные змейки пота бежали по звеньям позвоночника, страх кольцами сворачивались в животе и тяжело клубился там. Тут я решил громко свиснуть, после чего стая беззвучно скрылась в камыше.

Вечером рассказал замбою о встрече с волками.

– Да, стреляем их иногда, местные просят. У нас тут охотиться нельзя, волки скотину в ауле зарежут и сюда в пограничную зону, как к себе домой ходят на побывку. Вот мы их иногда и уменьшаем. Вроде недавно самку вожака убили, вот он и злится.

– Ничего себе злиться, чуть не слопал меня.

– А ты что без автомата ходил? – спросил Гришин.

– Без – мне никто не говорил.

– Нельзя без оружия. Места здесь дикие, хищника много и граница вон в окошко видна, а там моджахеды. Хоть ПМ бы взял.

– Понял, – виновато ответил я.

На следующий день услышал как наш прапорщик – Орлов, собирается ночью бить острогой рыбу. С этой целью он подбирал себе помощника, солдаты отнекивались, я же будучи заядлым рыбаком, тут же напросился в его команду. Со Степанычем, которого так все и называли, мы сошлись быстро на почве рыбалки и охоты. Степаныч, он же – прапорщик Орлов Виктор Степанович, был заядлым охотником и рыбаком. Зверья в пограничной зоне было полно, поэтому я слушал его истории, открыв рот. Степаныч не отличался античной красотой, но выглядел по дикарски мощно, как ствол дуба. Уходя в себя, Степаныч хлебнул Афгана, за что имел медаль за Боевые заслуги, всегда оставался чутким, как лесное животное, его глаза смотрели на людей изучающе и пронзительно.

– Ну что курсант не боишься сандали замочить? Лодка у меня не ахти – старая резинка клеенная и переклеенная.

– Не боюсь, – четко отвечаю я.

– Ну, тогда сегодня около 23.00 выедем, поглядим, что по чем?

До 23.00 я не спал в предвкушении новой для меня рыбалки. Долги громыхали на потрепанном УАЗ-ике по извилистой заброшенной дороге, когда резко уперлись в водную гладь. Светила луна, вода переливалась серебром, пейзаж просто сказочный. Долго качали насосом лодку, к этому делу меня привлек Степаныч, когда спустили на воду лодку, я был мокрый как пиписка.

Решили перекурить. Над нами зависла огромным серебряным шаром луна. Каждый ее лучик был направлен прямо на нас. Казалось, еще немного и она, как магнит, оторвет меня с прапорщиком от земли. Таинственный лунный свет проникал через мои глаза в мой мозг и сердце. Я растворялся в нем, а вместе со мной и все мои чувства.

– Ну, вперед, – прервал мою медитацию Орлов и потянул лодку к воде.

Весло было одно, какая-то самопальная острога, фонарь – вот и вся экипировка. Увидев все это «вооружение» я сник, духом подумав, что не видать нам ни карасика, ни ерша. Однако прапорщик острожно положил весло в лодку взял острогу и резко ее ударил. Через несколько секунд на дне лодке трепыхалась щука килограмма три – четыре. Прапорщик передал мне фонарь и сказал:

– Свети, нащупаешь рыбу, светом не води «держи» рыбу в луче.

Такой рыбалки я не встречал до сих пор. Рыбы было такое количество, что, казалось, мы ходили по аквариуму. Позже Степаныч брал только трофеи от 10 кг. В основном это были щуки, которые, как подводные лодки стояли, но попадались жирные сазаны и сомы. Эмоции зашкаливали, хотелось нанести хоть один удар острогой и поднять со дня заветную рыбу.

– Степаныч, дай, – я попросил я прапорщика.

– На, только не спеши и не упади, – как в воду смотрел Степанович.

Я встал в полный рост, хотя надо было стоять одним коленом на борту, и приготовился к первому удару. Свет фонаря выхватил огромного как бревно сома, я, не дождавшись нужного момента, ударил и попал рыбине в хвост. Огромный мощный сом рванул в камыши. Я, пытаясь удержать острогу, потерял равновесие и рухнул в воду. Моя борьба с сомом была похожа на судороги пьяного водяного, который будучи в нетрезвом состоянии пытался натянуть на себя штаны. Степаныч матерился, я глотал воду и боролся с сомом. В конце концов, измученная рыба была побеждена и уложена на дно лодки. Я же мокрый поцарапанный камышом, стоял по колено в воде и судорожно вдыхал влажный воздух. Под насмешки Степаныча, заполз в лодку и виновато посмотрел на прапорщика.

– Ну, ты москвич и гимнаст, хорошо, что острогу не профукал, а то бы я тебе дал. Она у меня фартовая – 5 лет ее бью. Под шутки и прибаутки мы поехали на заставу, рыбы у нас было два больших сельских мешка. Один, из которых по традиции уехал в отряд на угощения, а второй был скормлен пограничниками заставы в виде ухи и жаркого.