Пираты Балтийского моря

Босой, в разорванной рубахе, посланник лежал на голом полу темницы, сжавшись калачиком и дрожа всем телом не только от холода и сырости, но и от голода. Вчера его «забыли» покормить, потому что, по заявлению магистра, рыцарь, не выполнивший приказа своего господина, не может считаться рыцарем, а значит, его имя недостойно даже упоминания вслух, не говоря уже о том, чтобы его кормили.

Гонец перевернулся на другой бок и попытался снова уснуть. Это было то немногое, что он мог себе позволить в тех условиях, в которые ввергла его несчастная судьба. Нужно было беречь силы. Он остро чувствовал, что очень скоро они ему пригодятся.

Глава 4. Поединок

Неожиданно лязгнул замок входной двери, и на пороге темницы показался толстый коротконогий монах. Он сыто икнул и расслабленно прислонился плечом к косяку. Затем равнодушно посмотрел на лежащего на полу человека, скрестил ноги и с наслаждением стал ковыряться грязным указательным пальцем в зубах. Минуты три он доставал изо рта остатки еды, при этом довольно урчал и со всех сторон облизывал толстый короткий палец. Наконец он вытащил из-за щеки большой кусок свёклы, застрявший между дырявых зубов, хорошенько разглядел его и с громким чавканьем слизал с пальца. Ещё раз довольно икнул и вновь посмотрел на заключённого.

Немного подумав, он беззлобно произнёс:

– Ну и что ты развалился на полу прям как у себя дома? Давай вставай, пошли. Тебя магистр во дворе уже битых полчаса дожидается.

Узник разомкнул глаза и слегка приподнял с пола лохматую голову. Несмотря на пронизывающий всё его сухощавое тело холод, ему очень не хотелось сейчас вставать и куда-то идти, тем более он интуитивно чувствовал, что эта прогулка лично ему ничего хорошего не сулит.

– Ну что зенки свои бестолковые вытаращил? Думаешь, господин магистр тебя весь день должен во дворе под дождём ждать?! Вставай давай, пошли! – рявкнул начавший терять своё благодушие монах.

Волей-неволей узнику пришлось встать, ибо его конвоир уже начал выказывать явное нетерпение: скривил лицо, недовольно сдвинул брови и стал недвусмысленно почёсывать свои здоровенные кулаки.

– Не сердись, брат. Я сегодня немного ослаб. Плохо спал на холодном каменном полу, да и еды мне не давали, – примирительно произнёс гонец.

– А что, магистр обязан был тебя сытно накормить, а потом ещё и свою мягкую перину отдать? А может, ещё и тёплую кухарочку прислать, чтобы она всю ночью твою постельку согревала? – ехидно захихикал монах. – Шевели костылями, может, магистр сегодня будет добр и смилостивится к тебе. Тогда, Бог даст, останешься цел, хотя я сильно в этом сомневаюсь! Уж больно погода нынче промозглая, а наш магистр терпеть не может сырости. Ревматизма, понимаешь ли, грызёт его старые кости, да так, что мочи нету, и тогда он бывает страшно недовольным. В такие дни магистр у нас злой, как сам чёрт! Спаси, Господи, мою душу грешную за слова своевольные! – быстро перекрестился монах и подтолкнул остановившегося в проёме двери гонца.

Когда тот в сопровождении монаха вышел во внутренний двор замка, там уже собрались все рыцари ордена, которые в это время были свободны от несения службы. Заключённый поднял голову и тоскливо посмотрел на серое небо, с которого продолжал моросить противный холодный мелкий дождь. Создавалось впечатление, что на дворе сейчас не лето, а глубокая осень. Резкие порывы промозглого ветра пронизывали и без того промёрзшее тело узника.

И в самом деле, с погодой в этом году не задалось, как будто вместо лета после весны сразу пришла осень. Небо было таким же хмурым и неприветливым, как и сам магистр, который боком, как ворон на плетне, сидел в своём деревянном кресле с высокой резной спинкой. Чтобы хоть как-то укрыть своего господина от непогоды, слуги поставили палатку из белого шёлка, на которой был выткан ярко-красный меч и крест – символ Ливонского ордена. Лёгкая материя трепетала от порывов ветра, периодически оглашая округу резкими хлопками, готовая вот-вот разорваться. Магистр исподлобья смотрел перед собой и совсем не хотел замечать окружающих его людей. Прямо за его спиной, в той же палатке, плотной шеренгой и при полном вооружении стояла пятёрка его приближённых рыцарей, а по правую руку примостился секретарь со скрещёнными на груди руками. Остальные рыцари стояли недалеко от входа в палатку, а поодаль, вдоль внутренних стен замка, выстроились кнехты.

– Подведи ко мне это недоразумение поближе! – громко каркнул магистр, обращаясь к толстому монаху, конвоировавшему гонца.

С крыши одной из круглых башен замка сорвалась перепуганная стая ворон и с недовольными криками рванула прочь. Монах слегка подтолкнул узника в спину по направлению к палатке магистра, и гонец, обхватив свой полуголый торс руками и ёжась от холода, медленно пошлёпал босыми ногами по булыжной мостовой.

– Давай, шевелись быстрее – не заставляй наших братьев ждать тебя на этой проклятой стуже! – резким голосом приказал магистр.

Гонец остановился в паре шагов от входа в палатку и замер в ожидании своей участи. Ледяные капли дождя тонкой струйкой стекали с его мокрых волос и струились по лицу. Холодная вода капала на голую грудь, но «недоразумение» не смел даже немного пошевелиться, чтобы их вытереть, боясь навлечь на себя новую порцию гнева магистра. Да и бессмысленно было это делать – дождь в то утро и не думал прекращаться. Утрёшься – а через мгновение снова станешь мокрым.

– Ну, объясни своим братьям по ордену: как так вышло, что ты вернулся к нам без оружия, без своего коня и, самое главное, без важных документов, которые тебе было велено доставить мне?!

– Вчера я всё уже рассказал вам, – понурив голову, тихо ответил гонец.

– Вчера ты рассказывал мне, а сегодня расскажи это своим братьям. Они тоже имеют право услышать твои объяснения из первых уст. Кроме того, я полагаю, что это будет справедливо: как рыцарь ты имеешь право защитить свою честь перед братьями по ордену. Так расскажи же своим братьям, как на самом деле всё с тобой происходило, и мы решим, как нам с тобой поступить, чтобы всё свершилось по закону высшей справедливости.

– Третьего дня на меня в лесу напала шайка разбойников. Их было человек пятьдесят, и поэтому я не смог защититься сам и уберечь тайное послание, которое вёз от моего комтура.

– Неужто и впрямь в лесу была целая полусотня бродяг? – раздался из шеренги кнехтов чей-то насмешливый голос.

– Может, немного меньше, – слегка смутившись. ответил гонец. – Во время боя мне было не до подсчётов, но нападали они непрерывно – один за другим, и я просто не успевал отбиваться от ударов лесных разбойников.

– А может, и вовсе не было никаких лесных разбойников? Просто по дороге ты завернул в кабак и беспробудно пил там, да с девками развлекался, пока у тебя не украли деньги и послание твоего комтура? Там же тебя и помяли в пьяной драке, а нам насочинял про грозную шайку бандитов, чтобы оправдаться перед господином магистром! – рассмеялся обладатель насмешливого голоса.

– Ты не имеешь права меня обвинять в том, о чём не можешь знать! – вскипел от негодования гонец, даже перестав дрожать от холода. – Волей Всевышнего мне поручено достойно выполнять свой долг воина, и я ни на шаг не отступлю от своей рыцарской клятвы! Да, я виноват, так судите меня по закону, а не обвиняйте понапрасну в том, чего не было!

– Ой ли! Я не раз слышал о твоих тайных походах по кабакам. И как же они соответствуют твоей рыцарской клятве?

– Трус, жалкий недоумок! Ты только из-за спины своих товарищей и можешь раскрывать на меня свой поганый рот! Да кто ты такой, чтобы тявкать на рыцаря? Наёмник, бастард! У тебя и твоих нищих родителей даже денег не нашлось на достойного коня и справное оружие, чтобы ты мог стоять в одном строю с настоящими рыцарями! Вот ты пешим и волочишься по полям сражений и подбираешь за нами объедки! Да ты даже не знаешь толком, от кого твоя мать тебя родила! Может, ты отродье больного ишака?!

– Да кто бы говорил! Ты на себя-то посмотри! На кого ты теперь похож?! И это образ достойного рыцаря?! Да на тебе одни лохмотья, как на нищей побирушке! Вот ты-то уж точно родственник козла! Даже рожа твоя больше на козлиную похожа! – громко рассмеялся кнехт, оставшись доволен своей остротой.

– Всё! Хватит здесь базарной склоки! Вы находитесь в рыцарском замке и обязаны вести себя подобающе! – зло прорычал фон Плеттенберг, и во дворе замка мгновенно установилась звенящая тишина. Он повернулся к гонцу: – Я принял решение не лишать тебя рыцарского звания за этот проступок и предать суду наивысшей справедливости, как оступившегося рыцаря. Твоя судьба теперь в руках нашего Господа, и пусть он распорядится ею по своей воле. Это будет справедливо, не так ли, братья мои?!

Одобрительный гул прокатился по внутреннему двору замка, и рыцари в знак солидарности с решением великого магистра стали стучать короткими мечами по щитам, а кнехты – древками копий по брусчатке.

– Вижу, братья мои, что вы приняли и одобрили моё решение, и да будет на то воля Бога. Итак, сегодня гонец сойдётся в честном поединке с ландскнехтом по кличке Пересмешник, и пусть Господь решит, кто из них двоих останется в живых. Если победит гонец – это подтвердит справедливость его слов. А если победу одержит Пересмешник, значит, он более достоин звания рыцаря и займёт место погибшего противника. Полагаю, что это тоже справедливо, ибо количество рыцарей в нашем ордене останется прежнем. В качестве награды я обещаю подарить ему коня.

Снова раздались одобрительные возгласы, особенно в рядах кнехтов. Гонец поднял голову и в первый раз за всё это время взглянул в тёмные, как безлунная ночь, глаза магистра. Они ничего не выражали, но глава ордена был явно доволен своим решением и смотрел на него пренебрежительно, как на обречённую на заклание жертву.

– Своё оружие сей человек отдал лесным разбойникам, и поэтому, я думаю, он недостоин владеть оружием рыцаря, но я сегодня добр, и поэтому кухонный нож в последнем для него бою будет в самый раз, – продолжая с насмешкой глядеть на гонца, медленно произнёс магистр. – Эй, кто-нибудь, принесите с кухни нож, но не очень большой.

Пересмешник вышел из шеренги пехотинцев и демонстративно начал разминать своё могучие тело, поигрывая коротким мечом, который в опытных руках был весьма опасным оружием. Кнехт давно уже мечтал о коне и рыцарском звании, и сегодня ему представился случай поймать удачу за хвост. Нужно было всего лишь достойно сразиться с этим неудачником и показать магистру, что он способен на многое, ведь его противник считался одним из самых коварных воинов ордена. Пересмешник оценивающе посмотрел на рыцаря. Ничего выдающегося по сравнению с собственной горой мускул он не увидел: сухощавый, жилистый и роста очень даже небольшого – на целую голову ниже его самого. «Странно, что рыцари нашего ордена старались не затевать ссоры с этим недорослем. Видно, ему ещё не попадались по-настоящему сильные бойцы! Ну так сегодня он узнает, что такое настоящая сила!» – подумал Пересмешник и рассмеялся прямо в лицо своему противнику.

– Тебе, сосунок, ещё у мамкиной титьки лежать, а не ввязываться в дела настоящих бойцов! Удивляюсь, как такому недомерку мамка позволила от своего подола оторваться! Я же тебя, вошь дохлая, пополам одной левой перешибу! – вызывающе прокричал Пересмешник и с удовольствием оглянулся на товарищей, дружно подхвативших его гогот. – Сейчас я тебе покажу, как надо владеть оружием, но это будет последним уроком в твоей жизни. Бери свой кухонный ножичек. Тебе он гораздо больше к лицу, чем меч истинного рыцаря! Потому что твоё место среди баб на кухне, а не среди воинов на поле боя. А по ночам ты должен греть постель таким настоящим мужикам, как я! Вот твоё истинное предназначение!

Раздался новый взрыв смеха, и ровные шеренги кнехтов рассыпались. Воины, продолжая гоготать над шутками Пересмешника, начали образовывать вокруг поединщиков полукруг, оставляя магистру достаточное пространство для обзора. Тот продолжал с безразличным видом сидеть в белоснежной палатке, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами с секретарём.

К поединщикам подбежал молодой ландскнехт, сунул в руки гонца небольшой кухонный нож для разделки мяса и отбежал прочь. Обречённый рыцарь поднял голову, чтобы посмотреть в глаза своему противнику. Пересмешник, вальяжно сложив руки на могучей груди и надменно усмехаясь, в упор глядел на него. На его поясе висел широкий и короткий меч, но он был раз в десять длиннее кухонного ножа гонца.

Магистр посмотрел на небо, взял в руки висящий на груди крест с распятием и, поцеловав его, произнёс:

– Господи, единственный наш защитник и опора в наших делах и мыслях, уповаем на твою справедливость! Прояви милость к рабам твоим. Мы лишь неразумные дети твои, и поэтому будь к нам благосклонен, ибо мы искренне веруем в тебя, как единственного нашего защитника и покровителя. Аминь!

В это время сплошные тучи разорвались, и на короткий миг блеснуло яркое солнце. Но уже через мгновение небо снова затянулось сплошной пеленой, и резкий порыв ветра, подхватив край мантии магистра, прикрыл ею лицо фон Плеттенберга, словно обнял его.

– Бог услышал мои молитвы! – дрожащим от волнения голосом воскликнул магистр и с благоговением, будто прикасаясь к длани самого Господа, осторожно снял левой рукой со своего лица край белой мантии. – Господь одобряет нашу сегодняшнюю жертву! Да будет так! Сходитесь!

Пересмешник, услышав приказ магистра, не раздумывая выхватил из ножен острый меч. Он казался неповоротливым, подобно медведю, но эта неповоротливость была обманчива. Словно лесной хищник, опытный боец молниеносно бросился на противника. Он надеялся неожиданным ударом сразу решить исход поединка, и ему это почти удалось. Гонец действительно не ожидал такого резкого выпада и только в самое последнее мгновение успел развернуть корпус в сторону. Лезвие клинка Пересмешника прошло на волосок от груди рыцаря и легко распороло остатки мокрой рубашки, которая до сих пор хоть как-то ещё прикрывала его худое тело. Изорванная в клочья ткань бесформенным комком упала на булыжники мостовой, прямо под ноги гонца, оставив его торс совершенно голым под холодными струями дождя. Провалившись в пустоту, меч кнехта крутанулся вокруг своей оси, и его остриё всё-таки вспороло гладкую кожу противника. Из раны показались первые капли крови, и Пересмешник, издав победный клич, быстро оглянулся на радостно гогочущую позади него толпу. Но лучше бы он этого не делал. Сотой доли секунды гонцу хватило, чтобы выпрямиться и со скоростью молнии направить лезвие своего короткого ножа прямо медведеподобному бойцу в бок, который он так неосмотрительно подставил под удар. Краем глаза тот успел заметить стремительное движение соперника, но отвернуться уже не смог. Остро заточенный кухонный нож с неприятным хлюпающим звуком вошёл прямо под рёбра Пересмешника. Гонец быстро повернул его несколько раз вокруг своей оси, и нестерпимая боль пронзила всё тело могучего кнехта. Он медленно повернул голову и с недоумением посмотрел на своего тщедушного, низкорослого противника. В глазах гонца плясали злые черти радости и удовольствия. Он криво усмехнулся и ещё раз резко повернул нож.

Двор замка огласил рёв смертельно раненного зверя. Пересмешник попытался занести над головой гонца свой верный боевой меч, который не раз легко вспарывал брюхо летящих на него вражеских лошадей, но на этот раз он почему-то отказался слушаться своего хозяина. Воин беспомощно глядел, как недоросток оставил свой нож у него в боку и, легко подпрыгнув, выбил ногой меч из его слабеющей руки. Первый раз в жизни он ничего не смог сделать. Его тело будто парализовало, и он был всего лишь пассивным зрителем этого чудовищно несправедливого спектакля жизни. Пересмешник недоумённо глядел, как верный меч вылетает из его руки, а затем почему-то очень-очень долго крутится в воздухе и падает на мокрую от дождя брусчатку. Звон ударяющегося о камень железа он слышал уже словно издалека, а его глаза видели теперь перед собой только темнеющее небо. В следующее мгновение грузное тело с грохотом рухнуло посреди площади.

Бой закончился. Гонец упал на колени, вознёс к небу сложенные ладони и начал истово молиться. Но вдруг ему показалось, что сквозь свинцовые тучи на него смотрит тяжёлым взглядом что-то огромное, неведомое и потому очень страшное. В этот момент он даже растерялся, не зная, что ему дальше делать: продолжать молиться или просто радоваться победе. Радоваться тому, что остался жив. Наконец, решив не делать ни того, ни другого, он поднялся на ноги и ещё раз посмотрел на небо. Он понял, что нужно делать. Победитель с чувством собственного достоинства благодарно поклонился небу до самой земли, затем ещё раз взглянул на безжизненное тело некогда до омерзения весёлого Пересмешника и медленно пошёл к палатке магистра.

Вальтер фон Плеттенберг пристально следил за действиями гонца и в это короткое время, пока тот приближался к нему, думал, как теперь правильнее всего с ним поступить. Бог принял своё решение и теперь ждал, что сделает он, а Господь ведь не простит ему ошибки, и потому следует хорошенько подумать, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Тем временем собравшиеся на площади молча смотрели на великого магистра и ожидали его вердикта. Рыцарь же, который, несмотря на наготу, теперь не дрожал и не казался жалким, смело смотрел в лицо хозяина замка и ждал справедливого приговора.

«Видимо, Богу было угодно свести меня поближе с этим человеком, а игнорировать волю Господа никак нельзя!» – принял окончательное решение магистр и, великодушно улыбнувшись победителю, произнёс:

– Ну что же, нашему Господу сегодня было угодно, чтобы в смертельной, но честной схватке победу одержал именно этот человек, а воля Господа для нас высший закон. Закон жизни и смерти! Во время поединка с простолюдином, брат мой, ты повёл себя достойно и, несмотря на коварство противника, оказался сильнее, показав ловкость и смелость, и тем самым подтвердил, что рыцарь в любом бою может и должен одержать победу. Поэтому своим повелением я дарую тебе новое обмундирование и перевожу тебя в свою личную охрану. Думаю, что ты сможешь оценить моё великодушие и будешь достойно исполнять свои новые обязанности!

– Мой господин, вы даровали мне возможность доказать свою честность и преданность ордену, и теперь я всецело в вашем распоряжении! – всё ещё не веря своему счастью, произнёс рыцарь и приложил правую руку к сердцу, после чего встал на левое колено и склонил перед магистром голову. – Распоряжайтесь мной и моей жизнью!

– Отныне я дарую тебе новое имя – Везунчик! – весело прокряхтел фон Плеттенберг.

– Благодарю, мой господин! – учтиво, но с достоинством ответил бывший гонец.

Глава 5. Встреча в лесу

Лёгкая крытая повозка ехала не спеша, поскрипывая давно требующими смазки колёсами. Солнышко приятно пригревало. Весело щебетали лесные пичуги. Повозка неспешно катила по наезженной лесной дороге, ведущей из Митавы в Ригу. Два города разделяли всего-то два с половиной десятка миль. Лошадью ловко управляла молодая светловолосая девушка, а рядом с ней пристроился довольно крепкий мужчина лет сорока или пятидесяти, который время от времени что-то усердно записывал. Впереди ехала телега, в отличие от повозки не имевшая укрытия от непогоды. Да и два человека, которые в ней сидели, были одеты намного проще.

Мужчиной был купец Фридрих, возвращавшийся с городского рынка Митавы вместе со своей дочерью Марией и двумя работниками. Свинцовым карандашом он аккуратным почерком записывал на серой грубой бумаге результаты своих последних сделок. Купец очень гордился новоприобретёнными писчими принадлежностями, которые он выторговал у заезжего немецкого купца. Цену, конечно, тот заломил непомерную, но Фридрих считал, что затраты того стоили, ибо карандаши позволяли вести подробный учёт доходов и расходов в походных условиях, не требуя возни с пером и чернилами. «Строгий учёт – самый короткий путь к богатству. В своём хозяйстве нужно учитывать всё, вплоть до самых мелочей! В противном случае – разорение и нищета!» – так говорил ещё его отец, зачинатель их семейного купеческого дела. Повозку время от времени резко раскачивало на ухабах лесной дороги, но это никак не могло отвлечь Фридриха от подсчётов. Он так увлёкся, что не сразу понял, что лошадь остановилась.

– Почему мы стоим? – наконец заметив это, крикнул он батракам, ехавшим впереди. – Через пять часов начнёт темнеть, а нам с последними лучами надо успеть проехать городские ворота. Пошевеливайтесь, если не хотите заночевать в чистом поле у стен Риги. Стража с нами даже и разговаривать не будет. Не успели – значит, не успели. У нашего бургомистра шибко не забалуешь!

– Хозяин, тут бревно на дороге лежит! – опасливо озираясь по сторонам, неуверенным голосом ответил работник, который был постарше.

– Ну и что?! Что нам теперь, стоять возле какого-то поваленного ветром старого дерева да смотреть на него?! Живо слезайте с повозки и уберите это бревно с дороги!

– Боязно как-то, хозяин, – неуверенно откликнулся младший батрак.

– Чего вам боязно?! Накануне непогода была, вот ветер и повалил дерево на дорогу! – крикнул хозяин нарочито твёрдым голосом, чтобы подбодрить своих батраков.

Однако на сердце у самого Фридриха стало почему-то совсем не спокойно, и он непроизвольно стал прислушиваться к окружающему их лесу. Но вокруг стояла абсолютная тишина, только одинокий дятел лениво постукивал по сосне. Пичуга искала корм. Купец ещё раз настороженным взглядом обвёл ближайшие кусты, но всё было тихо. Ни одна веточка не шелохнулась. Только по макушкам деревьев ходил ветер, но даже он не проникал вглубь леса.

Фридрих напряжённо прислушивался, но ничего подозрительного в лесных звуках не находил. Вокруг было полное спокойствие. Он уже было хотел дать отмашку батракам, уверив их, а больше самого себя, что всё в порядке, как вдруг ближайший куст затрясся. Мария громко ойкнула и, прижав от страха правую руку к впечатляюще округлой груди, кубарем скатилась с лавки, мигом забилась в самую глубину повозки под брезент и затихла. Фридрих же остался на месте, но одной рукой схватился за вилы, что лежали у него под ногами, с опаской посматривая на ходящие ходуном кусты.

– Кто там? – громко крикнул он. – А ну выходи! Я не шучу! Нас много, и вам с нами не совладать!

Ветки кустов тут же замерли, будто сидящий там лиходей испугался грозного окрика купца. Даже неугомонный дятел перестал стучать по дереву, уселся высоко на ветке и с любопытством наклонил голову, чтобы получше разглядеть, кто это там так расшумелся. Вокруг снова воцарилась полная тишина.

– Ну-ка, возьмите вилы и посмотрите, кто там такой смелый затаился в кустах! – крикнул Фридрих работникам.

Те нехотя вдвоём слезли с телеги. Вооружились вилами и опасливо озираясь по сторонам, они подошли поближе к подозрительному кусту. Остановившись в пару шагах от него, батраки стали нервно тыкать вилами в самую гущу зелёных ветвей. Некоторое время ничего не происходило, но потом куст вновь вздрогнул, а один из батраков замертво свалился на землю. В груди у него торчал нож с костяной рукояткой. Второй, испуганно озираясь по сторонам стал быстро пятиться, беспорядочно размахивая перед собой вилами, а следом за ним из кустов с гиканьем вывалилась пятёрка разбойников, одетых кто во что горазд. Один из них, верзила с взлохмаченной чёрной бородой, наклонился над убитым батраком и, уперев в безжизненное тело ногу, вытащил из него нож. Не спеша вытер лезвие об одежду покойника и, прищурившись, посмотрел на его товарища, у которого предательски начали намокать штаны на причинном месте. Заметив это, разбойники, уже обошедшие его с двух сторон, громко расхохотались.

Главарь перевёл свой взгляд на Фридриха.

– Ну, здрасте, господа проезжие, – щерясь беззубым ртом, произнёс он. – Чем поделитесь с честной компанией?

Лениво почёсывая волосатую грудь сквозь рваную рубаху, разбойник словно нехотя цедил слова. Из-под его видавшего виды серого холщового колпака выбивалась давно не мытая шевелюра.

Купец нервно оглянулся. Где-то за его спиной пряталась в повозке дочь. Он покрепче сжал в руке вилы.

– Ты там не балуй! – глядя на остро заточенные вилы, рявкнул главарь и кивнул двум подельникам.

Те быстро подбежали к Фридриху и без церемоний выволокли его на землю, поставив на колени перед главарём.

– Ты это чего, не уважаешь нас, что ли? – усмехнувшись, спросил тот, зайдя купцу за спину и резко наклоняясь, чтобы приставить к горлу жертвы лезвие всё того же ножа, которым воспользовался парой минут ранее. – Ежели ты к нам безо всякого уважения, то и мы тоже могём тебя запросто зарезать!

– Отец! – раздался из повозки девичий крик. Марта резко отдёрнула шторку и с ненавистью смотрела на дурно пахнущего верзилу. – Отпусти моего отца, рвань!

– О, гляди, какая у нас тута цаца появилась. А мы безо всякой женской ласки по лесу бродим, яко волки сирые! – произнёс с ухмылкой главарь и распрямился, убрав нож от горла Фридриха.

– Немедленно отпустите моего отца, или я пожалуюсь городским стражникам, и бургомистр устроит на вас облаву! – снова возмущённо закричала Мария.

Раздался заливистый хохот главаря, которому дружно вторили остальные четверо оборванцев. Верзила, утирая лапищей проступившие от смеха слёзы, довольно произнёс:

– Никто ещё меня так не веселил! Тебя непременно надо у нас оставить! Будешь нас и днём, и ночью развлекать, а мы тебя иногда будем за это кормить!

Разбойники снова захохотали, а батрак, увидев, что на него никто не обращает внимания, бросил вилы на землю и рванул по дороге в сторону Риги. Но не успел он пробежать и пяти шагов, как ему под левую лопатку воткнулся нож главаря.

– Тощий, сходи-ка принеси мой ножичек. Да оботри его получше! – рявкнул верзила стоявшему рядом с ним подельнику. – Не советую вам петушиться, господа хорошие, не то я могу и осерчать, а ежели я серчаю, то всем плохо бывает! Правда, Тощий?

Подельник кивнул головой и тоже, подражая главарю, ощерился, глядя масляными глазками на Марию, но тут же получил от него затрещину.

– Зенки-то свои не таращь! Не по чести товар-то! Она моя, будя!

Верзила медленно подошёл к повозке и протянул к Мария немытую лапищу. Та вся сжалась от страха и омерзения. Главарь схватил её за руку и бесцеремонно потащил к себе. Девушка завизжала так, что у злодея заложило уши, и он тут же другой рукой врезал ей по уху. Голова Марии мотнулась, как у тряпичной куклы, из уха потекла кровь, и она потеряла сознание. Здоровяк взял её на руки и, вытащив из телеги, опустил на землю. Жертва лежала без чувств, вьющиеся каштановые волосы были растрёпаны, а рот с мягкими пухлыми губами чуть приоткрыт. Блузка на округлой груди девушки разорвалась, и из-под неё виднелось белоснежное тело.

Оглядев добычу получше, главарь цокнул языком, подозрительно покосился на подельников и заявил:

– Хороша девка, да не ваша! Моя она! Я её первый пользовать буду! Давно у меня бабы не было! А вам, – верзила исподлобья осмотрел свою шайку, – и думать не моги! Что заподозрю – убью! Поняли, остолопы бестолковые?!

– Мария! – глядя на дочь, в ужасе закричал Фридрих, попытавшись подняться на ноги и броситься на главаря шайки, который с противной ухмылкой развязывал на своих грязных портках тесёмку.

Тот остановился и, оглянувшись на подельников, приказал:

– Этого крикуна обыскать и связать! И телегу не забудьте хорошенько проверить, пока я попробую, так ли вкусна эта смачная на вид девка! Хватит таращиться на чужое! Жрать да пить хотите?! Тогда за дело, бездельники!

И вряд ли бы купец и его юная дочь избежали печальной участи, если бы не случилось так, что в то же самое время и почти в том же самом месте не остановились отдохнуть и пообедать Стоян, Всеволод и Герка. Живчик оказался замечательным охотником, от него не мог уйти ни один зверь: ни кабан, ни косуля, ни заяц. Он сам, как заяц, зигзагами носился за добычей, ставил петли, рыл ловчие ямы. Так что без еды друзья не оставались. Вот и сейчас у них на вертеле источал аппетитные ароматы молодой кабанчик. И едва друзья собрались приступить к трапезе, как неподалёку послышался истошный девичий крик.

– Кто это у нас в лесу так раскричался? – поднявшись на ноги, спросил встревоженный Герка. – Не случилось ли чего?

Женские вопли затихли, но вскоре в той же стороне раздался мужской крик. Тогда на ноги вскочила уже вся троица, и, не сговариваясь, друзья помчались в сторону шума. Когда они выбежали на дорогу, то перед ними открылась неприглядная картина: здоровый детина со спущенными штанами пристраивался к лежавшей на земле девушке, двое других обыскивали беспомощного старика, а ещё двое, громко ругаясь, лазили по повозкам и выбрасывали на землю всякие тряпки, явно желая найти среди них что-то ценное.

Стоян недолго думая бросился на помощь уже пришедшей в себя и кричавшей от ужаса девушке, Герка помчался выручать старика, а Всеволод, потирая свои здоровенные кулачища, не спеша, вразвалочку подходил к оборванцам, увлечённо копошащимся в телеге.

Двое шустряков, обыскивавших купца, так и не поняли толком, что с ними произошло. Секунду назад они мирно рылись в карманах пленника – и вот уже оба лежат на земле, осыпаемые градом ударов. Они было попытались возмутится, но аргументы у них закончились очень быстро, и оба мирно пристроились друг подле друга отдохнуть. Всеволод решил вопрос с двумя другими мародёрами ещё быстрее: он просто взял их за шиворот, когда те наклонились над мешком, полным всякого добра, и с размаху приложил лбами. Наверное, сделай он это чуть сильнее – и головы бедолаг бы треснули, как спелые арбузы. Здоровяк без видимых усилий приподнял незадачливых грабителей над телегой и швырнул на землю.

– Не поторопился ли ты, охальник?! – встав за спиной главаря разбойников, сквозь зубы произнёс Стоян.

Тот обернулся и увидел недобро глядящего на него чужака. Нервно осмотревшись по сторонам, он тут же понял, что дело приобретает скверный оборот: все его подельники без движений лежат на земле, а к нему приближаются ещё двое чужих. Верзила встал на четвереньки, а затем на ноги. Портки упали на землю и обнажили горящий от нетерпения уд. Он закрыл его руками и оглянулся на отползающую к сосне и пытавшуюся прикрыть обнажённую грудь Марию. Затем повернулся к Стояну и, выдерживая форс, спросил:

– Хто такие?

– Портки подбери! – брезгливо ответил Стоян. – Теперь до конца жизни твоё хозяйство будет тебе без надобности!