Читать книгу: «Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон», страница 7

Шрифт:

§ 2. Критика и апология интуитивного метода

В среде философов и ученых разных направлений сложились две диаметрально противоположные точки зрения на бергсоновскую методологию. С одной стороны, это признание, иногда восторженное, за Бергсоном привилегии создателя нового метода познания. С другой стороны, это неприятие, принимающее зачастую весьма резкие формы и ведущее к обвинениям Бергсона в спекулятивности и непоследовательности. И поскольку сам философ заострял внимание на проблемах методологии, постольку предметом споров и критики служит прежде всего его метод. Критика же бывает иногда объективной, чаще же весьма пристрастной. Стало уже общим местом всесторонне характеризовать метод Бергсона в любом исследовании, посвящено ли оно сжатому пересказу основных положений бергсоновского учения или же представляет собой всестороннее изучение концепции философа. Таковы, в общем, все работы отечественных мыслителей – современников Бергсона; таковы и книги его французских учеников, последователей и оппонентов.

Еще при жизни Бергсона в защиту его учения и, в частности, методологии выступили Эдуард Леруа и Шарль Пеги, друзья и последователи мыслителя²⁰⁷; в плане бергсоновского метода ценны и мысли некоторых других людей, знавших Бергсона лично. Среди них – И. Бенруби, Ж. Гиттон, Ж. Шевалье²⁰⁸. Не стоит забывать и о трудах выдающегося философа Уильяма Джеймса, который нередко солидаризируется с Бергсоном, в частности по вопросам методологии²⁰⁹.

Проницательно охарактеризовал метод Бергсона его младший современник Морис Мерло-Понти в своем выступлении на заседании Бергсоновского конгресса (1959)²¹⁰. В частности, Мерло-Понти предпринял попытку обосновать уникальность исторического места Бергсона как представителя новой рациональности (отразившейся в новой методологии).

Однако, на мой взгляд, в плане интересующих меня (и, я надеюсь, читателя) проблем методологии и специфики бергсоновского мышления стоит особенно выделить из работ зарубежных авторов захватывающее эссе Жиля Делёза «Бергсонизм»²¹¹, – столь необычен предложенный ракурс. Делёз, которого некоторые исследователи считают вдохновителем «ренессанса бергсонизма» на Западе²¹², поступает с философией Бергсона не слишком деликатно. Провозглашая метод истинной нитью Ариадны в лабиринтах бергсоновского учения, Делёз деконструирует философию Бергсона, добирается до самих основ этой философии, с удовольствием «философствует посреди», по его собственным словам. Делёза, как настоящего постмодерниста, не слишком интересуют (или он делает вид, что не интересуют) смысловые константы бергсоновского учения; в поле зрения Делёза попадают скорее те смысловые интенции и акциденции, которые можно при желании надстроить над бергсоновской концепцией, но которые при этом не столько имманентны последней, сколько инспирированы именно соответствующим желанием философа-исследователя.

Но, если не включать в поле зрения собственно постмодернистские игры с чужой философией, а брать подходы к ней, бережно сохраняющие исходные смыслы даже при их новом, скажем так, «интонировании», то, конечно, не Делёз будет считаться вдохновителем «ренессанса бергсонизма». Гораздо больше для открытия новых граней бергсоновской концепции сделал крупный парижский исследователь Анри Юд, усилиями которого на протяжении 1990-х годов была опубликована часть лекций²¹³ Бергсона (хотя философ в завещании запретил издавать любые материалы, которые он сам не предполагал отдавать в печать). В двухтомной работе Юда²¹⁴ много интересных штрихов и ранее незамеченных нюансов, позволяющих с новых позиций подойти к учению философа и, соответственно, к проблемам его методологии. Здесь освещена эволюция взглядов мыслителя на разные проблемы, суммированы знания о Бергсоне из множества источников. Впрочем, по замечанию Блауберг, Юд, воодушевившись тем, как часто в лекциях философ апеллирует к проблеме Бога, избирает весьма непривычный ракурс исследования: «Бергсон предстает… как спиритуалист теистского толка»²¹⁵. С этой позиции Юд предлагает трактовать и другие вопросы, рассматриваемые Бергсоном. В плане бергсоновской методологии, что для нас особенно важно, в исследованиях Юда дело обретает также не слишком привычный оборот: Юд настаивает на преувеличенном внимании ученых к интуитивному познанию «по-бергсоновски» и недооценке роли, которую играет в текстах философа рациональное мышление.

В России²¹⁶ взглядами Бергсона одним из первых заинтересовался интуитивист Л. М. Лопатин, подчеркивавший сходство некоторых собственных и бергсоновских идей. К интуитивному методу Бергсона с симпатией относились В. Л. Карпов, Н. В. Болдырев, Б. Н. Бабынин (последний по некоторым вопросам не соглашался с Бергсоном); многое оказалось близким в бергсоновских текстах для Н. О. Лосского, который испытал, по его собственным словам, непосредственное влияние Бергсона. Общие моменты с бергсоновским учением легко выявить в философии С. Л. Франка. «…самым замечательным философом современности»²¹⁷ назвал Бергсона С. А. Аскольдов. Все эти философы в той или иной мере касались и вопроса о методе Бергсона, причем зачастую, как в книге Н. Лосского, дело в общем и ограничивалось пересказом основных постулатов интуитивизма как метода, взятого в бергсоновском варианте.

В наше время, уже в начале XXI века, оказывается уместным несколько иной подход к наследию философа: не только выявление всех смысловых оттенков и аспектов его учения, но и подробное их комментирование; не только рассмотрение тех или иных бергсоновских тезисов, но и попытка найти им применение в современной гносеологической ситуации и даже, возможно, в тех областях, о которых сам философ не помышлял. Примером вдумчивого, скрупулезного комментария может служить книга И. И. Блауберг²¹⁸ – самое полное на данный момент исследование о Бергсоне на русском языке. Естественно, в этом исследовании метод Бергсона становится одним из предметов пристального внимания. И. Блауберг не ставит проблему экстраполяции бергсоновской методологии в новые сферы – у ученого совершенно иные задачи.

Подобная проблема в русскоязычной литературе была затронута, насколько мне известно, всего лишь единожды – в небольшой работе В. Пивоева и С. Шрёдера²¹⁹. Авторы хотят распространить метод Бергсона на область гуманитарного знания в целом, иными словами, сделать метод Бергсона инструментом в рамках собственной методологии (своего рода «метод внутри метода»). Кроме того, им льстит мысль выяснить, какова ценность метода философа для исследований в наши дни. Впрочем, несмотря на заманчивое и многообещающее название, в указанной монографии Пивоева и Шрёдера проблемы собственно бергсоновской методологии как таковой не рассматриваются. Авторы ограничиваются констатацией того факта, что Бергсон способствовал созданию новой методологии в области гуманитарного знания, однако в чем состоит данная методология, не поясняется. Видимо, особенности бергсоновского метода читатель должен выводить сам, исходя из пересказа основных работ философа, поскольку именно такому пересказу посвящена бо́льшая часть указанной монографии. Исключением служит небольшая пятая глава («Интуиция как метод и обоснование иррациональной методологии»²²⁰). Здесь рассматривается ставшая уже привычной дихотомия «интуиция/интеллект» (думаю, ее можно назвать дихотомией с точки зрения инструментов познания реальности); «интуиция/анализ» (с точки зрения способа познания), «интуитивное/рациональное» познание (с точки зрения метода контакта с реальностью).

В последней бинарной оппозиции, согласно трактовке авторов, «интуитивное» заменяется на «иррациональное». Однако, как известно, в философском учении Бергсона гносеологические проблемы не решаются столь непримиримо, однозначно и упрощенно; а что до слова «иррационализм», то для самого Бергсона применение этого термина к его концепции служило свидетельством попросту полного непонимания. Термины «рациональность», «интеллект», «разум» трактовались Бергсоном многопланово, а интуиция была названа во «Введении в метафизику» интеллектуальной. Кроме того, в означенной пятой главе Пивоев и Шрёдер неявно ставят знак равенства между метафизикой и наукой, ни слова не говоря о том, что это за метафизика и что за наука. Между тем отождествления науки и метафизики у самого Бергсона мы не найдем; мечтой философа было обоснование «новой метафизики» как науки, то есть присвоение первой научного статуса, что не исключает размежевание собственно метафизики и собственно науки. Авторы монографии увлечены составлением парных оппозиций, включая «анализ/синтез» и функциональное различие полушарий мозга, невзирая на предупреждение самого Бергсона о том, что любые резкие противопоставления, вплоть до антиномий, есть следствие аналитического, разграничивающего подхода, а при истинном проникновении в реальность противоречия снимаются сами собой, растворяясь друг в друге²²¹.

Исходя из подобных соображений, можно констатировать, что ценность указанной пятой главы из монографии Пивоева и Шрёдера заключается отнюдь не в исследовании метода Бергсона. Интерес представляет сопоставление некоторых тезисов французского философа с положениями В. Дильтея, Г. Риккерта и М. Бахтина в области методологии гуманитарного знания. В данном случае импонирует стремление авторов рассмотреть методологические взгляды Бергсона в контексте общих тенденций в сфере исследования гуманитарных дисциплин.

Стоит также упомянуть наблюдения над методологией Бергсона Т. Кузьминой²²². Исследователь проводит небезосновательные параллели между новаторским подходом Бергсона к проблемам познания и гносеологической программой неклассической физики. Постулируется специфичность наук о духе, выводятся общие положения у Бергсона и Дильтея.

Всё сказанное позволяет сделать вывод, что, несмотря на давний и устойчивый интерес к фигуре Бергсона, имевший место еще при жизни философа, в русскоязычной литературе его метод, даже будучи осмысленным в положительном ключе, становился предметом описания, изучения, анализа, но не становился пока действенным инструментом. В. Пивоев и С. Шрёдер ограничились исключительно намеком на то, что вообще-то возможно актуализовать бергсоновский метод в современной панораме гуманитарного знания, – но дальше этого намека не пошли. Я не беру на себя смелость проводить такую актуализацию всесторонне; однако мне хотелось бы продвинуться хоть на шаг в желанном направлении и не ограничиваться только благими намерениями. Я верю в плодотворность пути, перед которым В. Пивоев и С. Шрёдер остановились в растерянности.

Что касается отрицательного отношения к концепции Бергсона, то, надо сказать, критиковать его учение и, в частности, его метод очень легко. Сам философ высказался на этот счет весьма недвусмысленно и жестко²²³, видимо, потому, что реагировал на соответствующие высказывания довольно болезненно. Уже будучи международно признанным мыслителем, Бергсон подвергался яростным нападкам со стороны таких, например, небезызвестных деятелей и ученых, как Феликс Ле Дантек (философ-позитивист, биолог, профессор общей эмбриологии Сорбонны), Жюльен Бенда (картезианец, философ-интеллектуалист, писатель), Шарль Моррас (руководитель Action française – националистического и монархического движения), Бертран Рассел, Джордж Сантаяна²²⁴. Первый из названных считал, что для научного познания мира метод Бергсона совершенно непригоден, а второй уверял, что Бергсон стремится выдать свою философию за научную. В России же спорные стороны бергсоновской методологии отмечали Б. В. Вышеславцев, И. Д. Холопов, Н. А. Бердяев, философ-интуитивист Н. О. Лосский, сторонник философии всеединства Л. П. Карсавин, а также Л. М. Лопатин и С. Л. Франк. Интересную критику бергсоновской философии, в частности методологии, предложил П. С. Юшкевич²²⁵. Впрочем, позиция всех русских мыслителей, независимо от направления их деятельности, оставалась хотя и двойственной, но в любом случае корректной: в чем-то они соглашались с Бергсоном, в чем-то – нет, однако неаргументированных нападок в их работах мы не найдем. А вот в советское время метод Бергсона стал объектом весьма спорной критики, – спорной именно потому, что аргументы «против» оказались более поверхностными, чем бергсоновские доводы «за», – на страницах книги В. Ф. Асмуса²²⁶, что вполне понятно, если учесть интересы советского исследователя и соответствующую политическую доктрину²²⁷.

Естественно, не только приверженность определенному философскому направлению опередила негативную оценку Асмуса. Многое здесь зависит от специфического понимания сущности самой науки и того, как, относился к ней Бергсон. Ведь, так или иначе, порицая методологию философа, всегда акцентировали разграничение науки и метафизики, которое имело место в бергсоновских трудах, и соответствующее противопоставление рационального метода познания интуитивному. Внимательно проанализировав критику бергсоновской методологии, можно сделать следующие выводы:

1) противники Бергсона под наукой понимают только «позитивную науку»²²⁸ (то есть классическую физику, естествознание, химию, астрономию и т. п., даже если это в явном виде не утверждается);

2) они считают, что философ резко разводил и помещал на разные гносеологические полюсы так понятую науку и метафизику;

3) налицо уверенность критиков в том, что философ мечтал о создании нового способа познания, не просто альтернативного рациональному, но призванного заменить его в целях достижения абсолютного знания о мире;

4) отсюда – обвинения Бергсона в иррационализме и антиинтеллектуализме²²⁹.

В доказательство приведу суждение И. Пригожина и И. Стенгерс, представителей синергетического направления в науке. Казалось бы, рождение неклассической физики с ее признанием необратимости времени и роли открытых систем, – а именно с этим поворотом в мышлении связано возникновение синергетики, – должно способствовать осмыслению бергсоновской концепции и метода на новой почве. Однако, рассматривая проблемы нашего восприятия мира, возможностей и условия постижения реальности, Пригожин и Стенгерс указывают, что роль Бергсона в осмыслении подобных вопросов была довольно противоречивой. С одной стороны, философ обратил внимание на элиминацию стрелы времени в естественных науках, это несомненный плюс. С другой стороны, «Бергсон намеревался предложить метод, способный конкурировать с научным знанием, и в этом потерпел неудачу»; его новаторские взгляды на природу времени и эволюции не привели «квозникновению нового способа познания, сравнимого по значимости с научным»; и, вообще говоря, «выводы Бергсона были восприняты как выпад против науки»²³⁰.

Если последний из этих тезисов во многом верен, поскольку за восприятие своих идей философ не в ответе, – то первые два весьма спорны. Во-первых, потому, что Бергсон, как известно, ценил «позитивную науку» и опирался в своих исследованиях на результаты научных данных в разных областях знания (психологии, биологии, математике). Отводя науке строго определенную область исследований и ограничивая ее гносеологические возможности конкретной сферой, он ставил научное знание значительно выше, чем, например, Кант. Как указывает И. Блауберг, Бергсон вовсе не отвергал способность разума достигать абсолютного знания о мире²³¹.

По наблюдению исследователя, подобный взгляд на гносеологические возможности разума сложился у Бергсона, начиная с «Творческой эволюции». «В принципе, позитивная наука касается самой реальности, если только она не покидает своей области – инертной материи» – «En principe, la science positive porte sur la réalité méme, pourvu qu’elle ne sorte pas de son domaine propre, qui est la matière inerte»²³². «…Интеллект, стремящийся к действию, которое должно быть выполнено, и к противодействию, которое должно последовать, интеллект, ощупывающий свой объект, чтобы ежеминутно получать о нем меняющееся впечатление, – соприкасается с чем-то абсолютным» – «…une intelligence tendue vers I’action qui s’accomplira et vers la reaction qui s’ensuivra, palpant son objet pour en recevoir a chaque instant l’impression mobile, est une intelligence qui touche quelque chose de l’absolu»²³³. Аналогичные мысли высказаны Бергсоном во Второй части Введения к сборнику «Мысль и движущееся», содержащему тексты 1903–1922 годов²³⁴. В этом пункте Бергсон расходился с контовским позитивизмом, постулировавшим относительность всякого «фактического», «позитивного» знания: опытное знание не может быть абсолютным, поскольку связано с чувственными восприятиями и преходяще, ситуативно.

«…Наш разум предпочитает… раз и навсегда с горделивой скромностью возвестить, что он может познавать только относительное, а абсолютное – не в его компетенции, – говорит Бергсон. – Это предуведомление позволяет ему без стеснения применять свой привычный метод мышления, и с оговоркой, что он не касается абсолютного, он авторитетно высказывается абсолютно обо всем»²³⁵. Кроме того, как отмечает Блауберг, этот же пункт отличает концепцию философа от гносеологических аспектов прагматизма: «Бергсон всегда признавал возможность истинного познания в традиционном его понимании, т. е. как „бескорыстного“, незаинтересованного, а потому совершенно объективного; он не считал, что рамки, налагаемые действием на познание, абсолютны»²³⁶.

Предлагая свою гносеологическую программу в целом и методологию в частности, Бергсон не предполагал «конкурировать с научным знанием»; более того, он полагал, что в подведомственной им сфере позитивные науки обладают превосходными методами. «Я хотел бы знать, существует ли среди современных концепций науки теория, которая ставила бы выше позитивную науку»²³⁷, – заметил Бергсон в своем выступлении на заседании Французского философского общества в 1907 году. По словам И. Блауберг, в бергсоновской концепции «утверждается, что наука способна достичь абсолютного, что она, вопреки Канту, не является относительной, т. е. обусловленной исключительно состоянием человеческого интеллекта»²³⁸. Бергсон определял свою позицию как приписывание интеллекту возможностей, «которые обычно оспаривала за ним новоевропейская философия»²³⁹. Но почему же тогда нападки на Бергсона только усиливались? По мнению Блауберг, дело в том, что научное сообщество не могло смириться с ограничением поля возможных для разума исследований. Иными словами, лучше относительное знание обо всем мире, чем абсолютное об избранной области предметов²⁴⁰.

Во-вторых, нельзя не учитывать попытку Бергсона добиться в области философии не меньшей строгости, достоверности и точности, чем уже добилась человеческая мысль в области позитивной науки. «…Всякое знание, интуитивно оно или интеллектуально, будет отмечено печатью точности»²⁴¹, – читаем в одном из текстов Бергсона 20-х годов. Уместно привести блестящую характеристику, данную Жилем Делёзом: «…Бергсон полагается на интуитивный метод, дабы учредить философию как абсолютно „точную“ дисциплину, – дисциплину, которая точна в своей области (как наука в своей) и могла бы продолжаться и передаваться так же, как это происходит в самой науке»²⁴².

В-третьих, Бергсон не противопоставлял антагонистически науку и метафизику, а лишь разграничивал подведомственные им сферы познания и применяемые методы²⁴³. В-четвертых, разум у Бергсона имеет свои познавательные функции и свои задачи, и нельзя сказать, чтобы философ вообще отвергал ценность рационального подхода к действительности, – поэтому учение Бергсона не есть иррационализм; но это и не антиинтеллектуализм, поскольку интеллект, по Бергсону, ограничен с точки зрения гносеологии по выполняемой функции, но не по возможностям. Лучше всего о совершенной беспочвенности подобных нападок не без едкости сказал сам философ: «Что же до Интеллекта, вовсе не стоило так тревожиться из-за него. Разве не с ним мы прежде всего советовались? Будучи интеллектом и, следовательно, все понимая, он понял и сказал, что мы желали ему только добра»²⁴⁴.

Поясним, что разум выступает почти синонимом интеллекта в бергоновском учении. Различие, прежде всего, в том, что интеллект примерно до 1913 года предстает в работах Бергсона как родовое понятие (интеллект в широком смысле слова), отождествляемое с мышлением вообще: последнее же включает собственно интеллект и интуицию. Эта трактовка интеллекта как мышления в целом присутствовала, по мнению самого философа, в концепциях, предшествующих бергсоновской. Бергсон считал, что применил термин «интуиция» именно для того, чтобы внести ясность и не приписывать термину «интеллект» «дваразличных смысла», а оставить один смысл за собственно интеллектом, а другой смысл, относящийся к духовным способностям человека, закрепить за словом «интуиция»²⁴⁵. В этом узком значении интеллект и становится синонимом разума.

Интуиция же выступает как «новая функция мышления», сохраняя при этом свою духовную природу²⁴⁶: «ибо дух мыслит самого себя», – но мыслит, «только преодолевая привычки, выработанные в контакте с материей, – а эти привычки суть то, что обычно называют интеллектуальными склонностями»²⁴⁷.

Бергсон заявляет о том, что никогда не выступал против разума, а утверждал, что нужно «развить разум при помощи интуиции»²⁴⁸; что объектом критики в его трудах стал не разум, а «сухой рационализм, созданный главным образом из отрицаний»²⁴⁹. Как отмечает Блауберг, это «очередной выпад в адрес Гегеля»²⁵⁰. Исследователь указывает, что в одном из писем Бергсона есть похожие строки²⁵¹. «Он искал в философии строгости и точности, в которых она не уступала бы науке, разрабатывал новый способ мышления, который позволил бы исследовать реальности, ускользавшие до тех пор от философии… стремился открыть человеку новые перспективы самопознания и познания мира, а его обвиняли в иррационализме»²⁵². Блауберг в качестве примера более вдумчивого отношения к Бергсону приводит позицию Анри Юда, который «отвергает мнение о Бергсоне как об иррационалисте… считая, что роль рационального знания в его концепции нередко недооценивалась…»²⁵³.

Что касается антиинтеллектуализма, то здесь имеет смысл разграничить пару «интеллектуализм/антиинтеллектуализм» в понимании сторонников и единомышленников Бергсона и аналогичную пару в понимании сообщества мыслителей, являющихся противниками бергсоновской концепции. Так, чрезвычайно близкий Бергсону по духу и воззрениям Уильям Джеймс писал: «Самым важным… вкладом Бергсона в философию является его критика интеллектуализма. На мой взгляд, Бергсон убил интеллектуализм окончательно и без всякой надежды на возрождение»²⁵⁴. «Интеллектуализм, – продолжает философ, – коренится в нашей способности… приводить сырой поток нашего чисто чувственного опыта в систему понятий. <…> Начало интеллектуализма в порочном смысле относится к тому времени, когда Сократ и Платон учили, что то, что есть вещь в действительности, высказано в ее определении»²⁵⁵. Джеймс выстраивает цепочку отождествлений: вещь – понятие; понятие – определение; определение – сущность вещи; следствия из определения – свойства объекта. Если из данного определения не выводятся такие-то свойства, значит, объект ими не обладает; объекты оказываются замкнуты в себе, поскольку любое определение налагает ограничения. Не останавливаясь на остроумном доказательстве Джеймса, приведем его вывод: «Интеллектуализм… способен лишь на одно: дать природе иррациональный и, по-видимому, невозможный облик»²⁵⁶. Как видно, иррационализм здесь выводится из интеллектуализма и является коррелятом последнего, а вовсе не антиинтеллектуализма, как полагали противники Бергсона.

В-пятых, Бергсон всегда стремился следовать опыту: «существование может быть дано только в опыте»²⁵⁷. Вспоминается ироничное замечание Бергсона: «Один современный философ, завзятый спорщик, которому указывали на то, что его безукоризненно построенные рассуждения противоречат опыту, закончил спор очень просто: „Опыт не прав“»²⁵⁸. Конечно, Бергсон понимал опыт не так, как приверженцы контовского позитивизма. Если последний вычеркивает из рубрики «опыт» все данные сознания и самоуглубленного созерцания, то Бергсон опирается на внутренний опыт человека, на «непосредственно данные сознания», вспоминая название раннего труда философа²⁵⁹. Однако Бергсон не исключает и эмпиризм в традиционном понимании²⁶⁰. Более того, Бергсон считал, что «наука и метафизика будут различаться по предмету и методу, но взаимодействовать в опыте»²⁶¹. По его мнению, метафизика должна опираться на «опыт подвижный и полный»²⁶². «…Философский метод в моем понимании строго соотносится с опытом (внутренним и внешним) и не позволяет высказывать заключение, в чем бы то ни было выходящее за рамки эмпирических соображений, на которых оно основывается»²⁶³, – постулировал Бергсон в одном из писем. «Только опыт сможет дать ответ» на основополагающие вопросы²⁶⁴ – полагал Бергсон.

Высказывания философа на этот счет суммируются очень емкой фразой из «методологического манифеста» Бергсона: «…Метафизика совсем не представляет собою обобщения опыта, и тем не менее ее можно определить как целостный опыт»²⁶⁵. («… la metaphysique n’a rien de commun avec une generalisation de l’expérience, et néanmoins elle pourrait se définir l’expérience integrate»²⁶⁶.) «Возможно бесконечное число систем, но между ними исчезают противоречия только тогда, когда они соприкасаются с единым опытом»²⁶⁷. Штенберген характеризует метод Бергсона как «метод абсолютного опыта»²⁶⁸. Даже крайне негативно настроенный Асмус не может пройти мимо опыта как основы познания у Бергсона²⁶⁹.

Я не буду здесь вдаваться в нюансы трактовки Бергсоном характера эмпирического познания. Важнее подчеркнуть, что, как бы ни понимал Бергсон опыт, призыв к опытному познанию свидетельствует о том, что философ действительно хотел придать метафизике статус научного знания, пусть и отличающегося по характеру от позитивного знания. Метафизика Бергсона, укорененная в опыте, бесконечно далека от умозрительных построений. Отметим один примечательный момент: Бергсон подчеркивал значимость чувственного опыта: «Опыт ставит нас перед лицом становления – вот чувственная реальность»²⁷⁰. («L’experience nous met en presence du devenir, viola la réalité sensible»²⁷¹). Бергсон призывает «обратиться к определенному чувству жизни», «когда мы покидаем область математических и физических объектов и вступаем в сферу жизни и сознания». Это чувство жизни «коренится в том же порыве жизни, что и инстинкт»; «это некий вид опыта, столь же древний, как и человечество…»²⁷².

С. Франк выделяет в концепции Бергсона, по сути, три вида опыта: опыт рассудочный, опыт интуитивный и возникающий на основе последнего опыт философского глубинного прогревания²⁷³.

«Нужно философствовать о конкретных фактах, а не об идеях»²⁷⁴, – говорит философ. Подчеркнем, что факты понимаются Бергсоном весьма широко. «Бергсон обнаружил, что реальный опыт человека, связывающий его с миром и определяющий способы его включения в этот мир, существенно шире, чем тот, какой считала ведущим философия рационализма; он теоретически описал (и предвосхитил) особенности мировосприятия в динамичном, многовариантном мире…»²⁷⁵, – замечает И. Блауберг. Согласно Бергсону, вывод из рассуждения обладает качествами возможности и вероятности; но данное «в качестве опыта» «достоверно», причем опытную достоверность Бергсон понимает чувственно-конкретно: «кто-то видел, кто-то осязал, кто-то знает»²⁷⁶. В «Двух источниках морали и религии» приведенное высказывание характеризует опыт мистического переживания, который рассматривается Бергсоном, вслед за У. Джеймсом, как полноправный (если не высший) вид опыта. Согласно исследованиям И. Блауберг, Бергсон сделал вывод, что «в опыте мистиков проявляется нечто абсолютное»²⁷⁷ (имеются в виду христианские мистики – Тереза Авильская, Франциск Ассизский, Хуан де ла Крус и другие). В. Янкелевич определяет данный аспект учения Бергсона как «мистическую философию в экспериментальном смысле слова» и характеризует метод Бергсона как «высший позитивизм, когда, чтобы узнать нечто о Боге, [Бергсон] консультируется с мистиками, испытавшими его присутствие»²⁷⁸.

Более того, нельзя забывать, что именно интуиция и выступает формой опыта, с ней Бергсон сверяет все свои предположения. Так, например, в связи с «Материей и памятью» Бергсон заметил: «Есть много вопросов, на которые я мог бы ответить только при помощи бездоказательных гипотез. Но я хочу возможно ближе следовать контурам фактов, отвергая любые метафизические конструкции, наконец, вернуться к интуиции. Там, где интуиция больше ничего не сообщала, я должен был остановиться»²⁷⁹. Возражения могут вызвать такие функции и полномочия интуиции, выступающей не только инструментом эмпирического знания, но и высшим арбитром в сфере опытных данных. Однако ничто не дает нам права отрицать за методом Бергсона его эмпирический статус.

Наконец, в-шестых, вся критика науки и присущего ей способа познания касалась у Бергсона именно «наук о природе», если воспользоваться Дильтеевым понятием. Что же касается гуманитарного знания, то во времена Бергсона не сформировалась еще собственная методология «наук о духе»: психология или психофизиология, например, следовала в сфере метода путями классической физики²⁸⁰. Поэтому все возражения Бергсона были направлены именно против использования методов «позитивных наук» вне их собственной сферы исследования²⁸¹. Думаю, теперь ясно, насколько спорно приведенное выше остро критическое суждение Пригожина и Стенгерс о заслугах Бергсона в сфере гносеологии: ведь книга этих ученых посвящена перспективам новой парадигмы современной науки, охватывающей не только естествознание, физику и химию, но и общественные, социальные и гуманитарные дисциплины.

В моей книге не ставится задача подробной характеристики бергсоновского метода, выявления его сильных сторон и противоречий. Но и сказанного достаточно для понимания очевидного факта: Бергсон был слишком проницательным и вдумчивым человеком для того, чтобы утверждать, «будто для понимания созидательной деятельности природы нам нужна „другая“ наука»²⁸². Просто он считал, что не все в мире может быть познано с помощью позитивных наук и соответствующих методов. В 1922 году, когда практически все аспекты концепции философа (за исключением этического) уже сложились, он высказался очень четко по данному поводу: «…мы отнюдь не преуменьшаем значение интеллекта… Но мы утверждаем, что наряду с ним существует иная способность, пригодная для другого рода познания. Значит, у нас имеются, с одной стороны, наука и техническое умение, относящиеся к ведению чистого интеллекта, а с другой стороны – метафизика, которая опирается на интуицию. Между этими крайними точками расположатся науки о нравственной, социальной и даже органической жизни; последняя из этих наук больше связана с интеллектом, первые – с интуицией»²⁸³.

207.Леруа выпустил книгу «Новая философия. Анри Бергсон» (Le Roy E. Une philosophie nouvelle: Henri Bergson / Édouard Le Roy Paris: Е Alcan, 1913. 208 p. (Bibliothèque de philosophie contemporaine)), на которую философ отозвался письмом (Bergson H. Lettre a M. Edouard Le Roy / Henri Bergson // Bergson H. Écrits et paroles: dans trois volumes. Tome second (1905–1915) / Henri Bergson; textes rassemblés par R. M. Mossé-Bastide. Papis: Presses Universitaires de France, 1959. (Bibliothèque de philosophie contemporaine fondée par Felix Alcan). P. 364.). Пеги в 1914 году опубликовал «Заметку о г-не Бергсоне и его философии» (См.: Peguy Ch. Note sur M. Bergson et la philosophie bergsonienne / Charles Péguy. Paris: Émile-Paul frères, éditeurs, 1914. 101 p.).

208.Из них назову: Benrubi I. Souvenirs sur Henri Bergson / Isaak Benrubi. Neuchâtel; Paris: Delachaux and Niestlé, cop. 1942. 135 p.; Guitton J. La vocation de Bergson / Jean Guitton. Paris: Gallimard, 1960. 260 p.; Chevalier J. Bergson /Jacques Chevalier. Paris: Plon, 1948. 357 p.

209.Например, из доступных сочинений в русском переводе: Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения / Уильям Джемс; пер. с англ. Б. Осипова и О. Румера под ред. Г. Г. Шпета. М.: Космос, 1911. 235 с. (сохранена старая орфография фамилии философа); Джеймс У. Введение в философию / Уильям Джеймс // Джеймс У. Введение в философию. Рассел Б. Проблемы философии / Уильям Джеймс, Бертран Рассел; пер. с англ.; общ. ред., послесл. и примеч. А. Ф. Грязнова. М.: Республика, 2000. С. 5–152. См. также: James W. A Pluralistic universe; Hibbert lectures at Manchester College on the present situation in philosophy / William James. London: Longmans, Green and Co., 1909. 405 p.; James W. Some problems of philosophy, a beginning of an introduction to philosophy / William James. London: Longmans, Green and Co., 1911. 237 p.

210.См.: Мерло-Понти М. Сам себя созидающий Бергсон. С. 208–219; Merleau-Ponty М. Bergson se faisant / Maurice Merleau-Ponty // Merleau-Ponty M. Signes / Maurice Merleau-Ponty. Paris: Edition Gallimard, NRF, 1960. P. 229–241.

211.Делёз Ж. Бергсонизм. С. 229–322. Deleuze G. Le bergsonisme / Gilles Deleuze. 4 éd. Paris: Presses universitaires de France, 2011. 119 p. (Quadrige. Grand textes).

212.Пивоев В. М., Шрёдер С. А. Бергсон и проблемы методологии гуманитарного знания. С. 3.

213.Bergson Н. Cours: dans quatre volumes / Henri Bergson; éd. par Henri Hude; avec la collaboration de Jean-Louis Dumas. Paris: PUF, 1990. (Epiméthée). Volume l: Leçons de psychologie et de metaphysique: Clermont-Ferrand, 1887–1888 / avant-propos par Henri Gouhier. 1990. 445 p. Vol. II: Ieçons d’esthétique. Leçons de morale, psychologie et de metaphysique. 1992. 489 p. Vol. III: Leçons d’histoire de la philosophie moderne. Théories de I’âame. 1995. 314p. Vol. IV: Cours sur la philosophie grecque. 2000. 276 p.

214.Hude H. Bergson: dans deux volumes / Henri Hude. Paris: Editions Universitaires, 1989. Vol. I. 1989. 191 p. Vol. II. 1990. 209 p.

215.Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 16.

216.Об отношении к философии Бергсона в среде русских мыслителей см. специальное исследование: Нэтеркотт Ф. Философская встреча: Бергсон в России (1907–1917) / Френсис Нэтеркотт; пер. и предисл. И. И. Блауберг. М.: Модест Колеров, 2008. 431 с. (Исследования по русской мысли: Т. 13); а также см.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. Глава 10 (Бергсон и философия в России). С. 591–626.

217.Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 617.

218.Эта книга уже неоднократно упоминалась и цитировалась на страницах данной работы.

219.Пивоев В. М., Шрёдер С. А. Бергсон и проблемы методологии гуманитарного знания / Василий Михайлович Пивоев, Стивен Шредер. Петрозаводск: Изд-во Петр ГУ, 2008. 111 с.

220.Пивоев В. М., Шрёдер С. А. Бергсон и проблемы методологии гуманитарного знания / Василий Михайлович Пивоев, Стивен Шредер. Петрозаводск: Изд-во Петр ГУ, 2008. 111 с. С. 61–75.

221.Ведь понятия, по Бергсону, лишь репрезентируют разные внешние точки зрения на мир. Помещаясь усилием интуиции внутрь предмета, мы избавляемся от «количественной множественности» взглядов, и антиномии взаимопроникают, образуя «качественную множественность» самого явления (в кавычки взяты термины самого Бергсона). См. следующие источники: Его же. Введение в метафизику. С. 3–47; Бергсон А. Из сборника «Мысль и движущееся». Введение. Часть вторая. С. 99–150.

222.Кузьмина Т. А. Анри Бергсон / Т. А. Кузьмина // Философы двадцатого века / отв. ред. А. М. Руткевич, ред. И. С. Вдовина. М.: Искусство XXI век, 2004. С. 11–23. (Философские тетради: Книга первая).

223.«Критика интуитивной философии настолько не требует усилий, ей настолько гарантирован хороший прием, что она всегда прельстит дебютанта. Позже может прийти сожаление – если только дело не в прирожденном непонимании и, из досады на это, личном неприятии всего того, что не сводится к букве, что собственно и является духом. Такое бывает – ведь и у философии есть свои книжники и фарисеи» (См.: Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 104–105). По мнению философа, легкость порицания здесь обусловлена тем, что для этого нужны лишь «готовые мысли и фразы» и понятия, «уже накопленные в языке».

224.Подробнее о критике Бергсона см.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 377–394, о критике метода: Там же. С. 381–383. «Этот философ свободы, как говорил о нем Пеги в 1913 году, имел своими врагами радикальную партию и Университет; противник Канта, он сумел настроить против себя партию „Action française“; сторонник духа, он имел своими оппонентами набожных людей; речь, стало быть, идет не только о его непосредственных противниках, но и о противниках его противников», – подвел итог Мерло-Понти критике Бергсона (Мерло-Понти М. Сам себя созидающий Бергсон. С. 208; см. там же. С. 209).

225.См., в частности: Бабынин Б. Философия Бергсона / Борис [Николаевич] Бабынин // Вопросы философии и психологии. 1911. Книга 108 (III). 2-я паг. С. 251–252; Книга 109 (IV). 2-я паг. С. 472–516; Юшкевич П. С. К современному возрождению метафизики (Анри Бергсон и его философия антиинтеллектуализма) / Павел Соломонович Юшкевич // Юшкевич П. С. Мировоззрение и мировоззрения: Очерки и характеристики / Павел Соломонович Юшкевич. Изд. 2-е. М.: URSS, 2011. С. 26–52.

226.Асмус В. Ф. Проблема интуиции в философии и математике. Очерк истории: XVII – начало XX в. / Валентин Фердинандович Асмус; вступ. ст. В. В. Соколова. 3-е изд., стер. М.: Едиториал УРСС; Калуга: ГУП Облиздат, 2004. С. 152–197. Сама книга впервые опубликована в 1963 году.

227.Как указывают Пивоев и Шредер, Асмус действовал «в интересах апологии марксистского материализма»; он «создает искаженное представление Бергсона об интеллекте и потом критикует эту приписанную французскому философу точку зрения» (Пивоев В. М., Шрёдер С. А. Бергсон и проблемы методологии гуманитарного знания. С. 3).

228.«Но если у философии и у науки, под которой согласно со словом science всегда понимается естествознание, предмет познания один и тот же, и только метод иной, то ценность метода науки неизбежно должна понизиться», – заключает Р. Кронер (Кронер Р. Философия творческой эволюции / Р. Кронер // Логос: международный ежегодник по философии культуры. М.: Мусагет, 1910. Книга 1. С. 104). Термин «позитивная наука» используется самими Бергсоном в некоторых случаях (См., например: Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 131).

229.Например: «Анри Бергсон и его философия антиинтеллектуализма» – гласит подзаголовок второй главы книги П. Юшкевича (Юшкевич П. С. К современному возрождению метафизики. С. 26–52). Отмеченная тенденция сильна и в настоящее время. Кроме того, даже если исследователи и не оценивают негативно установленный ими антиинтеллектуализм и иррационализм, они все равно констатируют его наличие с явным удовольствием. Например, в лекции А. Цуркана читаем: «Цель философии Бергсона заключалась в том, чтобы„…преодолеть точку зрения разума“. Мыслитель критиковал позитивистский способ познания, утверждая, что жизнь, как сущность мира – иррациональна, поэтому столь же иррациональным должно быть и ее постижение» (Цуркан А. А. Лекции по истории западной философии XX века. С. 5). Между тем вырванная цитата из «Творческой эволюции» о «преодолении точки зрения разума» не дает еще оснований для безапелляционного суждения об отношении Бергсона к рациональному познанию: сам философ не придерживался жесткой позиции по данному вопросу.

230.Пригожин И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант: К решению парадокса времени / Илья Пригожин, Изабелла Стенгерс; под ред. В. И. Аршинова; пер. с англ. Ю. А. Данилова. Изд. 7-е. М.: URSS, 2009. (Синергетика: от прошлого к будущему). С. 26, 25.

231.См., например: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 596.

232.Бергсон А. Творческая эволюция / Анри Бергсон; пер. с фр. В. А. Флеровой, сверен И. И. Блауберг и И. С. Вдовиной; предисл. И. И. Блауберг. Жуковский; М.: Кучково поле, 2006. С. 210; Bergson Н. L evolution créatrice / Henri Bergson. 7-e éd Paris: Alcan, 1911. (Bibliothèque de philosophie contemporaine). P. 225–226.

233.Бергсон А. Творческая эволюция / Анри Бергсон; пер. с фр. В. А. Флеровой, сверен И. И. Блауберг и И. С. Вдовиной; предисл. И. И. Блауберг. Жуковский; М.: Кучково поле, 2006. С. 210; Bergson Н. L evolution créatrice / Henri Bergson. 7-e éd Paris: Alcan, 1911. (Bibliothèque de philosophie contemporaine). P. 35; см. также: С. 164; Ibid, P. iv; P. 165.

234.См.: Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 131.

235.Бергсон А. Творческая эволюция. С. 79.

236.Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 195.

237.Bergson Н. A propos de I’évolution de I’intelligence géometrique. Réponse à un article de E. Borel // Bergson H. Écrits et paroles. Tome second. P. 278; Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 379.

238.Bergson Н. A propos de I’évolution de I’intelligence géometrique. Réponse à un article de E. Borel // Bergson H. Écrits et paroles. Tome second. P. 278; Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 379.

239.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 141.

240.См.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 380.

241.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 142. И метафизика, и наука «являются, или могли бы стать, одинаково точными и достоверными» (Там же. С. 112).

242.Делёз Ж. Бергсонизм. С. 230.

243.См., например: Бергсон А. Введение в метафизику. С. 6–7, 12–13, 38–47; Его же. Введение. Часть вторая. С. 105–119, 131–140. «…Мы утверждаем различие в методах, но не признаем различия в ценности между метафизикой и наукой» (Там же. С. 112); «…Мы стремились создать философию, которая, поставив себя под контроль науки, в свою очередь могла бы продвинуть ее вперед» (Там же. С. 131). «…nous voulons une différence de méthode, nous n’admet tons pas une différence de valeur, entre la métaphysique et la science»; «… nous voulions une philosophie qui se soumit au contrôle de la science et qui pût aussi la faire avancer». (Bergson H. Introduction (deuxième partie). De la position des problèmes / Henri Bergson // Bergson, H. La pensée et le mouvant. Essais et conferences. Articles et conferences datant de 1903 a 1923 / Henri Bergson. Paris: Les Presses universitaires de France, 1969. (Collection: Bibliothèque de philosophie contemporaine). P. 32, 47). Также см.: Письмо Флорису Делатру 2 декабря 1935 г. (Бергсон А. Письма. С. 328); а также на данную тему: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 337–347; Цуркан А. А. Лекции по истории западной философии XX века. С. 4.

244.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 140. Бергсон лишь осуждает «интеллектуализм», который «априорно воссоздавал материальный объектиз элементарных идей» (Там же. С. 113): как видно, в этом случае сам философ берет соответствующее слово в кавычки. См. также: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 380.

245.См.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 457; Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 141; Bergson H. Lettre au P. Gorce 16 août 1935 / Bergson H. // Bergson H. Écrits et paroles: dans trois volumes. Tome troisième / Henri Bergson; textes rassemblés par R. M. Mossé-Bastide. Papis: Presses Universitaires de France, 1959. (Bibliothèque de philosophie contemporaine fondée par Felix Alcan). P. 598.

246.См.: Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 110.

247.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 141; вот в чем новизна предлагаемого способа мышления.

248.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 132.

249.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 140.

250.Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 457.

251.См.: Bergson Н. Lettre au professeur Spearman // Bergson H. Écrits et paroles. Tome troisième. P. 642.

252.Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 379.

253.Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 16.

254.Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения. С. 119.

255.Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения. С. 120.

256.Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения. С. 122; курсив мой. – Е. Р.

257.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 117.

258.Бергсон А. Смех / Анри Бергсон // Французская философия и эстетика XX века / предисл. П. Мореля; пер. И. Гольденберга, И. Вдовиной, А. Густыря; комментарии А. В. Густыря, И. С. Вдовиной. М.: Искусство, 1995. Программа Пушкин, Вып. 1. С. 34.

259.«Интуитивное знание легче всего может быть осуществлено каждым из нас в отношении к самому себе, т. е. во внутреннем опыте, в самонаблюдении» (Лосский Н. О. Интуитивная философия Бергсона. С. 42).

260.«Бергсон стремился создать метафизику, не уступающую по точности и обоснованности науке и превосходящую ее в достоверности, а тем самым вернуть права гражданства свободе, случайности, высшему началу; эту задачу он предполагал решить путем расширения и углубления опыта, обращения к непосредственному опыту – и внутреннему, и внешнему» (Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 45; курсив мой. – Е. Р.).

261.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 113. «… science et métaphysique différeront d’objet et de methode, mais qu’elles communieront dans l’experience» (Bergson H. Introduction (deuxième partie). P. 33; См. также: Его же Творческая эволюция. С. 186, 203, 215, 334, 340, 345). Нельзя забывать, что целью Бергсона было создание не просто новой метафизики, а метафизики, именуемой позитивной (См.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 214). А. Жуссэн замечает по этому поводу: «Всякая метафизическая система содержит элементы интуиции и гипотетические элементы. Интуиция – это особого рода непосредственное овладение реальным, а гипотеза – это пути воображения, понятие разума, абстрактная форма представлять себе вещи. Посредством интуиции Декарт открыл следующую истину: „Я мыслю, я есмь, вся моя сущность в способности мыслить“. Но когда он утверждал, что животные – чистые машины, он примешивал к интуиции гипотезу. <…>…Мы не можем непосредственно замечать, что животные лишены чувства. Мы можем только это воображать или постигать. Гипотеза, в данном случае, присоединяется к интуиции. Гипотезы дают то, что можно было бы назвать теоретической метафизикой, а интуиции – позитивную метафизику. Философия Бергсона, в этом смысле, может быть названа позитивной метафизикой. Она стремится исключить во имя интуиции гипотезу, конструкции ума, понятия, дабы постигать реальность таковой, какая она есть, а не через символы абстрактной мысли…» (Жуссэн А. Романтизм и философия Бергсона / Андре Жуссэн // Бергсон А. Собрание сочинений: в 5 т. / Анри Бергсон. СПб.: М. И. Семенов, 1913–1914. Т. 4: Вопросы философии и психологии; пер. В. Флеровой; в книге также: Жуссэн А. Романтизм и философия Бергсона; пер. Б. С. Бычковского. 1914. С. 200).

262.Бергсон А. Из сборника «Мысль и движущееся». Введение. Часть первая. Возрастание истины. Возвратное движение истины / Анри Бергсон // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь / Анри Бергсон; пер. и сост. И. И. Блауберг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 88. «…L’expérience mouvante et pleine» (Bergson Н. Introduction (première partie). Croissance de la vérité. Mouvement rétrograde du vrai / Henri Bergson // Bergson H. La pensée et le mouvant. Essais et conferences. Articles et conferences datant de 1903 a 1923 / Henri Bergson. Paris: Les Presses universitaires de France, 1969. (Collection: Bibliothèque de philosophie contemporaine). P. 11–12).

263.Письмо о. Жозефу де Тонкедеку 20 февраля 1912 г. (Бергсон А. Письма. С. 318; курсив мой. – Е. Р.). «…La methode philosophique, telle que je l’entends, est rigoureusement calquée sur l’experience (intérieure et extérieure), et ne permet pas d’énoncer une conclusion qui dépasse de quoi que ce soit les considerations empiriques sur lesquelles elle se fonde» (Bergson H. Lettre au P. Joseph de Tonquédec (1). 20 février 1912 // Bergson H. Écrits et paroles. Tome second. P. 365).

264.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 100.

265.Бергсон А. Введение в метафизику. С. 47.

266.Bergson Н. Introduction a la metaphysique / Henri Bergson // Bergson H. La pensée et le mouvant. Essais et conferences. Articles et conferences datant de 1903 a 1923 / Henri Bergson. Paris: Les Presses universitaires de France, 1969. (Collection: Bibliothèque de philosophie contemporaine). P. 138.

267.Штенберген А. Интуитивная философия Анри Бергсона. С. 50.

268.Штенберген А. Интуитивная философия Анри Бергсона. С. 52. Об эмпиризме в понимании Бергсона см.: Там же. С. 18–20.

269.См.: Асмус В. Ф. Проблема интуиции в философии и математике. С. 177.

270.Бергсон А. Творческая эволюция. С. 300.

271.Bergson Н. L evolution créatrice. P. 259; См. также: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 379–380.

272.Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 379–380; См.: Bergson Н. A propos de I’évolution de l’intelligence géometrique. Réponse à un article de E. Borel // Bergson H. Écrits et paroles. Tome second. P. 283. См. также: Джеймс У. Введение в философию. С. 35.

273.См.: Франк С. А. О философской интуиции / Семён Людвигович Франк // Русская Мысль. М.: Типолитография Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1912. Книга 3. С. 34–35.

274.Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 25. (См.: Benrubi I. Souvenirs sur Henri Bergson. P. 78.) И. Блауберг делает вывод: в целом учение Бергсона следует традиции эмпиризма. О том, что такое истинный эмпиризм, философ много рассуждал во «Введении в метафизику».

275.Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 111.

276.Бергсон А. Два источника морали и религии / Анри Бергсон; пер. с франц., послесл. и примеч. А. Б. Гофмана. М.: Канон, 1994. (История философии в памятниках). С. 251; курсив мой. – Е. Р.

277.Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 511.

278.Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 512, 511; См.: Jankélévitch V. Henri Bergson / Vladimir Jankélévitch. Paris: Presses universitaires de France, 1959. (Les Grands penseurs. Collectiondir. Par P.-M. Schuhl). P. 190, 227.

279.Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 256. «Autantdequestions auxquelles je pourrais répondre que par des hypotheses sans preuve. Or j’ai voulu suivre d’aussi près que possible le contour des faits, m’abstenir de toute construction métaphysique, enfin revenir a l’intuition. Là o l’intuition ne disait plus rien, je devais m’arreter» (См.: Bergson H. Lettres a G.Léchalas / Bergson H. II Bergson H. Écrits et paroles: dans trois volumes. Tome premier / Henri Bergson; textes rassemblés par R. M. Mossé-Bastide; precede d’une lettre-préface d’Edouard Le Roy et. d’un avant-propos de Henri Gouhier. Papis: Presses Universitaires de France, 1957. (Bibliothèque de philosophie contemporaine fondée par Félix Alcan). P. 97).

280.С психологией ситуация, правда, далеко не однозначная; тут картину в целом разнообразят и корректируют детали. Так, например, Франсуа Мен де Биран еще в начале XIX векарискнул критиковать использование естественнонаучных методов в области психологии.

281.Пример с упомянутой книгой Асмуса в этом смысле также весьмакрасноречив. Вот к какому обобщению приводит современных исследователей анализ позиции Асмуса: «Критикуя идеи Бергсона, В. Ф. Асмус защищалнауку, но при этом под наукойунего имелось ввидутолькоестествознание, обслуживающее интересы практики. Гуманитарные науки здесь в расчет не принимались…» (Пивоев В. М., Шрёдер С. А. Бергсон и проблемы методологии гуманитарного знания. С. 4; курсив мой. – Е. Р.).

282.Пригожин И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант. С. 26.

283.Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 141. «… нормальное развитие интеллекта направлено в сторону науки и техники…» (Там же. С. 140). Философ не без гордости замечает: «… мы стремились создать философию, которая, поставив себя под контроль науки, в свою очередь могла бы продвинуть ее вперед. И мы полагаем, что это нам удалось, – ведь психология, неврология, патология, биология становятся все более и более открытыми для наших взглядов, которые вначале считались парадоксальными» (Там же. С. 131).