Читать книгу: «Сочинения Джорджа Беркли. Том 1 из 4: Философские работы, 1705-21», страница 7

S.

Глупо спрашивать, что определяет Волю. Беспокойство и т.д. – идеи, следовательно, неактивны, следовательно, не могут ничего сделать, следовательно, не могут определять Волю [121].

[стр. 035]

S.

Опять же, что вы подразумеваете под «определять»?

N.

T.

Из-за недостатка правильного понимания времени, движения, существования и т.д. люди вынуждены впадать в такие абсурдные противоречия, как это, а именно: свет движется на 16 диаметров земли за секунду времени.

S.

Именно мнение, что идеи могут существовать невоспринимаемыми, или до восприятия, заставляло людей думать, что восприятие [122] было несколько отлично от воспринимаемой идеи, то есть что оно было идеей рефлексии; тогда как воспринимаемая вещь была идеей ощущения. Я говорю, именно это заставляло их думать, что понимание принимает ее, получает ее извне; чего никогда бы не было, если бы они не думали, что она существует без [123].

M.

Собственно говоря, идея – это картина, создаваемая воображением. Это подобие и отнесено к реальной идее, или (если хотите) вещи [124].

S.

Спрашивать, есть ли у нас идея Воли или волеизъявления, бессмысленно. Идея не может походить ни на что, кроме идеи.

S.

Если вы спросите, что это за вещь, которая желает, я отвечу, если вы подразумеваете под словом «вещь» идею или что-либо подобное любой идее, тогда я скажу, что это никакая вещь не желает [125]. Это, сколь экстравагантным оно ни может казаться, тем не менее есть определенная истина. Мы обмануты этими общими терминами, «вещь», «есть» и т.д.

S.

Опять же, если под «есть» вы подразумеваете «воспринимается» или «воспринимает», я говорю, ничто, что воспринимается или воспринимает, не желает.

S.

Отнесение идей к вещам, которые не являются идеями, использование термина «идея о [126]», является одной из великих причин ошибок, как в других вопросах, так и в этом.

S.

Есть некоторые слова, которые не обозначают идеи, а именно частицы, воля и т.д. Частицы обозначают волеизъявления и сопутствующие им идеи.

S.

Кажется, есть только два цвета, которые являются простыми идеями, а именно те, которые представлены наиболее и наименее преломляемыми лучами; [другие], будучи промежуточными, могут быть образованы путем composition.

[стр. 036]

S.

У меня нет идеи волеизъявления или акта ума, как и у любого другого разума; ибо это было бы противоречием.

N. B. Простые идеи, а именно цвета, не лишены всякого рода composition, хотя должно быть признано, что они не состоят из различимых идей. Однако есть другой вид composition. Люди привыкли называть те вещи составными, в которых мы не обнаруживаем фактически составляющих ingredients. Говорят, что тела состоят из химических принципов, которые, тем не менее, не появляются до dissolution тел – которые не были, не могли быть discerned в телах, пока они остаются целыми.

I.

Все наше знание – о частных идеях, согласно Локку. Все наши ощущения – частные идеи, как это очевидно. Какой же тогда мы делаем use из абстрактных общих идей, поскольку мы их не знаем и не воспринимаем?

S.

Допускается, что частицы не обозначают идеи, и все же о них не говорят, что они пустые бесполезные звуки. Истина действительно в том, что они обозначают операции ума, то есть волеизъявления.

Локк говорит, что всё наше знание – о частностях. Если так, спрошу, что же представляет собой следующее рассуждение, как не путаницу слов? «Всякий человек есть животное; всякое животное живёт: следовательно, всякий человек живёт». Оно сводится (если вы присоединяете частные идеи к словам «животное» и «живёт») не более чем к этому: «Всякий человек есть человек; всякий человек есть человек: следовательно, всякий человек есть человек». Простая забава и пустяки со звуками.

У нас нет идей добродетелей и пороков, нет идей моральных действий [127]. Поэтому может быть поставлен вопрос, способны ли мы прийти к доказательству о них [128], поскольку моральность состоит главным образом в волеизъявлении.

Странно, что люди не могут найти свою идею Существования; поскольку оно (если таковое существует, отличное от восприятия) вводится в ум всеми путями ощущения и размышления [129], мне кажется, оно должно быть наиболее знакомо для нас, и мы должны быть лучше всего знакомы с ним.

[стр. 037]

Это я уверен, у меня нет идеи Существования [130], присоединённой к слову «Существование». И если у других она есть, это ничего для меня; они никогда не могут сделать её ощутимой для меня; простые идеи, будучи не передаваемы языком.

Вы скажете, неизвестная основа волеизъявлений и идей – это нечто, о чём у меня нет идеи. Я спрашиваю, есть ли какое-либо другое существо, которое имеет или может иметь идею о ней? Если есть, тогда оно само должно быть идеей; что вы сочтёте абсурдным.

В большинстве восприятий есть нечто активное, то есть такие, которые следуют за нашими волеизъявлениями, такие, которые мы можем предотвратить и остановить: например, я поворачиваю глаза к солнцу: я открываю их. Всё это активно.

Вещи двояки – активные или неактивные. Существование активных вещей – действовать; неактивных – быть воспринимаемыми.

Отличное от или без восприятия нет волеизъявления; следовательно, нет и существования без восприятия.

Бог может постигать все идеи, даже те идеи, которые болезненны и неприятны, не будучи от этого нисколько поражён болью [131]. Таким образом, мы сами можем представить боль от ожога и т.д. без всяких страданий или беспокойства.

Истина, три её сорта – естественная, математическая и моральная.

Согласие отношения только там, где имеют место числа: сосуществования – в природе: значения, путём включения, – в морали.

Гигант, который потрясает гору, что на нём, должен быть признан. Или, скорее, так: меня не более следует считать сильнее Локка, чем пигмея следует считать сильнее гиганта, потому что он мог сбросить кротовину, которая лежала на нём, а гигант мог только потрясти или столкнуть гору, которая его угнетала. Это в Предисловии.

Обещание расширить наше знание и очистить его от тех постыдных противоречий, которые его затрудняют. Нечто подобное, чтобы начать Введение скромным образом [132].

[стр. 038]

Кто бы ни пожелал осудить какую-либо часть, я прошу его прочитать всё целиком, иначе он, возможно, не поймёт меня. В Предисловии или Введении [133].

Доктрина тождества лучше всего объясняется, принимая Волю за волеизъявления, Понимание – за идеи. Трудность сознания того, что никогда не действовало, конечно, решается этим.

Я должен признать себя обязанным философам, которые шли до меня. Они дали хорошие правила, хотя, конечно, не всегда их соблюдают. Подобие искателей приключений, которые, хотя и не достигли желаемого порта, своими крушениями сделали известными скалы и пески, благодаря чему проход последующих стал более безопасным и лёгким. Предисловие или Введение.

Мнение, что у людей были идеи моральных действий [134], сделало для них очень трудным доказательство этики.

Идея, будучи сама неактивной, не может быть сходством или образом активной вещи.

Извинение, которое следует сделать во Введении за использование слова «идея», а именно: потому что оно утвердилось. Но должно быть добавлено предостережение.

Писание и возможность – единственные доказательства [135] у Мальбранша. Добавьте к этому то, что он называет большой склонностью так думать: это, возможно, может быть оспорено. Возможно, люди, если они думают, прежде чем говорить, не окажутся так полностью убеждены в существовании Материи.

При втором размышлении я оказываюсь на другой крайности. Я уверен в том, в чём Мальбранш, кажется, сомневается, а именно в существовании тел [136].

Памятка. Нанести сокрушительный удар в последний момент, например, в деле абстракции привести общий треугольник Локка в последний [137].

Они дают хорошие правила, хотя, возможно, сами не всегда их соблюдают. Они много говорят о ясных и отчётливых идеях, хотя в то же время говорят об общих абстрактных идеях и т.д. Я [приведу в пример] мнение Локка об абстракции, он будучи столь же ясным писателем, какого я встречал.

[стр. 039]

Такова была искренность этого великого человека, что я убеждён, будь он жив [138], он не обиделся бы, что я с ним расхожусь: видя, что даже в этом я следую его совету, а именно: использовать моё собственное суждение, видеть своими собственными глазами, а не чужими. Введение.

Слово «вещь», как охватывающее или обозначающее идею и волеизъявление, полезно; как обозначающее идею и первообраз вне ума [139], пагубно и бесполезно.

Чтобы доказать мораль, кажется, нужно лишь составить словарь слов и посмотреть, какие включают какие. По крайней мере, это наибольшая часть и объём работы.

Примеры доказательства в морали у Локка, согласно его собственному правилу, являются пустыми предложениями.

В. Как получается, что некоторые идеи признаются всеми как находящиеся лишь в уме [140], а другие, как общепринято, находятся вне ума [141], если, согласно вам, все они одинаково и лишь в уме? Ответ. Потому что в соответствии с удовольствием или болью идеи сопровождаются желанием, усилием и другими действиями, которые включают волеизъявление. Теперь волеизъявление всеми признаётся находящимся в духе.

Если бы люди откладывали слова в мышлении, невозможно, чтобы они когда-либо ошибались, кроме как в вопросах факта. Я имею в виду, кажется невозможным, чтобы они были уверены, что что-либо было истинно, что в истине не таково. Конечно, я не могу ошибиться в деле простого восприятия. Насколько мы можем в рассуждении идти без помощи знаков, там мы имеем достоверное знание. Действительно, в длинных умозаключениях, сделанных с помощью знаков, могут быть промахи памяти.

Из моего учения следует лекарство от гордости. Нас следует хвалить только за те вещи, которые являются нашими собственными или нашего собственного делания; природные способности не являются следствиями наших волеизъявлений.

Памятка. Откровенно принять к сведению, что Локк придерживается некоторых опасных мнений; таких как бесконечность и вечность Пространства и возможность мышления Материи [142].

[стр. 040]

Ещё раз я желаю, чтобы мой читатель был настороже против обмана слов. Пусть он остерегается, чтобы я не навязал ему правдоподобными пустыми разговорами, этим общим опасным способом обманывать людей в абсурдности. Пусть он не рассматривает мои слова иначе, как поводы для приведения в его ум определённых значений. Поскольку они не достигают этого, они являются бессмыслицей, жаргоном и не заслуживают имени языка. Я желаю и предупреждаю его не ожидать найти истину в моей книге или где-либо ещё, кроме как в его собственном уме. Что бы я ни видел сам, невозможно, чтобы я мог изобразить это словами.

Обдумать хорошо, что подразумевается под тем, что говорит Локк относительно алгебры – что она поставляет промежуточные идеи. Также подумать о методе, предоставляющем то же использование в морали и т.д., что это делает в математике.

Человек не доказывается как живущий с помощью какой-либо промежуточной идеи. Я не полностью согласен с Локком в том, что он говорит относительно проницательности в нахождении промежуточных идей в деле, способном к доказательству, и использовании этого; как если бы это было лишь средством улучшения и расширения доказательного знания.

Есть разница между силой и волеизъявлением. Может быть волеизъявление без силы. Но не может быть силы без волеизъявления. Сила подразумевает волеизъявление и в то же время обозначение следствий, следующих за волеизъявлением [143].

Мы, несомненно, имеем идею субстанции. Было абсурдно со стороны Локка [144] думать, что у нас есть имя без значения. Это могло бы оказаться приемлемым для Стиллингфлитов.

Субстанцию Тела мы знаем [145]. Субстанцию Духа мы не знаем – она не будучи познаваемой, она будучи чистым действием.

Слова погубили и заполонили все науки – право, физика, химия, астрология и т.д.

Абстрактные идеи могут быть только среди учёных. Простые люди никогда не думают, что у них есть такие, и поистине они не находят в них никакой нужды. Роды и виды и абстрактные идеи – термины, неизвестные им.

[стр. 041]

Локк ошибается [146] – случай иной. Мы можем иметь идею тела без движения, но не души без мысли.

Бога следует почитать. Это легко доказуемо, как только мы уточним значение слов Бог, почитать, должно.

Никакое восприятие, согласно Локку, не является активным. Следовательно, никакое восприятие (то есть никакая идея) не может быть образом или подобным тому, что полностью активно и совсем не пассивно, то есть Воле.

Я могу желать припоминания чего-то прошлого, хотя в то же время то, что я припоминаю, не было в моих мыслях до того волеизъявления моего, и, следовательно, я не мог иметь беспокойства из-за его отсутствия.

Волю и Понимание вполне можно считать двумя различными существами.

Но поскольку воля редко действует иначе, как под руководством желания. См. Локк, Письма, с. 479, к Лимбургу.

Вы не можете сказать, что наименьшее осязаемое подобно или едино с наименьшим видимым, потому что они оба наименьшие, едва воспринимаемые, и на грани ничто. Вы можете с тем же успехом сказать, что наименьшее осязаемое – то же самое или подобно звуку, столь малому, что он едва воспринимается.

Протяжение, кажется, является модусом некоторого осязаемого или чувственного качества, в зависимости от того, видимо оно или ощущаемо.

Дух – активная вещь – то, что есть душа, и Бог – есть одна лишь Воля. Идеи – следствия – бессильные вещи.

Конкретное воли и понимания я мог бы назвать умом; не личностью, чтобы не дать повода для обиды. Памятка. Тщательно опускать определения личности или частого упоминания о ней.

Вы спрашиваете, составляют ли эти волеизъявления одну Волю? То, о чём вы спрашиваете, – это лишь о слове – единство не будучи ничем большим [147].

Использовать величайшую осторожность, чтобы не дать ни малейшего повода для обиды Церкви или церковнослужителям.

[стр. 042]

Даже говорить несколько благосклонно о схоластах и показать, что те, кто винит их за жаргон, сами не свободны от него. Введение.

Большой промах Локка, кажется, в том, что он не начал со своей третьей книги; по крайней мере, что у него не было некоторой мысли об этом сначала. Конечно, 2-я и 4-я книги не согласуются с тем, что он говорит в 3-й [148].

Если Материя [149] однажды допущена к существованию, обрезки сорняков и обрезки ногтей могут мыслить, насколько может сказать Локк; хотя он, кажется, уверен в обратном.

Поскольку я говорю, что люди не могут ошибаться в кратком рассуждении о вещах доказуемых, если они отложат слова, будет ожидаемо, что этот Трактат не будет содержать ничего, кроме того, что является достоверным и очевидным доказательством, и в истине я надеюсь, вы не найдёте в нём ничего, кроме такого. Конечно, я принимаю всё за такое. Введение.

Когда я говорю, что я буду отвергать все предложения, в которых я не знаю полностью и адекватно и ясно, насколько познаваемо, вещь, означаемую этим, это не должно распространяться на предложения в Писании. Я говорю о делах Разума и Философии – не Откровении. В этом я думаю, нам подобает смиренная, неявная вера (когда мы не можем постичь или понять предложение), такая, какую католический крестьянин даёт предложениям, которые он слышит на мессе на латыни. Гордые люди могут назвать это слепой, католической, неявной, нерациональной. Со своей стороны, я думаю, что более нерационально претендовать на оспаривание, придираться и высмеивать святые тайны, то есть предложения о вещах, которые полностью выше нашего знания, вне нашей досягаемости. Когда я приду к полному знанию значения какого-либо факта, тогда я даю явное верование. Введение.

Сочетание идей двояко. Это относится к тому, что цвета являются сложными идеями.

Рассмотрение длины без ширины – это рассмотрение любой длины, какой бы ни была ширина.

Я могу сказать, что земля, растения и т.д. были созданы до человека – поскольку были другие умы, чтобы воспринимать их, до того как человек был создан [150].

[стр. 043]

Есть философ [151], который говорит, что мы не можем получить идею субстанции никаким способом ощущения или размышления, и, кажется, воображает, что нам не хватает чувства, подходящего для неё. Истинно, если бы у нас было новое чувство, оно могло бы дать нам только новую идею. Теперь, я полагаю, он не скажет, что субстанция, согласно ему, есть идея. Со своей стороны, я признаю, что у меня нет идеи, которая могла бы стоять за субстанцию в его и схоластов смысле этого слова. Но возьмите его в общем вульгарном смысле, и тогда мы видим и чувствуем субстанцию.

N. B. Что не общее употребление, а схоласты coined слово «Существование», предположительно обозначающее абстрактную общую идею.

Писатели по оптике ошибаются в своих принципах как в суждении о величинах, так и о расстояниях.

I.

Очевидно, что когда одинокого человека учат говорить, слова не дают ему никаких новых идей (кроме лишь звуков и сложных идей, которые, хотя и не были известны ранее, могут обозначаться языком), кроме тех, которые у него уже были. Если у него не было и не могло быть абстрактной идеи прежде, он не может иметь её и после, когда его научат говорить.

«Человек есть человек» и тому подобное в конечном счёте сводится к «Пётр есть Пётр» и так далее. Если же искать эти тождественные предложения в уме, они не будут найдены. Не существует тождественных умственных предложений. Всё это касается звуков и терминов.

Отсюда мы видим, что учение о достоверности через идеи и о доказательствах через промежуточные идеи сводится к нулю [152].

Мы можем обладать достоверностью и знанием без идей, то есть без иных идей, кроме слов, и их обозначения одной идеи, то есть их безразличного употребления.

Мне кажется, что у нас нет достоверности об идеях, но лишь о словах. Неверно говорить: «Я уверен, что вижу, чувствую» и так далее. Не существует умственных предложений,

[стр. 044]

соответствующих этим словам, и при простом восприятии всеми признаётся, что нет ни утверждения, ни отрицания и, следовательно, нет достоверности [153].

Причина, по которой мы так хорошо умеем доказывать что-либо о знаках, заключается в том, что они совершенно произвольны и находятся в нашей власти – созданы по желанию.

Тёмный двусмысленный термин «отношение», который, как говорят, представляет обширнейшее поле знания, сбивает нас с толку, обманывает нас.

Пусть любой человек покажет мне не словесное доказательство, которое не зависело бы от какого-либо ложного принципа; или, в лучшем случае, от какого-либо принципа природы, который является следствием воли Бога, и мы не знаем, как скоро он может быть изменён.

В. Что же происходит с вечными истинами? Ответ. Они исчезают [154].

Но, скажете вы, мне трудно заглянуть под слова и обнажить мои идеи. Скажу я, практика сделает это лёгким. В последующем изложении моей Книги причина этой трудности будет выяснена более отчётливо.

Чтобы увидеть уродство ошибки, нам нужно лишь раздеть её.

«Мыслю, следовательно, существую». Тавтология. Нет умственного предложения, соответствующего ему.

Знание, или достоверность, или восприятие согласия идей – что касается тождества и разнообразия, и реального существования, исчезает; отношения становятся лишь словесными; сосуществования остаются. Локк полагал, что в этом последнем наше знание было ничтожно или почти ничтожно. Тогда как, кажется, лишь в этом и заключается реальное знание [155].

Мы должны вместе с толпой помещать достоверность в чувства [156].

Это долг человека, это плод дружбы – хорошо говорить о своём друге. Не удивляйтесь же, что я делаю то, что делаю.

Человек медленных способностей может постичь истину и так далее. Введение. Даже моя близорукость могла бы, возможно, помочь мне в этом деле – она заставит меня приблизить объект к моим мыслям. Страдающий куриной слепотой человек и так далее. Введение.

[стр. 045]

Локк – Лимборху и так далее. Рассуждение о суждении ума, предшествующем волеизъявлению: я думаю, суждение включает волеизъявление. Я никоим образом не могу различить эти – суждение, ум, безразличие, беспокойство о многих вещах, сопровождающее или предшествующее каждому волеизъявлению, как, например, движение моей руки.

В. Что вы подразумеваете под моими восприятиями, моими волеизъявлениями? И все восприятия, которые я воспринимаю или постигаю [157], и так далее, – мои; все волеизъявления, которые я сознаю, – мои.

«Человек есть свободное действующее существо». Что подразумевают под человеком и действующим существом в этом месте?

Скажет ли кто-нибудь, что у животных есть идеи Единства и Существования? Я полагаю, что нет. Однако если они предлагаются всеми путями ощущения, странно, что они должны в них нуждаться [158].

Странная вещь и заслуживающая нашего внимания, что чем больше времени и усилий люди потратили на изучение философии, тем больше они смотрят на себя как на невежественных и слабых созданий. Они обнаруживают изъяны и несовершенства в своих способностях, которые другие люди никогда не замечают. Они находят себя под необходимостью принимать многие несовместимые, непримиримые мнения за истинные. Нет ничего, к чему они прикасаются рукой или что видят своими глазами, что не имело бы своих тёмных сторон, гораздо более крупных и многочисленных, чем то, что воспринимается, и, в конце концов, становятся скептиками, по крайней мере в большинстве вещей. Я представляю, что всё это происходит от, и так далее. Вступление. Введение [159].

Эти люди с надменной гордостью презирают обычную простую информацию чувств. Они хватаются за знание охапками и связками. (Хорошо, если, хватая слишком много сразу, они не удерживают ничего, кроме пустоты и воздуха.) Они в глубине своего понимания созерцают абстрактные идеи.

Кажется не маловероятным, что самые обширные и возвышенные умы видят больше наименьших видимых сразу, то есть что их зрительные системы самые обширные.

Слова (подразумевая под ними все виды знаков) настолько необходимы, что, вместо того чтобы быть (когда должным образом употреблены или по своей природе) вредными для прогресса знания,

[стр. 046]

или помехой знанию, без них в самой математике не могло бы быть доказательства.

Памятка. Навсегда изгнать Метафизику и так далее и вернуть людей к Здравому смыслу [160].

Мы не можем представить другие умы, кроме нашего собственного, иначе как столькими же самостями. Мы предполагаем себя подверженными такими-то и такими-то мыслями и такими-то и такими-то ощущениями [161].

В. Не является ли составление идей той способностью, которая главным образом служит для отличия нас от животных? Я сомневаюсь, делает или может ли животное представить синюю лошадь или химеру.

Натуралисты не различают причину и повод. Полезно исследовать сосуществующие идеи или поводы.

Мораль может быть доказана как смешанная математика.

Восприятие пассивно, но это не отлично от идеи. Следовательно, не может быть идеи волеизъявления.

Алгебраические виды или буквы являются обозначениями обозначений. Следовательно, арифметику следует трактовать до алгебры.

2 кроны называются десятью шиллингами. Отсюда может проявиться ценность чисел.

Сложные идеи – создания ума. Отсюда может проявиться природа чисел. Это должно быть глубоко обсуждено.

Я буду лучше осведомлён и буду знать больше, сказав мне, что есть 10 000 человек, чем показав мне их всех выстроенными. Я буду лучше способен судить о сделке, которую вы хотите, чтобы я совершил, когда вы скажете мне, сколько (то есть название) денег лежит на столе, чем предлагая и показывая это без называния. Я обращаю внимание не на идею, внешний вид, а на имена. Отсюда может проявиться природа чисел.

[стр. 047]

Числа – ничто, кроме имён – всегда слова.

Памятка. Мнимые корни – распутать эту тайну.

Идеи полезности присоединены к числам.

В арифметических задачах люди не ищут никакой идеи числа. Они ищут только наименование. Это всё, что может быть им полезно.

Уберите знаки из Арифметики и Алгебры, и спрошу, что останется?

Это науки чисто словесные и совершенно бесполезные, кроме для практики в обществах людей. Никакого умозрительного знания, никакого сравнения идей в них [162].

В. Не может ли Геометрия properly считаться среди смешанной математики – Арифметика и Алгебра будучи единственными отвлечённо чистыми, то есть полностью словесными – Геометрия будучи применением их к точкам [163]?

Локк о пустых предложениях. [кн. 4, гл. 8] Памятка. Хорошо обдумать и внимательно прочитать эту главу.

Существование, Протяжение и так далее абстрактны, то есть не идеи. Они – слова, неизвестные и бесполезные для простых людей.

Чувственное удовольствие – это высшее благо. Это великий принцип морали. Это, будучи правильно понятым, все учения, даже самые суровые из Евангелий, могут быть ясно доказаны.

Чувственное удовольствие, как удовольствие, есть благо и желательно мудрым человеком [164]. Но если оно презренно, то не как удовольствие, а как боль, или причина боли, или (что то же самое) потери большего удовольствия.

Когда я размышляю, чем больше объектов мы видим сразу, тем более отдалёнными они являются, и тот глаз, который видит много вещей, не может видеть ни одну из них близко.

Под идеей я подразумеваю любую чувственную или представимую вещь [165].

Чтобы быть уверенным или достоверным в том, что мы не фактически воспринимаем [166] (я говорю воспринимаем, не воображаем), мы не должны быть полностью пассивны; должно быть расположение действовать; должно быть согласие, которое активно. Нет, о чём я говорю; должно быть фактическое волеизъявление.

Что мы доказываем в Геометрии, кроме того, что линии равны или неравны? то есть могут не называться одним и тем же именем [167].

Я одобряю эту аксиому схоластов: «Нет ничего в уме, чего прежде не было в чувстве.» [168] Я бы хотел, чтобы они придерживались её. Она никогда не учила бы их доктрине абстрактных идей.

«Ничто не даёт того, чего не имеет», или, следствие содержится в причине, – это аксиома, которую я не понимаю или не верю, что она истинна.

Кто бы ни бросил взгляд на сочинения старых или новых философов и увидел, какой шум поднят о формальном и объективном Бытии, Воле и так далее.

Абсурдно доказывать существование Бога из его идеи. У нас нет идеи Бога. Это невозможно [169].

Причина многих ошибок и путаницы в том, что люди не знали, что подразумевается под Реальностью [170].

Декарт в «Размышлениях 2» говорит, что понятие этого конкретного воска менее ясно, чем понятие воска вообще; и в том же «Размышлении», немного раньше, он воздерживается от рассмотрения тел вообще, потому что (говорит он) эти общие понятия обычно смутны.

Декарт в «Размышлениях 3» называет себя мыслящей субстанцией, а камень – протяжённой субстанцией; и добавляет, что они оба согласуются в том, что они субстанции. И в следующем параграфе он называет протяжение модусом субстанции.

Обычно говорят философы, что если бы душа человека была самосущей, она дала бы себе все возможные совершенства. Этого я не понимаю.

[стр. 049]

Памятка. Побуждать людей к удовольствиям глаза и уха, которые не пресыщают и не приносят тех зол после себя, как другие.

Мы не видим разнообразия или различия между волеизъявлениями, только между их эффектами. Это одна Воля, один Акт – различаемый по эффектам. Эта Воля, этот Акт, есть Дух, то есть действующий принцип, душа и так далее. Никакого упоминания о страхах и ревности, ничего похожего на партию.

Локк в своей 4-й книге [171] и Декарт в «Размышлениях 6» используют тот же аргумент для существования объектов, а именно, что иногда мы видим, чувствуем и так далее против нашей воли.

Пока я существую или имею какую-либо идею, я вечно, постоянно желаю; моё acquiescing в настоящем состоянии есть желание.

Существование чего бы то ни было вообразимого ничем не отличается от воображения или восприятия [172]. Волеизъявление или Воля, которое не вообразимо, внимание не должно быть обращено на его существование(?) … Первая книга.

Есть четыре вида предложений: – «Золото есть металл»; «Золото жёлтое»; «Золото устойчиво»; «Золото не камень» – из которых первое, второе и третье являются лишь словесными и не имеют умственных предложений, соответствующих им.

Памятка. В защиту чувств эффективно опровергнуть то, что говорит Декарт в последнем параграфе последнего «Размышления», а именно, что чувства чаще информируют его ложно, чем истинно – что чувство боли говорит мне не о том, что моя нога ушиблена или сломана, но я, часто наблюдая, что эти две идеи, а именно этой особенной боли и ушибленной ноги, идут вместе, ошибочно принимаю их за неразделимые необходимости Природы – как если бы Природа была чем-то иным, кроме установления свободной воли Бога [173].

Декарт признаёт, что мы знаем субстанцию не непосредственно саму по себе, но только тем, что она является субъектом нескольких актов. Ответ на 2-е возражение Гоббса.

Гоббс в некоторой степени соглашается с Локком, говоря, что мысль относится к уму или самому себе, как танцы к танцору. Возражение.

Гоббс в своём Возражении 3 высмеивает те выражения

[стр. 050]

схоластов – «воля желает» и так далее. Так же поступает и Локк. Я другого мнения [174].

Декарт в ответ на Возражение 3 Гоббса признаёт, что он отличен от мысли как вещь от своего модуса или образа.

Мнение, что существование было отлично от восприятия, ужасных последствий. Это основа учения Гоббса и так далее.

Мальбранш в своём разъяснении [175] сильно отличается от меня. Он сомневается в существовании тел. Я нисколько не сомневаюсь в этом.

Я расхожусь с картезианцами в том, что я признаю протяжение, цвет и тому подобное действительно существующими в телах независимо от нашего ума [176]. Всё это должно быть тщательно и ясно изложено.

Не упоминать о комбинациях сил, но говорить, что вещи – сами эффекты – действительно существуют, даже когда не воспринимаются непосредственно; но всё же в отношении к восприятию [177].

Большая польза индийских цифр по сравнению с римскими показывает, что арифметика – о знаках, а не об идеях – или, по крайней мере, не об идеях, отличных от самих символов [178].

Рассуждение может быть о вещах или идеях, или о действиях; но доказательство может быть только словесным. Я сомневаюсь, не суть ли и т.д.

Сказал Декарт: Идея Бога не сделана мной, ибо я не могу ни прибавить к ней, ни убавить от неё. Но он не может прибавить или убавить и от любой другой идеи, даже созданной им самим.

Неразличение между Волей и идеями – большая ошибка у Гоббса. Он принимает за ничто те вещи, которые не являются идеями [179].

Вы скажете, при таком положении всё – ничто, кроме идеи – лишь фантазм. Я отвечаю, всё так же реально, как и всегда. Я надеюсь, назвать вещь идеей не делает её менее реальной. Истинно, я, возможно, должен был бы придерживаться слова «вещь» и не упоминать