– Именно это я и пытаюсь тебе сказать, – говорил Баттерс. – Я не знаю. Не существует предписаний АМА^[6] для чертова Зимнего Рыцаря. Возможно, у него шок. Возможно, кровоизлияние в мозг. Возможно, очень, очень сильная сонливость. Проклятье, Кэррин, для этого и нужны больницы и практикующие врачи!

Я услышал вздох Кэррин.

– Ладно, – ответила она устало. – Так что ты можешь мне сказать?

– У него перелом руки. Судя по синякам и отеку, сложный. То, что оставило вмятину на алюминиевой шине – интересно, где он ее добыл, в магазине инструментов? – сместило обломки. Я снова выправил их – надеюсь – и наложил шину, но не уверен, что сделал все как надо, без снимков, хотя аппарат все равно бы взорвался, стоило Дрездену войти в комнату. – Он выдохнул. – Дыра в груди – мелочь по его стандартам. Чертов гвоздь не прошел сквозь мышцу. Но он был ржавый, поэтому остается только надеяться, что Дрездену делали прививки от столбняка. Я наложил на рану шов и смыл с гвоздя кровь.

– Спасибо, – отозвалась Кэррин.

– Ага. – Он устало вздохнул. – Не за что. Кэррин… можно сказать тебе одну вещь?

– Что?

– Это его дело с Мэб. Все думают, что он превратился в эдакого супергероя. Но мне так не кажется.

– Я видела, как он двигается, – ответила она. – Видела, насколько он силен.

– Я тоже, – согласился Баттерс. – Послушай… человеческое тело – удивительная машина. Честное слово. У человеческого тела потрясающие способности – намного выше, чем считает большинство людей, потому что тело также снабжено предохранителями.

– Что ты имеешь в виду?

– Блокаторы, – сказал Баттерс. – Любой человек на самом деле раза в три сильнее, чем думает. То есть среднестатистическая домохозяйка в действительности не слабее настоящего тяжелоатлета, если говорить о чистой механике. Добавь адреналин – и сила еще возрастет.

Я слышал озабоченность в голосе Кэррин.

– Ты говоришь о матерях, которые способны поднять машину, упавшую на их ребенка?

– Именно, – подтвердил Баттерс. – Но тело не может постоянно работать в таком режиме, иначе оно уничтожит себя. Для этого и нужны блокаторы: они не дают причинить себе вред.

– Какое отношение это имеет к Дрездену?

– Я думаю, что, когда он стал Зимним Рыцарем, у него просто выключились все эти блокаторы, – ответил Баттерс. – Ведь он не нарастил мышечную массу. Это единственное объяснение. Тело способно демонстрировать потрясающую силу, однако не чаще одного-двух раз в жизни. Лишившись блокаторов и болевых ощущений, Дрезден делает это постоянно. И сам об этом не догадывается.

Кэррин несколько секунд переваривала услышанное. Затем спросила:

– Вывод?

– Чем больше он полагается на свой «дар»… – (я представил, как Баттерс рисует в воздухе кавычки), – тем больший вред наносит себе. Его тело исцеляется удивительно быстро, но он все-таки человек. У него есть пределы, и, продолжив дальше в том же духе, он рано или поздно их узнает.

– И что тогда?

Баттерс задумчиво хмыкнул.

– Представь… футболиста или боксера, который из кожи вон лезет и срывается, когда ему едва исполнилось тридцать, потому что слишком много взвалил на себя. Вот что ждет Дрездена, если он не остановится.

– Уверена, стоит нам объяснить ему все это, и он тут же устроится на работу библиотекарем, – заметила Кэррин.

Баттерс фыркнул.

– Не исключено, что другие системы его организма тоже затронуты, – сказал он. – Например, выработка тестостерона или других гормонов, которые могут влиять на его восприятие и суждения. Сомневаюсь, что он вообще получил какую-либо силу. Полагаю, ему просто так кажется.

– Это факты или теория?

– Информированная теория. Мы разработали ее вместе с Бобом.

Сукин сын. Минуту я молча размышлял.

Могло ли это быть правдой? Хотя бы в какой-то степени?

Это вполне согласовывалось с другой сделкой, которую я заключил с фэйри: моя крестная мать Леа согласилась обеспечить меня силой, чтобы я мог победить своего бывшего наставника, Джастина Дю Морне. Леа некоторое время мучила меня, предварительно заверив, что таким образом я обрету силу. Так оно и вышло, хотя, как я потом понял, преимущественно дело было в том, что я в это поверил.

Неужели фэйри снова обвели меня вокруг пальца?

Однако… к концу дня я мог поднять чертов автомобиль.

«Конечно мог, Гарри. Но какой ценой?»

Неудивительно, что Зимние Рыцари цеплялись за свою работу до конца жизни. Если Баттерс прав, без мантии их ждала кошмарная агония собственных изувеченных тел.

Ведь я превратился в завывающее желе, когда геносква воткнул в меня гвоздь.

– Я боюсь, что он меняется, – тихо сказал Баттерс. – Что он сам этого не замечает.

– Кто бы говорил, – отозвалась Кэррин. – Бэтмен!

– Это было всего один раз, – возразил Баттерс.

Кэррин промолчала.

– Ну хорошо, – сдался Баттерс. – Несколько раз. Но детей это не спасло.

– Некоторых ты вытащил, Уолдо, – сказала Кэррин. – Поверь мне, это победа. Обычно не удается сделать даже этого. Однако ты упустил мою мысль.

– Какую мысль?

– С тех пор как у тебя появился Боб, ты тоже начал меняться, – ответила Кэррин. – Ты работаешь в тесном контакте со сверхъестественным созданием, от которого меня бросает в дрожь. Ты приобрел способности, которых у тебя раньше не было. Ты знаешь вещи, которых не знал. Твоя личность изменилась.

Повисла пауза.

– Правда?

– Ты стал более серьезным, – сказала Кэррин. – Более… напряженным, что ли.

– Точно. После того, как узнал, что здесь творится на самом деле. Это не оказывает на меня влияния.

– Или оказывает, но ты этого не замечаешь, – возразила Кэррин. – Я могу привести тебе те же доводы, что ты приводишь насчет Дрездена.

Баттерс вздохнул.

– Я понимаю, что ты там делала.

– Вряд ли. Это… выбор, Уолдо. Это вера. Есть набор фактов, которые укладываются в различные истины. Приходится выбирать, что будет управлять твоими решениями по поводу этих фактов.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты можешь выбрать страх, – сказала Кэррин. – Может, ты прав. Может, Дрезден превращается в монстра, не догадываясь об этом, против своей воли. Может, в один прекрасный день он прикончит всех нас. Ты не ошибаешься. Это может случиться. И я тоже боюсь.

– Тогда почему ты споришь со мной?

Кэррин ответила не сразу:

– Потому что… страх – ужасная, коварная штука, Уолдо. Он отравляет и портит все, к чему прикасается. Если позволить страху управлять некоторыми своими решениями, рано или поздно он подчинит их все. Я решила, что не хочу всю жизнь бояться, что мои друзья превратятся в чудовищ.

– Как это? Просто взяла и решила?

– На это ушло очень долгое время, – ответила она. – Но в конечном итоге я предпочла верить в людей, которые мне небезразличны, а не позволять своим страхам накладывать на них отпечаток – хотя бы в моих собственных глазах. Возможно, ты не догадываешься, что происходит с Гарри.

– Что? – спросил Баттерс.

– Это выглядит так, словно кто-то борется за его душу, – ответила она. – Ему нужно, чтобы друзья верили в него. Лучший способ помочь ему превратиться в монстра – смотреть на него так, будто он уже им стал.

Повисло долгое молчание.

– Я не буду повторять, Уолдо, – сказала Кэррин. – И хочу, чтобы ты послушал.

– Ладно.

– Ты должен решить, по какой стороне дороге идти, – мягко произнесла она. – Оставь свои страхи за спиной – или вцепись в них и беги за ними. Но ты должен выбрать. Если попытаешься шагать посередине, рано или поздно разорвешься.

– Выбери сторону? Они или мы? – горько спросил Баттерс.

– Речь не о сторонах, – ответила Кэррин. – Речь о том, чтобы понять себя. Понять, почему ты делаешь такой выбор. Поняв это, поймешь и куда шагать.

Скрипнули половицы. Наверное, она подошла к нему. Я представил, как она кладет ладонь на его руку.

– Ты хороший человек, Уолдо. Ты мне нравишься. Я тебя уважаю. Думаю, ты разберешься.

Тишина.

– Энди ждет меня к ужину, – наконец сказал Баттерс. – Наверное, мне пора.

– Хорошо, – ответила Кэррин. – Еще раз спасибо.

– Я… Да, конечно.

Шаги. Открылась и захлопнулась входная дверь. Ожил и уехал автомобиль.

Сев в постели, я шарил правой рукой, пока не нащупал лампу на ночном столике. Свет резал глаза. Голова казалась странной, – вероятно, результат ударов о стену. Я опять лишился рубашки. Баттерс добавил к моей коллекции медицинских трофеев новые повязки, остро пахнувшие антибиотиком. Рука была снова забинтована и помещена в алюминиевую шину, а та – подвешена на перевязи к моей шее.

Я выбрался из кровати, минуту стоял, пошатываясь, потом зашаркал к двери. Кэррин распахнула ее в тот момент, когда я был почти у цели, и встревоженно оглядела меня.

– Господи, ты превращаешься в монстра, – сказала она. – В мумию. По кусочкам.

– Я в порядке. Так сказать.

Она поджала губы и покачала головой.

– Что ты слышал?

– Все, что было после его обычного заявления, что он не настоящий врач.

Ее рот дернулся.

– Он просто… он просто волнуется.

– Я понял. Думаю, ты хорошо справилась.

Ее глаза блеснули.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Бэтмен? – спросил я.

– Он был… – Она скрестила руки на груди. – Тобой, надо полагать. Когда ты покинул город, а Молли исчезла, на улицах стало небезопасно. Люди Марконе противостоят фоморам, если под угрозой их территория, однако защита стоит денег. Не все могут себе это позволить.

Я поморщился:

– Проклятье! Чертова Мэб. Я мог вернуться несколько месяцев назад.

– Уолдо делает что может. Благодаря черепу это больше, чем доступно многим.

– Боб не предназначен для использования в полевых условиях, – сказал я. – Он ценный ресурс… пока не привлекает к себе внимания. Как только о нем узнают, его обезвредят или выкрадут, и тогда плохие парни получат преимущество. Вот почему я не выносил его из лаборатории.

– На прошлый Хеллоуин фоморы начали похищать детей, – ответила Кэррин. – Шестилетних. Прямо с улиц.

Я снова поморщился и отвел глаза от ее пристального взгляда.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказала Кэррин. – Ты голоден?

– Еще как.

– Идем.

Она привела меня на кухню. Достала из духовки две «пиццы-спресс». Не успели они оказаться на столе, как я накинулся на них. Обожаю такую пиццу. Она не слишком хорошая, но я ее обожаю, потому что долгое время мог позволить себе только ее и успел к ней привыкнуть. Много соуса, щепотка сыра, намек на мясо – зато горячая, толстая, хрустящая корочка, а также вкуснейшие штуки, которые медленно тебя убивают.

– Подарок для тебя, – сказала Кэррин.

– Мм? – промычал я.

Она шлепнула рядом со мной на стол папку и пояснила:

– От параноика Гэри из Паранета.

Проглотив пиццу, я оторвался от еды, чтобы спросить:

– Того, кто в прошлом году провернул сделку с катерами? Правильного психа?

– Того самого.

– Ха, – сказал я, продолжив жевать. Открыл папку и начал просматривать страницы с размытыми картинками.

– Это из Ирана, – объяснила Кэррин. – Гэри говорит, на них работающая атомная электростанция.

На фотографиях действительно было какое-то сооружение, но больше я ничего разобрать не мог.

– Я думал, у них большие древние башни.

– Гэри говорит, они под холмом где-то за этим зданием, – сказала Кэррин. – Обрати внимание на последние снимки.

На последних снимках сооружение изменилось. Столбы черного жирного дыма валили из зданий. На следующей фотографии на земле лежали тела солдат. А на последней на склоне холма, окутанного белым туманом или паром…

Три фигуры стояли лицом друг к другу. Крупный мужчина в длинном пальто, в одной руке – изогнутый меч, как старая кавалерийская сабля, в другой что-то вроде обреза. У мужчины была темная кожа, и хотя при последней нашей встрече его голова была выбрита, я его узнал.

– Саня.

Единственный в мире Рыцарь Креста стоял перед двумя размытыми фигурами. Обе двигались, будто нападали на него. Одна по форме и размерам напоминала крупную гориллу. Вторая была покрыта перьями, придававшими человеческим очертаниям странную лохматость.

– Магог и перья лохматые! – пробормотал я. – Адские погремушки! От этих монет не так-то просто избавиться. Когда это снято?

– Если верить параноику Гэри, меньше шести часов назад, – ответила Кэррин. – Динарианцы что-то затевают.

– Точно. Дейрдре говорила, что Тесса должна быть в Иране. Это имеет смысл.

– И какой же?

– Никодимус хочет провернуть здесь дельце, – сказал я. – Он знает, что есть только один Рыцарь. И отправляет Тессу с компанией на другой конец земного шара, чтобы устроить крупную заварушку. Предположим, Гэри прав и у Ирана есть ядерный реактор. И с ним случается что-то ужасное. Бах – вот тебе местный и международный кризис. Разумеется, туда отправляют Рыцаря, чтобы разобрался, и он не может прибыть в Чикаго, по крайней мере вовремя.

Кэррин ничего не ответила, и я вернулся к пицце.

– Ты хочешь сказать, что мы сами по себе.

– А плохих парней все прибывает, – отозвался я.

– Имеешь в виду геноскву?

– Ага.

Кэррин вздрогнула.

– Эта тварь… неужели бигфут?

– Разве что некая мутировавшая серийно-убийственная его разновидность, – ответил я. – Обычные люди из Лесного народа совсем другие.

– Поверить не могу.

– Существуют и более странные…

– Не в это, – перебила она. – Поверить не могу, что ты встречал бигфута и ничего мне не сказал. Ведь они знаменитость.

– Они весьма замкнутые, – ответил я. – Несколько лет назад я сделал кое-что для одного. Его звали Речные Плечи. Он мне понравился. И я держал язык за зубами.

Она понимающе кивнула. Встала, вышла из кухни и вернулась со своим гранатометом и большим оружейным футляром. Положила гранатомет и сказала:

– Это завалит любого бигфута.

Я открыл рот, потом закрыл.

– Точно. Пожалуй.

Кэррин кивнула, вовсе – ну, почти – не имея в виду: «Я же говорила».

– Мне нравится быть уверенной, что моей огневой мощи хватит, чтобы справиться с любой ситуацией. – Она положила футляр на стол и подтолкнула ко мне. – Это для тебя.

Я неуклюже, одной рукой открыл футляр. Внутри лежал пузатый пистолет, на который ушла чертова уйма металла. Он даже напомнил мне перекачанного стероидного атлета. Проклятую штуку впору было водрузить на бронированную турель. К пистолету прилагались патроны, каждый размером с мой большой палец.

– Что это за хрень? – спросил я, просияв.

– Пятисотый «смит-вессон», – ответила Кэррин. – Короткое дуло, но пули предназначены для крупной дичи. Если Большая Серая Уродина захочет снова сделать тебе дружеское предупреждение, ответь ему четырехсотграновой пулей.

Присвистнув, я взвесил пистолет на ладони, восхищаясь тем, какой он тяжелый.

– У меня уже сломана одна рука, а ты даешь мне это?

– Помни про отдачу, девчонка, – сказала Кэррин. – Ты справишься. – Она положила ладонь на пальцы моей левой руки, торчавшие из шины. – Мы справимся. Мы закончим дело с Никодимусом и избавим тебя от паразита в голове. Вот увидишь.

– Кстати, – ответил я, – есть проблема.

– Какая?

– Мы не можем убить паразита, – объяснил я. – Нужно его спасти.

Кэррин непонимающе посмотрела на меня и после короткой паузы спросила:

– Что?

– Мы… э-э-э… Слушай, это не то, что я думал. И моя болезнь совсем не такая, как мы думали.

Она внимательно изучила меня.

– Нет? Тогда чем же ты болен?

Я рассказал ей.

* * *

– Ну хватит, поднимайся.

Она сидела на полу, трясясь от хохота. Ее тарелка с куском пиццы приземлилась рядом, когда несколько минут назад Кэррин свалилась со стула.

– Прекрати, – выдохнула она. – Прекрати меня смешить.

Я начинал сердиться. И был смущен. Лицо горело, как от легкого солнечного ожога.

– Проклятье, Кэррин, через двадцать минут нам нужно быть на скотобойне. Хватит уже, это не настолько смешно.

– Выражение… – выдохнула она, беспомощно хихикая, – …твоего… лица…

Вздохнув, я выругался себе под нос и стал ждать, когда Кэррин придет в себя.

На это ушло всего несколько минут. Пару раз она вновь принималась хихикать, но в конце концов оторвалась от пола.

– Ты закончила? – осведомился я, пытаясь говорить оскорбленно.

Она тут же снова разразилась икающим смехом.

В высшей степени непрофессионально.

Глава 25

К тому времени как мы вернулись на скотобойню, солнце уже село, и наступила холодная, промозглая ночь. Дождь висел туманным покрывалом, температура упала, и город начал покрываться тонким слоем льда.

– Ледяной дождь, – заметила Кэррин, паркуя машину. – Великолепно.

– Зато люди будут сидеть по домам.

– В зависимости от того, как пойдут дела, это может уменьшить число невинных свидетелей, – сказала Кэррин. – Не Мэб ли снова мудрит с погодой?

Прищурившись, я выглянул на улицу.

– Нет. – Ответ пришел мгновенно, автоматически. – Это просто зима в Чикаго. Мэб плевать на невинных свидетелей.

– А может, она хочет помочь тебе.

Я фыркнул:

– Мэб помогает тем, кто помогает себе сам.

Кэррин натянуто улыбнулась:

– То, что ты сделал с геносквой. Ты ударил по нему магией.

– Ага.

– Похоже, она не подействовала.

– Не-а, – согласился я. – Я применил свой лучший удар, которому научила меня Мэб. Сила просто утекла в землю.

– В землю, – повторила она. – Как по громоотводу?

– Именно. Лесные люди владеют магией, удивительно сильной магией, однако понимают ее иначе, чем мы. Мой знакомый использовал магию воды. Я никогда не видел ничего подобного. Этот геносква… Думаю, он точно так же использовал магию земли. На уровне, о котором я ни черта не знаю.

– Представь, что я тоже ни черта не знаю о магии земли, и обрисуй ситуацию, – предложила Кэррин.

– Я ударил его самой могущественной известной мне боевой магией, а он легко отмахнулся от меня. Уверен, он сможет сделать это снова.

– Иммунитет к магии? – предположила Кэррин.

Я пожал плечами:

– Либо он чувствует магию и принимает меры. И это значит, что он вовсе не столь умен.

– Хорошенький секрет он выдал, не собираясь тебя убивать.

– На самом деле, он мог переоценить меня и думать, что я уже в курсе. Как бы то ни было, теперь я точно в курсе.

– Верно, – кивнула Кэррин. – И это дает тебе преимущество. В следующий раз не будешь лупить его заклинаниями.

Я вздрогнул, вспомнив, каким стремительным и мощным был геносква, как он не испытывал передо мной никакого страха. И прикоснулся к рукояти моего нового револьвера, заряженного и спрятанного в карман плаща.

– Если повезет, следующего раза не будет.

Кэррин резко повернулась ко мне, и ее лицо стало серьезным.

– Гарри, – сказала она тихо, – эта штука тебя убьет. Я знаю, как это бывает. Не обманывай себя.

Я поморщился и отвернулся.

Убедившись, что ее слова дошли до меня, Кэррин кивнула и вышла из машины. Одна из ее фантастических пушек (она звала ее Крисс) висела в кобуре под пальто и была почти незаметна при движении. Она осмотрелась, затем достала гранатомет и повесила себе на плечо. В мокрой темноте он напоминал тубус, какими пользуются художники, длиной три с половиной фута.

– Ты правда думаешь, что его можно завалить этой штукой? – спросил я.

– Она с ним справится. При необходимости.

Я посмотрел на влажный туман и сказал:

– Я уже устал от этой работы.

– Так давай с ней покончим, – ответила Кэррин.

* * *

На этот раз Джордана на посту не было. Возможно, его сменили, чтобы поспал. Или Никодимус решил, что я разобью его чары и переманю парня, и перевел того на менее опасную должность. Скорее всего, так и было.

Когда мы вошли, большая часть команды уже собралась вокруг стола для совещаний. Был даже геносква, хотя и стоял в темном углу, напоминая гигантскую лохматую тень. Отсутствовали только Никодимус и Дейрдре – последнюю я приметил на галерее, она смотрела сверху на стол, за которым Вязальщик что-то оживленно рассказывал.

Дейрдре выглядела… неправильно. Не поймите меня превратно: девушка, которая откусывает у людей языки, в принципе не может быть правильной, однако динарианская убийца казалась по-настоящему встревоженной, или подавленной, или что-то типа того.

Кэррин перехватила мой взгляд и вздохнула.

– Дрезден, мы не можем позволить себе еще одну девицу.

– Я думал не об этом, – возразил я.

– Ну конечно.

– Вообще-то, я думал, что она выглядит уязвимой. Возможно, пришла пора спросить у нее, как умер Харви?

Кэррин задумчиво поцокала языком.

– Я буду за столом.

– Идет.

Она спустилась по лестнице, а я неторопливо прошел по галерее и остановился рядом с Дейрдре.

Та кинула на меня равнодушный взгляд и вновь уставилась на то, что происходило внизу.

– И тогда я говорю… – Вязальщик прыснул, явно приближаясь к кульминационному моменту. – «Почему же в таком случае ты их надела?»

Ханна Эшер издала утробный смешок, Анна Вальмон вяло усмехнулась. Даже Грей выдавил из себя улыбку. Улыбка выглядела неестественно на его совершенно равнодушном лице.

Дейрдре смотрела на них бесстрастно, словно исследовала каких-нибудь бактерий. На секунду ее глаза метнулись ко мне, тело едва заметно напряглось.

Как большой специалист по допросам, я начал так:

– И почему ты убила Харви?

Она несколько мгновений смотрела на меня, затем вновь уставилась вниз. У стола появилась Кэррин. Повисла секундная тишина – все разглядывали ее оружие. Потом Грей с неожиданной галантностью поднялся и предложил взять у нее гранатомет, словно это было пальто. Кэррин позволила, кровожадно улыбнувшись тени, где прятался геносква.

– Я не убивала финансиста, – тихо сказала Дейрдре. – Никодимус не разрешил.

Я удивился. Если она не хотела, чтобы я знал, могла бы и не лгать. Могла бы просто промолчать.

– Он сказал это на людях, – возразил я. – Может, в личной беседе он сказал тебе нечто совсем другое.

– Нет. Моя мать убила его заклинанием. Она называет его «Красный скальпель».

– Порез весьма напоминал те, что оставляешь ты, – возразил я.

– Перерезанное горло – это перерезанное горло, чародей.

С этим не поспоришь.

– И ты ее преследовала.

– Я хотела сказать… в общем, спросить ее.

– Спросила? И что она ответила?

– Это личное, – сообщила Дейрдре.

Я прищурился.

Что-то тут было не так. Дейрдре абсолютно не проявляла эмоций по отношению к собственной матери, на что, по моему личному опыту, мало кто был способен. Проклятье, даже Мэйв страдала жуткими материнскими комплексами. Если Тесса действительно желала обставить Никодимуса и Дейрдре и заполучить святой Грааль, должно было быть хоть что-то. Разочарование, раздражение, страх, гнев, покорность – хоть что-то.

Но не эта холодная отрешенность.

Тессу не интересовал Грааль.

Но какие еще мотивы могли у нее быть?

Дейрдре подняла глаза и спокойно посмотрела на меня.

– Он в курсе, что ты хочешь его предать.

– Значит, мы играем на равных, – ответил я.

– Нет, – возразила она все тем же отстраненным голосом. – Ничего подобного. Я видела, как он расправляется с мужчинами и женщинами опаснее тебя, по нескольку десятков зараз. Ты не сможешь опередить, обмануть или победить его. – Она сказала это таким тоном, словно это был факт. – Мэб тоже знает.

– Тогда зачем она меня послала?

– Она хочет избавиться от тебя, не настроив против себя твоих союзников. Ты ведь не можешь настолько заблуждаться, чтобы не понимать этого.

Внезапно меня пробила дрожь.

Это… действительно имело смысл. Если Мэб все-таки решила не использовать меня, мое присутствие больше не требовалось – однако весьма многие мои друзья могли причинить ей большие неприятности.

Разумеется, Мэб играла иначе. Если она что-то затевала, то заботилась о том, чтобы выиграть вне зависимости от обстоятельств. Возможно, она хотела, чтобы я выполнил ее поручение. Но не сказала, что устроила все так, чтобы мое поражение не причинило ей особого вреда. Если я не справлюсь с ее приказом, она сочтет меня обузой, с которой нужно рассчитаться – желательно не рассердив моих друзей. Если я потерплю поражение, в моей смерти обвинят Никодимуса, а чистенькая Мэб сможет выбрать себе нового Рыцаря.

Я стиснул зубы. Что ж, не стоило ждать ничего другого. Мэб была из тех матерей, что учат своих детишек плавать, швыряя их в озеро. Вся моя карьера формировалась именно таким способом: плыви либо иди ко дну.

– Посмотрим, – сказал я.

Едва заметно улыбнувшись, Дейрдре снова повернулась к столу. Грей сидел рядом с Кэррин и тихо, с улыбкой что-то ей говорил. Кэррин прищурилась, но уголки ее губ подрагивали. У него получилось ее рассмешить. Придурок.

– Ты хочешь спросить меня о чем-то еще? – поинтересовалась Дейрдре.

– Да, – тихо ответил я. – Зачем?

– Зачем что?

Я обвел рукой цех.

– Зачем все это? Зачем вы делаете то, что делаете? Зачем откусываете языки, и убиваете наемников, и тому подобное? Что может заставить человека совершать такие вещи?

Она молчала. Тишина становилась угнетающей.

– Скажи мне, дитя, – наконец произнесла она, – какие самые долгие отношения были в твоей жизни?

– Э-э-э. В смысле, которые раньше всего начались? Или дольше всего продолжались?

– Не важно.

– Наверное, с моим наставником из Белого Совета. Я знаю его с шестнадцати лет.

– Ты видишь его каждый день? Беседуешь с ним, работаешь?

– Нет.

– А, – кивнула она. – Отношения с кем-то, кто тебе близок. С кем-то, кто разделяет твою жизнь.

– Э-э-э, – протянул я. – Несколько подружек. Мой кот.

Ее губы искривились.

– Временные подружки и кот. Один кот.

– Это потрясающий кот.

– Твои слова означают, что ты никогда не делил ни с кем свою жизнь на протяжении долгого времени, – сказала Дейрдре. – Самое хорошее, что ты сделал, – это обеспечил домом и вниманием существо, которое принадлежит и полностью подчиняется тебе.

– Только не когда его мою…

Она проигнорировала шутку.

– У тебя были лишь скоротечные отношения, вспыхнули и погасли. Я же вместе с Никодимусом видела, как возвышаются и рушатся империи. Ты зовешь его моим отцом, но не существует слов, чтобы описать наши отношения. Да и откуда им взяться? Слова смертных не могут описать то, чего никогда не постичь и не понять смертным. – Ее губы сложились в ухмылку. – Ты ничего не знаешь про обязательства, дитя-чародей. И я не могу объяснить тебе, почему делаю то, что делаю.

– И что же именно, по твоему мнению, вы с ним делаете? – поинтересовался я.

– Мы сражаемся ради спасения мира, – совершенно искренне ответила она.

По правде сказать, это было самое жуткое, с чем я столкнулся сегодня.

– От чего?

Она слабо улыбнулась и промолчала.

Я не стал настаивать. Мне больше ничего не хотелось от нее слышать.

Я спустился к столу.

– …Ужин, – говорил Грей. – Разумеется, при условии, что мы будем живы и до неприличия богаты.

– Я обязательно скажу «нет», – шутливо ответила Кэррин. – У меня от вас мурашки по коже, Грей.

– Гудман, – поправил ее Грей. – Повторяйте за мной. Гудман.

– Я двадцать лет работала копом, Грей, – возразила Кэррин. – И умею распознать фальшивое имя.

Я сел рядом с Кэррин, вытащил из кармана свою новую пушку, положил его на стол в пределах досягаемости и сказал Грею:

– Привет!

Грей посмотрел на меня, затем на пистолет. Потом обратился к Кэррин:

– Он ваш мальчик на побегушках?

– Плоско и банально, Грей, – отозвалась Кэррин. – Честно говоря, я надеюсь, что он в вас выстрелит. Никогда не видела, как пули из этого чудовища попадают в кого-то.

Грей откинулся на спинку кресла и мрачно посмотрел на меня.

– Парень, – сказал он, – ты меня обломал.

В ответ я поднял этот жуткий ствол.

– Вовсе нет. – Я взвел курок большим пальцем. Вместо щелчка раздался зловещий треск. – А вот сейчас я тебя обломаю.

За столом воцарилась тишина. Глаза Анны Вальмон расширились.

– Туше́. – Грей кивнул. – Ведь мой вопрос леди не причинил никакого вреда?

– Ей – никакого, – дружелюбно согласился я. – Пристрелить его, Мёрфи?

Кэррин задумчиво постучала пальцем по губам.

– Вынуждена признаться, мне ужасно любопытно. Однако это немного непрофессионально, ведь он сдался.

– Слышал? – спросил я Грея.

– Вы, люди, настоящие дикари, – ответил Грей. Покачал головой, пробормотал что-то себе под нос, встал, покинул стол и устроился неподалеку от геносквы. Тот не возражал. Они с Греем обменялись едва заметными кивками и начали тихо беседовать на незнакомом мне языке.

Я осторожно отпустил курок и положил револьвер на стол. Еще мгновение стояла тишина, затем Вязальщик произнес веселым голосом, будто и не прерывался:

– Итак, я оказался в Белизе с тридцатью мартышками, пандой и карликовым слоном…

Он начал рассказывать историю, которую все присутствовавшие сочли придуманной, хотя сам Вязальщик утверждал, что это чистая правда. Тут в цех вошел Никодимус. Он воспользовался аварийным выходом и впустил с собой облачко ледяного тумана и зимнего воздуха. На Никодимусе было длинное пальто, которое он сбросил по дороге к столу. Его тень скользила по полу рядом с ним, слишком большая, перемещавшаяся немного не в такт хозяину.

– Добрый вечер, – сказал Никодимус, занимая место во главе стола. – Дамы и господа, прошу внимания. Чародей Дрезден, пожалуйста, вкратце ознакомьте нас с природой путей и тем, как их открыть.

Я моргнул. Все уставились на меня.

– Э… Пути – это, по сути, порталы между миром смертных и какой-нибудь областью Небывальщины, мира духов. В любой точке мира смертных можно открыть портал, если знаешь, как это сделать. Путь открывается в место, которое имеет нечто общее с исходной точкой в мире смертных. Ну, например, если вы хотите открыть портал в ад, нужно найти в мире смертных какое-нибудь адское место и начать оттуда. Если хотите отправиться в какое-то мирное место в Небывальщине, нужно начать с мирного места здесь. Как-то так. Чикаго – отличное место для путей, поскольку это перекресток, и немаленький. Отсюда можно попасть почти куда угодно.

– Спасибо, – кивнул Никодимус. – Наша задача – открыть путь в охраняемый объект, где лежит то, что нам нужно. – Он взял у торопливо подошедшего рыцаря большой рулон бумаги. – С учетом всех этих факторов, уверен, вы поймете, почему мы начнем работу именно здесь.

Махнув рукой, он развернул бумагу.

Это был чертеж, план этажа. Нахмурившись, я уставился на него, но он казался незнакомым.

Кэррин поперхнулась.

– Мёрф? – спросил я.

– А-а. – Никодимус улыбнулся. – Вы его узнали.

– Это хранилище, – сказала Кэррин, глядя на меня. – Хранилище, принадлежащее хозяину подпольного мира.

У меня возникло такое чувство, словно я оказался зажат в месте, которое и без того было слишком тесным.

– О! – слабо выдохнул я. – Адские погремушки!

Вязальщик ткнул в меня большим пальцем.

– Что это с ним? – спросил он Кэррин.

Кэррин показала на план.

– Это Капристи-билдинг, – ответила она. – Второе самое охраняемое здание в городе. – Она глубоко вздохнула. – Это банк мафии. А принадлежит он Джону Марконе, барону, некоронованному королю Чикаго.

6. 6 Американская медицинская ассоциация.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?