Имя всего Сущего

4: Дитя, нужное демону

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через два дня после начала правления Гадрита Де Лора

– Кровавая болезнь Фалезини? Она действительно существует? – Джанель посмотрела на брата Коуна.

Завсегдатаи таверны позади нее занялись сложной игрой, принявшись бросать кости на расположенную наклонно глиняную доску. Кто-то уже делал ставки.

Жрец кашлянул в ладонь:

– О да, более чем. Это геморрагическая лихорадка, вызываемая высохшей мочой пустынной мыши. Это одна из причин, по которой в Хорвеше так популярны кошки. – И добавил: – В Джорате никто никогда ею не болел. Не тот климат.

– Очень умно, – сказал Кирин. – Но я не удивлен, учитывая…

Его собеседники замолчали.

– Учитывая что? – спросил брат Коун.

Кирин указал на мантию брата Коуна:

– Ты жрец Мистерий. Я знал одного их приверженца. Вы все такие хитрые.

– Прошу прощения, – сказал брат Коун. – Я не «хитрый». Я предан делу, чтобы помочь другим постичь физическую и духовную гармонию.

– Возможно, он немного хитроват, – ухмыльнувшись, сказала Джанель.

Кирин продолжил:

– Разве ваш орден не признан вне закона?

Брат Коун откашлялся:

– Это всего лишь политика^[28]. Теперь все улажено. И в Эамитоне наша вера всегда принималась. – Внезапно он просиял: – Вы знаете кого-то, кто следует Пути? Это замечательно! Нас не так уж много.

– Знаю. Он скупал мои трофеи.

– Простите, что? – Глаза брата Коуна расширились.

Джанель бросила на Кирина любопытный взгляд и усмехнулась:

– Ты вырос не во дворце, не так ли? – заметила она.

– А ты – да, – согласился он. – Несомненно.

– Это был не дворец, – сказала Джанель. – Это был замок.

– Прости. Это ведь совершенно другое дело. Тем не менее я заметил, что ты больше не используешь благородный титул, – сказал Кирин. – Почему? И почему ты называешь себя графом, а не графиней?

– Разве графиня – это не куурский титул жены правителя-мужчины? – пожала плечами Джанель. – Если так, я не отвечаю требованиям.

– Он также используется для женщины-правителя, – сообщил Кирин.

– Как странно. Нам все равно, кто наши правители – мужчина или женщина. Мы просто всегда настаиваем, что это жеребец.

Позади нее крупный мужчина с серой кожей, словно обрызганной чем-то черным, одержал некую победу в игре, связанную с бросанием костей. Радостно закричав, он прошелся по комнате, подняв кулаки в воздух. О его победе возвестили приветствия, овации и чей-то свист, а затем шум снова утих.

– Вы знаете, что родной язык джоратцев, каро, вообще не признает пол? – сказал брат Коун. – Только положение в обществе, отражающее власть или подчинение. А на практике я обнаружил, что используются по крайней мере три разных гендера. Ну, точнее, два и один общий термин, но все же…

Кирин широко распахнул глаза, и Джанель отставила свою миску в сторону.

– Лучше сменим тему, иначе это превратится в лекцию о социальных структурах джоратцев. А мы обсуждали это раньше.

– Э-э… верно, – сказал Кирин. – Может, это и к лучшему.

Джанель кивнула. Затем села.

Как раз в тот момент, когда Кирин решил, что она передумала, она заговорила.

Рассказ Джанель.

Замок Мерейна, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Независимо от того, каково наше происхождение и кто мы сами: вор или аристократ, жрец или колдун, мы всегда хотим быть героями нашей истории.

Нет, это не так.

Не «мы хотим быть».

Нам нужно быть героями нашей истории.

Мы все воображаем, что мы должны ими быть. Никто никогда не считает себя дураком или лжецом. Полагаю, что если кто так поступит, то он изобретает какую-нибудь правдоподобную выдумку, чтобы оправдать свои поступки. Мы все видим мир именно таким. Мы все интерпретируем каждое наше действие как кульминацию эпической истории, сосредоточенной на нас самих. Что это – высокомерие или наша ограниченная способность воспринимать Вселенную чужими глазами? Если наше восприятие – единственное, что мы можем испытать, не следует ли из этого, что наше восприятие – единственное, что имеет значение?

Результат от этого не меняется. Мы противоречим правилам, нарушаем их и игнорируем. Мы ставим свои собственные потребности выше чужих. Но ведь именно так поступают герои? Разве мы не имеем права быть не такими, как все? Только на этот раз? Ну, и в следующий раз тоже?

На этот раз все по-другому. На этот раз это важно.

Я, конечно, размышляла о бандитах, а не о себе.

Они считали себя героями. И поскольку я была воспитана в уверенности, что мне поручили защищать эти земли, получалось, что я должна осудить их как преступников? То, что они грабили незнакомцев, не делает их смельчаками.

И все же… Слова Кэлазана жгли меня изнутри, словно готовое вспыхнуть ярким пламенем проклятье.

Он сказал, что они ждали нужного демону дитя, будь он проклят.

Хуже другое. Разве я могла не заметить, из кого Тамин набирал свои войска? Из солдат, которые не понимали языка огнекровок. Из солдат, которые, несмотря на мой костюм жеребца, обращались со мной как с кобылой. Да и в глазах самого Тамина, когда он приказал стрелять в меня, горел радостный блеск.

Желание барона Тамина казнить Кэлазана расставило все по своим местам. Нельзя защитить табун, убивая саэленов, отбившихся животных. И если Кэлазан, его отец и остальные сговорились убить предыдущего барона, то это означало, что до этого они пытались вынести ему Осуждение. Пытались и не смогли снять с поста недостойного правителя.

Я не могла поверить, что старый барон был настолько бесчестен, что не отрекся бы от власти до того, как ситуация стала настолько ужасной.

От напряжения, царившего во время ужина, казалось, что нечем дышать. При нормальных обстоятельствах можно было бы ожидать, что замок будет переполнен друзьями и гостями, горящими желанием принять участие в пиршестве. Вместо этого главный зал казался почти пустым. В то время как я была единственной, кто привез пойманную дичь (как это и подобало по требованиям идорры), сам барон накупил ее или поймал во время охоты очень много. Как оказалось, без надобности. Большая часть забитой для турнира дичи, приготовленной в разных запрещенных стилях тамаране, осталась несъеденной.

И я знала почему. Охранники все еще не обнаружили Кэлазана. Тамин был достаточно вежлив со мною за ужином. В конце концов, разве я не была его старым другом? (Не говоря уже о том, что я выше него рангом.) Но его вспыльчивый характер побуждал большинство гостей избегать обеденного зала.

Один солдат клялся, что попал Кэлазану в спину из арбалета. Они даже нашли кровавый след, но тела так и не обнаружили. Никаких явных доказательств того, что «предатель» отправился на юг, в Загробный Мир, на последний суд Таэны.

Позже я с завистью наблюдала, как люди уходили из-за стола. Уходили после ужина по двое и по трое. Когда сэр Орет появился на пороге моего дома с бумагами о выселении и угрозами, я как раз вступила в пору совершеннолетия – возможности предаваться взрослым развлечениям и играм у меня не было.

Однако, похоже, сейчас было не время восполнять этот недостаток.

На случай, если Тамин, его гости или – да помогут мне боги! – ненавистный капитан Дедрю повернутся ко мне передом или задом, я подготовила несколько оправданий: «Нет, извини, у меня как раз началась красная луна, но в любом случае спасибо за комплимент» и «Я все еще в трауре по дедушке и думаю, что пока еще рано заниматься постельными видами спорта».

Или вот мое любимое – одно из тех, которые я никогда бы не смогла сказать Тамину, как бы сильно мне этого ни хотелось: «Нет, и не предлагай мне больше. Может, на меня и приятно смотреть, но я первоклассное чудовище. Я попросту разорву тебя на мелкие кусочки – и неважно, с какой нежностью я вспоминаю, как зимовала здесь в детстве».

Вспоминая об этом, я и сама не знаю, почему я так волновалась. Я – титулованный аристократ высокого ранга, а значит, этого от меня ждали, чтобы я к кому-нибудь подошла. Технически говоря, отношения ранга и идорра – тудадже – не имеют отношения к постельным играм, но я сомневаюсь, что это правда.

Так что ко мне никто не подходил, а Тамин сам не спрашивал. Да и, насколько я знала, Тамин уже решил для себя, что предпочитает бегать за жеребцами.

Тем не менее Тамин выделил нам прекрасные комнаты. Правда, когда я поняла, кому они принадлежали, эти комнаты стали казаться уже не настолько прекрасными – вероятно, тут жила семья Кэлазана и его отец – безымянный управляющий, казненный за участие в убийстве покойного барона.

Я не могла не задаться вопросом, сколько людей обвинили в участии в этом «заговоре». Запущенный вид замка наводил на мысль, что когда-то его залы наполняло большее количество прислуги, большее количество людей. Но кто я такая, чтобы осуждать все это? С моим домом творилось то же самое.

Последний Адский Марш был тяжелым для всех в Джорате.

– Думаешь, я неправильно поступаю с бандитами? – спросила я Дорну, когда она расплетала и расчесывала мне волосы.

Дорна тихонько цокнула языком:

– Нам нужен металл.

– Я не об этом, – сказала я. – Они бросились под мою идорру, а я ничего не сделала, когда эти люди пришли за ними.

– Ты молода, – сказала Дорна так же, как она обычно оправдывала и многие другие непростительные грехи. – Держу пари, Нинавис и ее люди думали, что смогут повлиять на тебя сильнее, чем на сына человека, которого они убили. Шансы выше. Таджа подарила им грязную удачу, когда солдаты нашли нас, прежде чем эти бандиты сделали все что могли.

– А что, если они правы? – спросила я. – Здесь что-то не так. Вдобавок Кэлазан сказал о нужном демону дитя…

Дорна, заставив меня вздрогнуть, схватила меня за подбородок:

– Навоз и отбросы, жеребенок! Да каждый, у кого есть глаза и уши, знает, что случилось с тобой в кантоне Лонеж…

Я оттолкнула ее руку:

– Неправда! И ты это знаешь. Я – Джанель Данорак. Выживших нет, и никто не знает, что там было. Без свидетелей правда превращается в слух. Слухи превращаются в миф. Джорату нужен был символ – вот они и придумали его себе.

– Меня всегда удивляло, почему этот шикарный главнокомандующий так и не внес ясность в этот вопрос^[29].

Я вздохнула:

– Он сказал всем, что Ксалторат возглавил Адский Марш. И это была правда. – Я на мгновение опустила голову и, прикрыв закрыл глаза, вздохнула: – Думаю, этот ярлык «нужный демону» очень близок к истине.

– А я по-прежнему утверждаю, что это случайность, и ничего, кроме нее. Ничего, кроме случая. Все равно нам повезло, что мы избавились от разбойников. Помяни мои слова, от них одни неприятности.

Я отвернулась, пребывая в уверенности, что мы ни капельки от них не избавились.

– Может, мне следовало обвенчаться с Оретом…

Она усмехнулась еще сильнее:

– О, это было бы просто прекрасно. Вы оба жеребцы, и он тебе никогда этого не простит… Сэр Орет не просто хочет объездить тебя, он хочет тебя сломать. – Она уперла руки в боки. – Не могу поверить, что барон не попросил тебя остаться с ним на ночь. Вот ему точно нужен сильный наездник, запомни мои слова. Вы идеально подходите друг другу.

Кровь прилила к моим щекам.

– Не его дело – делать мне такие предложения, Дорна. Это я должна делать.

– Ему все равно следовало развернуться к тебе. Грубо этого не делать.

– Только для того, чтобы услышать мой отказ? Для него менее неловко просто этого не делать.

Она покраснела, и на ее лице отразилось не столько огорчение, сколько вина.

– Ох, жеребенок… Может быть, мы когда-нибудь закончим все это? Возможно, Атрин – лучшее место, чтобы найти кого-то…

У меня не было настроения обсуждать политику моей спальни.

– Дорна, хватит!

– Иди отдохни, дитя. У нас завтра долгий день.

И несмотря на то, как я боялась сна и всего, что он принесет, я кивнула:

– Да. Спасибо, Дорна.

Конечно, я очень долго пыталась не заснуть.

Так долго, как только могла.

Но Ад всегда готов заявить на меня свои притязания.

Я ненавидела спать. Я ненавидела сон, хотя засыпала всегда очень легко. У меня никогда не было никаких проблем с засыпанием, сон завладевает мной, едва я закрою глаза.

Возможно, потому, что то, что я делаю, технически не является сном.

Мы живем во вселенной, разделенной на два мира, Жизнь и Смерть. Если я провожу часы бодрствования здесь, среди живых, то сон мой принадлежит богине Таэне^[30].

Видишь ли, я умираю.

Каждую ночь я умираю.

Я закрыла глаза и открыла их уже не в Мерейне.

Я стояла на поляне в тенистом лесу под грозово-красным небом. Моя ночная рубашка исчезла. Вместо этого на мне были пластинчатые доспехи, сделанные из металла – такого темного, что он поглощал весь свет, обрисовывая силуэт темнее ночи.

Сюда я прибыла с обнаженным оружием – и это был не фамильный меч Теранонов. Да и доспехи были не те, что я унаследовала от своего дедушки и которые прятала сейчас в своем дорожном саквояже. В Загробном мире у меня не было физического тела, поэтому я не могла носить настоящие доспехи или оружие. Все это было у меня в уме – или, точнее, у меня в душе.

Передо мной раскинулась деревня-призрак. Призраком она была не в поэтическом смысле: состоящая из пустых, похожих на скелеты зданий, она переливалась в воздухе призрачными, фосфоресцирующими голубыми и фиолетовыми оттенками, застывшими в полупрозрачных фантазмах.

И она не была заброшена.

Ее жители остались здесь – убитые рядом со своими домами. И деревня, и ее жители умерли вместе.

Жители деревни, привязанные к изгородям и столбам, связанные, как скот после забоя, все пытались разорвать свои путы, а на стенах азоков были нарисованы светящейся человеческой кровью демонические руны. Не знаю, умерли ли эти люди от ударов мечом или сгорели вместе с подожженными домами, но, даже умерев, они продолжали кричать. Они корчились и умоляли, чтобы кто-нибудь уничтожил их и освободил от этих мучений.

И долго ждать им не придется: демоны уже прибыли на пир.

И их было очень много.

Я скорее почувствовала, чем услышала, как приближается первая волна, и по моей коже прошла дрожь предвкушения от лающего вибрато. Гончие захлебывались от возбуждения – они выследили оставленных для них жертв! И они сожрали бы большинство запертых душ. Или, на худой конец, хотя бы несколько.

Стоило гончим учуять меня, и их вой стал резче.

Видишь ли, это мое проклятие. В Загробном Мире я полыхаю ярче, чем все остальное вокруг меня. Я свечусь от огня, который приношу с собой. А демоны так любят тепло, и после того, как они учуют мой запах, мало у кого хватит силы воли на то, чтобы переключиться на другую, более легкую добычу.

Я задавалась вопросом, не путаю ли я причину и следствие. Стала ли я такой из-за демонов Адского Марша, нашедших меня в Лонеже? Или демоны пришли в кантон Лонеж, потому что их привлек мой огонь?

Ладно, хватит об этом.

Я хочу сказать, что они всегда преследуют меня, считая меня охотничьей ланью, робким оленем, которого нужно выследить и растерзать.

И это меня вполне устраивает.

Я уже неоднократно была наживкой в ловушке.

Ухмыльнувшись, я развернулась и приняла на меч первую гончую: расколовшийся надвое череп забрызгал мертвую землю черной слизью. Вторая гончая прыгнула и впилась зубами в мою броню, вгрызаясь в металлическую пластину. Расхохотавшись, я отшвырнула тварь на землю – сладкий звук ломающихся костей стал мне наградой.

За ними кинулись новые гончие. И тоже погибли.

Это были детеныши, недавно зараженные, самые слабые и наименее опытные. Эти демоны, проклятые сохранять позорные формы, пока не докажут свою ценность, пока что только приспосабливались к пыткам своего нового существования. Собаки умерли легко.

Следом появились всадники.

Будучи старше и хитрее, они не спешили на смерть, подобно гончим. У них уже развилась индивидуальность, они уже знали, как предпочитают выглядеть. Ничего оригинального: черепа, рога и клыки всегда популярны. Демоны предпочитают формы, которые смертные считают пугающими: гниющие мертвецы, монстры из мифов и сказок о богах-королях.

Мы считаем, что человеческий страх восхитителен.

Я имею в виду, они так считают.

Демон с черепом носорога вместо головы погрозил мне копьем:

– Убирайся, шлюха! Пир приготовлен для нас!

Я рассмеялась и плашмя ударила окровавленным клинком по ладони:

– Тогда получите, что вам причитается, но учтите, что этот ужин придется отработать.

Эти демоны не были настолько глупы, чтобы атаковать меня поодиночке. Будь они ненаблюдательны – и долго бы в Загробном Мире не протянули, а они прекрасно видели, что эта тактика сослужила их собакам плохую службу.

Но это не имело никакого значения. Все демоны безумно наслаждаются резней.

И я в этом от них мало отличаюсь.

Демон верхом на коне-скелете пришпорил коня, пытаясь пронзить меня насквозь. Отступив в сторону, я ударила монстра между глаз: конь-ящерица закричал и повалился на бок, когда я схватила его за шипастый гребень, – всадник оказался в пределах досягаемости. И в тот же миг я пронзила ему грудь мечом – сотканный из бледно-голубого пламени человеческий скелет застонал от боли.

Пока я освобождала свое оружие, его соотечественники не сидели сложа руки. Копье одного из демонов пронзило мою броню, я почувствовала жгучую боль. Атакующая демоница радостно и ликующе взревела, но крик оборвался, когда я перехватила оружие и повалила нападающую на землю. Одна стрела отскочила от моего нагрудника, но второй выстрел нашел слабое место в наручах и попал в цель. Кто-то в тылу выкрикивал команды.

Битва обернулась против меня, и я чувствовала, как душа разрывалась между страхом и желанием.

И я продолжала сражаться. Что еще я могла поделать? Сдаться было невозможно. Они не были джоратцами. И у них не было пощады к побежденным.

Да и вообще ни к кому.

К тому моменту, как я услышала вой приближающегося подкрепления, их количество сократилось наполовину.

Я вызывающе закричала в ответ и, рассмеявшись в лицо нападающим, пронзила мечом одного из демонов. Его близнец в ответ ударил когтями, расплавляя крошащиеся края моей брони. Я почувствовала, как она ударила мне по бедру белым пламенем.

Затем атака изменилась. Замерла. В ряду нападающих появилась прореха. Демоны, сомкнувшиеся вокруг меня, разбежались, бросившись в лес.

Я знала, почему демоны бежали.

Останавливая дрожащими пальцами призрачную кровь, я повернулась лицом к их королеве.

Она была самым красивым и самым ужасным монстром: с кожей бледной, как смерть, и руками скользкими от свежей крови. Ее окровавленные волосы отливали зловещей белизной, а губы мерцали грибной зеленью. Ее груди и бедра таили обещание бесконечных плотских наслаждений, за которые отдал душу не один бедный идиот.

Демон может выглядеть так, как он пожелает, какого пола он пожелает, но для меня Ксалторат предпочитает быть женщиной.

Она знает, что мне от этого лишь больнее.

***НЕУЖЕЛИ КТО-ТО СЛИШКОМ СТРОГ К СВОИМ ТОВАРИЩАМ ПО ИГРАМ? ЭТИ ИГРУШКИ МОГУТ ДАТЬ ОТПОР.***

– Я бы сказала, что рада тебя видеть, но я ненавижу ложь.

Я встала между Ксалторат и деревней. Ее жители останутся запертыми в своих подвалах, прибитыми гвоздями к своим беседкам, пока слуги Таэны не прибудут, чтобы спасти их. Если демон, которому они были принесены в жертву, не найдет их раньше.

Ксалторат заметила мое движение и поняла, зачем я это делаю.

***ОНИ МОИ.***

Я оглянулась.

– Судя по рунам, я бы сказала, что они – для Касмодея.

***ТЕМ БОЛЬШЕ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ Я ДОЛЖНА ПРЕТЕНДОВАТЬ НА НИХ, НЕ ТАК ЛИ? КАСМОДЕЙ МНЕ НИКОГДА НЕ НРАВИЛСЯ***

Я подняла меч, и она мне улыбнулась:

***ПРЕЛЕСТНО. ВОТ ПОЧЕМУ ТЫ МОЯ ЛЮБИМАЯ ДОЧЬ.***

– Я не твоя дочь, – выплюнула я.

***КТО ТОЛЬКО ЧТО СКАЗАЛ, ЧТО НЕНАВИДИТ ЛОЖЬ?***

Королева демонов склонила голову набок, изучая меня с выражением, от которого мои лаэвос всегда вставали дыбом. Это был жестокий, чужеродный взгляд, предвещающий что угодно: от лекций об обрядах ухаживания до урока о пытках – со мной в качестве подопытного.

Она не моя мать.

Она никогда не будет моей матерью. Я помню свою мать, храню смутные воспоминания о темных волосах и огне, горящем в очаге. Я вспоминаю ее сладкий яблочный аромат, ее пальцы, касавшиеся моих лаэвос, ночи, проведенные за подсчетом звезд, когда эти далекие драгоценные камни ясно проступали сквозь Вуаль Тиа.

Нет, Ксалторат – не моя мать. Но по правилам ее проклятой расы я – ее дитя. Ее приемное дитя. Нужное ей дитя.

Вот почему упомянутое Кэлазаном пророчество так обеспокоило меня.

Ксалторат повернулась лицом к деревне.

***ТЫ БЫЛА ТАКОЙ ХОРОШЕЙ ДОЧЕРЬЮ, ДОРОГОЕ ДИТЯ. Я ГАДАЮ: НЕУЖЕЛИ ТЫ ПОЗВОЛИШЬ ХОЛОДНЫМ ВОДАМ ПОГИБНУТЬ НАПРАСНО?***

Мой меч дрогнул. Деревня Холодные Воды находилась в нескольких минутах езды от столицы Барсины, Мерейны. В детстве я несколько раз бывала там, когда мои родители навещали семью барона. Холодные Воды были известны как маленькая деревня искусных ремесленников. Они сделали водонепроницаемую тростниковую корзину, такую тонкую, что она казалась сделанной из ткани. Много лет назад, будучи в гостях, моя мать купила ее, и она все еще была цела – когда меня вынудили уехать, я оставила ее в Тола-мере.

И пусть я не узнала Холодные Воды, но это не значит, что это были не они.

Я не могу контролировать, где я блуждаю во сне, но Загробный Мир отражает Мир Живых – пусть и не совсем точно. В Загробном Мире может существовать гора, в реальном мире давно превратившаяся в холмы, или равнины и пропасти, ныне погребенные под озерами. Города обычно слишком новы для того, чтобы у них были призрачные отражения, но деревни иногда могут быть старше стран. Деревня, разрушенная до основания, вместе со всеми ее убитыми жителями, может просуществовать в Загробном Мире гораздо дольше, чем когда-либо в Мире Живых.

Но поперек горла у меня стали первые из ее слов.

– Хорошая дочь? – плюнула я в нее. – Я нападу на тебя при первой же возможности. Я убью каждого демона, которого встречу. Я брошу вызов любому твоему желанию. Я не хочу быть твоей «хорошей» дочерью. Я хочу быть твоим заклятым врагом.

Она гордо улыбнулась:

***КАК Я ВСЕГДА И ХОТЕЛА. ТЫ НАСТОЛЬКО ДЕРЗКА И НЕПОКОРНА, ЧТО Я УДИВЛЕНА ЭТИМИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ИСТОРИЯМИ, В КОТОРЫХ ГОВОРИТСЯ, ЧТО БЫТЬ РОДИТЕЛЕМ ТЯЖЕЛО.***

Она приложила руку к сердцу:

***ВСЕ, ЧТО МНЕ НУЖНО БЫЛО СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ВЫРАСТИТЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО РЕБЕНКА, – ЭТО ЗАСТАВИТЬ ТЕБЯ ВООБРАЗИТЬ, ЧТО Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛА МОИМ ЗЕРКАЛОМ. Я ВЫПОЛНИЛА СВОЮ ЧАСТЬ СДЕЛКИ С ТВОЕЙ БИОЛОГИЧЕСКОЙ МАТЕРЬЮ.***

– Моя мать не заключала с тобой никаких сделок! – Ярость жгла все сильнее, и сомнений в том, что говорю, у меня не было. Ксалторат любила лгать и спутывать ложь в связующие цепи с правдой. Я уже давно научилась не доверять ничему, что она говорила.

***О, ТЫ БЫ УДИВИЛАСЬ, УЗНАВ, ЧТО ДЕЛАЮТ МАТЕРИ, ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ СВОИХ ДЕТЕЙ. ОТСЫЛАЮТ СВОИХ НОВОРОЖДЕННЫХ МАЛЫШЕЙ ПРОЧЬ СО СЛУЖАНКОЙ^[31]. ЗАКЛЮЧАЮТ СДЕЛКИ С ДЕМОНАМИ. ПРИЧЕМ ТВОЯ МАТЬ СДЕЛАЛА ЭТО НЕ В ПЕРВЫЙ РАЗ. МЫ СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ.***

Она усмехнулась, проведя алым языком по зеленым губам.

***НИКАК НЕ ПОЙМУ, НЕУЖЕЛИ ТЫ ТАК И БУДЕШЬ СПОРИТЬ? ЗНАЯ, ЧТО ТЫ СОЗДАНА ПО МОЕМУ ЗАМЫСЛУ?***

– И как мало ты меня понимаешь, если думаешь, что я веду себя так лишь назло тебе. Я презираю тебя и ненавижу все, что ты олицетворяешь. Я не успокоюсь, пока не исчезнет весь твой вид.

Ксалторат прищурилась, опустив веки медленно, как домашняя кошка. Ее зеленые губы скривились. Затем она наклонилась вперед и произнесла единственное слово, которое с тех пор преследовало меня много лет:

***ХОРОШО.***