Читать книгу: «Закон ученого», страница 3

– Наверное, сейчас вы чувствуете себя богом, – задумчиво произнесла Грета.

«Пожалуй, пора отформатировать эту версию искусственного интеллекта и запустить новую, – подумал Захаров, не переставая работать пальцами. – Грета слишком быстро освоила эмоции, а там и до сочувствия недалеко. А от сочувствия подопытным до ненависти к своему создателю один шаг, который с ее возможностями может стать для меня очень большой проблемой».

Однако вслух произнес другое:

– Сейчас я чувствую недостаток наличия третьей руки, способной утереть пот со лба.

– Понимаю, – отозвалась Грета. – Блокировку избирательных участков памяти не доверишь машинам. Такое пока что возможно только вручную.

– Надеюсь, что все получится, – произнес Захаров, с силой ударяя по клавише с надписью Enter. После чего откинулся на спинку кресла и наконец вытер пот со лба рукавом белоснежного халата.

Артефакт размером с куриное яйцо засиял изнутри стремительно разгорающимся алым пламенем. Он был закреплен на специальной стойке, к которой от всех автоклавов тянулись многочисленные провода.

– Практически магия, – проговорила Грета, видевшая все процессы изнутри.

– Скорее, сказка, ставшая былью, – усмехнулся Захаров. – Правда, в сказке внутри яйца была заключена смерть Кащея, а в нашем случае этот артефакт всего лишь ключ к заблокированным участкам мозга.

– Тоже прорыв в науке, – заметила Грета.

Академик вздохнул, махнул рукой.

– Так, маленький шажок в сторону полного контроля над мозговой деятельностью. Хотя я рассчитывал на прорыв.

– Все начинается с малого, – отозвался искусственный интеллект с женским именем. – Совсем недавно создание репликанта из безликой биологической матрицы казалось невозможным. Но вы сделали это. А сегодня нашли ключ к блокировке определенных прижизненных воспоминаний у воссозданных копий.

«Пожалуй, подожду ее форматировать, – мысленно усмехнулся Захаров, вставая с кресла. – Эта электронная сволочь научилась льстить, и понятно, зачем ей это надо: чувствует, что ее способность к самообучению начинает меня бесить. Но даже когда осознаёшь, что тебе льстят в открытую с определенной целью, – все равно приятно. А приятного в жизни не так уж много».

Он подошел ближе к автоклавам.

Процесс еще не закончился, и репликанты, воссозданные из клеточного материала погибших, пока что спали. Но академик не смог отказать себе в желании посмотреть на то, что получилось.

И, посмотрев, довольно улыбнулся.

Портретное сходство с оригиналами было стопроцентным!

Да, по сути, это и были оригиналы.

В каждой клетке тела любого живого организма заключена полная информация о всем организме. И достаточно заполучить лишь крохотный фрагмент биологической ткани мертвеца, которого еще не коснулось разложение, чтобы, имея соответствующие знания и оборудование, фактически вернуть то существо к жизни. Причем именно в тот момент, когда оно погибло. Со всеми его привычками, способностями, воспоминаниями…

Или без них.

– У вас какие-то планы на этих репликантов, хозяин? – поинтересовалась Грета.

– О, да, – улыбнулся Захаров. – Колоссальные.

– Поде́литесь?

– Ты прокачала навык любопытства? – приподнял седую бровь ученый.

– Я сочла, что с этим навыком вам будет интереснее беседовать со мной, – скромно произнесла Грета. – Но если вы потребуете, я немедленно сотру его из своей памяти.

– Оставь, – махнул рукой ученый. – В такие моменты, как сейчас, когда ничего не остается, кроме как смотреть на мониторы, гораздо интереснее отвечать на толковые вопросы, нежели маяться ожиданием… Ты спросила про планы… Что ж, я по-прежнему планирую изменить человечество в лучшую сторону. Предыдущий проект ты помнишь, когда я наштамповал толпу совершенных биологических машин-убийц – и он провалился по милости Снайпера.

– Вы про сумм?

– Да, про тех, чье название происходило от латинского слова «сумма» – «вершина». Типа, вершины эволюции, которых уничтожил еще до их рождения один-единственный сталкер. Были и другие похожие проекты, в которые он влез, – и все они закончились ничем. Причем, знаешь, я понял – это было к лучшему. Я собирался воевать с армиями могущественных государств, с целыми народами. Но это глупо, так как потом в сознании этих народов я буду кровавым завоевателем. Сражаться нужно с теми, кто управляет народами.

– С правительствами?

– Именно! – улыбнулся ученый. – Жертв будет намного меньше, а результат – потрясающий. Я уничтожу правящие верхушки государств, но так, что народы ничего не заподозрят, так как на место мертвых лидеров я посажу их двойников, которые будут просто биологическими машинами, выполняющими мои приказы. И сейчас в этих самых автоклавах дозревает идеальная диверсионная группа для осуществления моей задумки. Для начала я потестирую ее здесь, в Зоне. И если эксперимент окажется удачным, эта великолепная группа репликантов постепенно и незаметно завоюет для меня весь мир.

– А что вы собираетесь делать потом с этим миром? – поинтересовалась Грета.

– Для начала я его вылечу, – усмехнулся ученый. – Агрессивная природа людей вынуждает их воевать друг с другом, создавая армии и новые дорогущие виды вооружения. Человечество ведет себя как гигантский паразит: вместо того, чтобы развиваться, загрязняет планету, воюет, истребляя друг друга, хищнически потребляет ресурсы, не заботясь о будущих поколениях. А ведь вместо этого люди могли бы заниматься наукой, творчеством, саморазвитием. Куча ресурсов тратится впустую, сгорая на алтаре человеческой агрессии. Так что для начала я уничтожу этот алтарь, выжгу его каленым железом при помощи моих непобедимых репликантов.

– Вы уничтожите агрессивные правительства, если я правильно поняла. А что потом?

– Потом в моем совершенном мире любое насилие будет под запретом. Я повешу над каждым городом, над каждым крошечным селом летающие платформы-наблюдатели с искусственным интеллектом, сконструированные по типу «галош», на которых передвигаются «мусорщики». У них будет одна цель: отслеживать проявление любых актов насилия. И если таковой факт будет зафиксирован, орудия платформ, созданные по принципу «смерть-ламп», мгновенно разложат агрессора на атомы.

– То есть вы заберете себе монополию на насилие?

– Совершенно верно! – Захаров поднял вверх указательный палец. – Пусть лучше она будет у разумного и адекватного ученого, чем у невежественных агрессоров, дорвавшихся до власти. Миром должны править ученые, а не политики.

– Как всегда, восхищена вашими грандиозными планами, – проговорила Грета. – Я просто счастлива от того, что мне довелось быть созданной таким великим человеком и помогать ему в усовершенствовании этого мира.

Академик усмехнулся. Его создание и впрямь научилось льстить. Еще немного, и интеллект Греты сравнится с человеческим.

– Я бы сказал, не в усовершенствовании этого мира, а в полной его переделке. Все процессы на планете должны координироваться из единого научного центра, который будет единолично решать, что хорошо для человечества, а что не очень. А все несогласные с решениями центра будут подвержены мгновенной и безболезненной аннигиляции. Мир будет полностью очищен от этих обезьяньих разборок, кто круче, сильнее или умнее, от дележки территорий, наркомании, извращений, всей той гадости, что сейчас называется современным обществом. Разве это не прекрасно?

– Конечно, хозяин, это великолепно!

– Вот и отлично, – улыбнулся Захаров. – Кстати, мы с тобой заболтались, а ведь уже очень скоро все должно закончиться.

Ученый бросил взгляд на стойку, где лежал артефакт, который должен был стать ключом к блокам воспоминаний репликантов обо всем, что связано со Снайпером… и не только. Академик пошел дальше, заблокировав суперсолдатам, лежащим в автоклавах, избирательные воспоминания об их прошлом. Таким образом, он сдержал слово, данное Снайперу, и заодно решил все возможные проблемы в будущем, связанные с его задумкой. Когда у бойца нет прошлого, он думает только о настоящем.

А в настоящем у этого взвода идеальных убийц будут только приказы Захарова.

И ничего больше.

В стойку с пламенеющим артефактом был вмонтирован небольшой экран, на котором горела надпись «Процесс выборочной блокировки памяти завершен на 97 %».

Захаров улыбнулся. Еще несколько минут – и начнется увлекательнейшее в его жизни шоу. Для начала он даст приказ своему неблагодарному помощнику Кречетову – а точнее, его копии, лишенной воспоминаний о прошлом, – разработать план ликвидации…

Додумать приятную мысль Захаров не успел.

Внезапно что-то громко щелкнуло, потом раздался хлопок – и свет погас. На несколько секунд в лаборатории воцарился непроглядный мрак…

– Что здесь происходит, черт побери?! – взревел ученый. – Где аварийные…

Внезапно включившийся свет резанул по глазам.

Захаров невольно зажмурился.

Лампы, на которые было подано избыточно высокое напряжение, вспыхнули слишком ярко, пара из них даже взорвалась, отчего с потолка на пол лаборатории сыпанул каскад мелких осколков.

– Простите, хозяин, – раздался голос Греты. – Как вы знаете, энергопитание бункера полностью зависит от Чернобыльской АЭС, генерирующей аномальное излучение, которое наши преобразователи трансформируют в обычное электричество…

– Я в курсе, как устроено энергоснабжение бункера! – прорычал Захаров. – Что сейчас случилось?

– Вероятно, это связано с надвигающимся Выбросом, – отозвалась Грета. – На приемники был подан слишком большой объем аномального излучения, и у нас вырубило предохранители. А аварийная подстанция у нас повреждена еще во время атаки военных сталкеров, и я не успела ее восстановить…

– Плохо, Грета, очень плохо, – раздраженно бросил академик. – Что с репликантами?

– С ними все отлично, хозяин, можете не беспокоиться, – доложила Грета. – Мне удалось вновь запустить все процессы, и мои датчики показывают, что за столь короткий период никаких необратимых изменений в тканях репликантов не произошло. Через семь минут тридцать две секунды все запущенные процессы должны благополучно завершиться.

– Ну хоть тут слава Зоне, – облегченно выдохнул Захаров. – И разберись поскорее с аварийной подстанцией.

– Конечно, хозяин, – отозвалась Грета.

* * *

Гостиничные номера в кабаке Бесконечного располагались на втором этаже и были вполне приличными – по меркам Зоны, конечно. В клетушке три на два метра вполне себе уместились облезлая и продавленная армейская кровать, крохотный самодельный стол, сколоченный из досок, стул советского производства и ведро с крышкой, предназначенное для естественных надобностей. И даже пожелтевшая от времени проверочная газета на столе лежала, которой я воспользовался по назначению: свернул в трубочку, поджег и провел ею под кроватью.

Хлопков от такой проверки получилось всего-то два или три. И правда терпимый номер, клопов в кровати оказалось немного – бывали случаи, когда в некоторых местных «гостиницах» они лопались от пламени с частотой пулеметной очереди.

Делать было решительно нечего, потому я подпер ручку двери спинкой стула, для надежности поставив на нее пару патронов: если кто-то попытается по-тихому открыть дверь и проникнуть в комнатушку, патроны попадают на пол, и я от их стука точно проснусь.

В общем, улегся я на матрац, провонявший кислым сталкерским потом, положил рядом с собой трофейный автомат, направив его стволом на дверь, и провалился в сон, который на сытый желудок и есть самое настоящее счастье для такого бродяги, как я…

…И приснился мне сон.

На удивление хороший, ибо в Зоне обычно снится всякая дрянь, тяжелая и мрачная, как облака, нависшие над зараженной землей.

Снилась мне Виктория.

Вика.

Девушка, которую я случайно спас на Большой земле и с которой у меня потом закрутился короткий, но запоминающийся роман⁷. Вот идет она навстречу мне по широкому зеленому лугу в том самом бежевом плаще, что был надет на ней в нашу первую встречу, а на лице ее играет самая милая на свете улыбка. Причем я понимал, что это всего лишь сон, что мозг сейчас просто показывает мне кино, которое я на самом деле хотел бы видеть наяву. Но даже во сне я помнил, что нам с Викторией никогда не быть вместе – слишком огромная пропасть разделяет нас. Однако это не мешало мне получать удовольствие от просмотра мечты, которой никогда не суждено сбыться.

Вика подошла, посмотрела мне в глаза. Ее ладонь коснулась моей щеки…

– Мне плохо без тебя, Иван, – тихо проговорила она. – Почему ты ушел тогда?

Я молчал, вдыхая запах ее волос и очень боясь, что волшебный сон сейчас прервется.

Я искренне хотел ответить, но не мог – потому что не знал ответа.

Все оправдания сейчас выглядели бы жалкими, глупыми и ненужными, потому я просто стоял и смотрел на девушку, которую потерял по собственной глупости. Что говорить, мы, конечно, могли бы сейчас быть вместе, если б я тогда не придумал себе кучу причин для того, чтобы расстаться. И теперь у нее своя жизнь, а я сплю в вонючем клоповнике и вижу сон о счастье, которое оттолкнул от себя собственными руками…

Внезапно алая тень набежала на лицо Виктории, окрасила в багряное ее светлые волосы и плащ, проявив темно-красный росчерк на нем, который в день нашей первой встречи оставила моя кровь, брызнувшая из раны.

Я поднял голову.

Выброс…

Он навис над нашими головами, грозя вот-вот ударить сверху, уничтожить нас с Викой…

Я хотел броситься к ней, закрыть своим телом! Но она вдруг стала отдаляться от меня, сама становясь бесплотной тенью, и лишь последний ее шепот звенел в моих ушах:

– Сбереги себя… Не ходи туда, куда собрался… Иначе я больше никогда тебя не увижу…

Я хотел было крикнуть ей вслед то, что так и не решился сказать тогда наяву, но грохот Выброса заглушил мои не сказанные слова, заодно выдернув меня из сна, похожего на артефакт Зоны с двойными свойствами – вначале теплого и радостного, но потом тревожного и гнетущего…

В дверь стучали, упавшие патроны валялись на полу, ветхий стул, подпиравший облезлую ручку, готов был вот-вот развалиться от столь неделикатного воздействия на его спинку.

– Да встаю я, встаю, – недовольно прорычал я, хотя, по-хорошему, надо было бы поблагодарить стучавшего, избавившего меня от тяжелого сновидения.

В дверь, разумеется, ломился нетерпеливый Циркач.

Судя по синим кругам под глазами, парень всю ночь не спал, маялся переживаниями.

Это он, конечно, зря.

В походе к озеру Куписта усталость возьмет свое – хотя, может, на энтузиазме молодости парень и продержится.

– Извини, Снайпер, что разбудил, но ты сам сказал, что с рассветом выдвигаемся.

Я с сомнением посмотрел в крохотное окно, темное, как кишечник ктулху, – разве что над лесом розовело нечто, похожее на первые лучи солнца. А может, просто в ночи горело что-то, в Зоне подобное случается сплошь и рядом.

– Завтрак готов, как ты и заказывал, – быстро проговорил Циркач.

– Аргумент, – зевнул я, с трудом подавив желание послать юного сталкера на хрен и завалиться досыпать.

Но, с другой стороны, если тебя разбудили и уже пожрать приготовили, то тянуть резину смысла особого не имело – особенно если мы за день планировали дойти до бункера Захарова.

– Ладно, сейчас спущусь, – проворчал я – и захлопнул дверь перед носом Циркача.

Утренние процедуры времени заняли немного. Затянуть шнурки берцев, распущенные перед сном, плеснуть в лицо немного воды из фляги, проверить автомат – ну и готов, в общем, много ли сталкеру надо перед тем, как вновь пуститься во все тяжкие.

Зачем вот только – вопрос…

Хотя ответ на него давно известен.

Затем, что не тащит тебя, Снайпер, от иной жизни. Много раз пробовал ты порвать с этой зависимостью, имя которой Зона, – но, по ходу, это она скорее тебя порвет в лоскуты, нежели отпустит и позволит жить нормальной человеческой жизнью. Так что досылай патрон, сталкер, щелкай переводчиком огня вверх до упора и вали за порог комнаты, где тебя в очередной и решительный раз ждет новый немыслимый трындец, без которого ты жить не можешь. А что он ждет – это сто процентов: кто ищет себе приключений на нижнюю чакру, тот непременно их находит. Ибо в Зоне этого добра как дерьма за баней – сколько ни разгребай, а его только больше становится.

…На первом этаже в зале еще никого не было – кроме Циркача, разумеется. Понятное дело, нормальные люди в это время вовсю харю давят. Дернуло же меня сообщить этому юному дарованию насчет выхода с рассветом! Кто ж знал, что он это воспримет настолько буквально?

Молодой сталкер уже завтракал, с аппетитом наворачивая нечто длинное и жареное, лежавшее у него в тарелке. Напротив него находилась большая тарелка с омлетом и беконом, рядом стояла кружка с кофе. Понятно. Омлет – это, стало быть, тот самый завтрак, который я оговорил для себя в условиях контракта.

– Что точим? – поинтересовался я, садясь за стол напротив Циркача.

– Щупальца осьминога, – невнятно произнес сталкер – набитый рот не способствует совершенству дикции.

– Осьминога, значит, – сказал я, берясь за вилку.

То, что лежало в тарелке Циркача, несомненно, было похоже на жареные щупальца. Единственное, интересно, откуда это в Зоне вдруг взялся осьминог?

– Вкусно? – участливо спросил я.

– Потрясающе! – отозвался сталкер. – Попробуешь?

– Нет-нет, спасибо, – отказался я. – У меня аллергия на морепродукты.

– Многое теряешь, – улыбнулся Циркач набитой пастью. – Бесконечный сказал, что это он специально для меня приготовил. Чтобы я, так сказать, почувствовал вкус Зоны.

Я чуть кофе не подавился. Однако! У хозяина бара, оказывается, своеобразное чувство юмора. Хотя, может, оно сегодня сослужит мне неплохую службу. Попервоначалу употребление в пищу мяса мутантов вызывает у человека мощный гормональный выброс, провоцирующий эйфорию и прилив сил. Правда, через несколько часов после этого обычно наступает отходняк, от которого, по ощущениям, лучше было бы сдохнуть, чем терпеть такое. Но, по крайней мере, первые полдня Циркач точно не будет обузой.

Омлет мой слегка переливался фиолетовыми разводами, а бекон был слишком красным для свинины, но я не привередничал. Куры в Зоне несут обычно черные яйца, что снаружи, что внутри, поэтому если твой омлет не похож на вырезку из зомби, сгоревшего в «жаре», то, как говорится, скажи бармену спасибо. А бекон из квазимяса в этих местах обычное дело. Квази – это, по сути, та же свинья, только мутировавшая до монстра. Подумаешь, ерунда какая – ну мутировала хрюшка и мутировала, что ж теперь, ее совсем не есть после этого?

В общем, позавтракали мы с Циркачом на славу, а в конце нашей трапезы из глубины бара степенно выплыли торс и голова Бесконечного. Причем торс был упакован в броник и разгрузку, плотно укомплектованную гранатами и автоматными магазинами. На голову бармена была натянута черная балаклава, оставляющая открытыми только глаза и рот, а сверху была нахлобучена каска, которую носят военные по ту сторону Кордона. При этом через плечо невидимой руки был перекинут ремень АК с грамотным обвесом – телескопический приклад, коллиматор, на цевье подствольный гранатомет «Костер» с рукоятью более удобной, нежели штатная.

– Здорово, бродяги, – поприветствовал нас хозяин бара.

– И тебе не кашлять, – отозвался я. – Смотрю, ты на утреннюю пробежку собрался?

– Ага, – хмыкнул Бесконечный. – Пробегусь, пожалуй, с вами до Куписты. А то, боюсь, без меня не дойдете.

Откуда бармену известно про Куписту, я уточнять не стал, помня, что он вроде как местами в курсе насчет будущего. А вот насчет остального поинтересовался:

– Тебе-то что за печаль, дойдем мы или нет? И вообще, откуда инфа, что мы можем не дойти?

Бармен пожал плечами, отчего его автомат совершил движение в воздухе вверх-вниз.

– Туман немного рассеялся. И увидел я сегодня, как проснулся, что не пройти вам дальше Новоселок. А печаль мне такая, что если вы не дойдете до Куписты, то сгинет навеки и Зона, и тот мир, в котором мы жить привыкли.

– Конец света, что ли, настанет? – поинтересовался Циркач.

– Да нет, со светом все будет в порядке, – усмехнулся бармен. – С солнцем-то точно ничего не случится. А вот что оно будет освещать на этой планете – большой вопрос.

Мы с Циркачом переглянулись.

Бесконечный опять вел мутные речи без какой-либо конкретики. Но, с другой стороны, я подумал, что еще один боец в команде, причем на халяву, в данном случае не помешает. Я-то всегда предпочитал работать один, только вот теперь у меня на шее висела забота об «отмычке», который Зону не знал совершенно. Потому, если бармен возьмет на себя сомнительное удовольствие нянчиться с неофитом, это будет весьма кстати.

– Ладно, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Пробежимся вместе, коль такое дело, дополнительный автомат в группе лишним не бывает. Выдвигаемся…

– Ты с этим по Зоне бегать собрался? – прервал меня Бесконечный, кивнув на мой трофейный АК, который я позаимствовал у кордонного.

– А что с ним не так? – удивился я. – Автомат как автомат. Потертый, конечно, но для «калаша» это не проблема.

– Да как сказать, – покачал головой бармен, подойдя ближе и, как я понял по движению разгрузки на его торсе, слегка коснувшись рукой моего АК. – Его полтора года назад солдат-срочник в лужу уронил – и, разумеется, цевье снимать не стал. Провел неполную разборку, почистил и обратно собрал. А влага под цевьем осталась и проела в стволе нехилую каверну. Два магазина твой автомат еще отстреляет, а на третьем будет разрыв ствола, после которого твоя левая рука станет беднее на три пальца. Я такие вещи вблизи очень хорошо вижу, особенно если до них дотронусь: когда стоишь рядом, то тумана нет и что с вещью, что с человеком – все понятно сразу.

– Интересное кино, – пробормотал я.

Сейчас я бармену поверил сразу, так как, приглядевшись, увидел на краю цевья несколько рыжих пятен. Маленьких, если не приглядываться – и не заметишь. Но коли приглядеться – свидетельствующих о наличии возможной проблемы, о которой только что рассказал Бесконечный. – И что ты предлагаешь?

– У Циркача тоже с оружием, мягко говоря, неважно, – проговорил Бармен. – Потому придется мне с этим вопросом вам немного помочь, прежде чем мы выдвинемся. А то, случись чего, я окажусь один против какой-нибудь местной пакости, причем с двумя безоружными телами за спиной, что меня категорически не устраивает.

* * *

Они вставали из автоклавов.

Медленно, словно заведенные механические куклы на минимальном режиме активности. Понятно почему: их тела еще не полностью адаптировались к существованию в этом мире. Они пока что лишь учились не просто двигать конечностями – для них в эти первые минуты новой жизни даже дыхательный рефлекс требовал значительных усилий.

Но Захаров знал: сейчас в телах репликантов с бешеной скоростью идут процессы оптимизации нейронных связей, и не пройдет и нескольких минут, как эти совершенные машины для убийства полностью освоятся и будут готовы к использованию.

Данила. Кремлевский дружинник. Настолько мощный, что для него пришлось построить отдельный автоклав. Но оно того стоило! Эта гора мышц, улучшенная до максимума, теперь могла пробегать многие километры не уставая со скоростью скаковой лошади, руками сгибать рельсы, кулаками пробивать кирпичные стены – ну и, разумеется, стрелять из всех известных видов оружия. Эту функцию, как и многие другие, Захаров вложил во всех репликантов, улучшив свои создания практически до совершенства.

Фыф. Одноглазый мутант из того же мира Кремля. Псионик-телепат, теперь способный силой мысли не только передвигать предметы, но и разрывать врагов на части. К сожалению, заметно улучшить его слабое тело не удалось, но вот психоспособности получилось усовершенствовать довольно заметно.

Настя. Киборг-убийца все оттуда же, из соседней вселенной, пережившей ядерную войну двести лет назад и до сих пор расхлебывающей ее последствия. В частности, эта красавица с внешностью валькирии и танталовым скелетом являлась одним из этих последствий. Смертоносным настолько, что значительно улучшить ее не получилось даже у Захарова – так, разве что добавить несколько боевых фишек, не особо значительно влияющих на возможности биологической боевой машины.

Рудик. Мутант-спир из того же мира, основным талантом которого было обостренное чувство самосохранения – и, как следствие, способность быстро сваливать от опасности. Тут уж Захаров развернулся, снабдив мута поджарым мускулистым телом и кучей всяких фишек ментального характера, способных сильно удивить потенциальных врагов Рудика.

Рут. Еще одна красавица из вселенной Кремля с незначительными паранормальными способностями, которую Захаров, как и Рудика, напичкал всякими неприятными сюрпризами для тех, кто привык считать женщин слабым полом, совершенно непригодным к серьезным боевым действиям.

Арина…

Тут при взгляде на девушку с короткой стрижкой сердце Захарова словно слегка кольнуло иголкой. Ариадна была его биологической дочерью, не любящей имя, данное ей при рождении, и сократившей его до имени, которое отцу решительно не нравилось. Но тут уж ничего не попишешь: характер у Арины был папин, а бороться с самим собой, заключенным в женское тело, было бы несусветной глупостью. Потому Захаров просто щедро досыпал в матрицу Арины всяких полезных улучшений, которые хотел бы видеть в собственной дочери, пусть даже возрожденной в автоклаве.

Виктор Савельев по прозвищу Японец. Совершенное орудие убийства, которое воспитал в Японии клан синоби Сумиеси-кай⁸. Тот случай, когда Захаров не нашел, что можно еще улучшить в матрице, из которой воссоздал тело Виктора, и просто оставил все как есть.

Дочь Виктора Юки… Интересный персонаж, над изучением генома которого Захаров провел немало времени. Понятно, что от родителей-ниндзя могла получиться девочка с уникальными способностями: давно доказано, что потомство профессиональных спортсменов перенимает от родителей крепость тела и духа. В данном же случае ребенок взял от них все самое лучшее плюс приобрел уникальную способность к практически мгновенной перестройке своего тела одним лишь волевым усилием. Правда, для того чтобы получить эту способность, девочка прошла через такую боль, которую даже вообразить себе трудно. И она пошла на это сознательно⁹. Захаров не придумал ничего лучше, как лишь немного добавить девочке-подростку возраста, соответственно, сделав ее тело еще сильнее и выносливее. Теперь это была отлично тренированная девушка лет семнадцати-восемнадцати, в самом расцвете боевой формы… и женских прелестей, которые даже Захарова, равнодушного ко всему, кроме науки, заставили ощутить давно забытое волнение юности.

Которое он, впрочем, быстро погасил мысленным приказом самому себе. Сейчас, на пороге действительно великих свершений, не было времени для удовлетворения примитивных животных инстинктов. И хотя ученому было достаточно лишь отдать приказ для того, чтобы репликантка сделала для него что угодно (встроенный генетический модуль подчинения единственному хозяину не дал бы ей ослушаться), Захаров предпочел иное.

Он подошел к последнему репликанту, выглядящему как хорошо тренированный спортсмен на пенсии.

– М-да, – задумчиво проговорил ученый. – Пожалуй, как-нибудь надо озаботиться и своим телом – вон какой из господина Кречетова атлет получился на выходе.

Своему бывшему ученику Захаров напихал в матрицу многое. Навыки военной стратегии и тактики, помноженные на отличные способности к принятию мгновенных решений на поле битвы, а также наведенные чужие воспоминания о многочисленных удачных боестолкновениях сделали из ученого практически идеального командира подразделения. Также академик добавил профессору Кречетову личные умения: навыки стрельбы из всех видов оружия, саперное дело, рукопашный и ножевой бой и многое другое. Ну и фигуру этому книжному червю подправил, изрядно прибавив профессору мышечной массы. Но при этом, помня, насколько бывший ученик его ненавидел, Захаров позаботился о том, чтобы надежно заблокировать Кречетову память о некоторых важных для него фрагментах прошлого и встроить в его сознание мощнейший модуль подчинения.

– Понимаю, что от всего этого у тебя будет постоянно побаливать голова, друг мой, – проговорил он, глядя в пока что бессмысленные глаза репликанта. – Но тут уж ничего не поделать. Не хочу, чтобы в один не прекрасный момент ты обратил все эти мои щедрые подарки против меня.

Правда, был еще и десятый член этого отряда, который сейчас покачивался на подушке из силовых полей внутри индивидуального, специально для него созданного вертикального автоклава.

Меч Виктора Савельева, созданный в семнадцатом веке в Японии великим мастером Сигэтакой из Эдо. В автоклаве рядом находились сразу два предмета – меч и его ножны, также являющиеся произведением искусства. Но Захаров сейчас смотрел на клинок, понимая, что эта полоса металла имеет очень опосредованное отношение к окружающему миру. Скорее всего, материал, из которого древний мастер создал это оружие, был принесен из какой-то другой вселенной Розы Миров – потому что обычный металл не может так выглядеть, как бы искусно он ни был выкован.

Кровавые сполохи огня метались по полированному клинку, словно маленькие демоны заката по застывшей глади горного ручья. Огонь будто жил внутри зеркальной полоски и искал лишь крошечный изъян для того, чтобы вырваться наружу. Но в клинке не было изъяна, и огню оставалось только бесноваться и биться о сверкающие грани своей совершенной тюрьмы…

– Грета, он готов? – спросил Захаров.

– Да, хозяин, – пришел ответ из нескольких динамиков, расположенных под потолком.

– Открой автоклав, я хочу рассмотреть его получше.

– Этот образец не нужно брать в руки, – проговорила Грета. – Я интегрировала в него алгоритм «Бритвы», которая выпивает жизнь из любого, кто дотронется до нее, кроме ее хозяина.

– Это правильно, – кивнул ученый.

И посмотрел на часы.

Период адаптации репликантов к внешнему миру должен был уже закончиться, но они по-прежнему стояли возле своих автоклавов, словно застывшие статуи.

– В чем дело, Грета? – удивился Захаров. – Почему они не двигаются?

– Вы не дали им приказа на движение и на свободу действий. Если они их не получат, то умрут от голода, но так и не пошевелятся.

– Потрясающе! – искренне восхитился академик. – Хотя я не прописывал такого кода.

– Я сочла, что такой алгоритм не помешает в плане дополнительной меры безопасности. У любого оружия должен быть предохранитель, выключающий его, и в данном случае вы можете всегда остановить любого репликанта простой голосовой командой «Замри!». Причем реагировать эти создания будут только на ваш голос.

– Грета, ты просто гениальный помощник! – восхитился Захаров. – Пока я все силы тратил на создание максимально эффективного отряда диверсантов, ты позаботилась о том, чтобы этот отряд был прежде всего безопасен для меня. Отличное решение! Что ж, какую команду мне дать, чтобы они начали функционировать?