Бункер

Я подошел к окну и прижался лбом к стеклу, за ним была абсолютная чернота, как будто все пространство за ним была засыпана стометровым слоем земли. Но, когда я прижался к стеклу ухом, то услышал, где-то на самой границе слышимости, исчезающе тихий шум дождя, похожий на шум моря, который слышишь, приложив ухо к морской раковине. То ли есть, то ли нет.

Экрана во всю стену, шлема виртуальной реальности, обруча на голову с проводами в комнате не было, была только кровать, аккуратно заправленная, с белоснежными до хруста выглаженными простынями и тяжелым теплым одеялом. Сколько я помню, она всегда даровала сон без единого сновидения, похожий на самую уютную разновидность смерти. Но на этот раз мне вместо смерти обещали несколько дополнительных жизней. Оставалось только проверить.

Я скинул кеды и не раздеваясь рухнул на мягкую, постель. И едва моя голова коснулась подушки, тихо, без щелчка выключателя, но мгновенно погас свет.

Я пытался привыкнуть к новым ощущениям, но это было сложно. Подобно тому, как накладываются друг на друга несколько кадров, если вставить в проектор несколько слайдов одновременно, так несколько вариантов реальности вдруг наложились друг на друга в моей голове. Даже не так – несколько вариантов личности одновременно наложились друг на друга, с мыслями, памятью о прошлых событиях, характером, в общем, всем тем, что формирует то, кто ты есть. Трое из них не знали о существовании друг друга, четвертый как-то видел сразу все, словно окошки, раскрытые каскадом на рабочем столе.

…Я был шефом службы безопасности огромной древней империи. Я знал обо всем, что в ней происходит, я понимал о многих самых важных в империи людях больше, чем они сами о себе понимали. Но сейчас я стоял на пороге дома в одном из самых богатых районов столицы, на пороге дома человека, про которого не понимал почти ничего. На пороге тайны, которая была за пределами всего моего прежнего опыта…

…Я был халифом Священного Халифата, в который входили больше дюжины звездных систем и смотрел в окно дворца на сверкающую точку звездолета, способного за пару часов уничтожить их все. Но именно сейчас я готов был бросить вызов этой страшной силе, взяв в союзники силу, еще более страшную и непредсказуемую, объявив Священный Джихад и поставив на кон жизни всего человечества…

…Я был существом, настолько древним, что сам уже не помнил сколько лет живу на свете. Во мне не было почти ничего человеческого, и вместе с этим внутри меня хранилось огромное множество осколков людей, жизни которых я забирал. Сейчас я стоял на обледеневшей крыше, держа в руке руку девушки, которая доверяла тому, кем я не был, и выбирал в толпе далеко внизу того, чью жизнь я заберу следующей…

…И одновременно я был тем, кто лежал сейчас в этой мягкой хрустящей постели, вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть в ней потрескавшиеся балки, нависающие под потолком, и думал, что наконец понимает, что значит «умножить свою жизнь на пять».

Из трех раскрытых окошек оставалось лишь выбрать одно, которое будет первым, раскрыть его во весь экран, и я выбрал его наугад.

САУЛ

Внутри гигантского корабля он чувствовал себя будто в чреве монстра. Изнутри корабль выглядел совсем не так, как привычные ему, здесь не было металлических стен и переборок, ровных швов на стыках титановых листов, вибрации двигателей, не было гула вентиляции, перекачивающей по помещениям кислород. Темные стены выглядели матовыми и на ощупь были словно покрыты мелкой чешуей, углы комнаты оказались чуть-чуть скруглены, а еще стены были совсем чуть-чуть теплыми, но не как нагретый металл, а как шкура невиданного огромного зверя. И звук – ритмичный, пульсирующий, похожий одновременно на дыхание и стук сердца.

Полторы тысячи гвардейцев вместе с техникой расположились в гигантском трюме звездолета. Всего таких кораблей было пятнадцать – огромная армия вторжения, собрать которую незаметно, конечно же, было нельзя. И конечно же, в Новой Иудее уже готовились встретить ее еще на подходе к Шемешу. Они объявили всеобщую мобилизацию еще вчера, одновременно бомбардируя Лигу Наций призывами выступить на их стороне и, в идеале, стереть Халифат, столь явно нарушающий баланс и переходящий «красные линии», в пыль. Ни халиф, ни Первый министр не верили в то, что Лига примет такое решение, впрочем, это было не важно, потому что – в отличие от «секретной» подготовки к вторжению об этом знали лишь четыре человека, если принимать в расчет только людей – идти к Шемешу они не собирались.

Обходя войска, халиф обратил внимание, что трюм был набит десантными катерами Халифата под завязку, хотя никто и не обсуждал с магистром Кхарном точное их количество, которое смогут принять корабли чужаков. И Саул подозревал, что, если было бы нужно, корабли приняли бы еще столько же людей. И еще столько же.

Каюта, которую спешно нашли для халифа после его неожиданного желания возглавить поход, оказалась немного больше каюты Брауна, расположившейся по соседству. В ней поместилась узкая кровать, стол и стул, а также экран во всю стену, выполнявший роль обзорного иллюминатора. Это не был экран в привычном смысле, просто часть темной матовой стены перестала быть черной и несла изображение знакомой ему части космоса. Она больше всего походила на шкуру хамелеона, замаскировавшегося вместо ветвей дерева в космическом пространстве.

Саул смотрел на экран, на котором знакомые очертания Пантеллерии постепенно сдвигались вбок – корабль разворачивался. Экран смотрел прямо по курсу, и бирюзовая звездочка дипломатического крейсера Лиги, оказавшаяся после разворота прямо в центре экрана стремительно приближалась.

Он вспомнил свои юношеские занятия по космической навигации и прикинул на глазок, как расстояние и скорость приближения к цели соотносятся с ускорением их корабля. Получалось, что сейчас они шли к нему с ускорением не меньше двадцати “g”, при этом только что сделав довольно крутой вираж. Тем не менее, никакой перегрузки, которая должна была вдавить его в амортизационное кресло до хруста костей и разрыва связок, не было и в помине. Как не было и самих амортизационных кресел, поступающей по венам противоперегрузочной жидкости и прочих признаков форсированного движения, про которые он читал в книгах. Как будто они не двигались в межзвездном пространстве на скорости, приближающейся к световой, а плыли по земному океану на морском лайнере.

Все это создавало у халифа ощущение абсолютной нереальности происходящего.

В дверь его каюты постучали и, не дожидаясь ответа, в дверном проеме показалась хитрая лисья физиономия Брауна.

– Ваше Величество, пора. Все уже в рубке, ждем только вас, чтобы начать представление.

Рубка оказалась больше его каюты, но это было единственным, что роднило ее с командными пунктами, привычными ему. Помещение правильнее было бы назвать «кают-компанией» – большой овальный стол посредине, мягкие кресла, которые его окружали, такой же, как и в его каюте экран, только еще больше, та же картинка на этом экране. Никаких приборов, указывающих, что отсюда можно было управлять кораблем, не было видно, и у халифа все это вызывало ощущение бутафории, декораций, построенных специально для них – ВИП-пассажиров лайнера, возомнивших себя активными действующими лицами.

Вокруг стола уже расположились Первый министр Браун и командующий десантными войсками адмирал Массуд – он был одним из четверки, знавшей об истинной цели операции. Правда Саул полагал, что адмирал до последнего в нее не верил, просто, как настоящий царедворец, он держал свои предположения о душевном здоровье Халифа при себе. Умение держать язык за зубами в любой ситуации было, если подумать, лучшим его качеством, и, собственно, определило выбор его в качестве командующим армии вторжения. Четвертым человеком, посвященным в тайну, был Абдалла, но в «кают-компании» его не было, и Саул, как обычно, почуствовал себя очень одиноким и незащищенным в его отсутствие – хотя трудно было представить, чем, если бы что-то пошло не так, его адъютант, телохранитель и, наверное, единственный настоящий друг мог бы ему помочь.

А напротив Брауна и Массуда, по другую сторону стола сидели трое чужаков. Он уже видел их несколько раз с тех пор, как попал на корабль, и первое, что бросалось в глаза – то, как они двигались, не по-человечески плавно, словно привидения. Один взгляд в их сторону заставлял халифа ежиться от инстинктивного ужаса – слишком они были чужеродны всему, что он когда-либо видел. Эта их «нечеловеческость» и эта плавность их передвижений создавала ощущение, что они выше человеческого роста, но сейчас, когда они неподвижно – не по-человечески неподвижно – сидели напротив его людей, он вдруг обратил внимание, насколько они компактны. Даже невысокий Браун был, кажется, выше ростом, а на фоне крупного и грузного адмирала все трое смотрелись неожиданно маленькими и хрупкими. «Обманчиво хрупкими», – подумал Саул.

Все трое были закутаны с головы до пят в черные балахоны, капюшоны которых также полностью скрывали лица, или что там было у них вместо лиц. Они выглядели совершенно одинаковыми, и пока они сидели молча, Саул не мог угадать, кто из них троих был магистром Кхарном, и лишь предполагал, что тот, кто сидел посредине.

– Добро пожаловать, Ваше Величество, – произнес тот, кто сидел посредине, удивительно бесцветным и невыразительным голосом.

Сидевшие слева и справа от него продолжили сидеть молча – то ли это были телохранители, то ли советники, то ли такие же как Кхарн магистры, решившие остаться «инкогнито». Как и со всем остальным, что происходило вокруг него последнее время, Саулу оставалось лишь строить предположения, и к этому своему состоянию он потихоньку уже начинал привыкать.

Когда Саул уселся в приготовленное ему кресло между Брауном и адмиралом и бросил взгляд на экран, бирюзовая точка по центру уже перестала быть точкой и, увеличившись в размерах, обрела очертания корабля – вытянутый конус, своим острием направленный вниз, по направлению к планете.

Первоначальный план подразумевал, что пятнадцать кораблей с десантом сразу пойдут к Мю Геркулеса, а с дипломатическим крейсером разберутся еще два, которые останутся возле Аль-Садиры – солнца Пантеллерии. Но когда выяснилось, что халиф желает лично возглавить армию вторжения, его немного изменили. Браун намекнул ему, что новые союзники захотели продемонстрировать ему лично, что они из себя представляют, но он полагал, что причина была в том, что они больше не считали нужным держать корабли рядом с ним, чтобы он в какой-то момент не передумал с ними сотрудничать. Теперь в этом уже не было смысла – он сам, добровольно отдал себя в их руки.

– Минута до выхода из «стеллс-режима», – вновь прошелестел безликий и бесцветный голос магистра Кхарна.

Саул весь внутренне собрался. Он понимал, что минуту спустя их гигантский корабль, который до этого приближался к крейсеру Лиги незаметно, вдруг обнаружится на их радарах, яркий и красивый как новогодняя елка, и вполне допускал, что они могут тут же со страху пальнуть по ним из всех орудий. «Мы для них вроде как неуязвимы», – говорил Браун, когда они с ним обсуждали план действий, но это «вроде как» все-таки оставляло простор для вариантов.

Когда халиф еще в юности бредил книгами про космические войны, он представлял себе бои в космосе примерно так же, как морские сражения на Изначальной Земле за много веков до того, как взорвалось Изначальное Солнце. Корабли сближаются, стреляют друг в друга из бортовых орудий, более удачливый рано или поздно топит менее удачливого, подбирая потом уцелевших поверженных врагов среди обломков, а до этого мудрые командиры отдают приказы, а героические матросы заряжают орудия, тушат пожары от снарядов противника и заделывают течи и пробоины…

Но он давно не был ребенком и знал, что все происходит совсем не так. Космическая битва в реальном мире – это когда ты сидишь внутри герметичной железной коробки, летящей в пустоте, которая убьет тебя за секунду, как только железная коробка по какой-то причине перестанет тебя защищать. О том, что происходит за пределом твоей коробки ты можешь наблюдать на экране – в лучшем случае – или же никак не можешь, как не могут сейчас те тысячи солдат, что сидят в трюме их корабля. Но и эта картинка на экране является лишь иллюзией того, что ты как-то контролируешь ситуацию. Потому что, если пущенный с вражеского корабля смертоносный луч настигнет твой, ты превратишься в пыль еще до того, как увидишь что-то на экране. И не будет времени отвернуть, сбить вражескую торпеду, залатать пробоину, покинуть корабль на спасательной шлюпке. А все, что тебе остается – это ждать, умрешь ты мгновенно в следующую секунду или нет. И молиться всем богам и пророкам, в которых веришь.

Пока он думал о бренности и мимолетности своего существования, минута прошла.

– «Стеллс-режим» выключен, – прошелестел магистр Кхарн.

Халиф прикрыл глаза, про себя читая первую суру, пришедшую в голову в этот момент. Но прошла одна секунда, вторая и третья, а крейсер лиги на экране продолжал приближаться.

– Принят входящий сигнал, – магистр Кхарн звучал также бесстрастно, словно был не живым существом, а голосовым интерфейсом корабля, передающим системные сообщения. – Включаю трансляцию.

В правой части экрана хамелеон отрисовал на своей шкуре окошко, в котором появился портрет военного Лиги с генеральскими нашивками на мундире и выражением крайнего ошеломления на лице.

– Командир дипкрейсера «Вега» адмирал Джонсон неопознанному кораблю, – несмотря ни на что адмирал оставался верен протоколу, – немедленно прекратите сближение или мы будем вынуждены открыть огонь на поражение.

Протоколы, ритуалы и правила – они пока еще не поняли, что Саул, Браун и их новые друзья уже перевернули шахматную доску, и никаких правил больше нет. Он невольно улыбнулся, но вспомнив, что уже в эфире, вернул себе серьезное выражение лица.

– Адмирал Джонсон, – он не стал утруждать себя формулами военного этикета и представляться, судя по округлившимся от удивления глазам, адмирал узнал его и без этого, – вы не отреагировали на переданный вам вчера ультиматум Священного Халифата и не покинули систему Аль-Садиры немедленно. В связи с этим я требую, чтобы вы отключили двигатели и приготовились принять на борт наш десант для дальнейшего ареста экипажа и командования. И если вы немедленно не обозначите явных намерений по выполнению наших условий, ваш корабль будет уничтожен.

…Официальный ультиматум халиф предъявил двенадцать часов назад, в тот момент, когда его армия еще грузилась на пригнанные со всех ближайших планет корабли, а также во все имеющиеся на Пантеллерии баржи, реквизированные по такому случаю торговые посудины и прочий хоть как-то способный подняться в воздух хлам. Следующие часы все это дружно взлетало и, скрытое от крейсера Лиги массивным телом планеты пристыковывалось к пятнадцати кораблям Незримого Флота, как называл его Первый министр. Еще через пару часов все двадцать с лишним тысяч отборных воинов Священного Халифата уже находились внутри кораблей чужаков, и Саул не понимал, как им это удалось, но принял на веру – как и многое из того, что ему пришлось принять на веру за последние часы, что это совершенно точно осталось незамеченным для их противника. Так что, когда все эти разномастные корыта, гордо именуемые в его штабе Священным Флотом Джихада, ушли в сторону Шемеша – а они ушли, чтобы до последнего момента держать врага в неведении относительно их настоящих планов, то лишь он, еще три человека, а также его новые союзники были в курсе, что на самом деле все они ушли туда пустыми.

В ответ на ультиматум дипкрейсер запросил канал связи с халифом больше дюжины раз, но Саул проигнорировал все попытки с ним связаться. Со стороны это, наверное, выглядело так, будто он и все его окружение неожиданно сошли с ума. Впрочем, если задуматься, это предположение было недалеко от истины. Саул старался не задумываться, и время от времени у него начинало это получаться.

Пожалуй, это была наиболее уязвимая часть плана. Столкнувшись с до такой степени неадекватным поведением «туземного царька», к тому же подогреваниями просьбами, уговорами и увещеваниями иудеев, грозные представители «первого мира» вполне могли принять решение нанести упреждающий удар как по смехотворному «флоту», уходящему к Новой Иудее, так и по самой планете. Впрочем, и Браун, и магистр Кхарн в один голос утверждали, что это крайне маловероятно – слишком уж Лига не любила принимать решений, слишком привыкла не принимать их всерьез, слишком привыкла действовать по правилам, все еще не понимая, что правил уже нет, и фигуры уже сметены с доски. И Браун, и магистр Кхарн оказались правы – хотя Саул в глубине души чувствовал, что и для одного, и для второго потеря почти миллиарда жителей Пантеллерии была допустимым риском.

Халиф немного знал адмирала Джонсона, время от времени тот спускался с небес на землю и встречался с Саулом и его министрами, решая разные проблемы, в основном связанные с жителями Лиги Наций, то и дело просачивавшимися на планеты Халифата и влипавшими здесь в разные неприятности. Халиф привык относиться к нему скорее как к чиновнику, нежели военному, помня при этом, какая несокрушимая мощь стоит за ним. И сейчас ему стало интересно, о чем он думал в этот момент. О том, что «невежественные дикари» вновь, как тысячу лет назад в тайне от Лиги и теперь уже без помощи хасидов как-то двинули науку невообразимо вперед? О том, что на этот раз Халифату посчастливилось откопать какие-то неведомые артефакты древней внеземной цивилизации? Мог ли он предположить, что Саул сейчас просто выступает в роли говорящей мартышки, за чьей спиной незримо стоит кто-то, настолько более могущественный, что невозможно себе вообразить?

…Адмирал Джонсон молчал несколько секунд, а потом прервал связь, и его лицо исчезло с экрана, а еще через секунду вслед за ним с экрана исчез дипломатический крейсер, оставив на своем месте лишь пустое космическое пространство – перешел в «стеллс-режим». И практически сразу космос на экране раскрасился во все цвета радуги – от бирюзового до ярко желтого, и на этом фоне вновь появился корабль – сейчас он был ярко-синим и начинал движение куда-то в сторону. На экране движение казалось медленным и неторопливым, но Саул понимал, что они сейчас уходят на максимальном ускорении, швыряя не готовых к этому людей о переборки, дробя им кости сверхперегрузками, вжимая пилотов в амортизаторы.

Еще через секунду изображение корабля вдруг скачком сместилось в сторону, как будто дипкрейсер совершил мгновенный, невозможный с точки зрения физики прыжок. И еще мгновение потребовалось халифу, чтобы осознать, что невозможный с точки зрения физики прыжок совершил не дипкрейсер, а корабль, на котором он находился.

– Переход в «стеллс-режим», – прошелестел магистр Кхарн, – подготовка к поражению цели.

Еще секунда – и на месте ярко-синего корабля на экране вдруг расцвел ослепительный белый цветок, а космос вновь стал привычно черным. Только там, где только что был корабль Лиги с адмиралом Джонсоном и еще несколькими сотнями человек на борту, теперь тускло светилось медленно расплывавшееся облако пыли.

– Во-о-от, – безмятежным тоном констатировал Первый министр Гордон Браун.

КЭР

Зрение постепенно возвращалось. Вся дорога сюда выглядела для Кэра калейдоскопом сменяющих друг друга размытых пятен. С чердака они спустились на лифте, и всю дорогу рыжий Лассе аккуратно поддерживал его под локоть, как заботливый юноша, ведущий на прогулку незрячего друга. В машине они ехали минут сорок, и по ощущениям Кэра должны были выехать далеко за пределы города. Когда машина остановилась, и его уже куда менее любезно выволокли из салона, вокруг остро пахло прелой травой. Лишенный зрения, Кэр старался подмечать все детали, доступные оставшимся в его распоряжении чувствам. Пять или шесть ступенек вниз говорили ему, что они оказались в подвале или подполе. Вслед за этим его усадили в какое-то кресло с жесткими подлокотниками и пристегнули к ним запястья.

Перед его глазами, медленно возвращаясь из расфокуса, проявлялись местами ободранные обои в пошлый красно-розовый цветочек. Он смотрел в стену. Попытался покрутить головой, но мешала высокая и широкая спинка кресла. Люди – судя по голосам их было двое – стояли за спиной вне досягаемости его взгляда.

– Как обустраиваешься, дружище? – насмешливый голос рыжего.

«Дай мне только добраться до тебя, уебок», – подумал Кэр почти добродушно.

– Он снова видит, аккуратней, – тихий меланхоличный голос второго, кажется, рыжий называл его Магнус.

– Ох уж эти твои предосторожности, – протянул рыжий.

«Ссыте? Это хорошо! – с тем чувством удовлетворения, которое у него еще осталось, подумал Кэр. – Значит, не до конца верите в эти свои цацки…»

– Теперь можем поговорить? – спросил он, оставив попытки дотянуться взглядом до кого-то из этих двоих.

И с удовлетворением отметил, что вопрос прозвучал достаточно мягко и вежливо. У него был один шанс решить или не решить все быстро, еще там на чердаке, и не решившись на него тогда, теперь оставалось выжидать и смотреть, куда приведут его переговоры. Потому что капельки – это оригинально, но он по-прежнему не понимал, что они хотят от него получить. Чтобы убить им не нужно было тащить его через весь город, значит, что-то еще. Но что?..

– Теперь можем поговорить, – эхом откликнулся рыжий, эта его манера повторять его слова бесила, впрочем, не больше, чем вся ситуация в целом. – Ты слышал когда-нибудь про теорию шести рукопожатий?

– Что еще за рукопожатия?

– Просто рукопожатия. Любой человек в мире знаком с любым человеком в мире через цепочку знакомых. Он знает кого-то, кто знает кого-то еще, а тот – кого-то еще… и так не более шести раз, хоть до аборигена на острове в Тихом Океане, хоть до президента Нурдквиста. Такая вот теория.

– И? – уточнил Кэр.

– А когда ты с кем-то знаком, ты же можешь пожать ему руку. А когда ты жмешь кому-то руку, ты же смотришь ему в глаза, так?

– Так, – кивнул Кэр.

Он постарался ничем не выдать свою радость и надежду. Невозможно, чтобы эти продуманные ребята, с их чертовыми амулетами и каплями для глаз по итогу оказались до такой степени идиотами. Отправить бессмертного духа в тело президента Нурдквиста – чтобы что? Чтобы он распустил Комитет, даровал всем свободу и застрелился? Чтобы восторжествовала справедливость? Возможно ли представить, что эти двое – неизвестно, сколько их на самом деле, но он пока видел лишь двоих – обладая возможностью поймать его, оказались при этом наивными дурочками вроде девочки Нины и ее друзей-цикад?

– Кажется, я понял, чего вы хотите, – медленно проговорил Кэр, обдумывая каждое слово. – Давайте обсудим. Только мне не очень нравится говорить со стеной. Обещаю, что буду вести себя хорошо, тем более что шансов вести себя плохо у меня… нет.

Предательское слово «пока» он успел подавить в последний момент. Одновременно он мучительно соображал, как вести эту игру. Идею прикинуться безоговорочно тупым он отбросил сразу – слишком легко было вычислить лукавство, а нужно было выглядеть максимально искренним. Кэр ждал, когда его начнут вербовать, гадал только чем. Вряд ли идеями сделать мир лучше – такого идиотизма не стоило ожидать, даже включив фантазию на максимум. Властью? «Ты будешь самым главным» или что-типа этого? Будут пугать – «если ты не сделаешь, как мы хотим, мы найдем тебя снова и на этот раз уже прикончим»? Но они вроде не похожи на малолетних гопников, а он – на школьника…

В любом случае, он готов был согласиться с их доводами, какими бы они ни были. Только нужно было сейчас как-то сделать так, чтобы они поверили, что его убедили. В любом случае, кажется, если они планируют осуществить свой дебильный план, им придется в это поверить.

Тем временем двое за его спиной немного подумали и решили не быть трусишками. Его кресло развернули, и он наконец смог их увидеть. На Лассе он насмотрелся еще на чердаке, а Магнус вполне соответствовал тому, как он его представлял, судя по голосу. Длинный, белобрысый, нескладный, с короткой прической и оспинками на постной вытянутой физиономии. В его ухе блестела такая же, как и у рыжего, сережка в виде змейки, кусающей себя за хвост – как этого и следовало ожидать. Следом Кэр смог наконец оглядеть комнату – она была длинной и узкой, абсолютно пустой, за исключением кресла, к которому он был пристегнут, и пары стульев, с теми же идиотскими обоями в цветочек на стенах. Низкий бетонный потолок, серый цементный пол. Кэр порылся в памяти Томми и в памяти других своих жертв, но не обнаружил там ничего, за что можно было бы зацепиться. Абсолютно заурядное помещение.

Лассе пододвинул стул, уселся напротив него и – не без небольшого колебания, которое Кэр отметил про себя с тайным удовлетворением – заглянул ему в глаза. Магнус остался стоять чуть поодаль, и Кэр еще раз констатировал, кто явно был в этой паре главным.

– Хорошо, друг мой Кэр. Ты уловил, чего мы хотим. И давай, я буду с тобой полностью откровенен – только когда мы нашли тебя, у нас впервые появилась возможность что-то изменить в этой гребаной стране. Только если ты согласишься нам помочь – потому что без твоей помощи этого шанса у нас снова не будет. Я смогу убедить тебя согласиться помочь нам?

– Там, на том чердаке, – хмуро сказал Кэр, который решил, что, если переборщить с медом, его дальнейшее согласие будет казаться менее достоверным, – ты не очень старался меня убедить. Когда хотят убедить, ведут себя слегка иначе.

– Да, ты прав, – рыжий усмехнулся, но уже без прежнего злого фиглярства, а словно бы действительно доброму приятелю. – А я был не прав. Наверное, меня немножко накрыло эйфорией. Тебя было очень сложно найти. А еще сложнее – поверить, что такие как ты на самом деле существуют. Все эти «я – смерть твоя» и прочее, это было действительно глупо. Раньше я, правда, считал, что смерть – это то, чего ты достоин после того, как убил всех этих людей. Но теперь, мне кажется, я чуть лучше тебя понимаю. И понимаю, что жизнь сложнее, и не такая черно-белая.

– Она никогда не черно-белая, – заметил Кэр, с тайным интересом наблюдая, как виртуозно рыжий сейчас переобувался из злого полицейского в доброго.

– Да, – кивнул Лассе. – Ты ведь не решал, кем родиться. Такова твоя природа, твой способ выживания, который ты не выбирал. А еще я теперь понимаю, что в тебе намного больше человеческого, чем я думал сначала, ведь все люди, в которых ты когда-то вселялся, как-то продолжают жить, став частью тебя…

Кэр постарался сделать так, чтобы его разочарование не было заметно. Было даже как-то немного оскорбительно, насколько тупым рыжий его считает, и какую дешевую манипуляцию он затеял. Если бы Кэру было двадцать, как Томми, он, может быть, еще мог на это повестись, и то вряд ли.

– … Как и те, кто живет рядом, даже не зная, кто ты на самом деле. Как Нина, – продолжил рыжий после паузы. – Та девочка на крыше, ее же так звали? Я знаю, что она была тебе дорога. И это не ты ее убил, это они ее убили, как и многих других. Мы все потеряли многих близких людей, и если и есть в этом гребаном мире настоящее зло, которое само, осознанно выбрало быть злом – это не ты, а они. Вот это я теперь очень хорошо понимаю.

Лассе замолчал, и Кэр тоже молчал, думая, как правильно ответить. Надо сказать, что, напомнив о Нине, рыжий действительно затронул какие-то струны в его душе, только не те, что хотел. Он хотел разбудить в нем ненависть к Комитету, но к Комитету Кэр давно уже относился со смирением существа, очень долго живущего на свете и твердо знающего, что рано или поздно переживет любую мерзость, на которую способна человеческая природа, чтобы дождаться еще большей мерзости. Они жили в мерзкое время, впрочем, не более мерзкое, чем он все остальные времена, которые он застал…

– Мы живем в мерзкое время, – озвучил он свою последнюю мысль, оборвав ее на середине.

– Мы можем сделать его лучше, – тут же отозвался Лассе.

– Ладно, – сказал Кэр. – Я согласен.

И даже не соврал. Он действительно был готов поиграть в эту игру только для того, чтобы найти способ достать этих двух уебанов, несмотря на все их долбаные амулеты. Да, рыжему удалось дотянуться до его потаенных струн, только вместо полонеза он фальшиво сыграл на них собачий вальс, и только за то, что своими грязными лапами он к ним полез, ему очень хотелось сделать ему когда-нибудь очень-очень больно.

– Да? – переспросил рыжий, словно бы говоря: «Что, так просто?»

– Только ничего у вас не получится, – сказал Кэр, можно было сколько угодно изображать, что проникся речью этого мамкиного психолога и надеяться, что он сам поверит в то, что его дерьмовые манипуляции тронули его тысячелетнюю душу, но притворяться идиотом Кэр по-прежнему не хотел. – Вы же не думаете, что, если главный скажет: «сворачиваем лавочку», все тут же побегут исполнять? Эта система выгодна слишком многим, его – меня просто удавят в углу и скажут, что сердце патриота не выдержало в борьбе с врагами…

– Конечно, – тут же согласился рыжий. – Конечно, нужно действовать мягче и хитрее. Но мы найдем способ все повалить, рано или поздно, так или иначе. Создать хаос. В конце концов, ты же сможешь влезть в башку следующему диктатору. И следующему. А мы поможем.

– Как? – уточнил Кэр.

– У нас будет связь.

Кэр удивленно поднял бровь, ему стало интересно, что такое они придумали. Что-то такое же глупое, как этот его любительский сеанс психоанализа? По ночам он будет пробираться в лес, чтобы выкопать из-под пенька очередное письмо с инструкциями? Впрочем, это было не очень важно.

– А вы уверены, что у Комитета тоже нет этих ваших прекрасных файрволлов?

Задумавшись о пеньках, Кэр не сразу понял, что не нужно было задавать этот вопрос. У него не было уверенности, что у рыжего есть хоть какой-то ответ на него.

– Уверен, – в его ответе не прозвучало ни малейших колебаний. – Это разработка Магнуса, и никто кроме нас с ним про нее не знает. Думаю, о твоем существовании не догадывается никто кроме нас – больших любителей древних городских легенд. Иначе, ты бы сейчас только и делал, что удирал от всего Комитета в полном составе, не находишь?

Кэр находил, более того, именно этот довод был причиной, почему он никогда не связывался с типами в сером, чтобы все так и оставалось. Как бы то ни было, им не стоило отказывать в проницательности. Что ж, теперь придется нарушить это правило, а насколько сильно – он разберется позже, когда этот позорный сеанс дешевой вербовки закончится. Ровно настолько, чтобы эти двое пожалели, что решили с ним связаться.