Читать книгу: «Белое небо. Ловушка», страница 2

Гончар развернул бургер и, сжав булку в руке, приготовился откусить.

– Черт!

Из края бургера на куртку брызнул соус.

Порфирий Петрович глубокомысленно покивал:

– Вот так это и происходит.

Олег зло взглянул на него: нашел повод для смеха! Однако Порфирий Петрович был вполне серьезен.

– Вы сильно нажали на центр булки, и по периметру потек соус. Так и с Аномалией: кто-то сильно нажимает на центр Зоны.

– И кто это, по-вашему? – проворчал Олег, счищая салфеткой капли майонеза. – Вы сами-то, кстати, кто?

Вторую половину вопроса мутный Порфирий Петрович проигнорировал, а на первую ответил незнакомой фамилией.

– А это кто еще?

Вместо ответа Порфирий Петрович достал из внутреннего кармана прозрачный «файлик» с бумагами. С первой страницы на Олега смотрела фотография Лешки.

– Нашли виноватого, – фыркнул Олег. – Восемнадцать лет цунами в Мексике возникали сами по себе, а теперь их Аномалия вызывает?

Он начал заводиться. Ради чего полковник сорвал его из Булганска? Чтобы он теперь выслушивал подобные бредни?

– Аномалия – это инструмент, а целеполагание задает человек.

– Что? – Гончар удивился настолько, что забыл про бургер. – Вы хотите сказать, что Зону, все эти ловушки – это кто-то специально сделал?

– А вы так и не поняли, что произошло? – Порфирий Петрович ухитрился самодовольно потереть ладошки, не выпуская из рук кофе. – У вас было достаточно данных, да и десять дней на раздумья – не так уж и мало.

– Я не аналитик, я оперативник, – пробурчал Гончар. – Что мне данные? Если знаете, что там произошло, – говорите.

– Черный Шар исполняет желания. – Порфирий Петрович поставил стакан на скамейку и сцепил руки на коленях. – Для этого надо активировать Ключ, который вы называете «бубликом». И вот когда Антон Шахманов капнул кровью на Ключ, Шар исполнил его желание. А хотел Антон справедливости. Не для себя, для всего человечества. Ну, вы понимаете – преимущества советского воспитания, счастье для всех, пусть никто не уйдет обиженным. Вот это все, да-с. – В манере Порфирия Петровича внезапно прорезались интонации персонажа Достоевского. – Но беда в том, что власть – справедливую власть – Антон видел именно так: всемогущий правитель, который висит в недоступном для всех месте в 3D-очках, вершит суд, карает бесчестных, поощряет порядочных, в общем – чинит справедливость. Ничего не попишешь – недостатки советского образования, усугубленные откровениями девяностых. Но вот себя Антон считал недостойным быть правителем мира…

– Это тоже преимущества советского воспитания? – Олег не хотел признаваться даже себе, но слова Порфирия Петровича его зацепили, вот и пытался ерничать.

– А? Нет, просто неуверенность. Антон же тогда совсем молодой был. Вот он и решил поставить вместо себя кого-нибудь. И выбрал Аниту. «Славную девушку», как он назвал ее про себя. Действительно славную. А еще одинокую, напуганную, ничего не понимающую в том, что происходит с ней, да и вокруг тоже. Представьте себе – за полмира от привычного быта, в страшной Сибири, без любимого человека, вокруг армия, охранники… Собственно, Зону создала Анита – конечно же, не желая ничего подобного. Олег, вы же почти двадцать лет ходили по Зоне, неужели вы ни разу не почувствовали, что такое могло сотворить только подсознание несчастного и одинокого человека? Которому вовсе не нужно всемогущество, а хочется просто спрятаться ото всех?

– Не почувствовал, – буркнул Гончар, а сам подумал, что в эту теорию все укладывается – даже неработающее оружие и запрет на убийства.

– Странно. Почему-то никому не приходила в голову эта, в сущности, очень простая мысль. Да-с. А теперь Ключ активировал – как вы его зовете? – Лешка.

– И какая же цель у Лешки? – в голосе Гончара слышалась неприязнь.

Порфирий Петрович глубокомысленно поджал губы.

– Вот и я хотел бы знать. Рассчитывал, что вы поможете понять. Вы же с ним не один день провели вместе, тем более в нечеловеческих условиях, которые, как известно, сближают. В такой ситуации люди раскрываются. Да и вы достаточно опытный человек, должны разбираться в людях.

На лесть Гончар никогда не поддавался.

– В людях я, может, и разбираюсь, хотя…

Олег швырнул недоеденный бургер в урну – аппетит был испорчен.

– Хотите знать, что за человек Лешка? Хороший человек, правильный. Досталось ему. Другой бы на его месте озлобился, скурвился, но не он. Даже если допустить, что Лешка с помощью Аномалии может воздействовать на некоторые точки земной коры за десять тысяч километров, то не ради того, чтобы навредить людям.

Порфирий Петрович вновь с сомнением поджал губы, затем набрал в грудь воздуха, собираясь возразить, но его остановило тихое гудение. Он предупреждающе поднял руку и, потянувшись к внутреннему карману, достал айфон. Выслушал короткое сообщение. Выражение лица его не изменилось, но Гончар почему-то решил, что полученная информация крайне важна.

– Вы на машине? Поехали. Договорим по дороге.

Да, точно, и голос стал совсем другим – резким, нетерпеливым.

– Куда поехали? – Олег не спешил подниматься со скамейки.

– В Булганск. Объясню по дороге.

Вопреки обещанию, всю дорогу до Булганска Порфирий Петрович молчал, только писал сообщения да изредка принимал звонки, но отвечал односложно – и не догадаешься, о чем разговор. Зато Гончар вволю предавался размышлениям и мрачнел с каждым километром – слишком уж все напоминало события десятидневной давности. Опять Костюченко подсунул ему мутного типа. Опять они едут в Булганск. И наверняка в обозримом будущем опять случится какая-то гадость. Хотя нет, точного повторения не будет: тогда пришлось вести гостя в Зону, а сейчас это невозможно. Зона закрылась. Закуклилась.

Затем мысли вновь вернулись к Лешке. Неплохой парень. Немного наивный, горячий, но неплохой. Искренний. Если прав господин-товарищ Порфирий и Аномалия работает с подсознанием «хозяина», тогда один черт разберет, чего ждать дальше. Осознанно Лешка ничего плохого людям и мирозданию в целом желать не станет, но что у него творится в подсознании? Какие демоны там живут? Кто знает, что ему довелось пережить перед тем, как попасть в детский дом? Да и в самом детдоме наверняка жизнь была не сахар. В Зоне он говорил, что его звала Анита, которую он должен спасти, – проигрывался сюжет из сказки о мертвой царевне. Ну да, кто в восемнадцать лет не видит себя героем, способным спасти принцессу? Только спасти никого не удалось. Да и Анита, как оказалось, использовала парня – с его помощью наложила на себя руки. Скорее всего, догадывалась, что остается живой только внутри Аномалии и непременно погибнет, если окажется снаружи…

И все-таки: что же загадал Лешка, активировав Ключ? Что задумал? Он видел и несправедливость, и жестокость, и жадность, и смерть. Но осознаёт ли он, что истинные, невысказанные желания могут отличаться от декларируемых? Эх, гадай – не гадай, все равно ошибешься…

Олег взглянул на Порфирия Петровича. Тот сосредоточенно читал длинное сообщение на экране айфона. Скажет он, наконец, зачем ему срочно понадобилось в Булганск? Неужели граница Зоны вновь стала проницаемой?

Или «мутный фээсбэшник» умел читать мысли, или произошло удивительное совпадение, потому что тот вдруг оторвался от айфона и сказал:

– Обе Зоны – и Забайкальская, и Фолклендская – изменили размеры.

– Вранье. – Олег уверенно покачал головой. – Если бы это было так, оба «Периметра» уже бы на ушах стояли. И от меня Костюченко точно бы не стал ничего скрывать.

Однако у Порфирия Петровича нашлось объяснение: информация о Забайкальской Зоне поступила только что, к тому же Костюченко, как и Олег, отнесся к ней довольно скептично.

Первое сообщение пришло с КПП Фолклендской Зоны. Несколько дней назад капралу «Западного Периметра» показалось, что граница Зоны сдвинулась вперед – совсем немного, может быть, на полметра. Вроде бы приметный валун раньше стоял чуть дальше от иссиня-серого тумана. Осторожный запрос на КПП Забайкалья показал, что там ничего не заметили. А так как капрал не был уверен в своих выводах, то все списали на обычное «померещилось». А сегодня тревогу уже забили всерьез: Фолклендская Зона уменьшилась, отступив на десятки метров назад, оставив широкую полосу измененной земли возле границы. И ровно на те же десятки метров скакнула вперед Зона в Забайкалье. Группу научников Костюченко, конечно же, отправил к границе, вот только результаты придут не скоро: пока ученые развернутся на месте, пока проведут исследования, пройдет время.

– Почему же не объявили «красный код»? – начал Олег, и тут телефон в кармане требовательно пискнул.

Пришло сообщение: «Всем оперативным сотрудникам “Восточного Периметра” срочно собраться в штабе».

Глава 3
Шаман

Лешка буквально вывалился из Аномалии. Казалось, только что он вошел в огромную переливающуюся каплю – и уже через мгновение выпал обратно. Именно выпал – ноги мальчишку держали с трудом. Белое небо над головой мигнуло – словно экран перезагрузился. Мигнул и Шаман. За секунду до этого он помнил встречу с парнем восемнадцать лет назад иначе, а теперь новые воспоминания как по волшебству заслонили прежние. Теперь он припоминал, как продирался к начинающему разваливаться куполу с Аномалией, как не нашел внутри мальчишку, хотя точно видел, что тот вбежал внутрь. Как недоумевал, куда он пропал, звал его, пытался найти в творившемся бедламе. Как нашел раненого очкарика, который, спасая парня, угодил под рухнувший валун. Очкарик вскоре умер у него на руках. Затем, ругая себя последними словами, бросился к развалинам лабораторного корпуса, потому что там, на шестом уровне, осталась Кристина, но лифт уже был заблокирован и спуститься вниз Антон – да, тогда он все еще был Антоном – не мог. Еще он помнил, как сидел на оплавленной, спекшейся, но уже остывающей земле и смотрел на белое ничто над головой, борясь с отчаянием и пустотой внутри.

Не давая Лешке упасть, Шаман подхватил парня. Выглядел тот совсем плохо. Каждое возвращение в прошлое давалось ему с большим трудом. А еще каждое возвращение в прошлое меняло Зону, травмировало ее.

Обычный человек почувствовал бы едва заметное сотрясение, дрожь под ногами, но Шаман не был обычным человеком. Раньше на протяжении долгих лет Аномалия воспринималась им как сгусток энергии, пусть и не нашей – теплой, земной, – а чуждой и непонятной, но эта энергия была ровной, постоянной. В Зоне вообще все пронизано энергией – животные и растения, ловушки и артефакты, даже воздух. Невидимые токи поднимались от земли, устремляясь ввысь, в белизну неба. А сейчас Шаман чувствовал, что расходящиеся от Аномалии невидимые волны судорожные, рваные. И они ощущались как нездоровые. С каждым Лешкиным возвращением в прошлое эти волны становились все более разрушительными. Они крушили и коверкали и живое, и неживое, распирали Зону изнутри, из-за чего она пульсировала, раздвигала рывками границы. Зона менялась, и эти изменения пугали.

Шаман дотащил Лешку до заимки, ногой распахнул дверь в избу и уложил парня на лавку. Лешка приоткрыл один глаз и с трудом сосредоточил взгляд на Шамане. Можно было ни о чем не спрашивать, и так понятно: парень потерпел очередное фиаско.

– Опять… этот… – прохрипел он. – Помешал, сволочь.

Сволочь – это странный очкарик, который каждый раз встречался Лешке. С самого первого возвращения в прошлое этот человек путал все Лешкины планы и не давал выполнить задуманное, но каждый раз помогал мальчишке выжить, зачастую ценой своей жизни.

Сутки Лешка проспит, потом набросится на еду. На второй день начнет ковылять по дому со смурным видом, потом выйдет на воздух и будет долго смотреть на белое небо над головой. А затем начнет готовиться к следующей вылазке в прошлое. Сколько таких походов он еще выдержит? И сколько таких потрясений выдержит Аномалия? Скорее всего, следующее станет последним. И что дальше? Взрыв? Новая Зона? Еще больше и страшнее прежней? Человек пожал бы плечами, но Шаман уже не был человеком. Нечеловеческое в нем подсказывало: на этот раз все будет хуже. Много-много хуже. А остатки человеческого понимали: убеждать Лешку отказаться от попыток изменить прошлое бесполезно. Парень просто не слышал, зациклился на мысли спасти Аниту. Впрочем, Шаман и не собирался его переубеждать. Еще две недели назад он лелеял мысль, что Кристина спаслась в тот страшный день, что она жива. Порой даже фантазировал, представляя ее жизнь на Большой земле: наверное, стала крупным ученым, нашла хорошего человека, вышла замуж, родила детей. Но теперь, когда он узнал о смерти любимой, у него на Большой земле не осталось ничего, за что стоило бы переживать. Теперь он страстно желал, чтобы у Лешки получилось изменить прошлое. Если у парня получится – то настоящее изменится, Кристина будет жить, а Зона не возникнет. А если ничего не выйдет и произойдет катастрофа, то и пусть. За себя он не беспокоился – порой он даже жаждал смерти, все равно это не жизнь. Что касалось Большой земли, то какое ему до нее дело, если там нет Кристины?

Шаман снова взглянул на Лешку. Перенести его на топчан? Или лучше не трогать? Пусть спит, захочет – сам переберется. При взгляде на спящего мальчишку в Шамане вдруг прорезались остатки человечности. Он вдруг подумал о детях – не хотелось, чтобы с ними случилось что-то плохое. Сколько пацанов и девчонок погибнет, если произойдет катастрофа? Скорее всего, выкосит весь Булганск, а то и Читу. Надо предупредить людей. Правда, он пока не знал, как это сделать.

Надвинув капюшон на лицо, Шаман подхватил стоящую в углу слегу – не хватало еще провалиться в занесенное снегом болото – и толкнул дверь. Скрипит. Смазать бы.

Снег в центре Зоны никогда не задерживался. Спекшаяся остекленевшая земля обнажилась, почерневшие остовы деревьев топорщились сухими ветками. Стояла редкая тишина, так всегда бывало после Лешкиных возвращений. Ни одна пичужка не чирикнет, ни одна ветка не шелохнется. Люди такую тишину называют мертвой. Зона словно впала в оцепенение, приходя в себя после встряски.

Шаман остановился и прислушался. Все чувства обострились. Он был везде, во всех уголках Зоны. Раньше он слышал пение птиц, осторожную поступь животных, в оврагах и балках шуршали зомби, переругивались сталкеры, бурлили энергией аномалии, но сейчас словно кто-то поставил Зону на паузу. Аномалии едва теплились, птицы и звери затаились, зомби пропали. Людей в Зоне почти не осталось – тех немногих, которые не погибли десять дней назад, доконали Лешкины походы в прошлое. Шаман нагнулся и подобрал с поверхности наста маленькое тельце, покрытое перьями. Мертва. Не пережила последний выброс. То ли еще будет…

Первый телепорт Шаман почувствовал, отмахав километр. Он подманил голубоватый струящийся дымок, шагнул ему навстречу и оказался у самой границы Зоны. Восемнадцать лет прошло, можно бы и успокоиться, но он вновь и вновь возвращался к невидимой границе, пересечь которую не удалось и на этот раз. Как и раньше, он смог подойти лишь на расстояние последнего шага, но сделать его не получилось – не выпустила Зона.

Здесь, у самой границы, лежали два тела – сталкеры. Остекленевшие глаза уставились в небо, вернее, в то, что небом не являлось. Мертвы уже несколько дней. Долго тут сидели, даже шалаш из еловых веток успели построить. В котелке, висевшем над потухшим костерком, засохли остатки какого-то варева, на снегу рядом с пустыми жестянками из-под консервов валялись косточки и шкурки. Все припасы подъели, еще и на белок пришлось охотиться. Не выпустила, значит, Зона. Свела в могилу выбросами, да только могилы нет. А судя по тому, что ни одного нового человека за последние дни в Зоне не появилось, никого и не впустила.

С ближайшей ели с тревожным карканьем сорвалась стая ворон. Вскоре они махали крыльями уже на фоне синего неба. Значит, границу пересечь можно, но не всем. Неужто так велика разница между воронами и теми двумя беднягами? Все живые, все твари божьи, так в чем различие? Неужели Зона умеет считывать код ДНК? Вряд ли, скорее уж дело в человеческом сознании.

А что, если?..

Идея захлестнула Шамана. Только нужно найти хотя бы одного живого человека, если, конечно, в Зоне еще кто-то остался.

Шаман вновь настроился на Зону. Сейчас он словно парил над ней, он был везде – в бывшем лагере военнопленных, на заимке староверов, на плотине, возле ворот КПП. Он чувствовал, как пульсирует энергией Аномалия, видел, как ворочается во сне Лешка, ощущал, как подтачивает снизу лед течение реки, слышал скрежет металлических запоров ворот КПП. Но нигде не встретил ни единого живого человека. А как насчет Фолклендов?

Телепорт перенес его на другую сторону земного шара. Белое ничто над головой сменилось иссиня-фиолетовым клубящимся хаосом. Накрапывал дождь, прямо над головой беззвучно полыхнула лиловая молния. Шаман застыл на месте, настраиваясь на Зону. Фолкленды – не родное Забайкалье, здесь гораздо труднее. Возможно, из-за того, что Аномалия находилась на другом конце Земли, а может, потому, что его связь с Западной Зоной была более слабой. Но и эта Зона менялась. Фолкленды притихли, закуклились, даже собак не слышно – попрятались. Разве что пингвины, успевшие нырнуть в океан перед началом выброса (каким-то непостижимым образом эти твари чувствовали его приближение), как ни в чем не бывало строили гнезда, дрались и гадили. А еще в городе в одном из брошенных домов спал человек. Шаман дотронулся до его сознания – боль, безысходность, одиночество, страх, но он был жив.

Шаман на глаз оценил расстояние – часа три пути. Значит, обойдемся без телепортов, тем более что они тут норовистые, могут взбрыкнуть и перебросить совсем не туда, куда требуется.

Занималось сумрачное утро. Небо светлело, вернее, приобретало нездоровый синюшный оттенок, детали ландшафта проступали как на проявленной фотографии. Переродившаяся, мутировавшая восемнадцать лет назад земля сейчас переживала очередную трансформацию. Подошвы берцев, удачно снятых с мертвого наемника прошлым августом, крошили попавшиеся по пути кристаллы, уверенно ступали по скользким и блестящим, словно облитым нефтью плитам причудливого, похожего на гематит минерала. Под вздыбившимися плитами нашли приют фолклендские собаки – свернулись в большой коричневато-шипастый комок, пережидая выброс. Лишь откуда-то снизу выглянула щенячья мордочка и проводила Шамана любопытным взглядом. От океана несло пингвиньим дерьмом. Есть в мире постоянная величина, усмехнулся про себя Шаман: как бы мир ни менялся, дерьмо найдется всегда.

От бывшей столицы Фолклендов – города Стэнли – осталась горстка разваливающихся домов. На стенах спиралью змеились похожие на мотки проволоки лианы, из трещин в асфальте лезла черная колючая трава.

Шаман безошибочно выбрал дом, в котором укрылся человек, прошел в комнату, присел на краешек стола и с силой припечатал ладонью столешницу.

Ворох старого тряпья заворочался, из-под него показался мужчина. Исхудалое лицо с двухнедельной щетиной, но сам крепкий, явно привычный к передрягам. На Шамана уставились заспанные, моргающие глаза, не испуганные, скорее настороженные и нездоровые. Досталось мужику. Повезло, что во время последнего выброса он спал, иначе бы уже был мертв. Разум его был поврежден, но не настолько сильно, чтобы он не годился для целей Шамана. Ранние выбросы, более слабые, не смогли убить человека, лишь повредили часть нейронов мозга. Придется труднее, но Шаман надеялся, что его план сработает.

«Собирайся, пойдешь со мной», – мысленно приказал он человеку.

Глава 4
КПП «Восточного Периметра»

Контрольно-пропускной пункт «Восточного Периметра» никогда не мог похвастаться образцовым порядком, но сейчас бардак превзошел все, виденное ранее. Обычно полупустая стоянка была целиком заполнена машинами: два фургона лаборатории «Восточного Периметра» соседствовали с джипом, в котором Гончар признал машину начальника КПП. С другой стороны от джипа пристроилась пара незнакомых легковушек. На круг с букой Н в центре площадки умащивался вертолет. Но самое главное – новые четырехметровые ворота, мощные, стальные, с автоматическим запором и блокиратором, были широко распахнуты. От одного из фургонов за ворота тянулись толстые черные кабели. Олег пробежал за ними взглядом. В буферной зоне техники подключали переносные приборы, хотя и без замеров, на глаз, было видно: стометровая буферная зона уменьшилась на треть. Рядом с техниками суетились научники. Молоденький сержант-новичок, откомандированный охранять ученых, испуганно втягивал голову в плечи и косился в сторону белой стены, цепляясь за автомат. Ну да, с непривычки рядом с барьером всегда неуютно.

Олег припарковал внедорожник с самого края стоянки. Порфирий Петрович неодобрительно поджал губы, глядя, как контингент «заставы» суетливо мечется по территории, затем направился к начальнику КПП, который хоть и сердито покрикивал, но сам выглядел растерянным. Обычно строгий с подчиненными, вальяжный с гостями и услужливо-исполнительный с начальством, он совсем потерялся, однако безошибочным чутьем службиста распознал в Порфирии Петровиче главного и поспешил навстречу.

Олег поймал пробегавшего мимо сержанта Бахаева. Вернее, уже не сержанта – на погонах Бахаева красовались две звезды прапорщика.

– У вас сегодня день открытых ворот? Правила безопасности игнорим, безобразия нарушаем?

Бахаев расплылся в улыбке. И без того узкие глаза бурята превратились в щелочки.

– Здравствуй, Олег!

Гончар крепко пожал протянутую руку.

– Представляешь, что Зона учудила утром? – затараторил Бахаев, не забывая косить глазом в сторону начальства. – Скакнула на тридцать метров!

– Известно почему?

– Это же Зона, разве ее поймешь? Вон, пытаются разобраться, только без толку, все равно ничего не поймут. – Бахаев безнадежно махнул рукой в сторону копошащихся за воротами ученых. – Восемнадцать лет прошло, а они никак не разумеют: никакие приборы не помогут понять Зону. В пробирку ее не засунешь, линейкой не измеришь. Ну да тут все умные, меня не спрашивают, я и молчу.

– А ты что думаешь?

Бахаев покрутил шеей, будто форменный воротничок стал тесен. Его круглое бурятское лицо погрустнело и сморщилось.

– Не знаю. Чувствую, что там что-то происходит, пока еще не страшное, но может стать очень опасным. Был бы жив дед, сказал бы больше. Кстати, хочешь взглянуть на скачок?

– Давай.

В «конторе» прапорщик по-хозяйски толкнул дверь на пост наблюдения. Согнав сержанта с кресла, сам сел к монитору, пощелкал мышью, находя в каталоге нужную запись. Олег пристроился за его плечом.

– Вот, смотри.

Но, как оказалось, смотреть было не на что. Поделенный на четыре части экран транслировал изображение с четырех камер. И все показывали одно и то же: вот белая стена находится в одном месте, а в следующее мгновение уже оказывается в другом, отожрав у буферной зоны добрую треть.

– Еще раз.

Бахаев вновь загрузил запись. И вновь Олег не уловил момент скачка.

– Давай покадрово.

Но и тут не удалось ничего увидеть: на предыдущем кадре граница Зоны стояла на прежнем месте, а на следующем уже занимала новое положение.

– И по-прежнему никого не пропускает?

– Как сказать… – Бахаев почесал затылок и развернулся к Олегу. – Птицы летают туда-сюда. Давеча видел, как кабанчик вышел, побродил по буферной зоне, да и ушел обратно за барьер.

– Ну так прицепили бы на какую ворону камеру с меркуловской батарейкой, – буркнул Гончар. – Попросили бы по-хорошему, он бы дал.

Бахаев недовольно скривился.

– Приказ сверху: никаких активных действий по отношению к Зоне, только наблюдение.

– И что, неукоснительно выполняете? Неужели не интересно? А сам Меркулов? Неужели за десять дней ни разу не объявился?

– Интересно, конечно. И Меркулов объявлялся. На следующий же день, как ты вышел из Зоны, нарисовался. Рука в лангетке, пальто на одном плече болтается, весь деловой такой, энергичный. Только не удалось ему с нашим начальством договориться. Майор, когда Зона закуклилась… – Бахаев опасливо взглянул в окно, за которым начальник КПП продолжал чертить крылом вокруг важного гостя, – от страха сам не свой был. Еще и депеша из Москвы прилетела «принять меры во избежание», вот он и обдристался. И сегодня с утра дрищет. Что, кстати, за пингвин с тобой приехал?

Гончар неопределенно пожал плечами.

– Велит называть себя Порфирием Петровичем, представляешь? Костюченко удружил. Ты мне лучше скажи…

Договорить Олег не успел. За окном оглушительно взревела сирена.

Бахаев схватился за мышь, выводя прямую трансляцию на экран. В буферной зоне на пожухлой траве, прикрытой остатками не сошедшего снега, неподвижно лежал человек. Повтор в замедленном темпе показал, как он то ли сам выпрыгнул из стены плотного тумана, то ли был выпихнут наружу неведомой силой. Прапорщик приблизил, насколько позволяла техника, изображение, и Гончар впился взглядом в экран: неподвижная фигура показалась знакомой.

Все, кроме дежурного, высыпали из здания.

Пары секунд хватило, чтобы оценить ситуацию. Суета перед воротами приобрела осмысленный характер – личный состав занимал места согласно боевому расписанию. Сквозь вопли сирены доносились истеричные распоряжения майора и отрывистые команды Бахаева. Молодец. Натренировал бойцов, даже растерянных ученых, копошащихся у фургона, увели на раз-два. К вою сирены добавился ровный гул механизма, закрывающего ворота. Техники, подгоняемые испуганным сержантом, бежали к проему, который таял на глазах. Олег ринулся им навстречу. Краем глаза ухватил вопросительный взгляд Порфирия Петровича, сзади что-то предостерегающее гаркнул Бахаев. Сержант с автоматом попытался преградить Олегу путь, но Гончар отпихнул его и проскользнул в щель. «Только бы дурень со страху не начал стрелять в спину», – промелькнула шальная мысль, но коротко лязгнули штыри, занимая свои места в пазах затвора, и ворота закрылись.

Да, Олег не ошибся: на траве возле плотной стены тумана лежал Ник – наемник Меркулова. Десять дней назад его, раненого, оставили в Фолклендской Зоне. Вернее, остался он добровольно – нечего было и думать, что со сломанной ногой он сможет пролезть в пещеру. Получается, выбрался. Но почему здесь, в Забайкалье?

Ник лежал не шевелясь. Олег нагнулся и осмотрел наемника. На первый взгляд цел, пульс прощупывается. Жестами Олег показал на камеру, что нужна помощь. Через несколько минут в буферной зоне появился Бахаев все с тем же молоденьким сержантом, они подхватили Ника и поволокли к приоткрывшимся воротам.

Врача на КПП не оказалось, был фельдшер, невыспавшийся и хмурый. В маленьком лазарете, куда принесли наемника, стало тесно от набившихся любопытствующих. Кроме Гончара с Бахаевым, в комнатушку протиснулся Порфирий Петрович и неотступно следовавший за ним майор.

Осмотр не занял много времени.

– Жив, цел, но без сознания, – проворчал фельдшер.

Ник застонал и выругался по-сербски.

Стараниями фельдшера вскоре он уже сидел на кушетке. Сейчас Олег мог его рассмотреть. Выглядел наемник не лучшим образом: ввалившиеся щеки покрыты грязью и десятидневной щетиной, комбинезон замусолен и порван, глаза мутные, больные. Расфокусированный взгляд в никуда, мимо жаждущих его объяснений людей.

Первым не выдержал Бахаев:

– Эй, что с тобой случилось?

Ник не ответил. Даже, похоже, не услышал вопроса.

– Как бы нам его разговорить? – Вопрос Порфирия Петровича не относился ни к кому конкретно, но фельдшер принял его на свой счет.

Он посветил в глаза наемнику, оттянул веко, зачем-то пощупал затылок и развел руками:

– Внешних повреждений нет. Ждите, может, и скажет чего, когда придет в себя.

– Сказать, – вдруг слабым голосом произнес Ник. – Надо сказать.

Говорил он по-русски, но неожиданно прорезался акцент, который раньше почти не ощущался.

– Что сказать? – живо подскочил к нему Порфирий Петрович.

– Сказать, – повторил Ник и склонил голову набок, словно прислушиваясь.

Сейчас он был совсем не похож на себя прежнего, ничего не осталось от жестокого и опытного профессионала – на кушетке, ссутулившись, сидел раздавленный и потерянный человек. Лицо обрюзгло, рот распустился, исчезли жесткие складки у губ. Взгляд тоже стал другим – ищущим, как у побитой собаки. Добралась-таки до него Зона, перемолола и выплюнула.

– Кому сказать? – повторил вопрос Порфирий Петрович.

Бывший наемник нахмурился, пошлепал губами и заявил:

– Есть.

– Есть что? Или где?

Порфирий Петрович недоуменно оглянулся на фельдшера. Тот пожал плечами.

– Может, он голоден? – подал идею Гончар.

– Есть, – согласно повторил Ник.

– Вколи ему что-нибудь, – распорядился Порфирий Петрович.

– Что вколоть? Обезбол или глюкозу? – фыркнул фельдшер. – Так они не помогут. Могу еще таблеткой от поноса снабдить. Тут психиатр нужен и томограф. Может, сообщить в управление?

– А может, его накормить? – возразил Бахаев и, оглянувшись, распорядился: – Ведите его в столовую.

Через десять минут Ник с удовольствием наворачивал макароны с тушенкой. Глядя, как он вгрызается в булку с маслом, посыпая себя крошками, как запихивает в рот, роняя на стол, капустный салат, Олег в очередной раз подумал, насколько Ник изменился. Насытившись, наемник откинулся на спинку стула и задремал, свесив голову на грудь. Олегу вдруг стало жаль его, даже былая вражда забылась. Зато белая стена за окнами вызывала если не ненависть, то отвращение. Что же ты, гадина, делаешь с людьми, если смогла сломать такого несгибаемого бойца? Спроси две недели назад, кого Зона подомнет и сломает, Олег бы назвал серба в последнюю очередь. Ни война в Югославии, ни французский легион, ни криминальные разборки не сокрушили его – изо всех передряг Ник выходил целый! А сейчас осталась одна оболочка, Зона будто выпотрошила его.

Стоявший рядом Порфирий Петрович вдруг прислушался, взглянул куда-то вверх за окно, затем быстро вышел из столовой. Гончар последовал за ним. К КПП приближался вертолет, но не погранцов и не «Восточного Периметра».

– Интересно, кто это к нам пожаловал? – проворчал Бахаев, вышедший следом. – Что-то мне это уже совсем не нравится.

Вскоре стильный черный Leonardo завис над площадкой, выбирая место посадки. Открылась дверь, и на асфальт легко спрыгнул коренастый мужчина примерно одного возраста с Олегом. Следом за ним показались двое парней помоложе. Короткие ежики волос, уверенные движения, камуфляжи подогнаны идеально, даже шмурдяки, и те упакованы надежно и аккуратно – все говорило о том, что явился спецназ. Но зачем они здесь? Из-за Ника? Четвертой вышла женщина в стильной «аляске». Довольно высокая, худощавая. Удлиненное лицо, по-лисьи приподнятые к вискам темные глаза, высокие скулы, густые черные волосы, свободно падающие на плечи, – незаурядная внешность вызывала интерес. А незнакомка вдруг застыла на месте, прикрыв ненадолго веки, словно впитывала окружающую обстановку, затем направилась к Порфирию Петровичу, к которому с другой стороны уже подходили начальник КПП и Бахаев.