Читать книгу: «Криминальный тандем. Премия им. Ф. М. Достоевского», страница 2

– Ну, Аллочка, моя хорошая, я ведь ещё ни разу тебя не омрачил и не обманул, —оправдывался Александр. – И в этот раз все будет, как ты задумала. Я не посмею тебя подвести.

– Ладно, пока я тебе верю, – Алла, допив чай, медленно крутила стакан на столе своими длинными и тонкими пальцами. – Завтра с утра ты мне покажешь все, что написал, потому что после занятий уже будет первая репетиция концерта.

– Хорошо, хорошо, я сегодня ночью тогда и спать не буду ложиться, все доведу до ума, – Александр, обрадовавшись такому повороту событий, сиял от счастья. – Мне совсем чуть-чуть осталось.

– Вот видишь, Шурик, – менторским тоном заявила Алла, – без меня у тебя ничего не получается. Ты ужасно не собранный человек, все забываешь, вечно опаздываешь. Если я тебя не буду торопить, следить за тобой, ты свои стихи напишешь лет через пять, это минимум.

– А мне приятно, что ты будешь за меня переживать, наблюдая мои достижения, – Александр с мечтательной восторженностью поднял глаза вверх. – У каждого творческого человека есть муза, чем же я хуже других? Может быть, это и есть счастье поэта, когда за ним следят, оберегают и заботятся.

– Шурик, ты что, издеваешься надо мной? – усмехнулась девушка. – Муза должна вдохновлять, а не быть надсмотрщицей. А ты для меня именно такую роль пытаешься отвести в своей жизни, но у тебя это не выйдет.

– Как можно, Аллусенька, – Александр сиял от счастья. – Ты, и только ты меня вдохновляешь, именно тебе, а никому-то другому, я обязан тем, что я уже написал.

– Там есть хотя бы что-нибудь про меня? – с надеждой поинтересовалась Алла. – Или опять, все в общем, про любовь к неизвестному человеку?

– Понимаешь, когда я пишу в общем, не конкретизируя, я всегда подразумеваю только себя и тебя. Просто я не хочу останавливаться на наших с тобой личностях, так как это и не скромно, и очень быстро всем наскучит.

– Нет, вы посмотрите на него! – чуть ли не на всю столовую воскликнула девушка. – Я, понимаешь ли, являюсь его музой, все свое время посвящаю его творчеству, а он, видите ли, не хочет меня конкретизировать? А кого ещё, как не меня? Нет, ты, Шурик, пожалуйста, увековечь меня в своих виршах, иначе я обижусь, причем очень сильно!

– О чем вы тут так сильно кричите? – к ним за столик подсел Максим, товарищ Александра, который, хоть и учился на пятом курсе, но очень по-дружески относился к нему. – Вся столовая на вас смотрит, есть не может, а вам хоть бы что?

– У нас творческий спор, – важно произнесла Алла. – Мы обсуждаем новое творение Шурика, которое он приготовил для новогоднего институтского концерта.

– Поделитесь, о чем идет речь, может, я подскажу что-нибудь? – предложил Максим.

– Нет, пока это секрет, – опередив собиравшегося было ответить Александра, быстро сказала Алла. – Всему свое время, Максик, не торопи события.

– А ты, Сань, не хочешь снова написать в нашу студенческую газету какую-нибудь статью? – спросил Максим. – Кстати, твоя заметка, которую поместили в номер, посвященная первому сентября, пользовалась очень большим успехам.

– Да нет, Максим, что ты, – Александр покраснел от смущения. – У меня не очень хорошо получается это делать. Проза не мое призвание, это я так, от нечего делать написал, да и «препод» по литературе просил помочь. Мне рифма больше нравится, она сама собой у меня рождается. А статью я вымучивал несколько дней, хотя там всего несколько абзацев нужно было.

– Брось ты, не твое, – успокоил его товарищ. – Своими стихами ты много не добьешься в жизни, вот увидишь. Но если ты будешь хорошо писать статьи, то из тебя может получиться хороший журналист. А это в наше время вполне нормальная специальность. Тем более, что сейчас открываются всё новые и новые издательства, так что в ближайшие годы ты будешь обеспечен хлебом насущным.

– Нет, это не для Шурика, – вновь ответила Алла. – Ему предстоит прожить великую жизнь знаменитого поэта. А все эти статейки для других, в том числе и тебя.

– Кончено, куда нам, земным людям, до богов, – усмехнулся Максим, нисколько не обидевшись на Аллу. – Я, конечно, Саш, не буду настаивать, так как не имею права. Но ты, все-таки, подумай над моим предложением на досуге.

– Хорошо, Максим, хорошо, – постарался успокоить товарища Александр, не желая его обидеть. – Может быть, ты и прав, сейчас действительно никому не нужна поэзия.

– Ну, ладно, я пошел на последнюю пару, вы как? – спросил он их, молча предлагая пойти с ним вместе на занятия.

– Нет, у нас сейчас другие дела, мы не пойдем, – ответила Алла. – Иди, иди, Максик, привет газете.

– Зачем ты так, Аллочка? – спросил Александр, когда товарищ вышел из столовой. – Он же может обидеться? Зачем высказывать в глаза человеку все, что ты о нем думаешь, это не культурно.

– Нечего лезть со своими советами к другим людям, – пояснила девушка. – А чего ты вдруг его защищаешь? Ты же только что, буквально перед его появлением, говорил про свои стихи, как сразу перекинулся на статейки?

– Я не хочу никого унижать, намекая, что люди чем-то хуже меня, – пояснил парень. – Тем более, что Максим мой старший товарищ, мы с ним общаемся с самого первого курса. Он не однократно давал мен полезные советы по поводу моих стихотворений.

– Так ты что, собираешься слушать его, а не меня? – Алла возмущенно вскинула брови. – Я что-то не пойму, кто тебе нужен: этот «писака» или я?

– Что ты вечно все утрируешь? – Александр не хотел обидеть и Аллу. – Пойми, я такой человек, что не могу отказать никому.

– Это очень плохо, Шурик, – заявила девушка. – Если ты не изменишь свое отношение к людям, то в один прекрасный момент они сядут тебе на шею, окончательно и бесповоротно. А для тебя все закончится плачевно, ты просто не сможешь иметь даже своего мнения.

– Я все понимаю, Аллочка, но с собой поделать ничего не могу, – тяжело вздохнул Александр. – Такой уж я человек, надо с этим мириться.

– Ты можешь мириться, но я не хочу и не буду, – твердо заявила Алла. – Но учти, если ты не будешь мне в этом способствовать, то и я в один прекрасный момент отвернусь от тебя, понимаешь?

***

«Браво, браво, браво, браво!»

Зал рукоплескал их выступлению, не отпуская со сцены несколько минут. У Татьяны от волнения и физической нагрузки кружилась голова, но она решила, что это от успеха. Казалось, ещё мгновение, и она упадет в обморок. Они действительно здорово выступили, ошеломив весь институт, даже их педагог по танцам, Ирина Львовна Савина, не ожидала от них такого.

Весь декабрь их танцевальный кружок, в котором занималось почти тридцать девчонок с института, все свободное от учебы время только и делали, что репетировали. Они готовили сразу несколько видов танцев: латинские, арабские, индийские. Татьяна принимала участие во всех номерах, и в последнюю неделю она забросила учебу совсем, так как приходилось репетировать по шесть-семь часов. И это несмотря на то, что она всегда училась хорошо, тщательно готовя домашнее задание, к тому же сессия была не за горами. Но она настолько увлеклась новым для неё делом, которое ей очень нравилось, что немного забросила учебу, к тому же и Ирина Львовна была великолепным педагогом. На самом деле это девочки звали её Ириной Львовной, хотя учительница была старше их не на много: ей было всего лишь двадцать семь лет. Но она снискала у них уважение за своё мастерство и профессионализм, которыми Ирина Львовна с неуемной энергией и энтузиазмом заражала их на каждой репетиции. Татьяна поверила в свои силы, потому что многие движения у неё получались порой ничуть не хуже педагога, вдобавок и Ирина Львовна очень часто хвалила её.

– Так, девочки, молодцы, больше слов нет, – после выступления в раздевалке хвалила их раскрасневшаяся от волнения Ирина Львовна. – Не подвели меня, спасибо огромное.

– Это вам спасибо, Ирина Львовна, – почти хором защебетали все девочки. – Вы самая лучшая, как можно было вас подвести.

– Ладно, ладно, не скромничайте, – педагог почему-то хитро улыбалась, – не все ученики способны показать все то, что дал им учитель.

– Если бы все учителя были такими, как вы, тогда и их ученики получали бы только отличные оценки, – громче всех почти кричала Катерина.

– У меня для вас есть очень приятная новость, – торжественно заявила Ирина Львовна ошалевшим от успеха девочкам.

– Какая, какая? – наперебой закричали все.

– На сегодняшнем концерте присутствовало большое начальство из городского управления образования, – вокруг наступила тишина. – Наш коллектив пригласили на конкурс среди танцевальных коллективов студенческой Москвы. Так что будем готовиться к новым достижениям.

– Ура! Да здравствует наша Ирина Львовна! – восторженные крики стали колыхать старые стены институтского клуба.

– Да успокойтесь вы, сумасшедшие, – пыталась остановить их педагог, но было поздно, так как девушки вошли в кураж.

– Ирина Львовна, вы наша гордость! Вы просто прелесть! Вы само совершенство! – снова раздалось со всех сторон.

– Предлагаю отметить наш успех, – неожиданно для всех предложила педагог. – Только не сегодня, а на Новогоднем Вечере, как вам? И повод двойной будет, и время побольше свободного.

– А зачем ждать целых два дня? Тем более, что сейчас повод один, а тогда будет другой? – послышались недоуменные вопросы.

– Во-первых, сейчас мы просто не можем нормально посидеть, так как надо приготовить что-нибудь вкусного из сладкого, купить шампанского, наконец, а во-вторых, и времени сейчас уже много. Соберемся пораньше перед Вечером, посидим, пообщаемся, а на веселую голову и танцевать будет веселее, – пояснила Ирина Львовна.

– Ура! Здорово! Заметано! Договорились! – шквал эмоций вновь взорвал помещение.

Ещё целый час они все дружно обсуждали, что каждый из них приготовит к их посиделкам, составив подробное меню. Затем они прикидывали, кто в каком наряде появится в такой праздничный вечер. Татьяна и сама не заметила, как пролетело почти два часа, а ведь ей очень хотелось послушать выступление Александра с его новыми стихами.

В последнее время она старалась почти не замечать Александра, на занятиях садилась так, чтобы никоим образом не видеть его и Аллу. Все правильно говорила Катька, не нужен он ей, потому что она не интересует его. Что же, всю жизнь, что ли по нему сохнуть, не спать ночами, а днем, забыв про учебу, спать на лекциях? Так ничего хорошего не получится, её быстренько отчислят из института, и придется возвращаться домой. А этого Татьяна боялась больше всего на свете, для неё появление перед родителями с такой позорной репутацией было хуже войны. Она представляла себе, как мать, поджав губы, не будет разговаривать с ней несколько месяцев подряд, отчего ощущение вины ещё сильнее будет глодать её. А отец, она это видела явно, каждый день будет устраивать скандалы, попрекая при этом всем тем, что он с матерью сделал для неё хорошего в этой жизни.

Но самое главное, что она не знала, чем ей в таком случае заняться? Неужели придется идти работать на прядильную фабрику, что и делает большинство женского населения в её родном городке? Нет, такая перспектива её не прельщала, не для того она так настаивала, уговаривая родителей отпустить учиться её в Москву, порой устраивая им истерики, а затем, не разговаривала с ними по нескольку дней. Мать с отцом, простые рабочие, боялись за свою единственную дочь, отпуская в огромный, полный соблазнов, город. В принципе, их опасения были напрасны, так как Татьяна полностью посвятила себя учебе, но Александр, которого она сначала просто не замечала, а с каждым днем влюблялась в него всё сильнее и сильнее, затмил её разум, и в последнее время это мешало учебе все больше и больше. За три года совместного обучения она просто свихнулась на этой почве, этот человек был её наваждением. Что с ним делать, она и сейчас не могла понять. Татьяна пыталась отвлечься, усердно грызя гранит науки все свободное время, но ничего не помогало. Может быть, действительно, занятия танцами помогут ей выйти из кризисной ситуации, поскольку в движении Татьяна забывала обо все напрочь.

***

 
Позвольте выразить признанье
Тем, кто так усердно учит нас,
Кто, прилагая все старанья,
Готов порой покинуть класс
 
 
Сейчас не все здесь понимают,
Что ж добиваются от них,
И будто камнем в них кидают,
Грозя отчислить сей же миг.
 
 
Но будет время, когда поздно,
Что поменять, и не вернуть,
Те светлые шальные годы,
Когда ещё неясен путь.
 
 
Когда живешь лишь днем насущным,
Не забегая наперед,
И думаешь, что нерешенным
Бывает только знаний пуд.
 
 
Спасибо Вам за Ваши дни,
И месяцы, и годы, что с терпеньем
Вы посвятили нам свои часы,
Вложив в них душу сквозь мученья.
 
 
Мы оправдаем Ваши силы,
Так щедро вложенные в нас,
И все усвоенные речи
Преувеличим в сотни раз.
 

Александр замолк, окончив свое выступление, опустив голову вниз. Зал замер на несколько секунд, будто ждал продолжения, затем взорвался грохотом аплодисментов, от которых у Александра заложило уши. Такого успеха он просто не ожидал, потому что ещё утром его стихи не были готовы для концерта. Да, он обманывал всех: и друзей, и знакомых и родителей, и Аллочку, и даже себя, что успеет, но никаких толковых мыслей по поводу финальных строк в его голову не шло, хотя он очень усердно заставлял себя сосредоточиться.

Всю последнюю ночь он не спал, тщетно пытаясь сконцентрироваться, но его отвлекало буквально все: то, как назло, звонили подряд множество друзей и знакомых, с которыми он пытался как можно быстрее закончить разговор, и многие на него всерьез обиделись. Затем родители слишком часто заглядывали в его комнату и интересовались, почему их чадо так долго не ложиться спать, и Александру пришлось выяснять отношения сначала с отцом, а затем и с матерью. Уже под утро, ближе к рассвету, в их тихом и маленьком домашнем сквере дворник слишком сильно скрежетал лопатой, разгребая наваливший снег. Александр, с ввалившимися от усталости покрасневшими глазами, с гудящей от боли головой, совсем было отчаялся закончить стих хоть как-нибудь и решил, что он опозорится сегодня по полной программе, когда прейдет к началу концерта и откажется от выступления.

Он живо представил себе радостные глаза многих студентов и преподавателей, которые ненавидят его, и в душе будут очень рады такому обстоятельству, когда кумир института станет изгоем в один миг. И вот в тот момент, когда Александру предвиделось лицо Аллочки, которое одновременно выражало и страх, и отвращение, и жалость к нему, вот тут-то его словно громом осенило. Он буквально за несколько минут на одном дыхании дописал последние четверостишья и, не раздеваясь, лег на свою кровать, моментально заснув крепким богатырским сном.

Сейчас же, после выступления, он, уставший от бессонницы, от сомнений и противоречий внутри себя, стоял на сцене и единственное, что ему хотелось, так это уединиться где-нибудь вместе с Аллой, уйти куда подальше, чтобы никто им не мешал. Тогда бы он, наконец, нашел в себе мужество и красиво, в стихотворной форме, выразил бы ей все свои чувства, которые переполняли его душу.

Однако на сцену выскочили его поклонники из числа студентов всех курсов института, некоторые из них стали дарить ему цветы, другие просто выражали свое восхищение. И уже через несколько мгновений он, держа огромную охапку цветов, был окружен плотным кольцом людей, из которого вырваться просто так не было возможности.

– Вот видите, какие таланты обучаются в нашем учебном заведении! – важный от гордости, торжественно объявил в микрофон ведущий концерта, преподаватель кафедры русского языка и литературы, Вадим Борисович Красинский. – В скором времени он прославит наш ВУЗ по всей нашей необъятной стране. Давайте ещё раз поаплодируем ему. Браво, браво, браво!

– Я, в свою очередь хочу тоже выразить всем присутствующим признательность за то, что выслушали мои мысли, – прорвавшись к микрофону, произнес Александр. – А также заверяю, что приложу все усилия для того, чтобы добиться как можно больших успехов и прославить свой любимый институт.

Александр с большим трудом, удерживаемый студентами, спустился со сцены, пытаясь глазами отыскать в толпе Аллу. Но народу было так много, и его очень плотно окружали, что он ничего вокруг не видел, кроме неизвестных ему лиц.

– Саша, пошли, – кто-то со знакомым голосом буквально вырвал его из толпы за руку, и пихнул в боковую дверь зала.

– Вы кто? – в один миг Александр оказался в полной тишине, и лишь приглушенный гул из-за двери напоминал ему о происходившем.

– Ты чё, Сань, белены объелся? – перед ним стоял Максим Полянский, его товарищ с пятого курса. – У тебя крыша, что ли, поехала от успеха?

– Макс, прости, у меня в глазах все так мелькает, – извиняющимся тоном произнес Александр. – Честное слово, просто не понял, кто это меня спас? Меня, чуть было, не разорвали, спасибо, что выручил.

– Да ладно, брось, я и сам за тебя испугался. Думаю, надо срочно выручать товарища, – усмехнулся Максим. – Ну, как тебе успех, по душе приходится?

– Сам не понял пока ещё, – Александр был в прострации. – Надо все осмыслить и переварить не спеша, а потом уже пойму, нравится мне это или нет. Ты, кстати, Аллу мою не видел?

– Что, потерял свою Джульетту? – в иронии Максима проскользнули нотки сарказма. – Неужели ты так сильно ей увлечен, Сань?

– Я просто без ума от неё, – без всяких сомнений произнес Александр. – А что в этом плохого, я не понимаю? Разве мужчине не может очень сильно нравиться женщина?

– Может-то оно, кончено, и может, – рассудил Максим. – Но любовь не должна застилать глаза, надо внимательно ко всему приглядываться. Неужели ты не понимаешь, что Алла просто развлекается с тобой, словно кошка с мышкой? Просто использует тебя для удовлетворения собственных амбиций, и всё. Пока ты популярен в студенческой среде, о тебе говорят, как о начинающем поэте, пока ты выделяешься среди других, ты ей нужен. Но как только ты станешь одним из серой массы, как тут же получишь отставку.

– Ты что, Максим, не веришь в мои способности? – Александр удивленно вскинул брови. – Ты всерьез думаешь, что из меня не получится поэта? Я, честно признаться, считал тебя своим другом, на которого можно положиться в случае беды, а ты оказывается, вон какого мнения обо мне.

– Именно потому, что и я тоже считаю тебя своим другом, я и пытаюсь до тебя достучаться, – неторопливо продолжал Максим. – Я ни в коей мере не хочу тебя обидеть, ты действительно можешь стать великим поэтом. Но ты что, считаешь, что в нашей стране можно быть поэтом и жить этим, содержать семью? Неужели ты всерьез об этом думаешь?

– Разве мало этому примеров? – Александр не понимал, максим шутит или говорить всерьез. – Вознесенский, Евтушенко, Рождественский, да мало ли ещё примеров! Они тоже, когда начинали, были абсолютно простыми, рядовыми людьми, и ничего, добились всенародной любви и признания.

– Сань, ты про какое время говоришь? – теперь Максим удивленно поднял брови. – Сейчас не шестидесятые и семидесятые годы, а конец восьмидесятых. Перестройка на дворе, кооперация процветает вовсю, а ты про стихи говоришь. Да кому они сейчас нужны, Саш, ты в своем уме? Сейчас абсолютно другие времена, народу нужно горяченькое, остросюжетное, сдобренное политикой и всякими интимными подробностями «чтиво», при этом написанное простым, незамысловатым языком, да к тому же чтобы не очень длинно, иначе читать наскучит.

– Ты это серьезно, Макс? – Александр не ожидал услышать таких откровений от человека, которого он, как считал, знал достаточно хорошо. – Так что же тогда надо делать, как ты считаешь?

– Мы с тобой недавно уже говорили на эту тему, помнишь, в столовой. Так вот, пока рядом нет Аллы, хочу тебе кое-что рассказать, а ты уже сам думай. Я сейчас работаю в одной газете, которая с каждым днем становиться все популярней и популярней, – продолжил Максим. – Скоро она, наверное, переплюнет «Комсомольскую правду». Я пишу для неё небольшие статьи, которые печатают на первой полосе. Статьи короткие, но про всякие «горячие» факты», а платят за них очень даже неплохо. Хочу и тебе предложить попробовать свои силы, ты же неплохо написал пару статей для нашей институтской стенгазеты. Я их внимательно читал, у тебя есть задатки хорошего журналиста. Лучше быть хорошим репортером и нормально зарабатывать на жизнь, чем быть гением, писать изумительные стихи, складывать их в ящик письменного стола, но сидеть с пустым карманом.

– Да, ты меня прямо ошарашил, – Александр облизал свои засохшие от волнения губы языком. – Ладно, с твоими доводами по поводу работы и дальнейший жизни я могу согласиться. Но почему ты такого мнения об Алле? Ты же абсолютно её не знаешь?

– Старик, именно я её знаю очень хорошо, – Максим посмотрел Александру прямо в глаза. – Ты думаешь, почему она так нервничает и кипятиться, когда я общаюсь с тобой, да ещё в её присутствии? Потому что когда вы учились ещё на первом курсе, и ты был далек от любовных потрясений, я очень активно ухаживал за Аллой. Она, по началу, не отказывалась от моих притязаний, любила, когда я делал ей подарки, благо, родители мне помогают деньгами. Но как только она познакомилась с другим парнем, учившимся на год старше вас, который не вылезал из Варшавы, где у него работали родители, так она сразу переметнулась к нему, бросив меня в одночасье. Я даже и слов оправдательных от неё никаких не услышал. А обо мне, похоже, вовсе забыла, сейчас даже и не здоровается, словно мы и не знакомы. А как только тот парнишка раскусил её и познакомился с другой девчонкой со своего курса, так Алла за тебя взялась. Но теперь её интересуют не деньги, я твоя популярность. Я так думаю, что она для себя решила больше не клевать на материальные блага. Поэтому выбрала тебя, простого парня, застенчивого и неопытного в амурных делах, зато известного своими стихами. Ты не будешь, в силу своего воспитания, оценивать все материально, а уж чувства Алка умеет играть профессионально. Ей надо было в актрисы идти, у неё дар.

– Что-то у меня в голове не укладывается твоя речь, – у Александра закружилась голова. – Я, пожалуй, пойду, потом как-нибудь увидимся. Спасибо, ещё раз, за то, что вытащил из зала.

– Иди, конечно, – Максим его не собирался задерживать. – Только подумай над моим предложением поработать в газете. Попробуй свои силы, чем черт не шутит.

– Хорошо, хорошо, – Александр медленно побрел по пустому коридору, сам не понимая, куда.

Лишь только его шаги разносились гулким эхом по толстым стенам здания, которое хранило в себе много человеческих переживаний за несколько десятилетий своего существования…

***

– Шурик, ты где пропадал? – Алла, широко расставив свои красивые ноги, стояла в конце коридора перового этажа в позе жандарма. – Я тебя обыскалась.

– Аллочка, ты видела? – Александру хотелось поделиться с ней радостью, которая переполняла его. – Мен так здорово принимали, что не хотели отпускать со сцены. Казалось, ещё мгновенье, и меня разорвут на мелкие кусочки. Все-таки я всем понравился, мне удалось то, о чем я так мечтал.

– Что удалось? – недоуменно фыркнула девушка. – Ты что, возомнил себя непревзойденным гением и решил, что от твоих творений все просто сошли с ума?

– Нет, что ты, какой я гений, – Александр поспешил успокоить собиравшуюся было разгневаться Аллу. – Просто я не ожидал, что будет такое количество оваций и радостных возгласов.

Алла смотрела на него и не понимала, шутит Александр или придуривается? Он что, действительно не понимает, насколько он ничтожен? Да, он неплохо складывает слова рифму, но и все, не более того. Ведь это она, да, именно она, Алла Прудович, вознесла его до небес, создав вокруг него образ непревзойденного поэта. Сколько ей это стоило, каких усилий? Трудно даже и подумать.

Алла планомерно, день за днем, распространяла слухи о том, какие гениальные вирши пишет её знакомый сокурсник, причем рассказывала об этом и в институте, и приятелям, и родителям. Конечно, верили не сразу, и не все, но постепенно окружающие их люди привыкли к тому, что Александр просто сумасшедше талантлив. Затем все стали убеждены в этом, как в само собой разумеющемся. Но заслуга-то в этом только Аллы, а никоим образом не его. А он, будто не понимая, вместо того чтобы благодарить Аллу, стоит и издевается над ней, рассказывая, как ему хлопали. Ведь это она просила многих студентов поддержать его на концерте, поясняя, что Александр очень нервный и застенчивый, может так расстроиться, что упадет в обморок прямо на сцене, поэтому, если ему поаплодировать, то это его взбодрит. Да, такого «свинства» с его стороны Алла просто не ожидала.

– Шурик, ты, конечно, опьянен от успеха, но нельзя же так выпасть из реальности, что забыть начисто про свою возлюбленную музу, – Алла, чтобы вернуть Александра к действительности, обиженно поджала губы.

– Что ты, что ты, я серьезно не мог найти тебя, – Александр с жаром принялся оправдываться. – Я искал тебя в зале, но не увидел, а потом меня толпа понесла с такой силой, что чуть не раздавила. Еле-еле смог, протиснувшись сквозь народ, выскользнуть в боковую дверь.

– Что-то ты долго скользил, Шурик, наверное, тебя поклонницы где-нибудь уже прижали в темном уголке, – язвительно заметила Алла. – А ты и рад стараться, отказать-то не можешь никому.

– Аллочка, солнышко, – лицо Александра вспыхнуло от волнения. – Да я сразу побежал по всем коридорам, чтобы найти тебя и разделить с тобой мою радость. А ты будто сквозь землю провалилась, мне уже дурные мысли в голову лезть начали.

– Ага, твою радость разделить со мной, – Алла готова была разорваться от гнева. – Я-то, наивная, думала, что это наша с тобой радость. А он заявляет, что радость только его, и делить он её собирается, видите ли, на равные кусочки. А мне, Шурик, очень обидно от твоих слов, я вся горю от негодования. Нет, такой подлости я от тебя никак не ожидала, ты меня очень сильно оскорбил.

– Аллочка, Аллочка, ну полно тебе, – Александр взял руку девушки и поцеловал её. – Я не хотел обидеть тебя. Конечно же, это наша с тобой радость, просто я неудачно выразился.

– Неудачно выразился? – Алла гневно сверкнула глазами. – Да я собственными глазами видела, как ты блаженно улыбался, когда на тебя вешались студентки. Ты был, словно мартовский кот, который попал в малину. Я не ожидала такого, в моих глазах ты сильно упал.

– Послушай, Аллочка, я просто никуда не мог деться от них, они напали на меня и никуда не отпускали. Что я мог сделать, по-твоему, в такой ситуации, а?

– Сделать? Твоя улыбка тебя выдала, милый мой. Сальная, противная, от которой разило похотью, – Алла, кончено, лукавила. Улыбка Александра в тот момент скорее напоминала растерявшегося Эйнштейна, чем лихого Казанову, но не отступать же ей. – Ты низок, как и все остальные мужчины, я была лучшего мнения о тебе. Все вы одинаковые, только одного и надо – женского внимания, и ничего другого. И чем его больше, чем вы лучше себя чувствуете. Вам лишь бы вился кто-нибудь вокруг, не важно, кто именно.

– Аллочка, хватит тебе все об одном, – Александр решил прервать их пререкания, иначе они сейчас сильно поссорятся. – Я очень благодарен тебе и очень хочу услышать твое мнение по поводу своих стихов. Как они тебе, понравились или нет? Я же старался только для тебя одной, именно твоя оценка самая важная.

– Так, ничего себе, – Алла решила ответить неопределенно, чтобы позлить Александра. – Я ожидала от тебя, конечно, большего, это не предел твоих возможностей. Местами твое творение было очень даже, а в некоторых моментах я готова была спрятаться, чтобы не чувствовать позора из-за тебя.

– Что, неужели было так отвратительно? – сокрушился парень. – Мне казалось, что каждая строчка подобралась к другой просто замечательно. Я бился над этим очень долго, выстрадал каждый слог, да и всем понравилось.

– Я не все, – Алла была сама безаппеляционность. – Это другие пусть довольствуются серостью. Мне нужны действительно безупречные, абсолютные вещи, в том числе и стихи. А ты иногда напоминал то Пушкина, то Есенина, то ещё кого-нибудь. Но это был не ты, понимаешь, а другие, причем уже знаменитые поэты. Пока у тебя нет собственного «Я», твоего конкретного стиля, ты просто один из многих, неплохо пишущих людей, не более того, а это меня тревожит. Ты уже не мальчик, и пора стать настоящим мастером слова. Иначе через год-другой, когда и окружающие поймут, что ты просто так, рифмоплет, тебя забудут, и ты останешься с носом.

– Неужели все так плохо? – казалось, Александр сейчас расплачется. – А я решил, что у меня начало получаться. В конце концов, я стал постигать этот сложный мир поэзии, порой рука сама, произвольно начинает водить ручку по бумаге. Приглядываюсь, а уже что-то набросано конкретное.

– Если ты будешь меня слушать, внимать моим советам и меньше обращать внимание на других, то ты ещё сможешь достичь совершенства, – подвела черту Алла. – Особенно, если ты меньше будешь обращать внимание на особ женского пола. Кроме меня, кончено. Они тебя развратят, а это отвлечет тебя от истинного творчества, Шурик…

***

– Танька, смотри, сколько ребят сразу вместе собралось, – Катерина, словно безумная, прыгала вокруг Татьяны, стоявшей около зеркала в туалете. – Тебе чего, не весело, что ли? Давай радоваться, нельзя быть такой скучной.

– Да весело мне, с чего ты решила? – Татьяна отдернула плечи, пытаясь усмирить подругу, не в меру разгоряченную от обильного возлияния алкоголя. – Я смотрю, спиртное слишком сильно вдарило тебе в голову, ты что-то больно буйная стала.

– Хватит меня отчитывать, Танюха, – Катька стала строить рожицы в зеркало. – Иногда можно позволить себе чуть больше сверх меры. Новый год бывает только лишь раз в году, поэтому я имею полное право расслабиться на полную катушку, чего и тебе рекомендую, зануда. Стоишь, как кикимора, лицо постное, будто целый лимон съела, аж жуть берет.

– Зря ты так думаешь, я и расслабляюсь, только по-своему, – Татьяна повернулась к Кате лицом к лицу. – Ну не могу же я быть точно такой же, как и ты. Поэтому и веду себя по-другому, и стакан за стаканом в рот не отправляю.

– Ладно, хватит меня отчитывать. Не застревай здесь надолго, – Катерина, подмигнув сама своему отражения развернулась, чтобы уйти. – Буду ждать тебя в зале, пойду, высмотрю пока кого-нибудь, чтобы пригласить на белый танец.

– Давай, я сейчас, быстренько закончу и догоню тебя, – Катька немого напрягала Татьяну, но не ссориться же на новогоднем вечере из-за таких пустяков. – Смотри только, больше не пей ничего крепкого, иначе упадешь посредине танца, и твой Ромео останется у разбитого корыта.

– Не ехидничай, – Катька показала Татьяне язык. – Тем более, что мы и так все выпили, больше нечего, и денег, тьфу, нема. Даже Ирине Львовне мало досталось, неудобно как-то прямо получается.