Если небо молчит

Маргарите хотелось плакать. Голова кружилась, а перед глазами плавали сверкающие точки с красным ободком. Нервное потрясение, бессонная ночь и голод отняли у нее все силы. Хотелось упасть ничком, закрыть лицо руками и хотя бы несколько минут ни о чем не думать, не переживать, не бояться – не чувствовать ничего. Во рту ощущался противный железный привкус. В висках засела тупая боль.

«Надо принять что-нибудь… – вяло подумала Маргарита. – Или просто, наконец, выпить кофе…»

Только что закончился обход, стихла утренняя суматоха, и отделение терапии зажило обычной жизнью. Нянечки гремели ведрами, хлопали дверьми и, деловито покрикивая друг на дружку, перевозили к лифту из бельевой на каталках горы грязного белья, чтобы отправить его на первый этаж в прачечную. Больных в коридоре и холле заметно поубавилось. Двое мужчин в легких халатах и тапочках перетаскивали из одной палаты в другую круглый стол, покрытый липкой, выцветшей клеенкой. Сухощавый старик в грязной футболке медленно брел в уборную, разминая узловатыми пальцами сигарету без фильтра. Молодой человек в хлопчатобумажном трико громко разговаривал с кем-то по мобильному телефону, прислонившись спиной к стене и выставив вперед длинные ноги.

Маргарита устало опустилась на свое место за столом в холле и рассеянно оглядела стопки новых процедурных листов, назначений и выписок. Женечка уже ушла, оставив в дежурном журнале сообщение: «Лекарства для дневного приема разложила по стаканчикам, процедуры – по плану, в полдень – две выписки. Держись, Марго. Выше нос. Увидимся вечером. Целую, твоя Ж.»

Она слабо улыбнулась. Все-таки, Женька – чудесная подруга. Немного взбалмошная, иногда резковатая, но – верная и чуткая. Ей, как и Маргарите, не слишком везет в личной жизни. Ее нынешний жених – Юрик – сплошное недоразумение. Парень всего лишь год назад окончил школу, нигде не работает, не учится и занят, похоже, только тем, что целыми днями ошивается в единственной на весь город букмекерской конторе. Он убедил Женечку, что ему везет по-крупному, и та дает ему деньги.

– Я сколочу состояние на тотализаторе, и мы с тобой поженимся, – пообещал Юрик. – Мои ставки – самые верные, потому что в нашем деле успех – это везение, помноженное на хитрость. А я у тебя везучий и хитрый!

Первое утверждение не соответствовало действительности, а последнее было похоже на цинизм, поскольку Юрик за год обобрал невесту до нитки, а обещания по-прежнему не сдержал. Он открыто потешался над ней в компании таких же тинейджеров, как и сам:

– Моя баба в постели – просто шлюха, вытворяет такое, что и не снилось, исполняет любой каприз, и при этом не я ей плачу, а она мне!

– Ты действительно везунчик, Юрка! – восхищались приятели. – Расскажи поподробнее, чего там она вытворяет!

И тот с удовольствием рассказывал.

А Женечка, эта глупышка Женечка, любит своего бессовестного жениха до беспамятства, до самоотречения и слышать ничего не хочет про его подлости. Печально, но ведь и она, Маргарита, сама такая. Неудивительно, что они стали подругами.

Часы в виде градусника выбросили на табло четыре цифры – 09:30. Половина десятого. Через тридцать минут – начало процедур, а еще нужно успеть раздать больным лекарства, приготовленные Женькой.

Маргарита взяла с тумбочки поднос и расставила на нем пластиковые стаканчики с таблетками и пилюлями. На каждом стаканчике скотчем приклеена бирочка с фамилией и номером палаты. Удобно и просто.

Прихватив с собой графин с кипяченой водой и список назначений, она направилась с подносом в первую мужскую палату.

В двадцатиметровой комнате с белыми гладкими стенами, высоченными потолками и пластиковыми наклонно-поворотными окнами стояло шесть кроватей.

Увидев медсестру, пациенты оживились.

– Наша Риточка прикрылась ниточкой!..

– Рита-Рита, Маргарита, Маргаритка!.. Почему я, почему я не ковбой?..

– Маргари-ита! Окно открыто! Ведь ты ж не забыла, как все это было?..

– Чито-грито, чито-Маргарито…

В этой палате у мужчин вошло в привычку дурачиться и встречать ее словами из популярных глуповатых песенок.

– Ну-ну, – слабо улыбнулась она. – Разберусь с каждым в процедурной во время уколов! – И тут же помрачнела. Воспоминания о том, как с ней самой «разобрались» минувшим вечером в процедурной, заставили ее содрогнуться.

– Ритуля! – вскинулся больной лет сорока пяти с одутловатым рябым лицом. – Я готов для тебя оголять не только жо…, в смысле не только то, куда укол делают, но и все остальные места!

– Я так и сказала вашей жене, – не растерялась Маргарита. – И она готова по достоинству оценить такую самоотверженность.

Палата взорвалась дружным хохотом.

– Сестричка в карман за словом не полезет!..

– Язычок на месте!..

– Обожаю таких!..

Маргарита раздала лекарства, затем, сверившись со списком назначений, скомандовала:

– Малов! Через десять минут – на рентген. Первый этаж, по коридору – налево, одиннадцатый кабинет.

Больной с одутловатым лицом вздохнул:

– Мужчинам облучаться вредно…

– Да тебе уже трудно чем-то повредить! – сострил кто-то у окна, и палата опять взорвалась смехом.

– Трунов – на физиотерапию! – продолжала Маргарита. – Первый этаж, по коридору – направо, восьмой кабинет. – Она опустила список. – И пожалуйста, откройте второе окно. На улице тепло, а у вас здесь дышать нечем.

Работа, которая в обычное время приносила ей удовлетворение, теперь казалась пыткой. Ноги сделались ватными. Горло нещадно саднило, а щеки горели, словно она сама нуждалась в лечении от гриппа или простуды. Голова все еще кружилась, и Маргарита то и дело останавливалась в коридоре, чтобы не рассыпать с подноса на пол лекарства. Чувство голода, напомнившее было о себе десять минут назад, сейчас опять притупилось. Зато жутко хотелось пить. Она пристроила поднос на каталку для развоза обедов лежачим больным и, схватив графин, с жадностью сделала из него несколько глотков.

Утолив жажду, Маргарита почувствовала облегчение. «Если успею раздать лекарства и выдать назначения за пятнадцать минут, – подумала она, – то у меня хватит времени, чтобы выпить кофе и даже немного перекусить до начала процедур».

В третьей женской палате было всего четыре койко-места. Две кровати пустовали, а две другие занимали женщины приблизительно одного возраста и даже чем-то друг на друга похожие.

– Ритка! – поманила ее рукой полная шатенка лет пятидесяти с выпученными зелеными глазами и сосудистыми звездочками на круглых щеках. – Сядь-ка, чего скажу.

– Мне некогда, Майя Михайловна, – виновато пробормотала Маргарита. – Еще пять палат обойти надо.

– Сядь, говорю! – потребовала женщина и закашлялась. Она, видимо, была заядлой курильщицей.

– Лучше не спорь с ней, – весело посоветовала другая – полная брюнетка с карими глазами и точно такими же склеротическими прожилками на лице. – Все равно достанет! – И она хрипло рассмеялась.

Маргарита вежливо присела на самый краешек кровати, не выпуская поднос из рук.

– Слушаю вас.

– Ты это… – Майя Михайловна вытерла ладонью губы, – конечно, поймешь меня как женщина. Словом, намекни там кому-нибудь из первой или восьмой палаты… Пущай придет под вечер, часиков в десять. Я долго не задержу.

– Кто придет? – не поняла Маргарита.

Соседка Майи Михайловны затряслась от смеха:

– Да мужика ей надо! Прямо невмоготу нашей бабе-ягодке!

Та окинула ее укоризненным взглядом и продолжала, обращаясь к медсестре:

– Только мне абы кого не надо. Вонючим и малохольным не предлагай. Мальчиков тридцатилетних тоже не тревожь. Нужен мужичонка от сорока пяти до семидесяти. Главное, чтобы силенки были.

Маргарита покраснела.

– Боюсь, Майя Михайловна, ничем вам помочь не смогу. – Она встала с кровати. – Выздоравливайте и все свои проблемы решите самостоятельно.

– Дура ты набитая, а не женщина! – прокашляла та, когда за Маргаритой закрылась дверь.

– Девчонка еще, – махнула рукой соседка. – Жизни не знает…

Четвертая и пятая палаты пустовали, а в шестой медсестру ждал самый скандальный пациент отделения.

Рыхлый пятидесятилетний мужчина по фамилии Величко был основателем и единственным членом сыроярской правозащитной организации «Протест», а также активистом движения «Вегетарианцы против насилия». В городе он был хорошо известен благодаря эпатажным выступлениям в прессе и неизменным скандалам, сопровождавшим каждое его появление на публике. Впрочем, на его выходки давно уже перестали обращать внимание. Если еще лет десять назад проводимые Величко митинги и протестные акции пытались запрещать, а на него самого – налагать административные взыскания, то сегодня бунтующих правозащитников попросту не замечали. Власть относилась к ним как к клоунам, а обывателю они стали неинтересны и скучны.

В больницу Величко попал несколько дней назад с диагнозом «Физическое и нервное истощение». Правозащитник собрал брифинг в лесу. На глазах немногочисленных представителей прессы и полудюжины праздных зевак он приковал себя наручниками к сосне, а ключ проглотил. Журналисты добросовестно записали тезисы его выступления на диктофоны и разъехались по своим редакциям. Зрители позубоскалили и тоже разошлись. Разгоряченный Величко остался в лесу один. Никому и в голову не пришло, что сыроярский правозащитник оказался честным человеком и не припас в кармане брюк запасного ключа.

Спустя сутки Величко, дошедший до грани отчаяния, извлек ключ из собственных испражнений, расстегнул наручники и самостоятельно приплелся в больницу.

– Вы ждете, когда я сдохну? – поинтересовался он, едва Маргарита переступила порог палаты. – Я нахожусь один в комнате, рассчитанной на четверых человек! Значит, меня умышленно изолировали от общества!

– Большая часть палат пустует, – возразила та. – Этим летом в городе, по счастью, сократилось количество простудных, инфекционных и сердечно-сосудистых заболеваний.

– Никогда в это не поверю! – прорычал мужчина. – Рассказывайте сказки Госкомстату и Министерству здравоохранения! – Он приподнялся на локтях. – Что вы мне принесли? Таблетку цианида?

Маргарита сверилась с записями.

– Вам повезло, – улыбнулась она. – Ваше вынужденное заточение закончилось. Сегодня – на выписку.

– Вот уж дудки! – Величко побагровел. Его маленькие глазки под густыми лохматыми бровями сверкнули яростью. – Вы так просто от меня не отделаетесь! Я требую, чтобы меня лечили до полного выздоровления!

– Вы здоровы… – попыталась возразить Маргарита.

– Уж не вы ли это решили? – насмешливо спросил мужчина.

– Разумеется, не я. Сегодня на обходе был врач…

– Лапотник и шарлатан! – Величко грохнул кулаком по тумбочке, и с нее на пол скатилось яблоко. – Я требую немедленно адвоката, представителей общественных организаций и журналистов!

– Хорошо. – Маргарита старалась держать себя в руках. – Я передам вашу просьбу дежурному врачу и заведующей отделением.

– Это не просьба! – взвился мужчина. – Это требование! Чувствуете разницу? Еще не хватало, чтобы я унижался и выпрашивал у вас то, что мне положено по закону. Вы забыли: я хорошо знаю свои права и буду отстаивать их до конца!

– Я не забыла, – ответила девушка. – Что-нибудь еще?

– Вы издеваетесь? – Величко запустил в нее сложенной газетой. – Еще – это значит дополнительно! А вы не даете мне самого основного! Где мой завтрак? Оказывается, в больнице я могу умереть от голода точно так же, как и в лесу!

Маргарита выразительно перевела взгляд на тумбочку, где остывала тарелка с нетронутой едой.

– Такое – жрите сами! – Мужчина поддел пальцем блюдо. – А я – вегетарианец!

– Вам принесли диетический завтрак, – сказала Маргарита, поморщившись от нового приступа слабости. Тупая боль с силой сжала виски, и она едва крепилась, чтобы не закричать. Головокружение усилилось, и поднос в ее руках заметно дрожал.

– Объясняю: я – вегетарианец! Вам зачитать мои права?

– Не стоит, – покачала головой медсестра. – Мне очень жаль, но другого меню в больнице попросту нет.

– Это вам так с рук не сойдет! – пообещал Величко. – Вам еще икнутся эти котлетки на пару!

– Мне нужно идти, – сказала Маргарита. – Если у вас больше нет требований…

– Поставьте мне капельницу!

– Что, простите?..

– Я требую, чтобы мне прокапали глюкозу!

Она секунду поколебалась, но решила, что легче выполнить это требование больного, чем спорить с ним.

– Хорошо. Мне осталось разнести лекарства в две палаты и в бокс. У меня будет десять свободных минут до начала процедур – я успею поставить вам капельницу.

– С глюкозой! – напомнил Величко. – Только попробуйте что-нибудь перепутать!

В седьмой женской палате Маргариту попыталась разговорить старушка, лежащая здесь с весны. У нее, похоже, не имелось ни родных, ни близких, и она чувствовала себя в больнице как дома. Всякий раз перед выпиской бабушка обнаруживала у себя все новые и новые недуги, которым радовалась несказанно.

– Мой старшенький поступил в институт, где готовят на больших начальников! – похвасталась она, проглотив таблетку.

– Внук или правнук? – вежливо уточнила Маргарита.

– Сын! – объявила старушка.

– Поздравляю. Вы счастливая мать.

– Толик такой способный! – Женщина промокнула глаза платком. – Моя надежда и опора.

Маргарита понимающе кивнула. Толика еще вчера звали Петей, но ей все равно хотелось, чтобы за всеми этими безобидными старушечьими выдумками, где-то очень далеко, скрывалось настоящее семейное счастье с детьми, внуками, правнуками и большим круглым столом.

Она мягко похлопала ее по дряблой морщинистой руке и накрыла тонким одеялом.

– Отдохните. Впереди долгий день. – Ей было жаль старушку. Ей было жаль всех одиноких людей.

В последней палате Маргарита задержалась дольше, чем планировала.

Здесь находилось шесть коек, и как явствовало из процедурного листа, все они должны были быть заняты больными.

Первым делом она направилась к постели своего вчерашнего спасителя и обнаружила ее пустой и аккуратно заправленной. Старик Битюцкий как в воду канул.

– А где?.. – Маргарита беспомощно огляделась.

– Твой добрый гений? – мрачно подсказал пожилой мужчина с лысой и гладкой головой и густыми черными бровями.

Он сидел на кровати напротив и крутил ручку миниатюрного радиоприемника, пытаясь поймать ускользающий голос Розы Рымбаевой на ретро-волне.

– Д… да, – кивнула медсестра и на всякий случай уточнила: – Пациент Битюцкий. Это ведь его койка, правда? – Она вопросительно уставилась на лысого.

Тот поморщился, потеряв нужную волну в шуме помех, и досадливо буркнул:

– Скопытился твой спаситель.

– Что? – Маргарита от неожиданности села на заправленную кровать. – Как вы сказали?

– Я сказал, что Битюцкого хватил удар, моя хорошая, – пояснил лысый, отставив в сторону шипящий приемник. – Сегодня утром, еще до обхода, ему стало плохо. Приходил врач… этот… Журналов и быстро определил нашего старичка наверх. – Он ткнул пальцем в потолок. – Говорят, будут делать внеплановую операцию.

– Как же так? – огорченно пробормотала девушка. – У меня почему-то об этом ни слова… – Она потрясла в воздухе процедурным листом.

– Дык не успели, наверное, – предположил лысый. – Больно неожиданно Битюцкому поплохело. Едва проснулись – ему уже не по себе было. Успел только рассказать нам, как ты в дверь скреблась и как он вызволил тебя из темницы.

Маргарита кивнула:

– Это правда…

– А больной в это время беспомощно подыхал… – злорадно закончил мужчина.

Медсестра опустила глаза. Ей был неприятен развязный тон пациента.

– Влетело тебе от начальства? – опять хмыкнул тот. – Не попадайся больше в клетку, пташка, а то не ровен час никто не придет на выручку – всех больных растеряешь!

– Спасибо за совет, – холодно ответила Маргарита и встала. – Возьмите лекарство.

Лысый принял из ее рук пилюлю в розовой капсуле и, повертев ее в пальцах, задумчиво произнес:

– Если у нас вся медицина такая… То как вообще можно доверять ей свое здоровье?

– Риточка! – поднял голову толстяк на противоположной койке. – Пусть нам телевизор починят! Третий день обещают и не делают, а сегодня «Локомотив» играет!

– Я напомню, – откликнулась Маргарита. – А у вас, Михаил, сегодня электрофорез. Не забудьте, пожалуйста. А то третий день обещаете и не делаете…

– Ладно, – согласился толстяк. – Почините телевизор – так и быть, схожу на ваш этот… форез.

– Спасибо за одолжение, – пробормотала Маргарита. – Вы очень добры ко мне.

Худощавый, заросший щетиной молодой человек в ярко-желтой футболке и синих тренировочных брюках хрипло позвал из дальнего угла палаты:

– Ритуля, башка раскалывается – сил нет! До обхода все нормально было, а как врач ушел – заболел затылок. Да так, что в глазах темно. И подташнивает немного.

– Нынешнее поколение – хилое, – заметил лысый. – Смотри, парню еще двадцати пяти нет, а хворает, как старый дед.

– От армии косит! – хохотнул толстяк. – Это у них сейчас в моде. Осенний призыв начнется, а у него, глядь, уже справочка на руках. Вот и получается, водку жрать да девок щупать – здоровье есть, а родину защищать – голова болит.

– Да пошел ты!.. – огрызнулся молодой человек.

Маргарита присела к нему на кровать и достала из кармана халата свернутый тонометр:

– Давай руку.

Толстяк из своего угла с интересом наблюдал, как она ловко надела больному нейлоновую манжету с фиксирующим металлическим кольцом, отрегулировала воздушный клапан и быстрыми движениями накачала воздух.

– Ритка! А как ты обходишься без этого… как его… который в уши вставляется?

– Без стетоскопа, – подсказал кто-то.

– Вот-вот, – закивал толстяк, – без него.

– Я слежу… за колебаниями… стрелки, – медленно, не сводя глаз с манометра, ответила Маргарита, потом решительно ослабила кольцо и расстегнула манжету: – Сто сорок на девяносто! – Она покачала головой. – Повышенное. Сейчас дам тебе папазол. Если через полчаса не придешь в норму, вколю магнезию.

– Через полчаса! – хохотнул толстяк. – Да ему до конца сентября нельзя в норму приходить, пока военкоматы повестки рассылают!

Маргарита встала, собрала пустые стаканчики, проверила капельницу у больного, лежащего на средней койке слева от входа, и еще раз сверилась с листом назначений.

– Антиох!.. – выкликнула она и удивленно замолчала.

Этого просто не может быть! Впервые в ее практике больной по документам не имел фамилии. Она сама, да и все в больнице настолько привыкли к этому странному человеку с чудаковатым именем, что никому и в голову не пришло взглянуть, как он значится на бумаге.

«Надо будет посмотреть его медицинскую карту, – решила девушка. – Ведь у Антиоха – если только это не прозвище, а имя – должны быть и отчество, и фамилия, и год рождения». Впрочем, она и сама не знала, зачем ей это надо. Просто интересно. Да и порядок в отчетности как никак должен быть.

– Антиох! – повторила она. – В полдень – на выписку! Хватит бока нагуливать на государственных харчах!

– А нашего бомжа нет на месте с самого утра! – доложил толстяк. – А может, и с ночи.

– Ночью – был! – подал голос лысый. – Я его за бороду дергал, чтоб не храпел!

– А где же он? – растерялась Маргарита. – Может, в уборной?

– Может, и в уборной, – кивнул молодой человек в желтой футболке. – Но тогда у него, значит, затяжная диарея.

– И во время обхода его не было, – вспомнил лысый. – Видать, убег наш косматый философ. Не вынесла душа поэта уколов в задницу.

– Бомж – он и есть бомж, – резюмировал толстяк. – Сколько волка ни корми, а он все равно… по помойкам шастает!

– Волк по помойкам не шастает, – серьезно возразил лысый. – Он в лес смотрит. А наш сыроярский лес – всем волкам лес.

– И псам, – мрачно добавил юноша.

Маргарита покинула восьмую палату, прикидывая в уме, успеет ли она до начала процедур хоть что-нибудь перехватить из еды. Голова прошла, но осталась изматывающая слабость, и опять проснулось сосущее чувство голода. Глаза словно запорошило песком, а желудок жгло, как если бы она выпила кислоту. В пластиковом стаканчике с надписью «Антиох» осталась таблетка но-шпы. Маргарита опрокинула ее себе в рот и проглотила, не запивая.

«В холодильнике есть йогурт, – вспомнила она. – Вполне достаточно для поддержания сил. А еще нужно выпить кофе или крепкого сладкого чаю…»

Девушка бросила взгляд на дверь с табличкой «6» и остановилась. Пациент из шестой палаты! Звучит символично. Она обещала этому невыносимому нытику поставить капельницу с глюкозой.

Вздохнув, Маргарита повернула обратно, в процедурную.

Свежие царапины на двери кабинета напоминали, что сегодня здесь поменяли замок. Она подергала дверь и мысленно плюнула: заперто!

Что делать? Идти к «вобле» за новым ключом? Та не упустит возможности еще раз поиздеваться над ней. А это на четверть часа, не меньше. Значит, нужно просто найти свободную стойку капельницы в одной из палат.

Маргарита двинулась на обход по второму кругу.

– Наша Риточка прикрылась ниточкой!..

– Сестричка, ты по мою душу?..

– Соскучилась?..

– Ритка, нужен мужичонка от сорока пяти до семидесяти!..

– Телевизор починят или нет?..

И тут она вспомнила, что свободная (теперь уже – увы – свободная) капельница есть в ПИТе.

Пристроив поднос, который уже казался тяжелым и громоздким, на одно из угловых кресел холла, Маргарита бросилась по коридору к сестринскому посту, мрачным пятном темневшему в торцевой части этажа.

Место дежурной медсестры, как всегда, было необитаемым, компьютер на столе безжизненно молчал, экраны монитора и осциллографа показывали пустоту. В раскрытом журнале зловеще чернела финальная запись вчерашнего дня: «19.32, Струковский, остановка сердца. Параметры контроля…»

Маргарита остановилась перед дверью в палату. Ей вдруг стало не по себе. Она вспомнила застывшее в смертельной маске белое лицо, кровавую пену в уголках искривленных губ, стеклянный взгляд, устремленный прямо на нее с ужасом и болью, сдутую гармошку респиратора, выдернутый из сети провод, лежащий в пыли…

К горлу подкатила дурнота, а на лбу выступила испарина. Нужно преодолеть себя. Всего четыре движения: открыть дверь, войти, взять стойку капельницы и выйти. Прав Михаил Саркисович, и Женька права: она слишком чувствительная, слишком слабая для профессии медика.

Маргарита протянула вперед руку. Пальцы мелко тряслись. «Спокойно! – приказала себе девушка. – Всего четыре движения. Ничего страшного. Палата пуста. За окнами – белый день… Хотя… тьфу!.. окон там нет!.. Там вообще никого и ничего нет, кроме двух застеленных коек и отключенного оборудования… А в привидения я не верю!»

И вдруг она услышала голоса за дверью! Точнее – невнятное бормотание.

Сначала она решила, что это – уборщица или кастелянша, и на секунду успокоилась. Но внезапно ледяная волна ужаса прокатилась по всему телу и рухнула вниз. Колени разом ослабли, а руки окоченели. В ПИТе сейчас находиться некому! В палате убрались и поменяли белье еще ранним утром! К тому же… К тому же голос за дверью – мужской!

Бормотание усилилось. Теперь Маргарита могла разобрать отдельные слова:

– Неосторожно… чудовищно… и ради чего… убийство…

Чувствуя, что вот-вот лишится чувств, она рывком распахнула дверь, обвела глазами ярко освещенное помещение и, остановив взгляд на ширме, завизжала.