Мой город 5. Инвалид

Глава 5.
Почему Клавдия Ивановна ненавидела Марью?

Итак, самое время поговорить об отце Марьи. Кто он такой? Где он сейчас, и почему его нет сейчас у дочери? Об этом Вы узнаете в этой главе.

Итак, Клавдия Ивановна после разговора с Марьей долго думала о том, что она сделала ни так в своей жизни, что у нее выросла такая дочь? Она перебрала в памяти все события своей жизни, и не могла найти однозначного ответа на этот вопрос. Она все делала для того, чтобы ее дочери были счастливы, не нуждались ни в чем, все было б у них в достатке. Но это у нее не получилось. Что-то она сделала ни так. Ответ на этот вопрос все время был у нее на языке. Но она так и не смогла однозначно ответить на этот вопрос. Что? В это самое время ей на сотовый позвонили. Клавдия Ивановна ответила:

–Алло! Кто это?

На другом конце сотового аппарата она услышала женский голос.

–Эта Лика.

–Какая Лика?

–Лика, подруга Марьи.

–Что Вам нужно?

–Поговорить.

–О чем?

–О Марье. Ей сейчас плохо.

–А я-то тут при чем?

–Вы ее мать

–И что?

–Она Вас ждет.

–Я не желаю ее видеть.

–Почему?

–Я ее ненавижу! – заплакала Клавдия и отключила сотовый. – Ненавижу! – снова неистова выкрикнула она плача. Подойдя к детской кроватке, она посмотрела на дочь Олеси, и сказала ревя. – Как похожа на свою мать. – затем она отошла от детской кроватке, и подойдя к окну, подумала, что этот ребенок всю ее жизнь будет ей напоминать о ней. Об Олесе, и ее убийцы. Она не могла этого перенести, и решила завтра позвонить в службу опеки, чтобы те избавили ее от мучительных страданий. Да, она так и сделает. А пока, на нее нахлынули воспоминание о былом. Она невольно вспомнила Кирилла, отца Марьи. Стоя у окна, задумавшись, она вспомнила то, что хотела забыть. Итак, вот эта история.

Итак, начнем. Они встретились в санатории, где отдыхали по путевкам. Никто не знал, чем закончиться эта встреча. Ни Кирилл, ни Клавдия Ивановна. Как-то раз гуляя вдвоем по тропинке леса, он ей сказал:

–Сегодня пасмурно. Осень берет права в свои руки. И все-таки я счастлив. – А Вы?

–Тоже. – ответила Клавдия Ивановна. – Осень. – сказала она. – Время увяданий.

–Вы неправы. – возразил Кирилл. – Осень не время увяданий, а время тихого умиротворение.

–Вы в этом уверенны?

–Уверен. – ответил Кирилл, и привел пример. – Вот мы гуляем в этом лесу. Листья падают с неба. Ложась на землю, они укрывают ее своим одеялом. Мы идем по нему, и в какой-то миг задумываемся о тишине. – сказал он, затем добавил. – Люди начинают думать о покои и тишине. Им хочется насладиться этой тишиной. Они вдыхают лесной воздух, и он умиротворяет их.

–Вы правы. – согласилась Клавдия Ивановна, и глубоко вздохнув, добавила. Тишина – это единственное что нам неподвластно.

Кирилл удивился:

–Почему?

–Я живу в городе. – ответила Клавдия Ивановна. – А там, знаете ли, тишины нет.

–Согласен. – Кирилл сделал короткую паузу, затем сказал. – Так пока Вы здесь наслаждайтесь тишиной.

–Не могу.

–Почему?

–Мы отдыхаем. – ответила Клавдия Ивановна. – Но все же работа на первом месте. – затем она добавила. – Вот сейчас, я отдыха. В этом санатории, а сама думаю, о работе. Как там без меня, справляются ли или нет?

Тут Кирилл сказал:

–Но также нельзя! – затем добавил. – Надо и отдохнуть. – затем он предложил Клавдии сходить с ним на танцы. – Забудьте обо всем. – сказал он. – Сейчас просто отдыхайте.

–Может быть Вы и правы. – ответила Клавдия Ивановна. – Надо подумать и о себе, ни только о других.

–Я с Вами совершенно согласен.

Отдых, это самое приятное что может быть в жизни. Все хотят отдохнуть после трудового дня, а отправиться в отпуск после девяти месяцев каторжного труда, это само счастье, ни так ли? Идя в отпуск, человек расслабляется. Ему все нипочем. Он уходит от рутин трудовой действительности, и уходит в свой мир, мир грез и расслабленья на заслуженном отдыхе. Вот и Клавдия Ивановна позволила себе такое расслабление. Она препроводила свое время с Кириллом. Придя на танцплощадку, они долго танцевали. Во круг них словно никого не было, а может быть они просто никого не замечали. Сегодняшний вечер был только для них.

На утро они проснулись вместе. Лежа в одной постели, они не жалели ни о чем. Вчерашний вечер и то, что произошло после, было только для них. Клавдия Ивановна сказала:

–Сегодня прекрасный день! – за окном светило солнце. Оно словно говорила Клавдии Ивановне о том, что сегодняшний день был прекрасен, и предвещал много радости и счастья. Затем она сказала. – Надеюсь, что о сегодняшней ночи никто не узнает.

Кирилл, встав с кровати, поинтересовался:

–А почему кто-нибудь должен узнать? – затем он добавил. – Это никоем разе, никого не касается.

–Это так. – согласилась Клавдия Ивановна. – Но если прознают на моей работе, что я и Вы…

Не успев закончить предложение, Кирилл заверил:

–Не узнают. – затем он сказал. – Им не до того, у самих рыльце в пушку. Замараться побоятся.

Клавдия Ивановна поинтересовалась:

–Почему Вы так уверенны?

–А кто знает, что мы здесь вдвоем проводим время? Никто. Все думают, что все спят в своих комнатах.

–Да! – поняла Клавдия Ивановна, и вставая с кровати, поинтересовалась. – А мы в чьей комнате? В моей или в Вашей?

–В моей. – ответил Кирилл, и добавил. – Из моего окна открывается живописный пейзаж.

Клавдия Ивановна, одевшись, спросила:

–Какой вид?

–На море. – ответил Кирилл, поднимаясь с постели. Надев рейтузы и майку, он сказал Клавдии Ивановне. – Подойдите к окну, прошу Вас. Вы увидите замечательный вид из окна.

Клавдия Ивановна подошла к окну, и раскрыв шторы она увидела море. Оно было прекрасно. Тихое и спокойное как никогда. Оно было умиротворенное и покойное. И хоть и была за окном осень, вряд ли кто мог бы сказать, глядя на море, что оно осеннее и ветреное. Полный покой. «Штиль» как говорят моряки. Из-за горизонта уже поднялась осеннее солнце. Озарив своими лучами морской прибой. Клавдия Ивановна подумала: «красиво!» Она еще не разу в жизни не видела такую красоту. Лишь мрачные и унылые улицы пробегающих мимо нее городов, и больше ничего. Она поняла, что она попросту не жила, лишь препроводила свое время в заботах. Сейчас, глядя на эту красоту она чувствовала свободу. Свободу ото всего. От работы, от дома, от партии. Здесь она чувствовала себя раскрепощенной. И пусть она переспала с этим человеком, и, если узнают в ПБ о ее непотребном поведении, и взыщут с нее по полной программе, все равно, она была счастлива. Она не думала о грядущем, она жила сегодняшним днем. Она была счастлива.

Кирилл подошел к Клавдии Ивановне, и обняв ее за талию, поинтересовался:

–Ну как вид?

Они посмотрели друг на друга. Их взгляды сомкнулись, и Клавдия Ивановна тихо сказала:

–Красиво.

Затем, их уста сомкнулись в нежном поцелуе.

После завтрака Клавдия Ивановна гуляла одна на берегу моря. Она шла по берегу медленно, не спеша. Да и спешить ей было некуда. Она была счастлива. Счастлива потому, что поняла, что лишь сейчас она поняла, что такое простое женское счастье.

Но это счастье длилось недолго. Всякое счастье недолговечно, и это не исключение. Вряд ли можно было сказать, что на том история закончится, это не так. История имеет свое продолжение. Иногда оно счастливое иногда горькое. Что касается Клавдии Ивановны, то ее ждал некий сюрприз. Нежданный для нее и, впрочем, для всех. Никто не может знать, кого можно встретить где бы то либо? Иногда эти встречи бывают случайны, иногда намеренными. Иногда предсказуемыми. Итак, после прогулки по берегу моря Клавдия Ивановна вернулась в санаторий, и неожиданно для самой себя увидела Женю. Своего партийного работника и свою бывшую подругу, у которой Клавдия Ивановна в свое время отбила у нее своего будущего мужа, Анастаса Матвеевича Мщэртц. И с тех самых пор они стали врагами до самой смерти. Сейчас, когда они встретились, и презрительно, с ненавистной сжигающей их до глубины души ненавистью посмотрели друг на друга, было ясно, что их ненависть и вражда так и не прошла. Подойдя друг к другу, Евгения Романовна Штольц, так звали нежданную гостью, спросила с долей призрения:

–Я слышала, что Вы собираетесь занять кресло Митрофана Фадеевича?

Клавдия Ивановна, дав своей сопернице отпор, стрельнув в нее своим презрительными и ненавистным взглядом, отпарила:

–Это решение принято Петром Федоровичем.

–Я знаю. – бросила небрежно Евгения Романовна, с явным призрением и жестокой ухмылкой поинтересовавшись. – Сколько раз он поимел Вас? – затем она перефразировала вопрос. – Нет, сколько раз Вы дали себя ему, чтобы получить эту должность?

В эту минуту Клавдия Ивановна захотела дать Евгении Романовне в лицо. Вцепиться в нее словно кошка и расцарапать той все ее лицо. Но она сдержалась. Годы проведенные в застенках КПСС научили ее самоконтролю, и Клавдия Ивановна, ненавистно посмотрев в бесстыжие глаза Евгении Романовны, задала следующий вопрос:

–А Вы? – затем она добавила. – Мне с Вами не о чем говорить. – затем она добавила. – Да и иметь дело с такими как Вы, я не имею никакого желание.

Евгения Романовна жестоко отпарила:

–Мне представьте тоже.

На том и разошлись две заклятые подруги, две заклятые соперницы, две заклятые ненавистные друг другу и готовые убить друг друга немезиды.

Когда они разошлись, каждая в свою сторону, Женя подумала:

«ПОСМОТРИМ».

Клавдия Ивановна вернулась к себе в номер. Все было бы ничего, если бы ни эта встреча. Клавдия Ивановна не подозревала тогда, что эта встреча не была случайной. Женя была в этом санатории не на отдыхе. Она работала здесь по заданию ЦК. Но этого Клавдия Ивановна не знала, и не могла знать. Состоящая случайная встреча была лишь случайностью, и только. Но Клавдия Ивановна ошибалась. В этот самый момент она вдруг захотела увидеть Кирилла. Она вышла из своего номера и направилась в его номер. Когда же она постучала в дверь, проходящая мимо горничная поинтересовалась:

–Вы к кому?

Клавдия Ивановна ответила:

–Здесь проживает человек. – сказала Клавдия Ивановна. – Вчера мы договорились о встрече, – добавила она. – а он не пришел.

–Они уехали. – ответила горничная. Затем она добавила. – Еще на рассвете.

–Они? – удивилась Клавдия Ивановна, спросив. – Он был с кем-то?

–Да. – ответила Горничная. – Он был с женщиной.

Клавдия Ивановна ничего не сказала. Она лишь о чем-то подумала, но о чем? Этого мы никогда не узнаем.

–Хорошо. – тихо ответила Клавдия Ивановна, и уныло пошла прочь от двери, где проживал Кирилл, в сторону своей комнаты.

Горничная, ничего не сказав, тяжело вздохнув, пошла дальше по коридору и скрылась за поворотом.

Клавдия Ивановна, дойдя до своей комнаты, вошла в нее, и заперев ее на ключ, разревелась горькими слезами. Ей стало стыдно за свой поступок. Она поняла, что ей просто воспользовались.

Вернувшись домой, она приступила к своим прямым обязанностям, но вдруг ее вызвали на ковер к шефу, Петру Федоровичу. Тот сидел своим рабочем столом, в мягком удобном кресле. В свои пятьдесят лет он был довольно грузный человек. Принимая решения в своей жизни, он руководствовался лишь учением партии и ее направления. Вот и сейчас, вызвав к себе Клавдию Ивановну, он видел в ней лишь подчинению, и никого боле. На его столе лежала какая-то папка, и когда Клавдия Ивановна вошла в кабинет к Петру Федоровичу, и встала перед ним по стойке смирно, словно пионерка перед своим пионервожатым, тот сказал сиплым голосом:

–Вы где отдыхали?

Не поняв в чем суть вопроса, Клавдия Ивановна переспросила:

–Что?

Петр Федорович спросил снова:

–Где Вы отдыхали:

–В санатории. – растерянно ответила Клавдия Ивановна. Затем назвала его название. – В березке. – затем она спросила. – А в чем собственно дело?

–Так вот. – продолжил Петр Федорович. – Нам стало известно, что в санатории Вы занимались проституцией.

–Что? – ужаснулась Клавдия Ивановна. – Кем? – затем она, поняв, что оговорилась, спросила. – Чем я занималась? Проституцией? – затем она вопросила. – Да Вы с ума сошли!?

Петр Федорович раскрыл папку, и извлек из нее несколько фотографий, и протянул Клавдии Ивановне.

–Вот, – сказал он. – Посмотрите.

Клавдия Ивановна подошла к столу, и сев за него, посмотрела на лежащие на нем фотографии. На них была сфотографированы она и Кирилл. На нескольких из фото они ходили по лесу. Ничего предосудительного. А вот на других? Они были из тех фото, какие бы назвали сейчас порно снимки. Лишь невинный поцелуе и нежные объятия. Хотя, в те времена это считалась аморальном поведением. Клавдия Ивановна отложила в сторону фото, и спросила Петра Федоровича:

–И что из того? – затем она в свою защиту сказала. – Я не вижу здесь никакой аморалки, а о проституции и речи быть не может.

–Пусть так. – согласился Петр Федорович. Затем он вытащил из папки еще снимки, на которых был виден их танец, и то, как Клавдия Ивановна целует Кирилла. А на других было ясно понятно, что они делали в комнате, где Клавдия Ивановна провела ночь. Петр Федорович с гордостью сказал. – КГБ работает на славу. – затем он добавил. – Неужели Вы думали, что мы не проверим Вас, прежде чем назначить на такую ответственную должность?

Клавдия Ивановна уныло спросила:

–Кто сделала эти фотографии? – она уже знала ответ на этот вопрос. Та горничная, вот кто поставил просушку и камеры в комнату Кирилла. Но кто их доставил по адресу? На этот вопрос был очевидный ответ. Евгения Романовна. Вот кто их доставил по адресу. Горничная говорила, что Кирилл уехал с кем-то. Теперь не было сомнений, что эта кто-то, эта Евгения Романовна. Больше некому. Клавдия Ивановна поинтересовалась. – И кого на это место Вы назначите? – и отвечая сама себе на этот вопрос, она предположила. – Евгению Романовну?

–Ее.

Тут Клавдия Ивановна съязвила:

–А она что, не проститутка? Вы ее проверяли?

–Ну знаете ли? – пригрозил Петр Федорович. – Вы много себе позволяете, дорогая Клавдия Ивановна. – затем он прикрикнул. – Знайте свое место, а в ЦК не рыпайтесь. «Туда путь заказан», – затем он сказал. Будите пока под началом Евгении Романовны, а потом посмотрим. – секунду помолчав, он бросил. – На этом все, свободны.

Клавдия Ивановна встала изо стола, и спросила:

–Если я напишу Кириллу письмо, Вы ему передадите?

Петр Федорович изучающе посмотрел на Клавдию Ивановну, а затем бросил:

–Вы свободны.

Клавдия Ивановна, выйдя из кабинета Петра Федоровича не могла только понять одного, если Кирилл выполнял задание КГБ, то зачем он сделал то, что сделал? Ведь это подло, воспользоваться и бросить. Ответ пришел сам собой. Евгения Романовна, вот глава этой истории. Она сделала все что можно чтобы отомстить ей. Тут Клавдия Ивановна вспомнила, что у Жени был брат. Она его никогда не видела, и уж не увидит вовсе. Это он, Кирилл, больше некому. Он брат Жени, и он отомстил за сестру.

Прошли недели, и Клавдия Ивановна поняла, она в положении. Ее шеф, Евгения Романовна отправила ее в долгосрочный отпуск, а затем уволила ее. Так и закончилась эта история. Клавдия Ивановна потеряла все. Работу, уважение. Путь в партийную элиту был для нее закрыт, и даже в областных районах ее не принимали на работу. Все было кончено. С рождением Марьи Клавдия Ивановна сникла. Она не могла смотреть на свою младшую дочь, ведь она разрушала ее карьеру, и напоминала его, Кирилла. С котором она никогда не встретилась. Вот и вся история рождение Марьи.

Сейчас, стоя у окна, и вспоминая те события давно минувших дней, она осознавала, что в том, что случилось есть и ее вина. Она позволила себе тогда расслабиться и влюбиться. Но этого делать было нельзя. В эту самую секунду, она в истерическом припадке, стала крушить все вокруг. Безумие и глубокое отчаяние. Она винила саму себя и не могла простить. Марья погубила ее карьеру, убила ее дочь Олесю, а теперь она инвалид, и за ней надо ухаживать. Она ненавидела Марью. И в эту самую секунду желала ей смерти. Когда же припадок истерического припадка прошел, и Клавдия Ивановна пришла в себя, она услышала рев ребенка, и подойдя к нему взяла его на руки, и убаюкивая его приговаривала:

–Я никому не отдам мое чадо. – она поцеловала ее в лобик, и добавила. – Никому. – в эту самую секунду Клавдия Ивановна вспомнила что ей звонила Лика, подруга Марьи она вспомнила, что та говорила по телефону, что Марья хочет видеть дочь Олеси. Клавдия Ивановна посчитала это за попытку отнять у нее ребенка, и она решила просто уехать из города, а ребенка сдать в ясли. – Так будет лучше для всех. – решила она. – Ребенок будет под присмотром, и я не буду обременена. – может она и была по-своему права, не знаю? По крайне мере Клавдия Ивановна надеялась, что это правильное решение. Ведь в яслях ребенок будет в безопасности, а она свободна.

Глава 6.
Нежданная встреча

Вернемся к Марье и ее подруге Лике. Начнем с того, что Лика после того, как позвонила Клавдии Ивановне и получила жесткий отказ в том плане, что Марья никогда не увидит свою племянницу, сказала Марьи, что Клавдия Ивановна не согласилась привести к ним девочку. Что она вообще не хочет, чтобы мы имели с ней какое-либо дело, и у ней забыли навсегда.

Лежа в кровати, Марья поинтересовалась:

–А может нам ее удочерить? – затем она поправила. – Вам, Лика.

Лика внимательно посмотрела на Марью, и прочтя в ее глазах нечто страшное, воскликнула:

–Не сметь даже думать об этом! – затем она сказала. – Многие люди живут хуже, чем Вы Марья. Но они не сдаются.

–Я не понимаю. – ответила Марья. – О чем Вы это сейчас говорите?

–Об этом. – сказала резко с чувством переживание за свою подругу Лика. – Я что не понимаю!? Хотите, чтобы я воспитывала ребенка, а сами в кусты? – рвала и метала Лика. – НЕПОЛУЧИТЬСЯ. – заявила она ей. – Воспитывать будем вместе, и ни о каких суицидов не может быть и речи.

Обескураженная Марья, ничего не понимала. Она не понимала, при чем здесь суицид? Ведь она и не думала об этом. Тут до нее дошло, что Лика вспылила из-за того, что она сказала: А может нам ее удочерить? – затем она поправила. – Вам, Лика. Да, это так. Очевидно, не поняв до конца смысл ее предложение, Лика вспылила.

–Вы подумали? – улыбнулась Марья и рассмеялась. – Ну, с позволения сказать Вы дура, Лика. – затем она сказала. – Ни о каком суициде речи не было. Я лишь хотела сказать, когда предложила удочерить ребенка Олеси, что мне-то возможно не дадут ее удочерить, – объясняла Марья. – А Вам Лика могут разрешить ее удочерить, и только.

На лице Лике возникло глубочайшее непонимание. Она не могла поверить сама себе, что неправильно поняла Марью. Ведь в действительности та была права. Ей могут не дать удочерить дочь Олеси, ее племянницу, а Лика может. У нее больше шансов чем у Марьи удочерить маленькую девочку.

–А я-то тут подумала!? – облегченно вздохнула Лика, и обе женщины рассмеялись.

Марья сказала:

–Вот дура!

Лика тотчас же отпарила:

–Точно. – после чего Лика сказала. – Я, конечно, помогу. Признаться мен тоже не доставляет особой радости видеть, как дочь Олеси воспитывает этот монстр. – затем она добавила. – Excusez de l'impertinence. «Извините за дерзость: французский».

Марья, услышав французскую речь, поинтересовалась:

–Почему на французском?

–Не знаю. – пожала в ответ плечами Лика. – Просто сказалось. – затем она поинтересовалась. Хочет ли она приобрести какую-нибудь профессию? На что услышала грустный ответ.

–Какая тут профессия? У меня же нет ног.

–Есть профессии, в которых ноги не играют никакой роли.

–Это что еще за профессии такие? – удивилась Марья. – хотела бы я посмотреть на тех умников, – раздраженно сказала Марья, и добавила, – кто не пользуется ногами в своих профессиях.

Понимая всю безысходность сложившийся ситуации, Лика сказала:

–К примеру литераторы.

На что Марья отрезала:

–Писателем можно и не быть, если закончишь литературный институт. – затем она добавила. – А кто его не закончил, тот возможно и писателем стал бы. – затем она с явной легкой иронией заявила. – Жаль, что в России бесплатно книги не печатают. – затем она отрезала. – Кто талантлив, у того и денег нема. А кто бездарность, того печатают. – затем она сказала. – Вы правы, в этой профессии ноги не нужны, одни только деньги. – затем она привела пример. – Я как-то свои стихи хотела опубликовать, так мне заломили такую сумму, наверное, весь десятилетний бюджет России можно было съесть за эти деньги.

Лика схватившись за грудь, воскликнула:

–Не может быть?

Марья с унынием ответила:

–В этой стране все что угодно может быть, даже если этого быть не может.

Тут Лика поинтересовалась:

–А что, пишите?

–Разное. – ответила Марья. – Так называемые произведения о жизни, такая какая она есть без утайки и лжи. – затем она с отчаянием сказала. – Да они никому по правде не нужны. Кто захочет читать сам о себе правду? Лучше прочтут о чем-то ином, – затем она привела пример. – как воруют, например. Сажают потом исполнителей, а заказчики в стороне остаются. Ведь они сильные мира сего. Всегда в тени и на веду. А те, кто украдет грош, посадят. Вот так-то, – закончила Марья. – такие вот дела.

Лика понимала, что Марья права. Все в этом мире изменилось, и не в лучшую сторону. Начало девяностых озменавались бандитскими разбойниками, лихими парнями так сказать. Сколько тогда народу полегло, ужас.

–Так что же дальше? – тихо спросила Марью Лика. – Как жить дальше? Что будете делать?

Марья пожала плечами, сказав:

–Не знаю? – затем она сказала. – Может быть я поступлю… – она сделав паузу, удрученно добавила. – Хотя куда там, везде деньги нужны, даже если говорят, что это бесплатно.

–Может быть оно так и есть. – согласилась Лика с Марьей. Затем она сказала. – При КПСС так обнищал народ что, теперь все мало ему, как не посмотри. – затем она сказала. – Хоть и при КПСС было бедно, зато люди жили, а при России все стали миллионерами, зато половина в могиле, а вторая половина в тюрьме. – она, сделав паузу, неоднозначно закончила. – Вот и думай, когда на Руси жить было хорошо?

Разговор зашел в тупик. Обсуждение того, когда на Руси жить было, хорошо подошел к концу. Говорить было не о чем. Теперь, чтобы вернуться к разговору об Олесе, первоначально Марья поинтересовалась:

–Как бы мне раздобыть коляску, чтобы я могла перемещаться?

–Это надо обратиться в соцзащиту. – ответила Лика. – Они занимаются этими вопросами. – затем она сказал. – Но сначала нужно оформить инвалидность.

Марья сказала:

–Одна я не справлюсь. – затем она спросила. – Поможете?

–Конечно помогу. – поспешила ответить Лика, и затем заверила. – Можете всегда на меня рассчитывать.

Оформление инвалидности было трудоемким и тяжелым трудом. Коляску, которую получила Марья в Раменской хирургии была неподъемная. Ее нельзя было сдвинуть с места, и поэтому Лике пришлось нанимать людей, чтобы те помогли ей перетащить Марью на первый этаж многоквартирного, и вынести ее во двор, чтобы усадить на задние сидение Ликеной авто. Обход врачей продолжался целую неделю или две. Затем ее поставили в очередь на оформление группы, на месяц вперед. И только взятка помогла получить ее на следующий день. Третья – работающая, такой был вердикт комиссии. Та посчитала, что если у Марьи есть руки, то и работать она может, а остальное неважно. В собесе ей назначили мизерную пенсию, и отправили на все четыре стороны. Что касается соцзащиту, то на коляски у них была очередь на полгода вперед. Так что инвалидную коляску Марья можно сказать не получила. Вместо этого она получила справку, что не может самостоятельно передвигаться, и ей требуется инвалидная коляска. Заверенной сотрудником собеса и главврачам городской больницы Лику направили в магазин по продаже инвалидных колясок, костылей и прочие. Там все же Лика купила инвалидное кресло, выложив за него годовой свой бюджет. Зато чешское, легкое. Ни то что дали в больнице, русское, двухтонное. На нем даже сидеть неудобно, спину ломит, и кости жмут в подлокотниках. А ездить вообще невозможно. Зато русское, патриотическое.

Лика прогуливалась в парке вместе с Марьей. Та весило руками крутила колеса инвалидного кресло, смотрела по сторонам, и любовалась природой. Осень близилась к своему финалу, вот-вот вступит в свои права белоснежная зима. Марья сказала:

–Я хочу полюбоваться этой красотой.

Лика подвезла коляску к неподалеку стоящей лавке. Поставила ее у нее, а сама села рядом.

Марья сказала:

–Я всегда любила осенний листопад. Вот и сейчас укрытый желтым ковром опадающих листьев, я чувствую какое-то умиротворение. Мне хорошо, и я рада этой успокаивающей умиротворенности.

–Я тоже. – тихо ответила с грустной и печалью и в то же время радостью Лика. – Все покойно. «Покойно как никогда», – затем она сказала. – Мне иногда кажется, что в такую погоду хочется просто отдохнуть, забыться. – сделав паузу она тихо добавила. – Только я, и больше никто.

–Что? – переслушала Марья. – Что Вы сказали?

–Ничего. – ответила Лика. – Просто иногда всем хочется побыть одним. – призналась она, и добавила. – Наедине с самой собой.

–Так давайте помолчим. – предложила Марья. – Каждая подумает о чем-то своем, личном.

–Я уже давно ни о чем не думаю, – призналась Лика. – и не могу ни о чем думать. – затем она сказала. – Все что есть у меня это Вы, Марья.

Тут Марья потребовала объяснений:

–Что Вы имеете в виду?

–Ничего. – с грустью ответила Лика. Затем она призналась. – Я не могу иметь детей. – она заплакала, и затем добавила. – У меня мертвые яичники. – затем она добавила. – Это приговор.

Марья долго молчала. Она не знала, что сказать? Ей не было что сказать по этому поводу. Она понимала, что сама она никогда не вырастит своего ребенка, а Олеся? Если она еще возьмет и ее ребенка? Если его ей дадут? Сможет ли она его вырастить? Вряд ли. Тут она словно успокаивая Лику, сказала:

–Давайте удочерим ребенка Олеси, и вместе с моим ее вырастим. – затем она добавила. – я возражать не буду, ведь мне одной даже своего ребенка не вырастить.

Лика тихо, нежно-вопросительным взглядом посмотрела на Марью, и ее сердце облилось кровью. Она понимала, что эта бескорыстная жертва со стороны Марьи была добровольной. По сути, она предложила ей стать няней для обоих детишек. Их второй мамой.

–Я всегда знала, что у вас Марья добрая душа, – сказала Лика. – а сердце еще добрее. – затем она заверила Марью, что завтра она подаст от их обеих заявление в соцзащиту, в отдел семьи и ребенка о том, чтобы им обеим разрешили удочерить дочь Олеси Анастасиевны Мщэртц.

В это самое время по пару прогуливалась какие-то три женщины. Одна из них сидела в инвалидном кресле, вторая находилась за ним, и везла это кресло. А около них шла третья женщина. Марья, увидев ее, никак не могла вспомнить, где она ее видела. Ее лицо было ей знакомо, но она так и не могла вспомнить, где она ее видела? Марья никак не могла вспомнить, где она ее видела. Мучительно вспоминая, где бы она ее могла видеть, она так и ни вспомнила, где она ее могла видеть? Вся информация была стерта. Проходя мимо Марьи, никто даже не обратил на нее внимание ее словно не было ни для кого. Со стороны казалось, что ее будто бы и не существовало вовсе, даже для той которая, как и она сидела в инвалидной коляске. На миг Марья ужаснулась. Она вдруг поняла, что никто не посмотрит на нее. Некому ни надо девочка-инвалид. Инвалид которая не имеет ног. Она теперь отчетливо и ясно поняла, что она осталась одна. Она такая же как эта девочка и инвалидном кресле. Ее просто везут на прогулку. Кто-то кто за ней все же ухаживает. А не будит их, кто станет ухаживать за ней и за кем-то бы ни было? Понятное дело, никто. Что дальше? Лишь пустота. Так и на душе у Марьи было пусто и уныло. Ко всему прочему шелест опавших листьев говорили ей о том, что ничто не может быть вечно. Она так же, как и они когда-то увянет, и тогда деваться будет просто некуда, лишь ждать сидя у окна старушку-смерть. В эту минуту одна из женщин обернулась, и с жалостью посмотрев на Марью, тяжело и горько вздохнула. В эту самую минуту она узнала ее. Да, эта та девка с пушкинской площади которая курила и пила. Она вспомнила, как один из парней, крикнул словно издеваясь. – «Во! Глядите! Юбка сидит, думает? – вся компания рассмеялась. Затем он крикнул. – Эй! Тормоз, я к тебе обращаюсь! – затем он под нос плюнул. – Чувырла. – затем он снова крикнул. – Твое время прошло! Что сука! Сидишь? Дома небось миллионы лежат. – затем он крикнул. – Эй, я к тебе обращаются, швабра! Где миллионы?

–Да что с этой сукой говорить? – раздался чей-то женский голос. – Не видишь Сань, она не из наших.

–А мне плевать. Ишь, какая краля сидит! Читает? Сразу видно из тех, интеллигентка сраная. – затем он обратился к какому-то парню. – Эй коришь, наливай. Сейчас она с нами за свободную жизнь выпьет.

Коришь налил стакан водки, и протянул его своему корешу, Сани.

–Держи.

Тут сидящая рядом девка, с призрением сказала:

–Да она небось и сигареты никогда не пробовала курить? – и закурив одну сигарету, она бросила. – Сука. – и сделав затяжку, она сказала. – Блин, водки хочу, и взяв бутылку водки, начала пить из горла. Затем поставив бутылку на скамейку, сказала. – Вот так надо. – затем она обтерла губы рукой, и сделав затяжку, крикнула. – А ты так можешь?

Тут все увидели, как женщина встала с лавки и пошла прочь.

Вслед ей эта компания что-то кричала. Но Вероника уже не слушала их. Признаться ей было все равно. Она знала, что то, что она написала в этом журнале, поймут единицы, а остальные просто проигнорируют это, и будут жить дальше, как неформалы – граждане новой России. Сейчас она шла к себе домой, домой, где ее ждали Лена и Вера. Она взяла их к себе, чтобы помочь им. Помочь выйти из этого положение, в которое они попали. И в это время ее сотовый зазвонил. Вероника взяла трубку сотового, и нажав кнопку вызова, спросила:

–Это кто?»

Да, она не забудет этого никогда. Будет помнить до своей гробовой доски и даже после смерти.

Тем временем, Марья пристально смотрела на женщину, прошедшую мимо нее. Она не могла вспомнить, где она ее видела? Но она своим нутром чувствовала, что она ее знает, а та знает ее.

Трое женщин остановились. Все трое посмотрели на Марью, и затем, одно из женщин что-то сказала своим спутницам, а затем все трое направились к Марье. Когда они к ней подошли, Марья поспешно поинтересовалась:

–Мы знакомы?

–Да. – тихо ответила женщина. – Мы знакомы. – она молча смотрела на Марью. Ей не было что сказать? Да и говорить-то было нечего. Впрочем, женщина сказала. – Помню, недавно Вы были красноречивей. – сказала она. – Обкурились и об пились. – затем она поинтересовалась она, а затем сыронизировала? – И где же теперь так называемые Ваши друзья? – затем она усмехнулась. – Что, бросили?

–Нет. – ответила ничего не понимающая Марья. – Они меня не бросили. – затем она добавила. – Они погибли.