Читать книгу: «Драгмак»

Глава I – Явление проклятого

Белые пушистые хлопья медленно укрывали черепичные крыши невысоких домиков на берегу озера Чеш. Своё название оно получило от чешуйчатых существ, что, по слухам, обитают в его глубинах. А жителей этих мест зовут листи – и им запрещено спускаться в тёмные воды озера. Почему? Об этом я расскажу тебе чуть позже, дорогой читатель, ведь у меня есть для тебя длинная, полная магии история. И вот о чём она…

День выдался чудесный, и вот уже канун Рождества. После весёлых игр и развлечений дети разбегаются по домам, где их ждёт тёплое молоко у камина. Родители окружают их заботой и лаской, дарят рождественские подарки, а затем укладывают спать, нашептывая сказки.

Но в одном из домов на том же берегу раздавался тихий плач младенца. За тонкими занавесками виднелся силуэт молодой женщины. Она прижимала к груди новорождённого и тихо плакала.

В тусклом свете лампадки на её левом виске мерцали крохотные изумрудные камешки. Солёная слеза скатилась по щеке молодой матери и бесследно впиталась в пелёнки.

В комнату вошёл отец ребёнка. Уставший после долгого рабочего дня, он молча присел на край кровати. Грусть коснулась и его, когда девушка спрятала рукой висок малыша. Кусая губы, она смотрела на мужа заплаканными глазами и испуганно вздрогнула, когда в соседней комнате раздался звон разбитой посуды и треск старой мебели.

Одевшись, молодая листи тихо вышла на улицу, прижимая к груди сына. Она направилась к еловому лесу, пытаясь успокоить ребёнка старинной колыбельной, которую напевала сквозь слезы.

Взбираясь на крутой холм, девушка иногда приоткрывала одеяльце и заглядывала в лицо малыша. Неяркие камешки на его виске не блестели и не напоминали драгоценные самоцветы. Семьи с такими детьми считались проклятыми, хотя это случалось крайне редко. Поэтому таких младенцев отдавали на воспитание за пределы Драгмака – небольшого городка листи.

Осторожно оглядываясь, девушка положила сына под куст шиповника и, не оборачиваясь, побежала обратно домой, чтобы молиться. Никто тогда не знал, к чему это приведёт.

В отличие от листи, духи леса были недружелюбными существами и не пускали никого из чешуйчатого народа на свою территорию, просто потому что были вредными. Но сердце одного из древних духов дрогнуло от плача, доносившегося с границы леса. Едва заметный поток серебристой магии поднял свёрток с младенцем и перенёс его через невидимую для людей границу.

Приблизившись к новорождённому листи, старик невольно улыбнулся и, приложив морщинистый палец к губам, усыпил ребёнка. Проводя широкой ладонью по своей ветвистой бороде, дух леса поднял к небу глаза, потускневшие от долгих лет.

Он развернулся. Каждый шаг старика отдавался глухим эхом в заснеженном лесу. Массивный посох проваливался в сугробы, оставляя глубокие следы – словно время, прокладывающее себе путь. Бесшумно паря над сугробами, за ним следовал спящий листи.

Вечер укрыл мир в кокон тишины. Лишь хруст снега под ногами старика нарушал её, словно шепот древних тайн, рассказываемых ветру. Была уже поздняя ночь, когда старец добрался до своей лачуги. Скрипучая дверь, словно повинуясь магии, отворилась, впуская старого друга в уютную комнатушку, где спальня, гостиная и кухня ютились в одном пространстве.

Расслабленным взмахом руки дух поставил полный воды чайник на тлеющие угли в камине. Тонкий поток магии разогнал тьму, и разгораясь, огонь наполнил комнату теплом.

С трепетом старик опустил свёрток на шершавый стол. Морщинистые руки, боясь потревожить сон, медленно развернули одеяльце, являя миру невинное личико. В лачуге было тепло, и новорождённому не грозила стужа. Неуверенно повернувшись, ребёнок распахнул глаза – два глубоких озера цвета индиго, таинственных, как воды озера Чеш.

***

И проклиная воды Чеш шептала листи умирая:

– Ты так хотел смотреть во тьме, но жизнь в округе отравляя,

Что не заметил в тишине ни руки, ни границ, ни края…

***

Малыш рос не по дням, а по часам, превращая каждый день духа леса в весёлый хаос. То он обмазывал стены глиной, то пытался научить белок летать, скидывая их с веток. А уж дедовы корешки, самые ценные, самые редкие, так и манили маленького проказника, словно сокровища. Дух то и дело ворчал, когда мальчик ковырялся руками в каше и, весело щурясь, сбрасывал тарелку на пол, заливая пол душистым тыквенным варевом. В нем дед увиделстаринные времена, когда люди преподносили дары всевышнему, но тот, недовольный подношением, в наказание насылал на народ мор, голод или что-нибудь ещё пострашнее. Только вот маленький проказник не настолько велик, чтобы устроить своему седому деду эпидемию, но зато он мастерски умел кусаться и при любом удобном случае не упускал своей возможности, вцепляясь в незащищённые пальцы маленькими, но очень острыми зубками.

Сейчас же старец сидел в кресле-качалке и вновь перебирал морщинистыми пальцами веточки в своей бороде. Думы, словно зимний туман, клубились в его голове, напоминая о давно забытых пророчествах и судьбе, уготованной маленькому листи. Малыш, словно почувствовав смятение в душе старика, тут как тут. Впившись зубами в свободную руку духа, он захихикал и с улюлюканьем спрятался под столом. В пыльном полумраке под столом витал аромат сушеных трав, а сквозь щели в половицах робко пробивались солнечные зайчики, рисуя на полу танцующие узоры.

– Ох, листи, – прошептал старец, устало прикрывая глаза. В его голосе слышалась не только досада, но и нежность, смешанная с предчувствием грядущих перемен.

Прошло уже два года, но дух леса никак не решался дать мальчику имя. Старик перебирал имена, словно четки, надеясь уловить в звучании хоть отблеск дикой, необузданной натуры мальчишки. Но ни Эхо, ни Ветер, ни даже Камень – ничто не подходило этому маленькому чертенку, который сейчас ехидно хихикал, приподнимая край скатерти. Листи сверкал своими тёмно-синими глазами, в которых плясали озорные искорки, и улыбался во весь рот, словно маленький бесёнок, отчего на щеках весело играли ямочки – предвестники будущих проказ.

Еле заметно шевельнув пальцами, старик улыбнулся, и малыша тут же закружил серебристый поток, поднимая его с пола и сажая к духу на колени. Маленький проказник тут же опустил руки и как-то уж по-взрослому вздохнул. Посмотрев деду в глаза, дёрнул того за бороду и хотел убежать, но побегу помешала дряхлая рука, усаживая непоседу на место.

– Как же мне тебя назвать? – задумчиво протянул старец, словно адресуя свой вопрос не ребёнку, а древним духам леса. Малыш только зевнул на его вопрос, совершенно не чувствуя его важности, и уткнулся носом в расшитую бисером жилетку старика.

– Кайрос, как тебе, а? – старик воодушевился, надеясь увидеть хоть какой-то отклик, и довольно взглянул на ребёнка, но тот как сидел, надув губы, словно спелые ягоды брусники, так и сидит.

Дух расстроено спустил листи с колен и откинулся на спинку кресла. Оно иногда поскрипывало, словно ворчливый старик, что очень не нравилось маленькому листи. Тот обернулся и, показав деду язык, снова спрятался под стол.

– Деда дуак…

Старик замер. Время словно остановилось. В ушах зазвенело. Не такие первые слова он ожидал услышать…

Медленно поднявшись с кресла, старец прошёл к столу и, сдавлено похрипывая, опустился на колени. Чем же он обидел маленького листи? Не понравилось имя? Или он сделал что-то, что оскорбило чистое сердце ребёнка?

Подняв скатерть, он встретился с потемневшим взглядом Кайроса. За тёмными омутами глаз клубились недетские мысли, словно чёрные тучи, предвещающие бурю. Мальчик зло блеснул глазами в сторону деда, и старец почувствовал, как по спине пробегает ледяной холодок.

– Кайрос, тебе уже два годика, ты совсем большой, не нужно злиться на дедушку просто так, – проговорил старец, пытаясь разрядить напряжённую атмосферу. Голос его дрожал, выдавая скрытое беспокойство.

***

В руках мальчишки, словно зачарованный светлячок, танцевал изумрудный поток магии. Он вспыхивал и гас, капризно играя оттенками, чутко откликаясь на каждое колебание настроения Кайроса.

– Кайрос, мальчик мой, призванный Протигнатием… – прошептал старец, вскакивая с кресла так резко, словно его ужалили. Пальцы его, дрожащие от неведомого волнения и холодные как лед, потянулись к мальчику. – Этого не должно было случиться… Никогда… Это противно не только всем законам природы, но и всем пророчествам!

– Деда, я старался! – в синих глазах блестели слезы радости и гордости. – Получилось, у меня получилось! Деда, слышишь?! Получилось!

Мальчик прыгал от радости, цепляясь за плечи старика, переполненный гордостью от своего успеха. Но старик… старик смотрел на него стеклянными, неподвижными глазами, словно высеченными из камня. Лицо его застыло в безмолвной маске. Проведя широкой ладонью по лицу, словно стирая с него последние следы понимания, дух леса потянулся к прыгающему мальчишке. Пальцы его коснулись юного лба, и улыбка на лице Кайроса медленно померкла, словно её стерли невидимой рукой, веки опустились, под тяжестью неведомого груза. Подхватив оседающего на пол ребёнка, старец обречённо посмотрел на его макушку.