Я побежал в деревню и позвал людей. Пока мы подоспели с досками и веревками, Кари спереди засосало уже по шею; он высоко поднял хобот, чтобы дышать. Единственное, что можно было сделать – это заставить слона вытащить себя своими же силами. Мы привязали веревку к дереву и бросили Кари конец. Слон ухватился за него хоботом и начал тянуть. Веревка дрожала и пела, как телеграфный провод, дерево стонало, но слон только чуть-чуть продвинулся вперед, и его задние ноги глубже ушли в песок.

– Подсунь ему доски под брюхо, – сказал кто-то, и мы с братом кое-как пропихнули под брюхо слона две широкие доски. Кари перестал погружаться глубже, но под ноги мы не могли подложить ему досок, и он все равно обречен был на гибель. Оставалось еще последнее средство: впрячь в лямку другого слона. У нас в деревне в ту пору не было слонов: все разошлись на работу по пристаням и заводам. Уже темнело, когда я пустился бежать на лесопилку. Я не замечал дороги, не слышал звериных голосов – я бежал, не отдыхая, двадцать километров. Но я достал второго слона. Это был не просто слон, это была мать моего Кари.