Обратная сторона жизни. Книга первая

Часть 2. О чудный, новый мир!

Глава 1

«Тук-тук-тук!», – сердце, получившего сильнейший удар током Дмитрия, сделало три мощных удара, и мальчишку выгнуло в лучших традициях китайской цирковой гимнастики.

Плюс к этому шокер в руках карликового недочерта сумел достать небольшое количество быстро потекшей по бедру горячей жидкости из наконец-то очнувшегося мочевого пузыря, но и это не сильно тревожило скорчившегося в судорогах парня. Больше всего он испугался увиденной в руке сатира зазубренной переделке и так злобного оружия, поэтому адреналин, выпущенный в кровь за несколько ударов сердечной мышцы, заставил подняться на ноги в течение одной секунды, а то и меньше.

– Все-все! Встал! Встал! Стою! Все нормально! – он вскочил, шатаясь, как пьяный из стороны в сторону, и чуть не ушел боком за край довольно узкого блестящего мостика, на котором находился со свиноподобными сопровождающими. – Тихо-тихо! Тш! Пш! Стою! – пытаясь выровняться, говорил сам себе дергающийся от остаточного тока мальчишка, а свинозадые демоны нетерпеливо и звонко поцокивая копытцами, молча за ним наблюдали, но не подгоняли.

Спустя секунд тридцать раскачиваний эффект от удара шокером отпустил юношу и он выровнялся, заодно быстро осмотревшись, но так, дабы не видели сопровождающие..

«Офигеть местечко…», – голова, гудящая от удара током не смогла воспроизвести более достойное количество комментариев к увиденному великолепию, если это можно так назвать.

Огромное, метров четыреста в поперечнике, уходящее неизвестно насколько вверх и столько же вниз прохладное темно-серое помещение было заполнено огромным количеством мостов, выполненных и проложенных в виде спиц в колесе, то есть уходящих одним концов в центр, а другим в мрачные двери, врезанные в стены бесконечного тоннеля на каждом из сотен этажей. Только на его уровне находилось штук пятьдесят мостов, а за дверями наверняка предполагались пыточные камеры, ибо отовсюду доносились ужасные людские крики, многократно обработанные отличным эхо и создающие внутри огромнейшего помещения самую, что ни на есть адскую атмосферу.

Еще более ее усиливало множество больших лифтов, подсвеченных изнутри оранжевым светом и беспрерывно снующих вверх-вниз по стенам бесконечного кольца, возя внутри себя таких же, как рядом сатиров и сгорбленных людей. По самим мостам, выполненным из неизменного металла с красноватым оттенком, сновали опять же подобные его сопровождающим, ожесточенные Адом свиньи с рогами, с мачете за спинами и шокерами на бедрах, таскающие носилки с недвижимыми человеческими телами или ведущие ссутулившихся, испуганных жителей Земли самого разного вида. Определение «самого разного вида» подразумевало, что люди были молодыми, старыми, толстыми, худыми, короче самыми разными, а не так, как говорят, будто на тот свет попадаешь в самом лучшем возрасте.

Брехня все это, ведь пока он разглядывал это место, на соседнем, ближнем мосту протащили носилки с довольно симпатичной блондинкой, а этажом выше провели какого-то кричащего изо всех сил толстяка с кровью, текущей из отвратительно-изуродованного лица. И тут же из камеры, относящейся к третьему мосту слева, вытащили за ноги и как-то жестко волоком потащили бездыханное тело старика с окладистой бородой и отсутствием жизни в сером теле. Это лишь малая толика того, что он отчетливо видел. Ну, а посреди гигантского помещения проходила огромная, можно сказать монументальная прозрачная труба, издающая монотонный низкочастотный гул и мерцающая слабым голубоватым светом с периодически пролетающими внутри темными, неразборчивыми пятнами. Именно в нее, а точнее в металлическую дорожку, выполненную вокруг трубы, упирались концы всех, неизвестно, как держащихся в воздухе красноватых мостов.

– Б..я буду Временное хранилище… – не заметил, как пробормотал вслух Дима и один из сатиров – самый уродливый – тут же кольнул в ободранную и саднящую спину.

– Хватит болтать! Иди прямо! – издал грубый окрик толстозадый поросенок, и парень пошел, ибо деваться было некуда, а из-за двери, куда двое других адских сатиров минуту назад затащили симпатичную блондинку, раздался глухой громогласный злобный хохот с элементами блеяния и крик, проснувшейся от испуга женщины.

«Да уж… Не повезло девице, небось провели пальцами по лобку, она и проснулась довольная…», – подумал трясущийся от страха Дмитрий, уже более бесстрашно движущийся к следующей остановке новой жизни, а сзади звонко цокал мелкими копытцами свиномордый дуэт, вооруженный, словно телохранители туземного вождя.

Труба приближалась и лишь тогда он заметил, что несущиеся вниз темные пятна похожи на…

«Человеческие тела! Мать его ети, да за две ноги об баобаб! Это и есть путь в Сортировочную!? Лично я бы назвал это тем самым светом, о котором рассказывают пережившие клиническую смерть счастливчики!», – и действительно, по трубе летели люди, неразборчиво видимые даже обновленным зрением из-за скорости движения воды или ее подобия. «Добро пожаловать в наш аквапарк!», – пришла в очумевшую от полученных впечатлений голову знакомая реклама.

– Ща покатаешься! Хе-хе-хе! Будет весело! Самое главное воздуха побольше набери! – мерзко захихикал один из идущих сзади сатиров, довольно сильно ткнув лезвием в итак ободранную спину и парень почувствовал, что вниз потекла тоненькая струйка горячей жидкости.

«Мудак…», – подумал Дима, но вслух говорить не стал, ввиду переживаний за целостность тела. «Начну болтать – отрубит руки или ноги, с него станется, а пока «волшебную» капельницу внутрь не встроили – лучше не выпендриваться…», – непривычно рациональные мысли текли по отчего-то свежей голове, словно наполненной новой кровью, хотя скорей всего это являлось заслугой циркулирующего здесь чистого и прохладного воздуха.

– Давай быстрей шагай! – окрик сзади прервал непрекращающуюся мыслительную деятельность, и Дмитрий привычно сглотнув слюни страха, почти уперся лбом в огромную полупрозрачную и отчего-то колеблющуюся стенку слегка светящейся трубы.

«Куда уж дальше? Я сейчас на ней распластаюсь!», – сверху вниз пролетело еще одно человеческое тело, парень испуганно дернулся и тут труба, будто обняла его, начав засасывать внутрь.

– Пока! Хе-хе-хе! Удачно прокатиться! – еще один укол в спину заставил дергающегося, словно муха в патоке Дмитрия изо всех сил вывернуть голову и ненавидяще уставиться в злобные ухмылки, бесчувственно ржущих клыкастых сатиров, так красиво описываемых в мифах Древней Греции.

– Гандоны! – горько шепнул мальчишка, не получив никакого морального удовлетворения.

И это, наверное, потому что сейчас он, а не свиномордые козлы, должен отправиться в странное и полное неизвестности путешествие по «живой», возможно биологического происхождения трубе, наполненной несущейся вниз жидкостью. Именно неизвестность пугала больше всего, но один плюс во всем происходящем присутствовал – жизнь начала двигаться. Двигаться так быстро, как не двигалась последних лет десять на Земле, и следующим этапом пути являлся мощный «плевок» стены, будто пережеванным Димой в ледяную воду, где воздух в виде большого скопления пузырей, моментально покинул грудь выпучившего глаза парня, будучи выдавленным сильнейшим потоком, потащившим задыхающееся тело вниз.

«Это не Ад, а водный мир какой-то!», – даже перед лицом смерти он спорил, хотя какая там смерть… Обычная дорога на центральный рынок Геенны Огненной…

И вода… Да, действительно вода потянула его вниз. Причем с огромной скоростью, буквально вдавливая в саму себя, отчего, вконец запаниковавший юноша открыл рот и стал глотать ее родимую. И тогда все движения, производимые захлебывающимся человеком, стали предельно понятны, ибо ужас наступающей смерти совсем не такой, как от отрезаемых конечностей. Инстинктивно желающее выжить тонущее тело панически замахало руками и ногами в разные стороны, что привело к хаотичному перемещению внутри движущейся вниз водной толщи и бессмысленным ударам об внезапно крепкие изнутри стены адского аквапарка.

Измученного узника с большущей скоростью несло вниз и моментально заполнившиеся ледяной водой легкие, подарили телу ощущение сильного тепла, отчего руки с ногами стали все медленней и медленней молотить неподатливое окружающее пространство… Разум наполнился безразличием, глаза затянула странная полупрозрачная пелена, и отлично слышимое в ушах сердце все реже делало свой: «Тук!», – короче говоря, становилось очень хорошо, ибо приближалась долгожданная смерть, но тут…

«Еще рано!», – яркая и слепящая мысль, совсем непохожая на тусклые другие, ворвалась в голову, после чего Дмитрий с силой распахнул глаза, поняв – выход рядом.

И действительно. Водный поток стал притормаживать, и почти мертвого мальчишку с силой ударило об вновь мягкую полупрозрачную стену, моментально обнявшую и заново прожевавшую со всех сторон, дабы с силой выплюнуть на твердую поверхность, где…

Этого захлебнувшийся парень не увидел, так как почти потерял сознание при ударе, потрясшем все тело и сказавшем освобожденным легким: «Начинайте!», – после чего уже не смог нормально мыслить. Единственной способностью Димы осталось умение исполнять рвотные судороги, стоя на четвереньках на едва держащих ногах и руках. Его рвало с такой силой, что он подумал о покидающих грудь легких, ибо их буквально раздирало на множество кусочков, но человеческое тело слишком хорошо выполнено и никогда не сдается. Точнее не оно, а тот самый зверь, спящий внутри каждого и ужасно хотящий жить, если конечно не перекармливать его сладкими булочками с чипсами, лежа на диване и запивая всё это неизвестно, где разлитым бутылочным пивком, а уж в этом Диме повезло. Если сравнить его организм с животным, то это был поджарый гепард, созданный для дальних переходов и способный выжить в самых отвратительных условиях, даже подобных этим.

Наконец последние капли воды выплеснулись, а точнее выкашлялись и тяжело дышащий, стоящий на четырех костях Дима, пускающий из носа длинные тягучие сопли, сплюнул такую же слюну, постепенно фокусируя зрение на находящейся под ним поверхности. Стало настолько хорошо… Такое облегчение, что он хоть куда-то прибыл, даже не умерев по дороге… Этого не передать словами – это надо прочувствовать.

Он попытался встать, но не сумел и завалился на голую задницу, раскидав яйца на холодном мокром полу. Тогда мальчишка медленно поднял голову вверх, глядя в темноту невидимого потолка, затем вытер обеими ладонями лицо, а после мощно высморкался, прижав поочередно указательный палец к одной, затем к другой ноздре. Слизи, а проще говоря соплей вывалилось немало, причем на грудь, но… После пережитого – это ожидаемо. Ведь даже, когда плачешь – нос забивается наглухо, а тут полет сквозь такую толщу жидкости… Не две слезинки, как ни как, да и не слишком он брезгливый, и будто доказывая это, дрожащая рука смахнула с груди высморканное «богатство», после чего единственной проблемой остались заложенные уши, но не столь важной, чтобы напрягаться. Насколько Дмитрий знал – скоро должны вернуться в исходное состояние, а пока и тишина неплохо.

«Бом! Бом! Бом!», – мощно отдавались удары сердца внутри черепной коробки, и все еще с трудом дышащий юноша решил оглядеться по сторонам, однако результаты осмотра его искренне огорчили.

Он находился в каком-то слабо освещенном, видимо светом «живой» трубы, бескрайнем каменном подвале и кроме участка, на котором сидел, больше ничего не видел. Хотя нет… Видел. Вокруг него валялось пару десятков недвижимых тел, скорее всего также выплюнутых удивительной живой стеной, но уже мертвых, по крайней мере, так они смотрелись. Не обратив внимания на трупы или еще живых людей, какая разница, он и на Земле не очень любил их, еще сильней очерствевший за последние часы мальчишка, кряхтя, как столетний дед, поднял избитое тело на дрожащие ноги и автоматически почесал мокрые яйца, словно спрашивая их, а не голову: «Как быть дальше?»

«Бубенцы» глупо промолчали, и Дима оторвал вопрошающую ладонь от безмолвных причиндалов, решив додумать позже. Из-за шока до сих пор им владеющего, он не особо задумывался о новых мучениях или возможной опасности рядом. Хотелось просто лечь и уснуть на холодном, неровном полу, но эти чудесные мысли были отвергнуты очнувшимися ушами, начавшими пропускать раздающиеся из неясного окружающего сумрака самые разные звуки, издаваемые большим скоплением людей.

Тихий, тонкий жалобный шепот, бормотание заученных и искренних, придуманных на месте молитв, громкие причитания с взываниями к Богу с жалостливыми и безнадежными всхлипываниями, стоны, кряхтение, сопение и многое другое издаваемое массой перепуганных людей… А также… Нет. Он не ослышался! И только это полностью опровергало теорию всемилостивого бога, придуманного для землян… Раздающийся поблизости плач ребенка. Недавно рожденного малыша, ведь именно так плачут в данном возрасте. Непонимающе, просяще, ожидающе и искренне!

И вот вся эта какофония звучных людских переживаний моментально окружила поднявшегося с четверенек измученного парня, заставив страдальчески сморщиться от ее внезапности.

– И так… Я, как обычно чесал яйца у всех на глазах… – не особо удивившись, пробормотал под нос Дмитрий и сделал шаг из неясного света, источаемого плюющейся стеной в подвальный полумрак, дабы познакомиться с земляками, однако шага не хватило.

Пришлось пройти целых пять, причем по множеству неровных камней и через такое же количество недвижимых, лежащих в различных позах распухших тел, так и не доживших до «счастливого» момента увидеть людей, а точнее узников Ада, буквально излучающих горе, тоску и безнадежность.

Кого из жителей Земли здесь только не было, нет смысла даже перечислять, ибо Сортировочная собрала представителей каждой нации, всех, как одного со свежими, пахнущими горелым мясом тавро на лбах и голых, как нудисты в Лисьей бухте Коктебеля. Старики, женщины, девушки, мужчины, юноши, и тот самый обладатель младенческого плача, бестолково размахивающий миниатюрными ножками с ручками и находящийся на руках, наверное, матери. Других детей, кроме него здесь не проглядывалось, лишь более-менее взрослый люд, правда это была лишь малая толика разместившегося на полу и возле мрачных склизких стен народа, увиденного Дмитрием, на которого никто не обратил внимания. Скорее всего, он не первый, кто вывалился в довольно сильно пахнущую мочой сумрачную темницу, и здесь каждый так начинал.

Судя по наблюдаемому парнем зрелищу, все эти люди оградились друг от друга стеной непонимания и собственных страданий, где каждый занимался только собой, даже не пытаясь найти общий язык с бесцельно бродящим, сидящим или лежащим рядом, идентичным ему адским «гостем». Такова природа человеческого страха, когда человек после пережитого ужаса запирается внутри себя и никого не подпускает. Даже, когда боль исчезла…

– Привет… – неуверенно и почти неслышно автоматически пробормотал он, шокированный количеством людей, наполненных безразличием друг к другу.

«Как будто снова на Земле оказался, да прямо на гигантском ЖД вокзале, типа все куда-то едут и никому, ни до кого нет дела…», – пролетели мысли у Димы, продолжающего разглядывать скопление несчастных, ожидающих дальнейшей участи, отчего-то забыв о себе, таком же мученике.

Было видно, что в Аду не перебирают и отправляют в Сортировочную – идиотское название – любых мало-мальски достойных, по крайней мере здесь вообще не было покалеченных, хотя… Не просто же так где-то воют и стенают. С другой стороны может по чисто человеческой привычке, этакое показательное горе, дабы все видели, как кому-то плохо… Этого Дмитрий никогда не понимал, особенно вытья на похоронах. У него на этот счет присутствовало свое, пусть и эгоистичное мнение. Каждый когда-то должен уйти, хотя, как говорила Ванга: «Если бы вы знали, что такое смерть – вы бы не хотели жить!». Когда он впервые услышал данную фразу, то она слишком двояко звучала, но сейчас осталась всего одна сторона медали – после смерти настолько жутко, что лучше не рождаться, а если родился, то будь готов умереть. А насчет ни одного покалеченного в прямой видимости, так может быть таковы правила и сюда должны попасть в целости и сохранности все, а уж потом на Рынке разберутся от кого оставить слезы на раскаленной земле Ада, а кто пойдет киркой, да киянкой махать.

«Да уж… Жизнь постоянно преподносит людям сюрпризы… Жили-жили, ни о чем не думали… Мечтали о достойной старости и райских кущах после смерти, толком не понимая, как они выглядят, а тут… Та-да-дам!!», – он грустно вздохнул. «Сам-то я чего ожидал? Вообще ничего… Не так я хотел умереть, не так… Надеялся хоть как-то подготовиться… Когда-нибудь… Ага… Дурак-дураком… Хотел, но не делал…», – он рассматривал разместившихся поодиночке и очень редко небольшими группками по два, три человека будущих рабов Ада, многие из которых до сих пор не верили в пребывание на «том свете», считая происходящее страшным сном.

Со всех сторон доносились тихие, но в тоже время наполненные такой силой и искренностью молитвы, что Диме даже стало жаль этих действительно верующих, попавших в противоположность собственных мечтаний и надежд. Люди, бормочущие святые для них слова, тупо сидящие в полумраке и щиплющие себя одновременно с чтением причитаний, направленных в Небеса… Они мечтали прогнать кошмарное сновидение, но оно не двигалось с места… Для многих из них этот мир так и не станет реальным, ведь через некоторое время из прозрачной стены вывалится почти захлебнувшийся священник или подобный ему паникер, откашляется и заставит поверить в еще одно испытание Господне, после чего они уже сто процентов попадут на переработку в пищу другим узникам… Глупцы и идиоты, ведь здесь «верю, ибо нелепо» уже не поможет, как бы это ни было тяжело осознавать.

Кроме морально покалеченных Церковью здесь присутствовали обычные напуганные и наоборот собранные люди, такие, как например мать, укачивающая плачущего ребенка и одновременно с этим готовая вцепиться в лицо любому, кто тронет ее кровиночку. Вот от кого исходила уверенность и осторожность! Она смотрела на окружающих, подобных ей пленников Ада, как на врагов, ибо являлась матерью, а значит должна быть такой – злой, собранной и осторожной. Как-никак она защищала частичку себя и без разницы, где сейчас находится – это ее ребенок! Именно таких женщин сегодня не хватает на Земле, где преобладают безмозглые дуры, растящие подобных себе уродцев, напичканных сникерсами, кириешками и одетых зимой в пять штанов и три куртки, дабы не заболел от зимнего солнца. Идиотки, что с них взять…

Дмитрию стоило всего один раз поглядеть в ее сторону, как эта очень даже молодая, с гривой непонятно какого цвета спутавшихся волос девушка яростно зыркнула глазами дикой кошки, заставив отвернуть изучающий взгляд в сторону. Но, как и любой нормальный парень, он все-таки успел оценить внешность молодой обнаженной мамаши и подумать: «В другое время и в другом месте можно было бы сказать: «Кис-кис-кис!», – но не сейчас.

Мальчишка где-то далеко внутри себя грустно усмехнулся, поняв, что по сути да… Вокруг стандартная, как и на любом вокзале толпа, разбитая на безмолвные единицы… Все та же серость, все те же люди, наполненные скорбью и побывавшие в лапах подобных его палачей, этаких Анатонов, возможно не очень разговорчивых, а молчаливых, сумасшедших садистов, не давших ни минутки покоя измученному телу и страшно подумать, что мучитель с копытами мог делать с ребенком в присутствии, например связанной матери… Он мог творить ужасные вещи, постоянно используя восстанавливающую капельницу и слушая безумные вопли молодой девчонки, для которой не было пытки страшней этой…

Единственное хорошее – клейма на лбу у младенца не было, по крайней мере, он даже мельком не увидел адской пометки «годен», а еще прекрасно то, что дети быстро забывают боль. В этом и состоит одно из главных отличий человека от обезьяны – людское сознание в отличие от животных, слишком долго формируется и умеет защищать себя, скрывая ненужную информацию от своего же владельца.

– Ну и как тебе здесь? – раздался откуда-то снизу сзади, негромкий, но твердый голос с ноткой искреннего интереса.

Дмитрий, резко дернувшись, повернулся назад, чуть не поскользнувшись на влажном, не слишком ровном, но в тоже время скользком полу: «Тут, как специально делают такую хренотень под ногами… Самим чертям вообще нормально ходить своими-то копытами?», – успел задать себе вопрос парень, тут же про него забывший, так как увидел любопытного.

Мужчина европеоидного типа, лет тридцати пяти, с легкой щетиной, наголо обритой головой и похожим на букву «Ж» уродливым ожогом на лбу, такой же голый, как и все здесь присутствующие, сидел на полу, положив руки на согнутые колени. Он чем-то походил на Диму после трубы с водой, только был более безмятежным, будто смирившимся с судьбой и ожидающим от нее следующего, пусть даже более худшего шага.

– Непривычно… – слегка запнувшись, ответил парень и уставился в слишком спокойные глаза, находящиеся на правильном, довольно аристократичном лице. – А в… – хотелось сказать привычное «Вам» из уважения, а точнее навязанных земным обществом правил этикета при обращении с незнакомцами, но сегодняшний день поменял все. – А тебе? – легко выплюнул из себя панибратское обращение Дмитрий, хотя уже увидел ответ в спокойных зрачках.

– Нормально, – усмехнувшись, ответил тот. – Тебе я вижу тоже ничего, судя по поведению. Любопытствуешь… Не истеришь в бесполезных молитвах, – он обвел рукой помещение, охватив всех видимых собравшихся.

– Да, как-то смысла нет… – пожал плечами Дима, присев на корточки и подумав: «Как все-таки непривычно без одежды, такое чувство, что в задницу и под мышки поддувает». – Сначала конечно дико… Типа, как так, смерть, все дела, а потом понимаешь, что это обычная тяжелая, а скорей даже кошмарная жизнь… Будто попал в плен в первую Чеченскую и тебя не отпускают домой без выкупа. Хотя конечно я не переживал подобного, просто читал и слышал, но думаю ощущения идентичные. Жизнь в яме, еда – помои, ежедневные избиения и издевательства… Чем не Ад? Просто здесь преподносят намного круче, но… У меня еще есть надежда, – осторожно закончил мальчишка и уставился на человека, которому впервые за последнее время доверился, вывалив ворох пришедших на язык слов.

– Хм… Интересная логика, особенно насчет еды, которой еще никому не давали, и что самое интересное, есть совсем не хочется, – усмехнулся тот, а Дмитрий заметил немного, практически незаметно свернутый набок нос и большой шрам на нижней губе слева – глаза привыкали к сумеркам. – Я примерно того же мнения, что и ты, но… Какая у тебя надежда и на что? – любопытная искринка мелькнула в глазах незнакомца.

– Всегда есть надежда на спасение… – медленно выговорил парень. – Ад не безвыходное место. Я уверен, – он шмыгнул носом, слыша, как плачет не успокаивающийся малыш.

– С чего ты взял? Лично мне так не показалось… Черт, вырезавший ремни у меня из спины обещал вечные мучения и пусть не такие, как рассказывают святые отцы, но… Мои раны моментально зажили после того, как я потерял сознание и очнулся. И так было не раз, не два и даже не три. Раз десять я умирал, а потом оживал без единой царапины! Это вечная жизнь, полная страданий! Я не верил во все это на Земле, но после пережитого смирился… Ад есть, и никому из людей от него не уйти! – спокойно проговорил сидящий напротив мужчина, причем настолько уверенно, что парень наконец-то понял – скорее всего, только ему – Дмитрию – рассказали историю Ада, Рая и создания людей, а остальные не в курсе, да и не всякий поверил бы, уж слишком мозги испорчены полной лжи земной жизнью.

В этом-то и заключалась проблема, скорее всего каждого находившегося здесь человека. Любой из них являлся рационалистом и скептиком до мозга костей и ни одного невозможно переубедить, что люди – это когда-то созданные чертями и ангелами биологические машины для исследования параллельной Вселенной в поисках истинного Бога. Если он начнет высказывать подобные мысли в сем полном безнадежности, тоски и страха месте, то его порвут свои же… Верующие! Ничтожества всю жизнь ожидающие прощения за несовершенные грехи! Ему подобные собратья по несчастью с напрочь изуродованными сознаниями, сумевшие понять и принять лишь одно – Ад действительно существует, не сделав никаких выводов. Пока все идет по Библии, где сейчас они в Сортировочной, неком подобии Чистилища, по крайней мере, по названию, и следующая остановка Рынок, где их должны забрать на Небеса ангелы, только они не знают, какие это Небеса.

«Ну-ну…», – усмехнулся Дима, глядя сквозь тихо свихнувшегося собеседника. «Давайте. Верьте, надейтесь, ждите. И погромче молитесь, здесь таких обожают…»

Именно умением принимать любую реальность он и отличался от находящихся здесь людей, проживших жизнь с осознанием неизбежности смерти, где за все придется отвечать. Отличие Дмитрия состояло в любопытстве, неумении подчиняться и способности не отбрасывать, а анализировать информацию, похожую на бред. Информацию, совершенно не похожую на навязываемую лживым миром и считающуюся галлюцинациями. И только поэтому он тот единственный из подготавливаемой для продажи толпы, кто реально смотрит на вещи. Пусть ему страшно, может даже страшней чем другим, но он будет изучать этот мир, дабы вспомнить… Вспомнить, когда-то произошедшее с ним, ибо слишком мало удивляется и чересчур быстро привыкает, а для обычных людей – это ненормально.

– То есть ты уверен, что это навечно? – переспросил Дима, сдув каплю воды, повисшую на носу. – Ты терял сознание, а потом очухивался, и все раны заживали? Сами по себе? И тебя никто не лечил?

– Да! Меня уж точно никто не лечил! Видел бы ты того, кто со мной все это делал, он совсем не похож на доктора, – спокойно кивнул тот, а глаза блеснули сумасшедшей искрой. – Ни единой царапины и огромный черт с гигантскими рогами начинал заново. Не говоря ни слова, не издавая ни звука! Под конец он содрал с меня всю кожу, и она выросла заново!

– Понятно, – Дима встал, поняв, что с этим человеком каши не сваришь.

Блеск в глазах объяснил все. Этот человек во время пыток свихнулся, получив спокойствие и выдержку вкупе с уверенностью в предначертанном происходящем. Ему никто ничего не рассказывал и не показывал действие капельницы. Повезло. Да-да. Именно повезло. Заполучить ничем непробиваемую уверенность в необходимости мучений… Это круто. Жить без вопросов и с пониманием «так надо» – это уже из Оруэлла и его романа «1984». Поэтому спокойно сидящий мужчина со свернутым носом и не молился, презирая остальных взывающих к богу. Он считал происходящее заслуженным и вполне естественным. Как-никак предел пыток существует, и он выглядит принятием происходящего за обыденность, новую действительность, где единственный бонус – вечная жизнь.

«Интересно, как он отреагирует на то, что чуть позже в него встроят регенеративный орган, этакую „волшебную“ капельницу? Для него исчезнет ма-а-а-ленький кусочек волшебства Ада!», – Дмитрий не говоря ни слова, ухмыльнулся и пошел к сырой, покрытой неприятной на вид слизью стене, ибо ему стало абсолютно неинтересно знать о чем еще расскажет этот свихнувшийся.

Он и на Земле игнорировал идиотов, считающих мир таким, как описывается в учебниках школьной программы. Возможно, так проще жить, но… Жить в мире полном лжи, отвергая внешне бредовую правду – это удел слабаков и ничтожеств, не желающих видеть дальше собственного неказистого огорода и привычной пасеки с пчелами, а он таким быть не хотел!

До стены было недалеко, буквально метров десять полумрака, главное ни на кого не наступить и не споткнуться. Повсюду сидели, лежали и тупо бродили, бессмысленно шевелящие губами и смотрящие в потолок со стенами несчастные мужчины и женщины, совершенно не стесняющиеся невозможной на Земле наготы, а издаваемая ими какофония, смешанная из всевозможных звуков страданий раздражала до невозможности. Все это, конечно, понятно… Здесь каждый мучается, поэтому вроде и ты должен испытывать душевную и физическую боль, ибо внешне ничем от них не отличаешься, но суть была в том, что Дмитрий отличался внутренне. У него до сих пор не выходили из головы слова Анатона: «Твоя порода «Спящие»…, – а вот кто это – хрен знает.

Сердце, сны, да и вся его жизнь говорили, что это правда и он не такой, как все, но разум… Разум не мог смириться, однако на все просто нужно время и не более того. По крайней мере, сейчас плевать, что произойдет дальше, ибо жутко хотелось спать… Подольше и покрепче, дабы мозг обработал полученную информацию, смягчив ее, а также для лучшей адаптации к новому миру. А еще хотелось тишины от находящихся здесь людей, испуганных и галдящих, вернувшихся на родину детей Геенны Огненной. Почти спокойный юноша мрачно усмехнулся, переступив еще одного бессмысленно крутящего глазами с льющимися из них слезами толстого паренька с ожогом на лбу, жутко смахивающим на грустный смайлик из «ВКонтакте».

Лично Дмитрию было неясно, какой смысл причитать и выть, если ты цел и невредим. Жизнь-то продолжается. Страшно конечно от незнания, что будет дальше, но ведь будет! А раз будет, значит все хорошо, а эти…

– Тьфу! – он зло и смачно харкнул над головой какого-то обрюзгшего мужика с глупым вытянутым лицом, молча грызущего ногти и развалившегося на два квадратных метра мрачного послепыточного помещения, но тот даже не пошевелился, зато плевок попал на ногу сидящего рядом, скрюченного и громко молящегося старика.

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь! – Дмитрий внимательно дослушал бормочущего заученную молитву святошу и аккуратно обошел, где-то внутри себя, извинившись за плевок, хотя верующий бездельник совсем не обратил внимания на такую мелочь.

«Что за люди! Никакой веры в себя! Все на бога надеются, а жопу поднять лень…», – он облегченно уселся на холодный мокрый пол рядом со склизкой стеной, бесцеремонно втиснувшись меж находящихся там двух неопрятных женщин разных возрастов, абсолютно не обративших внимание на подобную наглость. «Да уж! Интересно сколько времени требуется приходить в чувство? Или им теперь наплевать на все? Потерян бизнес, семья, дача, пять квартир, три айфона или же просто учетная запись в «Одноклассниках»? И все? Жизнь остановилась? Что вообще за бред? Все же живые! Надо двигаться дальше! Чего-то ждать в конце-то концов и не обязательно плохого!», – но сидящие напротив и рядом самые разные люди с ожогами на лбах выглядели мертвыми, по крайне мере внутри.