Омут. Сборник рассказов и миниатюр

Верно, друзья отвлекли чудо-юдо от важного дела, так как подле трона находился раскрытый кованый сундук, и образина перебирала его содержимое, причмокивая и облизывая губищи мясистым языком. Большущая жаба сидела возле его ног и надувала щеки. Фату подумалось, что это именно та ехидна из лодки. Царапа, завидя страшилище, подался назад и выгнул спину, готовый защищаться. Фат старался не терять самообладания. Тут чудище заговорило, его грудной бас булькал и гнусавил в толстый хобот, что бился о верхнюю губищу от каждого звука.

– По какому праву осмелился ты прийти ко мне?

– Не по воле своей, – ответствовал Фат, – от Ярьомы с гостинцем.

Фат выставил кадушку перед троном и снял крышку. Чудесный аромат душистого нектара тут же вырвался из бочонка и ударил чудищу в хобот. Оно чихнуло от непривычного запаха. Страшилище окинуло взглядом подношение и спросило:

– Что желаешь?

– Отпусти Ярьому в его чертог.

– Хе!

Зафыркало чудо-юдо, физиономия его скорчилась от насмешливой гримасы, и оно прыснуло от хохота, сотрясаясь телесами. Чудище чуть не покатилось от булькающего смеха. Минуту-другую и оно вскипело, напрягая все фибры на шее, и заорало что есть мочи.

– Не бывать этому! Пусть службу сперва сослужит!

Котище попятился назад, пока не уперся в башмак Фата, и еще пуще принялся шипеть и царапать воздух.

– В чем его долг?

– Мой остров оберегать!

Страшилище притянуло бочонок, с жадностью погрузило свой хобот в мед, и едва оно сделало глоток солнечного нектара, как тут же сплюнуло с отвращением и словами:

– Какая мерзость!

Чудо-юдо отерло рот, с хобота стекали тягучие янтарные капли и спадали ему на брюхо. Оно запустило руку под корягу, ухватило пригоршню пиявок и слизняков из-под трона и погрузило содержимое в пасть. Часть из них извивалась и успела проскользнуть сквозь корявые пальцы. Оно стало медленно и с наслаждением пережевывать. Фата чуть не вывернуло от смачного чавканья и хруста поедаемых бесхребетных. Закончив трапезу, чудище отрыгнуло, похлопало себя по пузу и повторило действие, но на этот раз оно протянуло пригоршню Фату, тот любезно отказался от угощения, и ползучие гады вновь погрузились в поганое чрево. Причмокивая от удовольствия, оно заговорило:

– Если заменишь Ярьому, тогда отпущу.

– Нельзя мне. Дома ждут.

Чудище поманило Фата костлявым пальцем с длинным ногтем к себе.

– Глянь.

Оно указало в сундук.

– Вот сокровище мое, – с благоговением произнесла образина.

Древний сундук наполняли диковинные камни небывалой глубины цветов всей палитры. Прозрачность одних поражала своей чистотой с розовыми или желтыми оттенками. Пурпурные и лиловые кристаллы переливались ярким блеском и громоздились россыпью. Игольчатые белые минералы, сращенные в пучки, походили на нетающий лед из царства вечной мерзлоты. Флуоресцентные лучи иных хрусталей пленили магией и навевали мысли о гномах и эльфах из пещер. Драгоценные самородки являли рай для ювелира, но среди несметного богатства Фат приметил и вовсе грубые булыжники или рубчатые сколы не к месту.

– Продаешь?

– Дурень! Это души!

 Фат вспыхнул от удивления.

– Каждый, кто приходит ко мне, обращается в камень по велению моему, живой камень, – уточнило оно. – У коего душа черствая – у того камень черный, а у коего светлая – благородный. Ярьома ладил со службой до сего времени. Вишь, сколь душ спровадил ко мне.

Чудище подцепило из груды россыпи белый кристалл небывалой красоты с оттенками слоновой кости. Его переливы в лимонном свете Луны особенно будоражили воображение, и Фат поинтересовался:

– Кто он?

– Кристалл души давно уготовлен для Прокла.

Образина любовалась драгоценностью, чахла над белоснежным минералом, словно Кощей над златом.

– Сюда она войдет в конце времени. А ты что вытаращился?

Набросилось чудище на Фата с жуткой гримасой.

– Теперь твоя очередь – полезай в сундук, а станешь противиться, силой заставлю!

Фат подался назад, готовый бежать, хоть под землю провалиться. Правда, куда еще глубже? Мысли закрутились волчком, где бы скрыться. Так, он оказался у входа в галерею.

– Ну! – гневалось чудище, глазки его забегали, губищи зашлепали от негодования, что Фат посмел ослушаться. Чудо-юдо загорланило заклинание на неведомом языке. Жаба тут же отпрянула от трона в дальний конец и затаилась у колонны. Многоножки принялись поспешно зарываться в ил от неминуемой угрозы. Гул распева нарастал, водный потолок затянуло тревожной зыбью. Из другой галереи, куда Фат намерился улизнуть, послышался оглушительный лязг и скрежет. На призывы образины из пещеры выползло ракообразное чудище с железными конечностями. Гигантский рак хищно щелкал острейшими, как ножницы, клешнями и подгонял обоих к сундуку, отрезая любые пути к побегу. Броненосный панцирь защищал придонного отшельника. Едва Фат успел пригнуться, как створ клешни сомкнулся гильотиной над его головой. Образина свирепела пуще прежнего. Фат прощался с жизнью, еще мгновение и его обратят в камень. Храбрый Царапа не смирился со злой участью, вспрыгнул раку на шею. Лапы котищи скользили по гладкому доспеху, он сорвался, но сумел уцепиться за шейную борозду, выпустил сабельные когти и безжалостно вонзил в глаз. От неимоверных страданий рак скрючился и опрокинулся на спину, едва не придавив кота. Улучив момент, Фат выдернул Царапу за хвост, сам же в мгновение ока опрокинул мед в морду образины и насадил кадушку чуде-юде на голову. Ударив увесистым кулаком по днищу, бочонок как раз пришелся по размеру. Чудище пыталось сопротивляться, размахивало руками, беспомощно скатилось с трона и погрузилось в ил к многоножкам. Фат подхватил Ярьомин кристалл и схоронил за пазухой. Внезапно в водяном потолке раскрылись воронки, заструились каскадом водопады. Вода безудержно прибывала. Царапа, спасаясь от потопа, запрыгнул на трон, он терпеть не мог воду, поэтому постоянно одергивал и стряхивал лапы. Барахтающийся рак опрокинул клешней сундук, драгоценности яркой россыпью погрузились на дно. Фат схватил Царапу за шкирку, сам же набрал полные легкие воздуха, оттолкнулся что есть мочи от сундука и оказался в потолочной воде омута. Из последних сил он раздвигал одной рукой вязкую воду мощными гребками.  Царапа начинал захлебываться, обоим не хватало кислорода. Водоросли путали ноги, болотный сор забивал глаза. Как вдруг та самая громадная рыбина мелькнула над их головами серебристой вспышкой, Фат ухватился за ее хвост. Рыба затрепеталась, натянулась струной; и буксиром вытянула обоих из засасывающей мглы прямо к лодке посреди озера.

Фат жадно вдыхал воздух, Ярьома кое-как втащил его в лодку. Царапа нахлебался и не подавал признака жизни. Со дна озера чередой поднимались пузыри и разрывались у поверхности, высвобождая болотный газ. Ворожей принялся вытаскивать тину из пасти Царапы и разминать его под странные горловые звуки заговора, кот вернулся к жизни, но изможденный забился под скамью. Шутка ли, совладать с гигантским раком. Кормчий правил к берегу, но не острова. Червонным золотом солнце обагрило верхушки деревьев. На суше Фат обнаружил свои вещи, прежде переправленные Ярьомой и аккуратно уложенные. Без лишних слов Фат отдал кристалл души Ярьоме. Старик вцепился в самоцвет и с благоговением сказал:

– Волюшка.

Камень он упрятал в котомку и повесил на шею, затем поднял котищу, облобызал его грязную мордочку и, сдавливая слезы, сказал:

– Ну, дружа, прощай. Бог даст – свидимся.

Царапе не понравились кошачьи ласки. Кот вырвался, расчесал ухо и по привычке захотел вернуться в лодку домой плыть, но Ярьома отвадил его.

– Фат твой новый хозяин.

Старик оттолкнулся веслом. Из лодки Ярьома крикнул:

– Лето я вернул тебе с избытком! Не поминай лихом!

Царапа метался между Фатом и кромкой воды, не понимая, почему его не взяли. Они проводили взглядом ворожея, пока тот не скрылся в зарослях острова. Внезапно радужное свечение принялось на дне омута. Мириады кристаллов, что выпали из сундука, ожили, сбились в стаю и закружились в безудержном танце вокруг острова. Грянул оглушительный гром, и земля содрогнулась от раската. Фейерверк самоцветов вырвался из плена тьмы, и устремился в безоблачную высь, озаряя небосвод. Загудел ветер, и деревья забушевали, в середине острова сверкнул зигзаг белой молнии. Факельный метеор взмыл в небесный чертог, оставляя белый дымный след. Жители поселка потом утверждали, что проснулись от неимоверного грохота, и позже наблюдали неистовое свечение в небе со стороны озера, но отнесли явление к полярному сиянию.

Разгоряченный событиями Фат сперва не заметил, что листья устилали землю шафрановым ковром. Природа увядала. Осень вступила в свои права, а ведь его поход приходился на июль. Промозглый воздух холодил вымокшего до костей Фата. Он брел, утопая во мхах, фотограф более не увлекался прекрасными образами золотой поры. Размышления тяготили его о великом таинстве природы, свидетелем которого ему довелось стать и о сдвиге во времени. После злоключения он начинал сильно сомневаться в позиции атеиста и своем понимании этого мира, на душе скребло. Погоняло «Фарт» оправдалось: ему неслыханно повезло не обратиться в самоцвет. Царапа бежал подле. Они забрели в сухостой, Фат развел костер. Аппаратура вышла из строя, батареи разрядились, навигатор пришел в негодность, поэтому приходилось идти наобум. Царапа исчез, но вскоре объявился с мышкой в зубах. Котище заботливо положил дохлого зверька перед дрожащим Фатом. Так они и просидели в обнимку до позднего вечера, пока случаем на них не вышел отряд поисковиков.

***

Редактор журнала не помнил себя от радости при встрече с художником образа. Издатель с превеликим интересом выслушал рассказ Фата, но публиковать историю отказался за неимением свидетельств, и вообще он счел все повествование за байки. Я, Царапа, протестую! Ведь я и есть прямое подтверждение того необычного явления, к которому мы с Фатом причастны. Вот так я и поселился у своего нового хозяина, а недавно он устроил мне фотосессию. С той поры Фат стал определенно сухопутным и не купается ни в озерах, ни в каких-либо других водоемах.