Сумрак закатной тени

подозрительно косясь на двух молодых людей, проезжающих верхом. Уинфред поймал за рукав пробегающую девушку и спросил, как добраться до ремесленных дворов. Та молча

показала рукой куда-то в сторону и побежала дальше. Деревянные домики сменились добротными каменными домами, и вскоре путники оказались на маленькой вымощенной камнем площади, посреди которой стояла величественная каменная церковь. У ворот церкви сидел нищий. Уинфред бросил ему пенни.

– Да благословит вас Господь! – пробормотал нищий.

– Знаете ли вы, как добраться до мастерской сапожника Райла?

– Старый Райл живет на южном краю ремесленных дворов. Только сапоги лучше заказывайте у Криспина, так как тот и вправду знает толк в своем ремесле.

Уинфред поблагодарил и развернул лошадь в сторону узкого переулка, ведущего к ремесленным дворам. Добравшись до дома с нужной вывеской, братья спешились. Юноша

взялся за железное кольцо и трижды громко постучал в дверь. Послышались шаги. Дверь отворилась, и на пороге появился невысокий рыжебородый мужчина.

– Кто такие? – спросил он, недовольно покосившись на лошадь.

– Мы прибыли к вам от господина Квинтина, – Уинфред протянул мастеру письмо. Тот вскрыл конверт, достал кусок бумаги, испещренный тонкими буквами, бегло ознакомился

с содержанием письма, затем достал деньги и машинально сунул их себе в карман.

– Стало быть, ты Уинфред Скотт? А это кто с тобой? – спросил он.

– Мой младший брат. Он вызвался сопровождать меня, хотя я и пытался его отговорить.

– В письме сказано только про тебя. Старый Квинтин, видимо, совсем рехнулся, отправив двух юнцов невесть куда! Ну что ж, проходите в дом, а я отведу лошадь в стойло.

Братья кивнули и зашли внутрь. Дом сапожника состоял из двух основных помещений. Войдя в прихожую, братья увидели мастерскую, посреди которой стоял широкий верстак, а

на стене висели деревянные колодки разной формы и размера. Джорди взял в руки сапожный раскроечный нож, но Уинфред отдернул его.

– Ничего тут не трогай.

Другая часть дома состояла из спальни и маленькой комнаты, отдаленно напоминавшую гостиную. Питался сапожник, видимо, прямо в мастерской, не отходя от рабочего места.

На полке у входа стояли сапоги, на одном из которых Уинфред увидел потертое клеймо обувного мастера.

Рыжебородый вернулся и захлопнул за собой дверь.

– Ну что же, располагайтесь. Чувствуйте себя как дома, – сказал сапожник. – Во всех смыслах этого слова, – усмехнувшись, добавил он. – Завтра вы останетесь здесь и будете

помогать мне, а сейчас пойдемте ужинать.

Он поманил братьев за собой в комнату, где стоял маленький столик, который рыжебородый сапожник быстро накрыл разной снедью.

– Я думаю, Квинтин уже рассказал вам обо мне.

– Вы Райл, обувной мастер, – хором ответили братья.

– Верно. Я живу в этом городе уйму лет и, к моему удивлению, нужды в заказчиках до сих пор не испытываю, хотя проклятый Криспин последнее время здорово мешает моим заработкам!

– Мы хотели бы узнать, как скоро мы можем отправиться в столицу? – спросил Уинфред.

– Поезд отправляется через два дня со станции, которая находится неподалеку от города. Надеюсь, Квинтин хотя бы снабдил вас деньгами на билеты?

– Сколько нынче стоит билет?

– Двенадцать шиллингов на двоих.

Уинфред задумался.

– Вам знакомо имя Линн? – спросил он у мастера.

– Да.

– Он останавливался у вас раньше?

– Ваш друг был здесь пару дней назад. Он выглядел крайне взволнованным. Я расспросил его о случившемся и услышал то, о чем Квинтин писал в письме. Безусловно, все это

очень прискорбно, но причем здесь вы?

– Мы едем в столицу с целью найти дочь фермера. Есть надежда, что она осталась в живых. Линн упоминал о ней в своем рассказе?

– Надежда, может быть, и есть, но неужели вы думаете, что, оказавшись в столице, сможете что-либо предпринять для того, чтобы найти ее? Кто-то из вас хоть раз бывал там?

Братья отрицательно покачали головами.

– А я бывал там однажды. Сельская деревенщина и местные оборванцы воображают, что в столице текут золотые реки, берущие начало прямо из-под ног Ее Величества, – захохотал

сапожник. – На самом деле все совсем не так. Грязные улочки столичных окраин кишат доходягами и ворьем. Поэтому лучше будет включить разум, вернуться домой немедленно и

забыть об этой затее, пока не поздно. Тем более, что ваш друг ни разу не упоминал ни о каких девушках.

– Он ничего не сказал о Меллони? – удивился Уинфред.

– Нет, этого имени он не называл.

– Но не могла же она исчезнуть без вести!

– Дружище, знаешь ли ты, что в зловонном тумане столицы каждый день кто-то исчезает без вести? Правда, некоторых потом находят неподвижно лежащими на земле и старательно обходят

их стороной.

Уинфред взглянул на брата. Тот завороженно слушал мастера, в глазах его были видны страх и нерешительность.

– Не стоит вам браться за это дело, – продолжал сапожник. – Если опытные сыщики, знающие наизусть каждый клочок земли в столице и окрестностях, не справятся с этим, то у

вас тем более нет шансов.

– Мастер Райл прав. Может, нам и правда вернуться? – нерешительно взглянул Джорди на брата.

– Можешь возвращаться прямо сейчас! Я уже давно все решил.

– Твое упрямство неуместно, – поворчал Райл. – Подумай еще раз, нужно ли тебе это?

– Да, через два дня я отправлюсь на поиски! – отрезал Уинфред. – Так ты со мной или нет? – спросил он у Джорди.

– Я с тобой, – смущенно ответил тот.

Сапожник нахмурился и что-то буркнул себе в бороду.

– Хорошо, я попытался вас отговорить, но запас моего красноречия иссяк. Постель в соседней комнате в вашем распоряжении, – сапожник убрал со стола и вышел во двор.

Братья переглянулись.

– Возможно, он прав? Представь, вот мы оказались в городе. Ты знаешь, куда идти и что делать? – спросил мальчишка.

– Давай сначала доберемся туда, а потом решим, что делать. В какой-то степени он действительно прав. Таким, как ты, не стоит отправляться так далеко, – усмехнулся Уинфред.

– Такие, как ты, быстро пропадут там одни без таких, как я! -парировал Джорди.

– Каких?

– Неважно! В любом случае тебе может понадобиться моя помощь. Да и возвращаться уже поздно.

Уинфред допил чай и зашел в комнату. То, что Райл назвал постелью, на самом деле оказалось обычным тюфяком, набитым соломой, на котором с трудом мог разместиться взрослый

мужчина. «Это для Джорди, сам буду спать на полу,» – вздохнул Уинфред.

Джорди зашел в комнату, и, поколебавшись, вышел обратно. Вскоре он вернулся с большим холщовым мешком и протянул его брату. Набив его соломой и опилками, братья улеглись спать.

На следующее утро их разбудил громкий стук молотка из мастерской. Уинфред услышал хриплый голос сапожника и второго человека, видимо, покупателя.

– Могу подогнать вам размер побольше, чтобы не натирало ноги. Но тогда мне придется потратить больше материала, и цена будет на порядок выше!

– Качество кожи, из которой вы делаете обувь, оставляет желать лучшего по сравнению с той, которую использует мастер Криспин! – отвечал посетитель. – Да и дороже выйдет.

– Что же, был бы рад с вами поработать. Удачи вам через пару недель, когда, при первой же непогоде, подошвы ваших сапог превратятся в пыль.

– С чего бы это?

– Дело в том, что Криспин, этот бессовестный человек, с целью обмануть покупателей добавляет в кожу различные смеси, изготовленные из травы, которую его жена

собирает на мусорной куче за ремесленными дворами. На первый взгляд, обувь может показаться очень качественной, но, поносив ее пару недель, вы убедитесь в обратном.

– Почему я должен вам верить? Возможно, мастер Криспин расскажет нечто подобное о вас, и окажется, что это вы занимаетесь сбором травы на мусорных кучах! И с чего вы взяли,

что сорняки могут как-то влиять на то, как выглядят мои сапоги?

– Если бы мой дорогой покупатель был немного знаком с химией, он бы знал, что внутренние соки некоторых растений обладают окрашивающими свойствами. Краска выглядит очень

натурально, но быстро стирается, как только на обувь попадает вода и уличная грязь, – улыбнулся сапожник.

– Хорошо, зайду к вам попозже, – ответил мужчина. – Но прежде навещу Криспина и поведаю ему ваши бредни.

– Чтобы услышать новые, вернуться и рассказать их мне? К сожалению, вечером я собираюсь поднять цену, поэтому советую вам поторопиться.

– А идите вы к черту! – крикнул покупатель и, выбежав, в сердцах пнул дверь ногой.

– Хорошего дня и постарайтесь не упасть лицом в лужу! – бросил ему вслед Райл, задыхаясь от хохота.

Уинфред улыбнулся и зашел в мастерскую.

– Это правда, что вы рассказали о своем конкуренте?

– Чего не сделаешь ради того, чтобы привлечь покупателя. Неужели ты оказался таким же наивным, поверив в мои сказки? – продолжал хохотать мастер. – Я уверен, что этот

хрыч приползет сюда вечером за обувью, так что мы еще успеем повеселиться, а сейчас за работу! Буди брата, пускай сходит за снедью к обеду, и подай мне вот тот молоток.

Уинфред протянул инструмент мастеру и вышел. В прихожей он столкнулся с Джорди, оглядывающимся по сторонам.

– Когда я проснулся, то поначалу долго не мог сообразить, где нахожусь… Мне снился дом…

– Сейчас еще рано думать о доме, братишка! Возьми пару шиллингов, отправляйся в бакалейную лавку и купи нам чего-нибудь к обеду, а я останусь помогать Райлу.

– Где эта лавка?

Выслушав объяснения, Джорди зажал в руке две монеты и вышел на улицу. Из мастерской вывалился красный и взмокший от пота сапожник.

– Что вы там копаетесь? Мне нужна твоя помощь.

Весь оставшийся день Уинфред провел в мастерской, поднося Райлу раскроечные ножи, колодки, шилья, дратву и все, что принадлежит сапожному мастерству. Мастер без устали работал молотком, изредка прерываясь, чтобы попить воды и выйти подышать. Вскоре вернулся Джорди, принеся с собой хлеба, мяса и сыра. Райл бросил ему еще шиллинг и велел принести свежего молока, коротко объяснив, где его найти.

К вечеру вернулся выглядевший слегка пристыженным утренний посетитель.

– Прошу прощения за неучтивость. Обувь у Криспина, без сомнений, худшего качества, – смущенно сказал он.

– Так когда мы договоримся о цене? – с улыбкой спросил мастер.

– Можем прямо сейчас.

Недолго поторговавшись, они ударили по рукам. Посетитель ушел, забрав с собой пару новых сапог, а довольный Райл ухмылялся, складывая монеты в кошелек.

– И как у вас ловко получается! – удивился Уинфред.

– Главное – разбираться в людях, – со знанием дела ответил мастер. – У Криспина он услышал занимательную историю о птичьем дерьме, которым я скрепляю подошву сапога.

Юноша поморщился. Сапожник приказал ему убрать инструменты и разложить по полкам колодки, затем надел куртку и вышел. Джорди вернулся с кувшином молока, которое чуть не разлил, споткнувшись о кочку у входа в дом. Бранясь, он протянул кувшин Уинфреду и скинул с себя пыльную одежду.

– Весь день этот чертов сапожник посылал меня за всякой дребеденью, не давая и присесть.

– Ты должен быть благодарен за то, что он согласился приютить нас. Мы могли бы провести это время в поле. Забыл, как холодно там бывает ночью?

Братец что-то недовольно буркнул себе под нос и плюхнулся на тюфяк, набитый соломой.

Поздно вечером послышались раскаты грома, и яркие молнии начали то и дело вспыхивать на затянутом тяжелыми синими тучами небе. Дождь забарабанил по крыше. На тропинке,

ведущей к калитке, побежал тонкий ручеек. Вернулся промокший до нитки Райл и протянул юноше две мятые бумажки. Уинфред развернул один из них и увидел черную, слегка

расплывшуюся от воды печать. «Huntingdon – Kings Cross. Third class rail ticket», – стояло рядом с печатью. На другой стороне юноша увидел день недели, месяц, время отправления и несколько незнакомых имен и фамилий.

– Поезд отправляется завтра в одиннадцать утра! Соберите вещи и хорошо выспитесь, – посоветовал сапожник и скрылся в мастерской.

Юноша взял дорожную сумку, достал конверт и бережно сложил туда билеты. Затем потушил свечу и улегся на пол. Дождь стихал, и тяжелые капли уже не так сильно били по крыше.

Мысли о завтрашнем путешествии отгоняли сон. Джорди мирно сопел рядом, на тюфяке. Дождь совсем утих, когда Уинфреда наконец сморило.

Утром его разбудил сапожник. Юноша поднялся и огляделся по сторонам. В голове таяли обрывки сновидений. Джорди сидел рядом на своем тюфяке и протирал глаза. Райл указал братьям на стенные часы.

– Уже половина десятого. Собирайтесь, иначе опоздаете.

Братья оделись, сложили вещи в дорожную сумку, затем заглянули в «гостиную», где их ждала порция похлебки с хлебом и горячее молоко. Мастер стоял на улице и нетерпеливо

переминался с ноги на ногу.

– Лошадь останется у меня до вашего возвращения. Однако если вас не будет больше двух недель, я отдам ее первому встречному торговцу сукном, которые частенько навещают старого

Квинтина. «Две недели! – подумал Унифред. – Два дня на дорогу и двенадцать дней на поиски. Впрочем, если Меллони еще жива, то нам действительно стоит поторопиться».

Братья отправились в путь, и мастер, выйдя вместе с ними, захлопнул калитку. Некоторое время шли молча. Дойдя до каменной площади, Райл свернул в неприметный узкий переулок, который перешел в небольшую аккуратную улочку. Время от времени встречались люди, нагруженные поклажей, некоторые проезжали верхом.

Из-за угла маленького каменного домика показался поворот. Сапожник остановился и махнул в ту сторону рукой.

– Дальше пойдете сами, здесь недалеко. Желаю вам удачи. Надеюсь, что вы исполните задуманное!

Братья пожали мастеру руку и двинулись дальше. Вскоре они вышли на маленькую, но довольно шумную площадь. В центре площади стояло добротное деревянное здание, над входной дверью висели большие часы. По обеим сторонам здания ютились торговые лотки, вокруг которых стоял гомон, толпились и суетились люди.

Внезапно на площадь въехал верхом богато одетый вельможа, сопровождаемый внушительной охраной. Из правого нагрудного кармана его костюма торчал кончик носового платка. Один из сопровождающих держал в руке продолговатую черную шляпу-цилиндр. Вельможа остановился у входа, с помощью охраны спустился на землю и, надев шляпу,

прошествовал внутрь. Гомон толпы ненадолго стих и тут же возобновился. Уинфред оглянулся. Джорди уже топтался у одного из лотков, на котором продавались пирожки, и рылся в кошельке

в поиске мелких монет. Юноша потянул его за рукав, показав на часы. Было пол-одиннадцатого.

Братья зашли в здание вокзала. Внутри находилось несколько деревянных скамеек, занятых людьми.

У небольшой стойки в углу толпился народ, видимо, не успевший за билетами. Как только

человек в черном костюме отошел в сторону, мужчина у стойки развел руками.

– Билеты закончились. Ожидайте следующего рейса.

Люди в очереди, недовольно ворча, расходились. Один из них, невысокий мужичок с бегающими глазками, достал откуда-то деревянную табличку и нацарапал на ней: «Куплю билет

до Кингс-Кросса. О цене договоримся». С этой табличкой он встал на крыльце, однако проходившие мимо люди не обращали на него внимания.

Рядом со стойкой находился выход на платформу. Проверяющий в потертой ливрее попросил братьев предъявить билеты. Уинфред протянул ему конверт, тот открыл его и, удостоверившись

в наличии печатей, положил обратно.

– Счастливого пути!

Поднявшись на перрон, Уинфред услышал громкий свистящий звук, застучали колеса. На станцию выезжал окутанный дымом локомотив, тянувший за собой десяток вагонов.

Первый вагон выглядел весьма необычно. В глаза бросался яркий красный цвет, выделявшийся на фоне черного паровоза. Широкие окна были закрыты и зашторены узорчатыми занавесками,

железные двери – слегка приоткрыты. Юноша взглянул на брата, тот завороженно поедал глазами поезд, не в силах пошевелиться. Уинфред был удивлен не меньше. Даже последний

вагон, представлявший собой открытую платформу с грубыми деревянными скамьями, произвел на него впечатление.

На платформе появился проводник в синем кителе. Он прошел мимо каждого вагона, отпирая двери тяжелыми ключами, висящими на железном кольце. Дойдя до первого вагона, он

отпер дверь и по очереди пригласил каждого из пассажиров внутрь. Юноша подошел к нему, протянул билет и справился, куда им садиться. Проводник молча показал в самый конец поезда.

Уинфред кивнул, поманил Джорди за собой и направился к последнему вагону. Взойдя на платформу, братья принялись искать свободное место. Почти все скамьи были заняты. Вернулся

проводник и потребовал билеты. Засуетившиеся люди полезли в карманы и сумки. Уинфред достал конверт и протянул проводнику. Тот кивнул.

– Поезд отправляется через десять минут и проследует до вокзала «Кингс-Кросс» с остановками в Санди, Стивенидже и Хатфилде, вагон-ресторан находится в середине состава.

Желаю всем легкой дороги.

С этими словами проводник махнул рукой и удалился. Через десять минут раздался протяжный гудок, затем громкое шипение. Поезд со скрипом тронулся. Платформа с провожающими

поплыла мимо. Локомотив прибавил ходу, и вскоре станция с крошечными силуэтами людей осталась далеко позади.

Поезд проезжал мимо густого дубового леса. Ветви гигантов-дубов свисали вниз почти до самого полотна. Большинство пассажиров дремали, лишь две женщины,

судя по всему, кухарки, обсуждали достоинства и недостатки живой хлебной закваски, да лысый старикашка искал что-то в сумке и недовольно ворчал. Вскоре лес остался позади, и поезд

выехал на равнину. Иногда вдали мелькали деревянные домики. Уинфред вспомнил о своем доме и попытался представить, как бы он выглядел со стороны проезжающего поезда.

Наверно, таким же незаметным среди полей и зарослей кустарника.

Черный густой дым локомотива время от времени окутывал передвижную платформу с пассажирами, из-за чего те начинали громко кашлять. Джорди, наглотавшись дыма, тоже

закашлялся и судорожно захрипел. Уинфред протянул ему платок. Обвязанный вокруг рта мальчишки, платок вскоре почернел от копоти.

Домов становилось все больше, и вскоре поезд въехал в небольшой городок. Раздался гудок, затем свист локомотива, который подъехал к деревянной платформе. Sandy – было

написано на табличке, рядом с которой толпились пассажиры. Пришел проводник, объявил двадцатиминутную стоянку и принялся проверять билеты у вновь прибывших. Уинфред соскочил на платформу и приметил большую очередь напротив вагона-ресторана. Вздохнув, он вернулся обратно и открыл дорожную сумку, достав оттуда приготовленные Райлом бутерброды.

Джорди, все еще зажимавший нос платком, отказался от еды.

Стоянка заканчивалась, и пассажиры постепенно стали расходиться по вагонам. Проводник ходил по платформе и разгонял группы безбилетников, желавших пробраться на поезд.

Очередь у вагона-ресторана рассосалась. Последним вышел мужчина в костюме и черном цилиндре на голове. Проводник, проходя мимо, подобострастно снял фуражку. Тот ответил коротким кивком.

Вновь раздался свисток и поезд начал трогаться, как вдруг невысокий лохматый мужичок, лихо перемахнув через деревянную ограду, возник на перроне. В руках он держал небольшой белый сверток.

– Стой! Куда!? – вслед за ним, свистя на ходу, бежали блюститель порядка и проверяющий. Мужик шустро бросился догонять уходящий поезд и, поравнявшись с передвижной платформой, запрыгнул на нее. Его подхватили под плечи ухмыляющиеся мускулистые парни. Свистящий блюститель порядка, проверяющий и толпа улюлюкавших зевак остались позади. Мужик поблагодарил парней и уселся на свободное место. Вокруг него скамьи опустели. Кухарки брезгливо отодвинулись. Рабочий в засаленном фартуке уткнулся в газету, а пожилой мужчина в заштопанном костюме недовольно нахмурился.

Мужику, похоже, все это было безразлично.

– Чем нынче промышляете, господа? – беспечно улыбаясь, спросил он.

Кухарки отодвинулись еще дальше. Работяга взял газету и пересел на свободное место.

– А тебе что за дело? – раздался недовольный голос с задней скамьи.

– Да так! Я всего лишь интересуюсь, чем и как можно пробиваться в нашей славной столице, чтобы преждевременно не протянуть ноги.

– А кто ты такой сам?

– Я бедный крестьянин с окраин Санди, – с беззаботной улыбкой на лице ответил новый странный пассажир. – Сегодня я наконец-то решил уехать отсюда в надежде заработать денег

и посмотреть мир!

С задних скамей послышался вздох.

– Еще один, – с укоризной проворчал кто-то из пассажиров.

– Ну что, неужели и вправду все гораздо хуже, чем я думал? – продолжал улыбаться мужик. – Удастся ли мне прожить хотя бы пару дней по приезде?

Молчание было ему ответом. Уинфред усмехнулся было, но тут же смущенно опустил глаза, ловя укоризненные взгляды. Черные от копоти лица пассажиров были угрюмы и безучастны.

Улыбка постепенно сползала с довольной физиономии мужика. Был он каким-то странным и необычным среди всего этого сборища потертых жизнью работяг и мастеровых. Похожее чувство Уинфред испытывал в детстве, когда, пробуя присоединиться к толпе играющих соседских детей, нарывался на недоуменные взгляды и выслушивал разные нелестные замечания и прозвища.

Он мог не опасаться насмешек и подколок лишь в небольшом кругу приятелей, которые ни разу не тыкали в него пальцем и не кидались переспевшими яблоками. Это были дети фермеров с окраин, а также сыновья торговцев, заезжавших порой в родную деревню. От них и от отца юноша узнавал новости о происходящем в ближайших окрестностях и больших городах. Некоторые рассказы порой захватывали дух, но чаще всего все было скучно и заурядно, временами даже трагично для простых работяг, и подвыпивший отец, вваливаясь вечером в дом, недовольно рычал: «Конец очередному суконщику из Питтсборо», затем, напевая себе под нос похабные песни, скрывался в своей комнате.

Джорди же был полной противоположностью брата. Будучи легкомысленным и крайне беспечным, он общался со всеми соседскими детьми и подолгу грустил, когда мать заставляла его целыми днями полоть грядки и пасти овец.

Мужик тем временем отчаялся услышать ответ на свой вопрос и тупо уставился в пол.

– Кто там интересовался работой? Тебе придется изрядно попачкать свои руки, сынок! – усмехнулся румяный толстяк в потной грязной рубахе. Мужик вздрогнул и обернулся.

Затем посмотрел на свои ладони, шершавые от мозолей и черные от грязи.

– Очередной наивный белоручка, – подхватил работяга с передней скамьи. – В доме его быстро приучат к настоящей работе!

Толстяк поднялся со своей скамьи и, подойдя к мужику, продемонстрировал ему свои огромные лапищи, черные и испещренные волдырями.

– В столице есть одно замечательное место, в которое частенько заглядывают любопытные путешественники и наивные торговцы волшебным порошком. Называется оно угольной фабрикой.

Хохот усилился, даже кухарки на миг прекратили болтовню и улыбнулись. Толстяк посмотрел по сторонам, довольный произведенным эффектом, и похлопал мужика по плечу.

– Мальчишки вроде тебя держатся там пару-тройку недель, затем, слегка приуныв, заканчивают путь в сточной канаве.

Вскоре уже почти вся передвижная платформа хохотала над изумленным смущенным мужичком, прижавшимся к углу скамьи, стараясь не упасть. Лишь две кухарки в углу продолжали болтать

о своем, не обращая внимания на всеобщее веселье, да братья молча и изумленно наблюдали за происходящим.

– Да хорош тебе, Стю! Пошутил, и хватит. Человек работу ищет, а тебе лишь бы поглумиться, – проворчал подошедший тощий долговязый рабочий в засаленном фартуке. – Моему

знакомому кузнецу на Джордж-стрит нужен был помощник. Тебе когда-либо доводилось работать по металлу? – спросил он у мужика, на лице которого возник явный интерес.

– Я много чего пробовал в своей жизни. Подрабатывал зеленщиком, помогал фермерам таскать сено, точил разделочные мясницкие ножи и тесаки. Если приведете меня к своему

кузнецу, я останусь работать у него. Главное – не остаться без крыши над головой.

– Будешь жить у него. Плата вполне сносная.

Мужик оживился и протянул руку долговязому.

– Благодарю тебя, дружище! А тебе, – он перевел взгляд на толстяка, – стоило бы попробовать себя в роли уличного артиста. Веселить народ – прибыльное дело!

Толстяк усмехнулся и плюхнулся на скамью, отчего сидевший на краю старик чуть не вылетел наружу.

Ровный стук колес вновь сменился прерывистым скрипением тормозящего локомотива. Поезд въезжал в Стивенидж. На станции толпился народ и, против обыкновения, прогуливались

уличные торговцы с тележками и сумками, громко зазывая купить свой товар.

На перроне появился проводник и объявил о часовой стоянке. Пассажиры покинули вагоны и начали разбредаться кто куда. Некоторые по-дружески обнимали встречающих, другие

толпились вокруг тележки торговца выпечкой. Уинфред поинтересовался стоимостью пирожка с яблоком.

– Все по три пенни, – ответил торговец.

Юноша со вздохом убрал кошелек и, оглянувшись, заметил голодный взгляд брата.

За краем перрона рядом с привычным станционным домиком располагались торговые ряды местной ярмарки. Около продавца сладостей и булочника уже выстроилась очередь из пассажиров в костюмах и фраках, фартуках и платьях. Уинфред почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, он увидел добродушную физиономию безбилетного мужика.

– Ты когда-нибудь был в торговом городе Стивенидж? – спросил он.

Юноша отрицательно покачал головой.

– Странно. Ты показался мне кем-то из местных, но не важно. Это место изобилует дарами, которые хитрые и алчные торговцы свозят сюда с других концов королевства. Здесь можно

найти практические все, что только можно купить за деньги: от старых ржавых доспехов средневековых рыцарей до суконного белья и экзотических сладостей, привозимых

из колонии. Первый раз я побывал здесь в твоем возрасте, сопровождая одного торговца, давнего друга моего отца. Мне тогда перепала небольшая доля того, что нам удалось продать,

затем мы отправились в ближайший паб, а потом… впрочем, неважно, – загадочно улыбнулся мужик.

– Меня зовут Уинфред Скотт, – молвил юноша.

– Можешь называть меня Чарли, – представился новый знакомец.

– А что сейчас с вашим отцом?

Чарли посмотрел на небо и вновь загадочно улыбнулся.

– Почти с самого детства я был предоставлен самому себе и вскоре привык к этому. Мне нравится такая жизнь. Никто не указывает мне, как поступать, кроме хозяина дома,

где я останавливаюсь на ночлег, и скупых обрюзглых торговцев, к которым мне порой удается наняться и заработать лишнюю пару шиллингов. Приходя вечером домой, я сплю и ем

сколько мне вздумается. Мою мошну не отягощают родственники, жены и дети. Когда хозяин дома начинает не в меру возмущаться тем, насколько часто я плачу за жилье, я отправляюсь

в ближайший паб. Нахожу там компанию из веселых и развязных джентльменов, болтливых лавочников и фермеров, и при каждом удобном случае наиболее лестно отзываюсь об этом

замечательном человеке так, чтобы постояльцы впредь держали ухо востро и не останавливались на ночлег у кого попало. И наконец, совсем недавно я принял

решение оставить вольную жизнь и переселиться в столицу. Там я надеюсь найти себе достойное занятие, а в дальнейшем, возможно, и обзавестись семьей. Да и ты, я думаю,

не без причин отправился в путешествие, а?

– Один мой близкий родственник сильно захворал, – соврал Уинфред. – Мать послала нас с братом проведать его.

– Вас одних – так далеко? Странно, очень странно! – удивился Чарли. – Впрочем, не важно. Если едете – значит, так надо.

Юноша огляделся. Пассажиры разбрелись кто куда. У входа на платформу стоял проводник и что-то возбужденно рассказывал торговцу, чинно поглаживая бороду. Тот слушал,

нахмурив брови, и кивал головой.

– Прогуляемся? – предложил Чарли. Уинфред не стал отказываться.

Проходя мимо торговых рядов, он начал судорожно ощупывать свои карманы в поисках монет. В одном из карманов оказалось полшиллинга. Второй был дырявым, и Уинфред достал оттуда

чудом не вывалившуюся бумажку с картой, набросанной от руки Квинтином, и коротким описанием пути. Юноша сунул бумажку за пазуху и заметил, что Чарли уже отирался у одного

из лотков, болтая с хорошенькой торговкой. Мужик что-то говорил, а девушка отмахивалась от него, поминутно краснея и улыбаясь. Уинфред подошел к лотку и кашлянул,

чтобы обратить на себя внимание.

– А-а! Это мой спутник и дальний родственник, эмигрировавший из Шотландии! К сожалению, его совесть осталась там же, где и его волынка, – похлопал юношу по плечу Чарли. – С ним мы путешествуем по стране и порой составляем компанию очаровательным леди вроде вас!

Девушка еще больше покраснела и убрала руку, которую чудаковатый спутник Уинфреда уже намеревался поцеловать.

– Вы и вправду весьма недурны собой! Однако отец не позволит мне ни минуты прогулки наедине с джентльменом, тем более в вечернее время, когда торговцы и добропорядочные жители города ложатся спать, а на улице остаются лишь блюстители порядка и люди, промышляющие черным бизнесом.

– А что, если джентльмен искушен в уличных потасовках? – расправив узкие плечи, спросил Чарли. – Неужто пара подвыпивших лавочников может оказаться препятствием?

– Эм-м… дружище! Наш поезд отправляется через полчаса, – потянув спутника за рукав, вмешался Уинфред.

– Пустяки! Все поезда мира подождут, пока я разговариваю с леди! – заявил тот. К лотку подошли посетители из числа пассажиров поезда и принялись рассматривать товар. Девушка еще больше захихикала и закрыла лицо руками, пытаясь скрыть смущение. Проходившие мимо смотрели на Чарли как на бесплатную забаву и беззлобно улыбались.

Оставив своего спутника мило болтать с молоденькой торговкой, Уинфред повернулся к соседним торговым рядам и принялся рассматривать товар. Торговали здесь практически всем, что могло прийти в голову: тяжелыми мясницкими ножами и тесаками, драгоценными украшениями и безделушками, суконным бельем и одеждой, медом и сладостями. Каждый старался прокричать как можно громче о своем товаре. Отовсюду слышались незнакомые слова, ругань и удивленные восклицания. Торговые ряды вскоре сменились лавками и пабами. У слегка приоткрытых дверей, облокотившись на деревянные подпорки и зевая, стояли угрюмые лавочники. У входа в ближайший паб толпился народ.

Как только юноша подошел ближе, дверь паба открылась, и оттуда появились два мускулистых увальня, таща под руки и ноги тощего и грязного, истошно оравшего мужчину. Протащив его сквозь расступившуюся толпу, эти крепкие парни с шумом швырнули беднягу на пыльную мостовую. Из толпы послышался хохот. Оборванец громко и цветисто выругался, подобрал с мостовой камень и запустил его в макушку одному из увальней, попав между лопаток. Тот остался безучастен, к еще большему веселью толпы. С миниатюрного крыльца соседней лавки показалась молодая разукрашенная девица, чья одежда была до неприличия скудной. Облокотившись на ступени, она начала откровенно пялиться на Уинфреда, озирающегося по сторонам. Тот, заметив ее, шарахнулся в сторону.