Сумрак закатной тени

– Вечером я рассказал тебе все, что мне было известно. Уж не хочешь ли ты сказать, что знаешь больше? – поинтересовался фермер.

– Нет, о случившемся я знаю только с ваших слов. Но, быть может, слуга покойного Кортни знает больше, но не всё успел поведать?

– Линн пару дней назад уехал в Хантингдон, сославшись на необходимость присутствия на похоронах хозяина. Надеюсь, он успеет добраться до столицы. Он рассказал все, что

ему было известно. У него не было причин скрывать что-либо от меня!

– Но ведь вы ничего не знаете о вашей дочери!?

– Я уже говорил тебе – многое отдал был за уверенность в том, что с ней все в порядке. Если ты что-то знаешь о ней – расскажи. Хотя я сомневаюсь, что ты можешь что-либо знать.

– Мне известно не больше, чем вам. Но мы могли бы подробнее расспросить Линна, возможно, он не успел рассказать все подробности.

– Уже поздно. Если ты ничего больше не можешь предложить – возвращайся домой и ложись спать. Мать, небось, уже обнаружила, что тебя нет, и волнуется.

Уинфред вздохнул и задумался. Он до конца сомневался в правильности своего решения. Но отступать было поздно.

– Я отправлюсь в столицу и выясню, что произошло с Меллони, – твердо произнес он. Старый Квинтин усмехнулся.

– Ты храбрый парень, но твой героизм не принесет пользы. Ты нужен здесь, чтобы помогать своей семье. Ведь ты теперь единственный мужчина в доме, твой братишка еще не готов

взять на себя такую ответственность. Я попытаюсь как-нибудь справиться со своим горем.

– Почтенный Квинтин! Я уже принял решение о том, что помогу вам найти дочь, чего бы мне это не стоило. Просто не могу спокойно сидеть здесь, пока кому-то позволено безнаказанно

творить насилие!

– Никак не возьму в толк, почему ты так хочешь помочь моей дочери? Ведь много лет назад она отказала тебе.

– Я сделаю это не только ради нее, но и ради вас. Я не могу просто так сидеть и смотреть на ваши страдания!

Квинтин перестал улыбаться и задумался.

– Мне нравится такая отзывчивость. Жаль, что Меллони не сумела разглядеть в тебе это и другие твои замечательные качества. Но думаю, даже если опытные сыщики не справились с этим делом, тебе это будет намного сложнее.

– Я что-нибудь придумаю.

– Подумай о матери! Ей будет непросто смириться с тем, что ты отправился в такую даль один. И твои замыслы могут быть связаны с какими угодно опасностями, в том числе и для жизни. Стоит ли приносить такую жертву?

– Все же лучше, чем сидеть сложа руки. Мой брат Джорди уже достаточно взрослый, чтобы помогать матери, пока меня не будет!

– Дело твое, но еще не поздно отступить. Подумай, сколько людей будет волноваться за тебя!

– Нет, все решено. Завтра я отправляюсь в столицу. Надо запастись съестным и теплой одеждой. А еще я не знаю дороги…

– Ближайшая железная дорога, ведущая в столицу, находится в Хантингдоне. Поезд ходит раз в неделю, но Линн так спешил, что ускакал уже сегодня. Возможно, он будет добираться до столицы своими силами.

– Завтра я отправлюсь в Хантингдон и буду ждать следующего поезда.

– Подумай хорошенько, такие решения нельзя принимать спонтанно. Ведь ты первый раз уезжаешь так далеко!

– Отправляюсь завтра утром. Сколько примерно придется идти до города?

– Целый день. По прибытии заглянешь к моему старому знакомому и остановишься у него. Я попрошу у него приюта для тебя на пару дней.

Господи! Что я говорю? – вдруг опомнился Квинтин. – Я отправляю молодого мальчишку одного в столицу, где было совершено страшное преступление! Возможно, таким образом я подвергаю его и его семью опасности! Совсем спятил, старая дырявая голова!

– Ведь я мог бы отправиться и втайне, никому ничего не рассказывая, но из этого ничего не вышло бы. За свое решение я отвечаю сам, вам не в чем себя винить.

Старый фермер смотрел на юношу, и в его глазах вперемешку с изумлением вспыхнул огонек надежды.

– Поезжай, но будь осторожен. В столице жизнь сильно отличается от нашей. Тебе придется привыкнуть к новым порядкам… впрочем, тебе пойдет это на пользу. В твоем возрасте

я сам рвался путешествовать, посмотреть мир. Быть может, тебе повезет, и ты узнаешь что-нибудь о Меллони. Но как только ты поймешь, что ничего уже нельзя сделать —

возвращайся. Ты должен дать слово.

– Даю слово.

Квинтин кивнул и, потянувшись за листом бумаги и пером, принялся что-то писать. Свеча догорала, время от времени испуская короткие струйки дыма. Юноша смотрел на нее и

грустил, что не успел попрощаться с семьей, ведь путь предстоит неблизкий и неизвестно, когда суждено будет вернуться. Внезапно ему захотелось бросить все,

отправиться домой, свернуться калачиком и не просыпаться до полудня. Он поспешно прогнал эту мысль.

Старый фермер открыл ящик стола, достал оттуда несколько маленьких разноцветных бумажек и положил их в конверт. Затем он закончил письмо и тоже вложил его в конверт, передав Уинфреду.

– Здесь – письмо сапожнику Райлу, моему старому знакомому, который приютит тебя в Хантингдоне, и несколько фунтов стерлингов – они пригодятся тебе в дороге. По прибытии

отдашь ему письмо и вот эти два фунта, остальное оставишь себе. Сейчас ложись спать, а утром я объясню, как добраться до Хантингдона. Я велю Тери налить тебе чай и постелить постель.

Юноша поклонился, взял письмо и вышел из кабинета. Из гостиной появилась Тери и провела его в спальню, где стояла настоящая деревянная кровать, застеленная грубой суконной

простыней и легким одеялом. Уинфред дождался, пока горничная выйдет, и разделся, аккуратно повесив одежду на край кровати. Вскоре вновь появилась Тери и принесла глиняную

кружку ароматного чая, и миску с куском свежего яблочного пирога.

– Господин Квинтин желает тебе доброй ночи и велит хорошо выспаться сегодня, – сказала она.

Уинфред поблагодарил и принялся за угощение. Когда с пирогом было покончено, он довольно улыбнулся и лег в постель, думая о предстоящем путешествии. «Надеюсь, мать с братом

не сильно расстроятся, если меня пару недель не будет дома. Я приеду в столицу и, как только узнаю, где Меллони, заберу ее и мы сразу же вернемся домой, а Квинтин

что-нибудь придумает, чтобы прикрыть меня в мое отсутствие», – строил планы юноша. Он редко лгал матери, но уехать из дома, рассказав все как есть, было невозможно. Несмотря на

свою самостоятельность, юноша был очень привязан к семье и редко покидал пределы родной деревни, уходя не дальше чем за церковь, расположенную на холме за пастбищем. Вскоре он уснул, укрывшись легким суконным одеялом.

Разбудил его луч солнца, пробившийся сквозь узкую щель в слегка приоткрытой ставне. Уинфред встал, протер глаза и потянулся за одеждой. Выйдя из спальни, он первым делом

отправился во двор, где тщательно привел себя в порядок, умывшись водой из колодца. Подметавшая крыльцо Тери придирчиво взглянула на него и, велев подождать снаружи,

скрылась в доме. Вскоре она вернулась, неся с собой свежую чистую рубаху и штаны. Уинфреду одежда была слегка великовата, но в сравнении с исцарапанной, вымокшей под

дождем отцовской рубахой выглядела почти идеально.

Гостиная была залита солнечным светом из открытых настежь ставней. Посередине за широким столом сидел Квинтин, курил трубку и допивал чай. Увидев Уинфреда, он приветливо

махнул ему рукой, приглашая сесть.

– Сегодня утром я сообщил жене о нашем вчерашнем разговоре. Она сперва подумала, что я шучу и сказала, что у меня странное чувство юмора. Убедив ее, что это не шутки, я выслушал очень много нелестного в наш с тобой адрес. Теперь я и сам думаю, может, я действительно спятил, отправляя тебя одного в такую даль неизвестно зачем?

– Посмотрим, что она скажет, когда я вернусь сюда вместе с Меллони!

Старый фермер усмехнулся.

– Ты уверен в своих силах, мне это нравится. Надеюсь, у тебя получится выполнить задуманное. Кстати, у тебя есть план действий?

– Я что-нибудь придумаю, когда окажусь на месте.

Тери вернулась с кухни и принесла Уинфреду завтрак. Юноша поблагодарил и принялся за еду.

– Путь до Хантингдона довольно близкий, ты вполне успеешь добраться туда к вечеру. Дорога начинается за холмом, на котором стоит церковь. Местами тропа теряется в густых

зарослях кустарника. Следуешь все время прямо, пока не доберешься до развилки с дорогой, проложенной фермерами из соседних деревень. Ты без труда узнаешь ее: по ней каждый

день кто-то проезжает и всегда видны свежие следы копыт лошадей и колес повозок. По ней ты доберешься до города. Мастерская Райла находится на окраине. Спросишь – подскажут, – пояснил Квинтин.

– Отец рассказывал, что дорога проходит через чащу и теряется в ней, – возразил юноша. – Есть и другой путь, но он лежит через Питерборо, то есть далеко в обход.

– Эдвин сам был в Хантингдоне всего пару раз, а историю эту придумали ленивые глупцы, не ценящие времени. Отправишься короткой дорогой. Не хватало тебе еще ночевать

под открытым небом, хотя я уверен, что для тебя это дело привычное.

– Хорошо, но не найдется ли у вас лишней обуви? Боюсь, что мои изношенные башмаки не годятся для такой дороги, и к вечеру я сильно натру ноги.

– Тебе не придется идти пешком, я дам свою лошадь. Как приедешь – оставишь ее у Райла в Хантингдоне, ведь тебе еще придется возвращаться обратно.

У юноши загорелись глаза. При жизни отца он пару раз катался на лошадях знакомых фермеров. Детские впечатления от катания верхом остались незабываемыми: юноша помнил, как

его, семилетнего мальчишку, посадили на красивое сильное животное, которое послушно повезло седока по пастбищу, мерно цокая копытами.

– Я все еще здесь, Уинфред. – улыбнулся Квинтин.

Юноша тряхнул головой и смущенно зарделся.

– Какой же ты еще все-таки мальчишка! – добродушно воскликнул старый фермер. – Ладно, иди собирайся.

Уинфред взял свою сумку и положил туда сменную одежду и письмо. Пришла Тери и принесла ему новые чистые башмаки. Юноша обулся и вышел во двор. Квинтин ждал его, держа под уздцы добротную кобылу. Сбоку от седла висела походная сумка, в которую горничная положила съестные припасы. Фермер помог Уинфреду забраться в седло и

протянул ему холщовую сумку.

– Так, на лошади ты сидеть вроде умеешь. Уже неплохо для начала! Главное – сильно не лупи шпорами, иначе придется прокатиться с ветерком.

Уинфред вдел ноги в шпоры и взял в руки поводья, повесил на плечо сумку.

– Легкой тебе дороги! Возвращайся поскорее с любыми вестями, которые узнаешь! Старайся поменьше беседовать с сыщиками и не вступать в их грязные игры. Держись

подальше от подозрительных незнакомцев и жуликоватых уличных побирушек, воришек и шарлатанов, коих в больших городах развелось великое множество. И не забудь про письмо!

Мы с Бетси будем с нетерпением ждать твоего возвращения!

Квинтин легонько хлопнул по крупу лошади, та послушно повернулась и, издав короткое ржание, двинулась вперед. Уинфред качнулся в седле, вспоминая непривычное чувство, испытанное в детстве. Проехав несколько ярдов, он оглянулся. Старый фермер стоял на краю дороги и смотрел ему вслед, напомнив юноше собственного отца, такого, каким он действительно должен был быть: мудрым, отзывчивым и каждый раз с нетерпением ждущим возвращения своего сына домой. Фермер помахал ему рукой, и вскоре его уже не было видно.

Дорога пролегала вдоль пастбища. Ярко светило солнце. Разморенные потные фермеры неторопливо выводили скот на выпас. Отовсюду слышалось мычание коров и блеяние овец,

лай собак и недовольное покрикивание людей. Многие недоуменно оглядывались на юношу, ехавшего верхом. Уинфред с детства привык к этому. Будучи мальчишкой, он выходил

на улицу в забавной соломенной шляпе и старой отцовской рубахе, гордо неся за спиной рыболовные снасти. Соседская шпана со смехом и улюлюканьем тыкала в него пальцами.

Не обращая внимания на крики и обидные шуточки, мальчишка проходил мимо. Миновав последний двор, где жила семья фермера со странным именем Габриэль, он находил терявшуюся в траве тропинку, ведущую к озеру. На берегу лесного озера юный Уинфред часто встречал старого рыбака Эвелина, годившегося ему в деды. Рыбак был самым добродушным и беспечным человеком, которого юноша когда-либо знал. Он помнил уйму интересных историй, мог часами без стеснения рассказывать о понуканиях своей жены, недовольной бесконечными отлучками чудаковатого мужа, и шутливо бранил Уинфреда, когда у того клевало лучше. Осенью, когда на водной глади озера появлялась тонкая ледяная корка, Эвелин

долго и задумчиво сидел на берегу, прежде чем закинуть снасти. А дождавшись, когда корку льда станет трудно разбивать деревянным колышком, он прощался с юношей до весны и

возвращался на берег лишь с весенним паводком, когда озеро полностью принимало впадающие в него тоненькие ручейки тающего снега.

Как-то раз Эвелин с Уинфредом смастерили самодельный плот из бревен и отправились на нем на середину озера. Рыбалка удалась на славу, но вечером легкий приятный бриз,

дувший с берега, сменился холодным сильным ветром, гнавшем волны и раскачивавшем плот из стороны в сторону. Старый рыбак с трудом сумел направить суденышко к берегу, по

пути удачно миновав омут. Юноша надолго запомнил мрачную черную воронку, жадно засасывающую в себя маленькие ветки и листья, сорванные ветром с деревьев.

Позже, уже в безопасности шалаша, греясь у костра и лакомясь жареной рыбой, юноша слушал истории старого рыбака.

– Как думаешь, почему прекрасная солнечная погода вдруг так скоро сменилась сильными порывами ветра и штормом? – задумчиво спросил Эвелин.

Уинфред пожал плечами.

– Отец рассказывал, что в небе каким-то особым образом перемещаются облака, порождая сильный ветер, дождь и заморозки, – ответил он.

– Твой отец так же наивен, как и большинство людей. На самом деле все гораздо сложнее. Люди за столько лет так и не научились ценить щедрость природы. Они пользуются

ее богатствами расточительно, думая лишь о своем благополучии. Машины и механизмы кажутся нам чем-то невероятным. На эти детища прогресса человек возлагает большие надежды, но именно они и наносят огромный вред природе! Мать-природа терпелива, однако каждый раз, когда мы выходим за рамки дозволенного, она гневается на нас.

Стихийные бедствия, неурожаи, непогода – все это наказания человеку за его безрассудство. И чем больше мы вредим природе, тем сильнее будем чувствовать ее гнев.

Это был один из тех редких моментов, когда Эвелин из жизнерадостного беззаботного мужчины превращался в задумчивого потрепанного жизнью старца. Уинфред чувствовал это и

разделял его переживания. «Что если он прав, и нам стоит относиться к природе более бережно? Ведь сейчас мы используем каждый клочок земли в своих целях, выращивая на

ней зерно, из которого потом выпекаем хлеб. Мы стрижем овец, делая из их шерсти сукно, из которого потом получается теплая одежда, но при этом не задумываемся, каждая ли

овца хочет быть остриженной?» Уинфред представил, как с его головы состригли все волосы и украсили ими одежду. Ему стало не по себе, он невольно придвинулся ближе к костру.

Проницательный Эвелин смотрел на него, чувствуя, что мальчишка разделяет эти мысли. Он улыбнулся и подмигнул Уинфреду. Мальчик вспомнил, как в детстве мать рассказывала ему

на ночь сказки о друидах – скромных и таинственных защитниках природы. Друиды чувствовали природу, были ее частью и всегда старались жить в гармонии с ней, недоверчиво

относившись к людям. Несколько раз в год они собирались вместе и совершали какие-то обряды и ритуальные гадания. Боль, наносимая природе человеком, разделяли и друиды. Недоверие

людей к ним росло, и, в конце концов, род друидов перестал существовать. Хотя кто знает, какая судьба на самом деле постигла их? Возможно, часть из них растворилась среди людей, либо

забралась в такую глушь, куда не ступала еще человеческая нога. Было в старом Эвелине нечто, напоминавшее Уинфреду друидов. Он всегда был кротким и беззаботным, но когда речь заходила о вреде, причиненном природе людьми, чувствовал порывы гнева и досаду за людское безрассудство.

– Вы, наверное, один из последних друидов, живущих на Земле! – с восхищением глядя на старика, бормотал мальчик. Но тот лишь усмехался в бороду.

Однажды, по окончании очередного весеннего паводка, Уинфред проснулся ранним утром, взял рыболовные снасти и отправился на озеро. Там все было, как и прежде, лишь тоненькие ручейки

весело бежали между деревьями, соединяясь в маленькую речку. Мальчишка с удивлением заметил, что место, на котором обычно сидел Эвелин, пустовало. Это немного озадачило его,

ведь старик обещал придти, как только растают последние снега. Сегодня был тот самый день. Уинфред забросил снасти, но клев не шел. Поймав двух среднего размера рыбин, он

развел костер, выпотрошил и пожарил их на прутике, запив все чистой ключевой водой. Небо затягивалось унылыми серыми тучами, предвещавшими дождь. Мальчик доел рыбу,

взял снасти и отправился домой, решив по дороге заглянуть к старому рыбаку. Подходя к его дому, он заметил во дворе фигуры в плащах, окружившие человека в черной как ночь

рясе, ходящего по кругу и произносившего какие-то слова. Уинфред ускорил шаг, подозревая, что случилось что-то непоправимое. «Неужели старый Эвелин захворал, и фермеры решили

навестить его, а священника позвали, чтобы изгнать скверну?» Подойдя ближе ко двору, он, к своему ужасу, увидел, что ряса священника касается неподвижно лежащего на земле фигуры – тела Эвелина. Руки его были сложены на груди, по обычаю. Священник окончил молитву, и люди начали подходить к телу рыбака и класть ему в ноги цветы. Уинфред пробился сквозь толпу и попытался броситься к старику, но один из фермеров крепко схватил его за руку и притянул к себе, пытаясь успокоить. Глаза мальчика наполнились слезами. Он перестал

сопротивляться, и фермер выпустил его. Двое крепких молодых парней взяли тело и положили в деревянный гроб, затем вся процессия двинулась в сторону церкви.

Уинфред остался стоять на месте, с тоской глядя вслед уходящим. «Дядя Эвелин, как же так? Ведь мы обещали друг другу встретиться на озере, как только закончится

половодье!» – почти беззвучно шептал он. Печаль на его лице сменилась обидой и изумлением. Он стольким не успел поделиться со старым рыбаком. Каждый вечер зимой он мечтал

о том, что скоро наступит лето. Можно будет, забыв обо всем, отправиться на озеро и поделиться своими мыслями с Эвелином, справившись о его здоровье и делах.

Внезапно он почувствовал в своей руке чью-то мягкую теплую ладошку. Обернулся и увидел стоящую рядом девочку.

– Я тоже скорблю о дядюшке Эвелине! Когда отец брал меня с собой на пастбище, я часто убегала от него и приходила к дядюшке. Он угощал меня вкусной сушеной рыбой и рассказывал

забавные истории о природе и людях. Как-то раз я видела его, возвращающегося с рыбалки, и тебя рядом с ним. Мне стало любопытно, и все время хотелось пойти с вами, но

отец бы не отпустил меня! Представляю, сколько разных историй рыбак поведал тебе, пока вы ловили окуней! – сказала она.

Уинфред посмотрел на нее с некоторым изумлением, затем на ее ладонь в своей руке.

– Я Уинфред, – представился он.

– Меллони.

– Скажи, почему он ушел так рано? – спросил мальчик.

– Потому что у каждого из нас своя судьба. Отец говорил, что невозможно идти против судьбы. Старый Эвелин почувствовал, что пора уходить, вот и покинул нас. Я надеюсь,

Господь возьмет к себе этого доброго человека, и он будет приглядывать за нами с небес.

Уинфред кивнул и собирался попрощаться, но Меллони остановила его.

– Подожди, ты разве не хочешь пойти с нами в церковь и отдать последние почести Эвелину?

Мальчик кивнул, соглашаясь. Меллони взяла его за руку, и они отправились догонять процессию.

…Уинфред тряхнул головой, стараясь отогнать воспоминания и возвращаясь в сегодняшний день. Последний фермерский дом остался позади, и дорога начала круто уходить в сторону холма. Лошадь мерно цокала копытами, в лицо дул легкий приятный ветерок, помогавший легче переносить жару. Мелкая поросль по краям дороги сменилась редким кустарником. Внезапно кусты зашевелились, и на дорогу выскочил Джорди, весь покрытый листьями и репейником. Лошадь заржала и встала на дыбы. Уинфред от изумления чуть не выпустил поводья.

– Что ты здесь делаешь? Почему ты оказался так далеко от дома?

– Ты, как всегда, надеялся, что все самое интересное достанется тебе? Наивный! – рассмеялся мальчишка.

– Джорди, я не шучу. Живо отправляйся обратно, и никому ни слова обо мне!

Джорди скорчил надменную мину.

– Это будет непросто. Вам ничего не остается, сэр, кроме как взять меня с собой в столицу, при условии, что я буду хранить молчание! – сварливо заявил он.

– И не дождешься! Ты не понимаешь, насколько все серьезно. Это не простая увеселительная прогулка в столицу и обратно. Я отправляюсь туда с серьезной задачей – найти

Меллони. Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься!

– Не нужно объяснять. Я слышал ваш разговор с Квинтином. Кстати, ты так и не научился выходить из дома бесшумно, минуя скрипящие половицы, – усмехнулся мальчишка.

Уинфред поморщился. До сих пор ему удавалось улизнуть из дома, не привлекая внимания.

– Если ты все слышал, то знаешь, сколько неприятностей может встретиться нам в пути. Лучше бы тебе вернуться и оставить меня наедине с моим решением и моими трудностями.

– Братья так не поступают. Разве ты считаешь это правильным? Оставаться дома и лгать, что ничего не знаю о тебе, пока ты отправляешься неизвестно куда, неизвестно зачем?

– Я точно знаю, куда отправляюсь и зачем. А твоя помощь будет бесценна, если ты останешься дома. Подумай о матери!

– Тебе легко думать о матери сейчас, когда ее нет рядом и она не знает, где ты. Мог бы хоть предупредить нас! Но раз уж ты этого не сделал, то я отправляюсь с тобой.

Считай, что я лично отвечаю за твою безопасность перед ней, – с серьезным видом заявил Джорди. Уинфред задумался. Безусловно, ему будет непросто одному. Но рисковать

братом и здоровьем матери он никак не собирался. Стремление Джорди присутствовать всегда рядом было неуместно.

– Я не могу взять такую ответственность на себя, – возразил он. – Возвращайся домой и, пожалуйста, ни слова о нашем разговоре с Квинтином!

– Разве ты не обещал мне, что в следующий раз останешься дома, а мне позволишь весь день делать то, что мне хочется? А сейчас ты нарушаешь обещание! Настоящий мужчина должен отвечать за свои слова!

Уинфред удивился. Сейчас перед ним стоял вовсе не беззаботный мальчишка, точная копия его самого в детстве, а серьезный, уверенный в себе молодой человек, готовый рисковать

всем, что у него есть, ради брата.

– Я отправляюсь с тобой! – подытожил братец. – У тебя не получится меня переубедить.

Уинфред вздохнул и спрыгнул с лошади.

– Ладно, можешь проводить меня до Хантингдона. Но затем берешь мою лошадь и немедленно возвращаешься сюда! И постарайся успеть до вечера.

– Я провожу тебя до столицы, прослежу, чтобы с тобой там ничего не случилось, и верну матери в целости и сохранности, – настаивал Джорди.

– Подумай хорошенько, ты хоть раз бывал так далеко от дома?

– А ты?

Уинфред нахмурился.

– За свое детство я исследовал все окраины деревни, много раз бывал на озере, а однажды забрел так далеко в чащу, что домой возвращался в кромешной темноте под глухое

уханье филина. У меня есть опыт преодоления разных неприятностей, в отличие от тебя. Ведь ты даже не сумел в прошлый раз уговорить мать отпустить тебя на озеро со мной!

А я хожу туда самостоятельно, без чьего-либо позволения, – пытался отговорить он брата. – Поэтому ты очень поможешь мне, оставшись дома.

– Если бы отец был жив, ты не посмел бы так говорить. Он пришел бы в ярость, узнав, куда ты отправляешься.

– О нет! В настоящую ярость он пришел бы, узнав, что ты отправился со мной!!

Джорди опустил голову. Было видно, что ему не хочется спорить с братом, и он хорошо осознавал его правоту. Но и отказываться от задуманного не собирался. В голове

Уинфреда смешались противоречивые мысли. С одной стороны, матери будет трудно пережить долгую разлуку с сыновьями, несмотря на обещание Квинтина помочь и поддержать. С другой —

ему было немного тревожно при мысли о том, что в столице он будет предоставлен лишь самому себе.

– Ладно, – решился юноша, – отправишься со мной. Но пообещай, что будешь слушаться. После всего произошедшего не хватало нам потерять еще и тебя. Ух, и нагорит же мне

от матери по возвращении!

Глаза мальчика просияли.

– Ты будешь отдуваться не один. С этого момента идея о путешествии становится наполовину моей! – гордо заявил он.

Уинфред улыбнулся и помог брату забраться на лошадь, затем сам запрыгнул в седло и легонько пристукнул шпорами. Кобыла послушно двинулась вперед.

– А ты дашь мне поуправлять лошадью? – спросил Джорди.

– А ты умеешь?

– Будто ты умеешь, – усмехнулся мальчишка.

Уинфреду и правда было непривычно управлять сильным здоровым животным, но воспитание на ферме с юных лет давало о себе знать.

– Дам поводья чуть позже. Только не стучи шпорами слишком сильно, иначе тебе придется прокатиться с ветерком, – повторил он вспомнившиеся кстати слова старого фермера.

Джорди что-то согласно буркнул и крепче ухватился руками за седло. Кустарник по краям дороги поредел и сменился пастбищем, заросшим густой травой.

Еще недавно, когда местная земля обильно плодоносила, фермеры выращивали здесь хлеб. Но после пары лет крупных неурожаев аккуратно вспаханное ухоженное поле было утоптано

выводимым на выпас скотом. За год на этой земле не осталось и следа от прежнего плодородия и, когда весной начала пробиваться сорная трава, непригодная даже для животных,

фермеры переместились на пастбище, находившееся на краю деревни, в том месте, куда по обыкновению относили мусор. Отвергнутая земля оказалась на удивление плодоносной, и вскоре люди чуть не передрались за каждый клочок нового пастбища.

Дорога вновь резко повернула влево, и за поворотом показался холм, на котором величественно возвышалась каменная церковь.

– Правда ли, что в этой церкви когда-то был крещен сам великий Сарацин Паломид? – спросил Джорди.

– Легенды гласят, что сэр Паломид и вовсе не был крещен.

– Разве он не сделал этого по велению своей возлюбленной Изольды?

– Которая в итоге вышла замуж за Тристана? И вообще, в этой стране сохранилось множество красивых древних церквей. С чего бы великому рыцарю Паломиду было заглядывать в наше отдаленное захолустье?

– Трудно представить себе, что когда-то давно было дозволено стать рыцарем, будучи некрещеным.

– Это один из случаев, когда героизм и самоотверженность человека не зависят от его вероисповедания, предопределяя его судьбу.

– Я заметил в тебе кое-что интересное, – хитрым голосом заявил Джорди.

– Что же?

– Последнее время ты пытаешься быть во всем похожим на отца, даже разговариваешь почти как он.

– Я скучаю по отцу. Пусть он и был строг со мной, но лишь одно его присутствие внушало уверенность и благополучие. Сейчас я чувствую, что все больше и больше становлюсь предоставленным самому себе.

– Но у тебя есть я, братец! – весело сказал мальчишка.

– Это точно, – улыбнулся юноша и легонько щелкнул его в нос.

Путники поравнялись с холмом, поросшим густой темно-зеленой травой. Наверх вела уложенная булыжником тропинка со ступеньками. Солнце давно перевалило за полуденную

черту, но время вечернего богослужения еще не наступило.

За холмом дорога резко сузилась. Местами на ней была видна свежая поросль травы. Вдали показались кроны деревьев. Братья заехали в редкий лес, который по пути становился

все гуще. Солнце припекало уже не так сильно, что было весьма кстати после изнуряющего полуденного зноя.

Лошадь вышла на лужайку, заржала и остановилась. Через несколько ярдов дорога превращалась в заросшую тропинку и скрывалась в густых зарослях. Уинфред решил, что наступило время для привала. Он спрыгнул с лошади и заглянул в дорожную сумку. Джорди отправился в заросли за хворостом. И вскоре вернулся, неся охапку веток. Уинфред

развел костер и, когда языки пламени начали жадно лизать сухой хворост, бросил в него увесистый кусок полена.

– Дорога дальше сильно сузилась и почти полностью заросла травой и кустарником. Ты уверен, что мы не заблудились? – озабоченно спросил Джорди.

– Квинтин велел ехать прямо до первого поворота. Он предупреждал, что дорога местами будет и вовсе пропадать. Мы отправились этим путем, чтобы сэкономить время, – ответил Уинфред.

– Придется заставить бедную лошадку продираться сквозь эти дебри.

– Пойдем пешком, чтобы ей было легче. Так мы точно не собьемся с пути.

Братья доели поджаренный на костре хлеб и потушили огонь. Уинфред взял лошадь под уздцы и повел в сторону зарослей, но та уперлась и недовольно заржала. Тогда он ласково

погладил ее по холке, и лошадь покорно поплелась за ним. Ветви деревьев свисали почти до самой земли. Джорди убежал вперед – посмотреть, куда ведет тропинка. Вскоре он вернулся

озадаченный.

– Дальше пути нет. Лишь сплошные заросли колючего кустарника.

Уинфред привязал лошадь к дереву и решил взглянуть сам. Спустя несколько шагов тропинка упиралась в настоящие дебри.

– Смотри за лошадью! – крикнул он брату. – Я сейчас вернусь.

Он начал пробираться сквозь заросли. Ветки больно хлестали по лицу и норовили кольнуть в глаз. Кустарник становился все гуще и гуще, как вдруг заросли словно расступились,

и юноша оказался на поляне, поросшей низкой зеленой травкой. Тропинка здесь уходила куда-то в сторону зарослей, из которых только что выбрался Уинфред. Другой ее конец вел в

сторону, где кончались переплетающиеся деревья и был виден солнечный свет. Юноша отправился вдоль дебрей и наткнулся на узкий проход в них. Ветки здесь были обломаны и валялись на земле.

Следуя по этому проходу, он вернулся в лес и, пройдя немного влево, наткнулся на брата.

– Я нашел проход в кустарнике. Достаточный, чтобы можно было провести лошадь.

Джорди отвязал кобылу и отправился за Уинфредом. Миновав проход, они некоторое время шли по широкой лесной поляне. Вскоре поляна закончилась и братья оказались на широком,

залитом солнечным светом лугу. Тропинка извивалась и петляла между порослями чертополоха. Уинфред взглянул на свою рубашку: она была местами порвана ветками колючего кустарника.

Посреди луга тропинка закончилась, и братья оказались на широком тракте, утоптанном людьми и копытами лошадей.

– Вот та самая дорога, о которой говорил Квинтин, – пояснил Уинфред. – Теперь нам нужно идти прямо. Надеюсь, мы успеем в город к вечеру.

К концу дня путники очутились на узкой улочке Хантингдона, по краям которой ютились обнесенные деревянными оградами дворики. Редкие прохожие шарахались в сторону,