Повесть лет без времени, или Век бесед на обочине

Глава 1

Ссора у соседей перешла от неразличимого бубнения к вполне отчётливым крикам и визгам. Заглушая звуки скандала, зазвонил телефон и одновременно с ним в двухкомнатной хрущёвке раздались трели домофона. «Тоскливое утро закончилось, – стало ясно Вадиму, – начинается обычный насыщенный день».

Лавина эмоций от Марины – длинноногой подруги, которую он почти год уговаривал переехать, наконец, к нему – захлестнула и не позволила оторваться от телефона ни на секунду, требуя постоянной реакции. С пришедшим Ником – старым институтским товарищем – пришлось объясняться жестами.

– Она случайно попала на демонстрацию против мобилизации, чуть в полицию не загремела, – извиняющимся тоном пояснил Вадим, когда через пятнадцать минут краткого изложения приключений, Марина переключилась на следующую жертву.

Друзья уселись в кресла и молча уставились на журнальный столик между ними. Впервые за полтора десятка лет с того момента, когда они познакомились на первом курсе, никто не решался начать разговор. Два часа назад Вадим сообщил Николаю о своём желании перебраться жить в другую страну, и тот, бросив все дела, примчался.

За стенкой упало что-то тяжёлое, а визг женщины достиг максимума.

– Режет он её там, что ли? – нарушил молчание Ник.

– Не исключено, – Вадиму сейчас было не до соседских разборок, – этот придурок, когда выпьет, становится неадекватным.

Словно в ответ на вопрос гостя донеслось: «Помогите, убивают». Гость вскочил с кресла и бросился к двери.

– Ник, оставь, они через день дерутся, – едва успел крикнуть ему вслед Вадим, но тот уже выскочил на лестничную клетку.

Звонить в квартиру не пришлось – дверь распахнулась, и соседка буквально упала на руки заступника. Следом за ней, размахивая кухонным топориком, на лестничную клетку выскочил субтильный мужичок в застиранной майке-алкоголичке и цветастых ситцевых трусах. Глаза вояки ясно говорили о его невменяемости. Каким-то чудом стряхнув с себя обезумевшую от страха женщину, Николай ударил нападающего прямым в челюсть.

Никакими навыками единоборств Ник не владел, да и богатырской комплекцией не отличался, но противник, едва державшийся на ногах, рухнул, как подкошенный. Отлетевший назад в прихожую топорик угодил в висевшее на стене большое зеркало, оставив от него только след на выцветших обоях. Женщина, завопив ещё громче, бросилась собирать осколки, перешагнув при этом через мужа, как будто это был мешок с мусором.

Наряд полиции, вызванный соседями, как обычно, появился в самое неподходящее время. Всех участников происшествия доставили в отделение, где женщина тут же написала заявление на спасителя, обвинив его в избиение мужа и уничтожении дорогостоящего предмета интерьера. Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы Вадим ни привёл участкового, который пролил свет на облик якобы потерпевших.

– Говорил я тебе: «Не вмешивайся», – ворчал он по дороге домой.

– Так, этот придурок убил бы её.

– Значит, она так хочет. Давно могла посадить его, или к матери в деревню уехать. Так, ведь сама ему водку покупает. И пьёт с ним.

– Ну, не знаю. Не по-людски это как-то.

Тёплый сентябрьский вечер больше располагал к неспешным прогулкам, чем к спорам, и друзья замолчали. Неподвижный воздух, сухие листья на пыльном, но ещё зелёном московском газоне, создавали умиротворённое настроение. Начинающий полнеть, Вадим замедлил шаг. Через несколько минут Николай решился:

– Я знаю, что ты избегаешь разговоров о политике, чтобы не разрушить отношения с друзьями и родными, но сейчас без этой темы не обойтись.

Небольшая пауза подчеркнула важность разговора. Вадим покивал бритой наголо головой и решил облегчить задачу товарищу.

– Да, я уезжаю из-за войны. Убеждён, что никакая благородная цель не может оправдать убийство, – поправив очки, тихо, без пафоса произнёс он.

Чувствовалось, что Вадим много думал на эту тему, и произнесённое – не поза, а результат долгих размышлений. Николай помолчал. Он тщательно подбирал слова, чтобы не задеть друга и не свести спор к банальной ссоре.

– Война – это смерть, но не убийство, – наконец произнёс он. – Противник не беззащитная жертва, с той стороны тоже стреляют.

– Они защищаются. Мы напали на их страну. Они имеют право на это.

Николай снова замолчал, отбросил носком туфли на обочину маленький камешек и попытался подвести итог:

– Вот в этом, наверное, и состоит корень разногласий. Первыми применили силу они. Восемь, нет, теперь уже девять лет назад.

– Это их внутреннее дело, – начал горячиться Вадим.

– Да нет, не внутреннее, – вспыхнул собеседник, – там гибнут наши люди. Они говорят на нашем языке, придерживаются наших традиций и взглядов. Кроме того, они неоднократно просили нас о помощи.

– Какой помощи? Захватить территорию другого государства? Так, мы же сами их и спровоцировали на противостояние с властью. Или скажешь, что наших там не было, когда началась стрельба?

Спорщики остановились и посмотрели в глаза друг другу.

– Так, успокоились, – Ник примирительно поднял ладони, – давай без эмоций и по порядку.

Вадим глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Давай.

– Когда эта заварушка только началась, твои ненаглядные европейские друзья выступили гарантами, что всё закончится без применения насилия с обеих сторон. Буквально на следующий день законную власть свергли.

Собеседник попытался что-то возразить, но Николай решительно остановил его.

– Подожди, не перебивай. Революция или переворот – дело не в терминологии. Главное: прежнее государство – подчёркиваю, государство, а не страна – перестало существовать. Право каждого человека или территории – согласиться с новой властью и стать частью нового государства, или отвергнуть его.

– И наши быстренько подсуетились оттяпать по этому поводу часть территории у соседа, – успел Вадим вставить возражение.

– Почему ты так плохо думаешь о людях? Там что, дети малые, раз их так легко в чём-то убедить? Народ сам так решил, а их новая власть помогла своими указами. Забыл, что всё началось с запрета на русский язык?

– А почему он там должен быть? Это другая страна и язык там должен быть другой.

– Вот люди и захотели в ту страну, где их язык основной.

– Никогда не хотели, а потом вдруг резко приспичило.

– Стоп, – Николай остановился и опять приподнял руки, – давай успокоимся. Мы скатываемся к базару.

– Похоже, надо не просто успокоиться, а закрыть эту тему, а то поссоримся.

Сложив руки на груди и подняв голову, Вадим начал раскачиваться с пятки на носок и разглядывать редкие облака. Его товарищ пожал плечами, а потом не удержался:

– Жаль, очень жаль. Такая блестящая голова, и в прямом, и в переносном смысле слова, а забита всяким мусором. У меня есть знакомый предприниматель, который раньше жил там. Он переехал ещё лет десять назад, то есть до всего этого. Тебе бы с ним поговорить. Узнал бы много интересного.

Внимательно посмотрев на Николая, Вадим кивнул на продуктовый магазин, рядом с которым они стояли:

– А тебе не кажется, что мы не случайно здесь остановились.

– Армянский, три звёздочки – мгновенно понял мысль товарища Ник.

– Замётано.

Вадим хлопнул по подставленной ладони, и друзья зашли в универсам.

Глава 2

Поностальгировать под аккомпанемент напитка богов парням не удалось. К их приходу в квартире Вадима уже хозяйничала Марина. Это было и хорошо, и плохо одновременно. С одной стороны, дуэт из коньяка и сиротливого лимончика превратился в полноценный оркестр с горячими закусками, а с другой – утренняя история приключений на демонстрации, которую Ник слышал обрывочно и в кратком изложении, сейчас давалась со всеми нюансами и в лицах.

За день, после десятка пересказов, она успела обрасти новыми подробностями и теперь играла всеми красками, сопровождаясь не только размашистой жестикуляцией, но и демонстрацией движений её участников. Принимая во внимание великолепную фигуру и юный возраст рассказчицы, картиной можно было наслаждаться, если бы актриса не требовала ежеминутного подтверждения правоты её выводов из такой показательной, во всех смыслах, истории.

Учитывая опыт недавно закончившегося разговора, Ник ограничивался только неопределёнными улыбками и покачиванием головы. Вадим, как мог, сдерживал подругу, страшно вращая глазами и делая успокоительные жесты. Но неконтролируемый поток эмоций достиг апогея. Рассказчица ничего не видела и не слышала, это был её звёздный час.

– Нет, Вадик, – восклицала она, наверное, уже в десятый раз, – ты абсолютно прав, пора валить отсюда. Я бы с тобой тоже поехала. Жить надо в свободной стране. Но, во-первых, я языка не знаю. Во-вторых, мне доучиться в универе нужно. Полицейский произвол у нас просто зашкаливает. Ну вот просто – ни в какие рамки. Да и родителей пока я не могу оставить. Нет, вы представляете, ну вот совершенно парень ничего не делал, просто стоял, а его схватили. Я это вот своими глазами видела.

– Просто стоял, а его на землю повалили, дубинками били, ногами пинали? – не выдержал Ник.

– Нет, не били, но поволокли.

Девушка остановила, наконец, свой бесконечный монолог и удивлённо посмотрела на парня.

– А он упирался, отбивался, или сам шёл?

– Упирался, конечно. Кому охота в полицию, тем более ни за что? Но жандармов двое, они в касках, бронежилетах, особенно не посопротивляешься. Они его по рукам ударили, картонку отобрали и поволокли, – продолжила возмущаться Марина.

– Ага. Значит, у него была в руках картонка. С надписью, естественно. И что там было?

– Да, безобиднейшая надпись: «Миру – мир».

Девушка до сих пор не догадывалась, к чему её хотят подвести, и продолжала удивляться вопросам, не ожидая подвоха. Вадим сразу понял – Николай найдёт логичное объяснение всему произошедшему, но, зная характер друга и что тот не остановится, пока не доведёт дело до конца, не вмешивался.

– Так вот, Мариночка. «Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся», – процитировал Ник классику, – на юридическом языке поведение твоей «невинной жертвы гэбэшного режима» называется провокацией. Размахивая своей табличкой, он участвовал в несанкционированной акции, то есть в беспорядках. Вот его и задержали. Подчёркиваю, задержали, а не арестовали. Поскольку он, по твоим словам, не оказывал активного сопротивления, то сейчас твой «узник совести» наверняка уже дома чай пьёт.

– Ничего себе. Да с такими транспарантами раньше миллионы ходили. Мы сейчас что, своё мнение высказать не в праве?

Поняв, наконец, что с ней не согласны, девушка кипела возмущением.

– Марина, прежде всего, успокойся. Я только лишь излагаю свою точку зрения, не больше. Я не претендую на истину в последней инстанции, а всего лишь прошу меня услышать и принять к сведению. Договорились?

С таким заявлением трудно спорить, но девушка поняла, что, скорее всего, её сейчас сровняют с землёй. Согласиться с этим она не могла.

– Что бы ты ни говорил, я всё равно останусь при своём мнении. Я твёрдо в этом убеждена, я всё это видела и не пытайся меня заболтать.

– Понятно. Только если ты не хочешь знать ничьё мнение, не навязывай никому своё, – Ник откинулся на спинку кресла. – Ребята, давайте лучше выпьем.

Тихий вечер опустился сумерками на никогда не засыпающий город. Из открытого окна потянуло холодком. Перестав быть центром внимания, девушка заскучала. Она изредка вставляла ничего не значащие фразы в общий разговор, но видно было, что мыслями она далеко. А через некоторое время она и вовсе засобиралась домой.

Принесённая бутылка давно закончилась, парни даже вскрыли аварийный запас Вадима, все важные слова были сказаны, так что провожать Марину до метро ребята пошли вместе. Оказалось – Николай живёт в том же районе, что и девушка. Поэтому он попрощался с Вадимом и поехал с Мариной вместо него. От метро попутчики отправились пешком. События, обсуждение которых они прервали, не давали девушке покоя. Теперь, в отсутствие Вадима, она не боялась показаться в невыгодном свете.

– Ты действительно считаешь, что у нас в стране всё хорошо? – начала она издалека.

– Нет, конечно. Но дело в том, что хорошо не будет никогда. Так устроен человек, ему всегда нужно большего. Постоянное недовольство достигнутым и есть движущая сила прогресса. Но ты, наверное, хотела бы поговорить о другом?

Марина молчала.

– Я понимаю твоё желание полной свободы, – продолжил Ник, – но абсолютной свободы не бывает. Это будет анархия. Свобода же, как говорил классик, это осознанная необходимость.

– Заезженная фраза, – поморщилась девушка, вернув на место сползшие очки.

– Да, но от этого она не стала менее верной. Если бы ты осознавала необходимость выражать своё мнение только законными методами, ты бы не чувствовала ограничения своей свободы.

– А тебе не кажется, что власть действует методами полицейского государства?

Марина опять начала заводиться. Последнюю фразу она произнесла излишне громко. Проходящая мимо девушка удивлённо посмотрела на неё и позже даже обернулась.

– А тебе не кажется, что для полицейского государства ты слишком открыто выражаешь своё несогласие с ним? И заметь, ты до сих пор на свободе.

– Но они действовали как опричники, как церберы. Хватали всех подряд, волокли в эти ужасные автозаки.

– Во-первых, мы уже выяснили, что не всех подряд, а нарушителей порядка. Во-вторых… ты видела, как они применяли гранаты со слезоточивым газом, водомёты, резиновые пули? А на «цивилизованном» Западе эти демократические инструменты в ходу. Кстати, и задержания там происходят гораздо жёстче.

Незаметно для себя, Николай тоже стал заводиться и говорить громче.

– В-третьих, – продолжил он, – любое государство просто обязано защищать свои институты, иначе его сковырнут на раз. Наши соседи, с которыми мы сейчас воюем – яркое тому доказательство. И, наконец, что ты хочешь от простых ребят, которые служат в полиции? Это не судьи и не адвокаты с университетским образованием. Они выполняют приказ, им некогда разбираться в степени вины.

– Кричать не обязательно.

– Извини, я увлёкся. Извини, пожалуйста.

Николай остановился и осмотрелся по сторонам. Разговаривая, они ушли довольно далеко от центральных улиц. Прохожих и фонарей стало меньше, зато ям на тротуарах больше.

– Слушай, мы, кажется, прошли твой дом. Скажи ещё раз, какой у него номер?

– Какая разница. Таблички на нём всё равно нет.

Марина тоже посмотрела вокруг.

– Ты прав, прошли. Но я знаю, как теперь пройти напрямик. Надеюсь, ноги там мы не переломаем.

Молодые люди направились вглубь квартала, внимательно высматривая в темноте дорогу. Теперь им было не до разговоров.