Стихи разных лет

II. Сны накануне войны

«Все дни твои – лишь мантии…»

 
Все дни твои – лишь мантии
Господней
Неуловимый блеск среди оков
Земных, витиеватых наслаждений
И повторения запутанных грехов
 
 
Все дни твои – лишь ожиданье смерти
Среди растерянных,
Чуть тлеющих молитв
И письма о любви
В простом конверте,
Что превратились в погребальный крик
 
 
Но есть величье в приглушенном
свете
Воспоминаний,
Светлая печаль
Туманной дымки
Над морской водою
И птичьего полета
Сонный рай
 
 
Соленого и мокрого железа
Прикосновение
К холодному стеклу
Твоих ладоней
Сильных и безбрежных
И сладкий запах
Листьев на ветру…
 

«Петухи гребешками трясут…»

 
Петухи гребешками трясут
Капля за каплей ночь выпивают
Золото дней стерегут
Зерна пшеницы
В четки вплетают
 
 
Гонят овец пастухи
Жены читают Писанье
В сердце вонзили мечи
Бог им готовит изгнанье:
Жизнь на чужбине
Мятежные сны
Плач у икон на рассвете
И ожиданье ущербной луны
В узком небесном просвете,
Сотни проклятий несут на плечах
Руки висят словно плети,
А за спиною – прекраснейший сад,
Где укрываются дети —
Пьют молоко,
Козий сыр на траве:
Вкус маслянистый и пряный,
Мокрые губы
И на земле
Дождь отдыхает упрямый
 
 
Перетекает в холщовый подол
Женщин, иссушенных зноем
Смуглые лица.
Окрашенный стол
Грустью и палой листвою…
 

«Пустынник-сарацин…»

 
Пустынник-сарацин
Зеленый ящер
Ползет по раскаленному песку
Уродливые лапы
Жесткий панцирь
Зияющая рана на боку
 
 
Пронзён копьем невидимого воина
Дыхание – клокочущая дрожь
Надрывный хрип из огненного горла
Движенье тела – шорох толстых кож,
Стекает с языка пахучей влагой
И на шипах блестит лиловый яд
И прежде смелый взгляд —
Топор над плахой
Неотвратимой смерти
Тихо рад
 
 
Песок горяч
Пропитан черной кровью
Где кровь суха – растет чертополох
И два крыла опущены безвольно
На острых перьях заалел восток
 
 
Дракон грызет сырую глину
Камень
Скребет когтями
Выбился из сил,
А в небе призрачном
Под солнечною медью
Орел пустыню тенью заслонил…
 

«Качаясь на волнах…»

 
Качаясь на волнах
Неспешных, гулких
Как будто знали мы владенья утра —
Его начало и его пределы
 
 
Отточенные формы дня
И эхо ночи,
Рассвета переливы
Были нам знакомы
 
 
Мы словно тени
Долгих созерцаний
Восходов солнечных,
Закатов,
Полных лун.
 
 
И наши судьбы неизвестны
Были звездам
Светила мертвые не властны над
умами,
Когда дыханье наше
Возносилось к небу,
Цветы сухие вновь благоухали,
И добрые, сверкающие звери
Далекой, неизведанной природы
Из мира райского нам открывали
двери
В томительно безрадостные годы
 
 
И гавань наполнялась алым светом
И воды мутные нас бережно качали
В какое-то потерянное лето
У берега надежды и печали…
 

«Отмеченные молнией зрачки…»

 
Отмеченные молнией зрачки,
В которых буря зарождалась
Майской ночью,
Неуловимые и легкие шаги
Испуганных детей
По доскам прочным
 
 
И в отдалении стоит
Моя любовь
Облачена в блаженную покорность,
Я звуки моря слышу вновь и вновь
Смывают волны
Сумрачную гордость
С покатых плеч
Надменных и родных,
Что жаждут долгих и слепых
прикосновений
Нетерпеливых,
Время, как родник,
Среди корней внезапных откровений
Берет за руку праздную сестру
Мою любовь – надломленные ветви
И блеск её волос в сиянье дня
Загадочный
Холодный
Быстрый
Светлый
 

«Кукурузные початки под навесом…»

 
Кукурузные початки под навесом
Апельсиновое дерево в цвету
В белом небе
Две седые птицы
Приближают тени к полудню
Высохшие травы у порога
Низкий дом
Вдоль черепичных крыш
Сонный бриз
Крадется
По дороге
Резвый мул
Везёт сухой камыш
 
 
Тополя измученные жаждой
Ждут дождя
Уже который день
В деревенской
Колокольне-башне
Поселилась маленькая лень,
Сушится табак —
Большие связки
Цвета дёгтя и увядших роз
Женщины приносят
И в колодце
Дети ищут след
Упавших звезд
 
 
Мир простой —
Из глины, камня, света
Тишина на мягкой шерсти коз
На окне – кувшин с вином
Букеты
Словно отблески внезапных
Дальних гроз
 
 
Старики пьют бурый,
Крепкий кофе
Запах зёрен в жесткой седине
Шум за городом —
Приехали цыгане
И пекут лепешки на огне
 
 
Кони, яркие одежды, звон монисто
Звуки бубна и тоскующих гитар
Древние арабские напевы
Маски
Дым сливовый от сигар
 
 
И влюбленные в просторной
Темной спальне
Под защитой тонких тополей
Замыкают круг своих желаний
Исчезают в сумраке теней
 

«Голоса о звездный камень…»

 
Голоса о звездный камень
Стерла
Ночь
И алое одела в синий креп
Тьма
Кусочки срезанного дерна
И посыпанный землею горький хлеб
Опустила
В пепельные воды,
Из фиалок легкие венки
Понесла река
Пустые соты
Напоила
Сладостью весны,
Напоила медом,
Сонной мятой,
Хмель и гибкую, зеленую лозу
В теплое дыхание тумана
Медленно вплетала на ветру…
 

«Не время спать…»

 
Не время спать
Пламя в яблоках прячет
свои перезрелые песни
 
 
Укрываясь от шума потопа
садится кукушка на колокол света
 
 
От плуга отброшенный камень
вернулся к порогу дома,
из которого вышло певучее лето.
Сквозь крышу и окна пробилась
радуга
Славная радуга вечного хлеба
 
 
Не время спать
Бежит молоко на угли
Росу выпивают улитки
Голоса винограда и вишни
перед дверью в пшеничное поле
перед дверью в огромную спальню,
где биение сердца рождает
потомство:
плач в промежутках жизни,
выжженные утробы
скошенных спелых колосьев
 
 
Не время спать
Воздух напуган ветром
Плуг – барабанной дробью
И затемняя солнце
Над головами кружится
Многоочитый Ангел
 

«В пристанище волков…»

 
В пристанище волков
На стенах паутина
Под каблуком хрустит
Зеленый лёд
Шуршание мышей
Летучих
Глина
Стекает с потолка
Как липкий мёд
 
 
Помечены углы
И острый запах
Пронзает воздух
Жаркий и густой
Повсюду – шерсть
И раненою лапой
Оставлен след
Под мокрою стеной
 
 
Я зверем обернусь:
Спешит с добычей
К своим щенкам
Волчица
Голод.
Кровь
Кусками запеклась
На грязной морде —
Из птичьей раны
Хлещущая кровь
 
 
Щекочет нос
Звенящий привкус смерти
Скулят волчата
Я – их тихий брат
Среди подстилок из травы
И шерсти,
Где над останками-костями
Вьется смрад…
 
 
Вот – мертвый тетерев
В туманном полумраке
Блестят на перьях
Капельки воды
Щенки в блаженном ужасе и страхе
Рвут неумело тело на куски…
 

«Серебряный желоб…»

 
Серебряный желоб
Нетленного сердца
Неторопливых апрельских движений,
Соединений земли и неба
Сплетений беззвучных воды и камня
 
 
Сверкает под пристальным
Взглядом солнца —
Бесстрастного старца
С прозрачным ликом
 
 
Звенит под напором
Холодной влаги —
Чужого, внезапного, громкого крика
 
 
Подобного крику
Весеннего древа,
Чьи почки набухли
И лопнуло тело —
Густым и бесцветным,
Душистым соком
Вином забродившим
В сосудах замшелых
 
 
Серебряный желоб
Дрожит от молний,
Что часто приходят
В Страстную седмицу
 
 
Приносят с собой
Божественный голод
И с легким мерцанием воздуха
Слиться
Желание —
Страсть неподвластную сердцу,
Приносят с собой
Обнаженные мысли
 
 
Шумит непокой,
Обновляющий землю,
Свивает гнездо
На груди у царицы —
Владычицы слов —
Громового молчанья,
Хранящей в дождях
Плодовитые корни
 
 
И я вдруг услышал
Ласкающий голос
Застрявший как пёрышко
В солнечном горле
 

«Она рассыпала миндаль…»

 
Она рассыпала миндаль
С маслинами тяжелая корзина
Темнеет возле стройных ног
У рта легла глубокая морщина
 
 
Тихонько скрипнул пол
Пушистый кот
Понюхал зерна
Воздух
Стал невидим
В закатной синеве,
Где каждый звук
Как обретение
Таинственных открытий
 
 
Она скользнула к пыльному окну
Дом погрузился в странное свеченье
И отблески лиловых облаков
На древнем небе
Как благословенье
Благословенье белых парусов
Ушедших в море кораблей
И братьев
Благословенье сильных
Крепких рук,
Изрезанных шрамами проклятий
 
 
Она устало подняла кувшин
С водой
Припала тонкими, упругими
Губами,
А за стеклом – безумная пчела
Повисла над уснувшими цветами
 
 
Распался день на тысячи лучей
На реках – плач
У моря – сновиденья
Бегут по мокрому, хрустящему песку
И в омуты горячего теченья
Бросают лед
Своих огромных глаз,
Прилив уносит тени пестрых нитей
Подводных трав,
Разорванных сетей
Среди разбитых раковин и мидий…
 

«Водовороты дьявольских соблазнов…»

 
Водовороты дьявольских соблазнов –
Кипящая смола сжигает грудь
И на плечах ожоги страшной маской
Глядят, как реки источают ртуть
Как берегов тончайшая бумага
Свернулась от небесного огня,
Как нити удушающего страха
Запутались на пальцах злого дня
 
 
Как шмель лесной висит на паутине,
Как обессилевшую птицу ждет земля,
Как вязнет дождь в болотной,
Мутной тине,
Свой мягкий блеск безжалостно губя…
 

«В багровых лабиринтах звуки эха…»

 
В багровых лабиринтах звуки эха
Морские звезды дремлют на камнях
И под крылами гордых альбатросов
Спит океан на золотых цепях
 
 
Касатки режут воду
Сильным телом
И острова
Безгласны и слепы:
Их берега посыпал горьким мелом
Соленый ветер,
Оставляющий следы
 
 
Следы соитий неба и деревьев,
Прикосновений к хрупкой скорлупе
Недолгого покоя и движений
Тех, что приносят облегчение земле
 
 
Соленый ветер
Возвращается в долины
Чернеет на истоптанных полях
 
 
Шар раскаленный
Призрачный
Слепящий
В его проворных, грозовых руках
 
 
Крылатый конь
С трезубцем в пышной гриве
Летит над умирающей страной
 
 
Сатиры на спине:
В кровавой пене
Блестит их взгляд
Под мутною луной
 
 
И светятся зрачки
Нездешним светом
Из опаленных злом пустых глубин
 
 
Как раскаленный меч
Святого воина
С небес взирает
Верный херувим
 
 
Крылатый конь зовет
Призывным ржаньем
Кентавров —
Иноходцев из степей,
Их стрелы ядовиты:
Наказанье
Они несут для гибнущих людей
 
 
Соленый ветер
Обрывает флаги
И море принимает белый шелк
 
 
И свитки из промасленной бумаги
Жжет херувим пылающим перстом
 

«Страшны имена повелителей мух…»

 
Страшны имена повелителей мух
Слова превращаются в сумрачных слуг,
Стоящих у медных
Горячих дверей
В покои пурпурные
Древних царей,
Где ладан и смирну
Смешали с песком
И уксус кипящий – со жгучим вином
 
 
Где вены наполнила тихая смерть
И опиум жидкий сосет в сердце червь
 
 
Страшны имена
Боевых кораблей,
Несущих во чреве убийц-палачей
И речи убийц – золотистый елей
 
 
Течет по власам
Убиенных детей
И ложь малярийная
Стонет в домах,
Где плачут невесты,
Сжимая в руках
Надгробные розы,
Для мести – ножи,
А в душах – цветенье
Несеянной ржи…
 

«Трубящий ангел…»

 
Трубящий ангел
Над вражьим станом
Жизнь обернулась
Глухим обманом
Жизнь словно слезы
Слепой старухи,
В которых горечь,
Страданья,
Муки
И многолетний позор
Изгнанья
И радость встречи
И расставанья
В отцовском храме
Большом и пыльном
Перед этапом
Голодным
Ссыльным…
 

«Твой деревянный крест…»

 
Твой деревянный крест
Пасхальной ночью
Цветет
У искаженных берегов
Вода чиста
И хелендарским звоном
Пронизан загустевший
Кровью год
И высыхает соль на мокрой коже,
Стянув ее невидимых кольцом
Твой ясный взгляд все ближе
И все строже,
Промытый жертвенным,
Пылающим постом…
 

«Верба в японском кувшине…»

 
Верба в японском кувшине
Корабли отправляются в море
Капельки теплого света
Прячутся в солнечном доме
 
 
Прячутся в мякоти вишен
Тают на мокрых губах
Эхо минувших сражений
Спит на могильных цветах
 
 
Дождем над крестьянским храмом
После пасхальной службы
Твой страх выпадает на землю
Слабый, жалкий, ненужный
И прорастают звуки
Звуки воздушной сирены
Сквозь черепичную крышу
Сквозь ненадежные стены
 
 
Капельки теплого света гладят
Поющие камни,
Пеплом покрытые окна,
Тленом пропахшие ставни
 
 
И отрешенные люди
В грязном, весеннем поле
Шепчут простые молитвы
В горле зажав свое горе…
 

«Многоголовый гнев…»

 
Многоголовый гнев
Роняет тяжесть слов
На тонких иглах – тьма
И ледяной покров
Под золотой фольгой —
Святые имена
На серых простынях —
Распятая страна
 
 
Слепые мудрецы
Молчат и варят яд
Кипит густая кровь —
Куда ни бросишь взгляд,
И алчущие рты – цветы увядших роз,
Измученная жизнь
В водоворотах слез
 
 
Бежит по стеблям свет
Неведомых миров,
Где меч увяз в песке
Отрубленных голов
 
 
И черное копье
Пронзило города,
В которых вместо крыш
Прозрачная вода…
 

«Мне ненавистен голос палачей…»

 
Мне ненавистен голос палачей
Блеск мертвых глаз
Сквозь прорезь балахона
Брезгливый,
Молчаливо-гордый взгляд
Под лезвием безжалостным
Закона
 
 
Кандальный звон
В тягучей пустоте
Тюремных, вечно скользких
Коридоров
И резкий окрик: «Стой!»
В коротком сне
В ночь вынесенья новых приговоров
 
 
В давильне давят
Спелый виноград
Час переломан
Ужасом священным
И каждый шорох
Множится стократ
Становится податливым
И верным
 
 
И я стою без крыл и без руля
В стальной душе – гранитные засовы
Мне кажется, что тяжесть топора
Очистит плоть, сорвав с нее покровы
 

«Солдатский горн охрипший…»

 
Солдатский горн охрипший
В дыму лесных пожаров
В плену опухших пальцев
И дроби барабанов,
Истерзанных и шумных
Из разноцветных тканей
Из кожи почерневшей
Давно убитых ланей
 
 
Горит беспечный воздух
Земля бросает в пламя
Лишь каменные зерна
И бремя расстояний
 
 
Восторженные ветви
Деревьев опаленных
Поют о днях победы
О днях великой скорби
 
 
И на могилах воинов
Растут ковыль и клевер,
Коней густое ржанье
И отблески сражений
Над облаками света
Проносятся устало
 
 
Июнь.
Скупое лето
Под ноги нам упало
И трубный звук
И своды
Необозримых линий
Исполнены надежды
О новом
Светлом мире,
Где дни великолепны
И славные герои
Ведут коней крылатых к святому водопою…
 

«Уронил удила…»

 
Уронил удила
Обезумевший май
Мертвый шмель
На окне,
Почернел календарь
От зачеркнутых дней,
Переполненный крик
С перекошенным ртом
Словно дряхлый старик
Проколол пустоту
Обессилевших стен,
Где картины времен
Обращаются в тлен,
И привычная ночь
Окружила огнем,
Слышен мельничный стук
Под гудящим дождем…
 

«Коровы возвращаются домой…»

 
Коровы возвращаются домой
И в каменной поилке
Холодная вода пропитана весной…
 

«Ворвалась радость…»

 
Ворвалась радость
В утренние сны
Детей
И женщина, хранящая покой
Соединила
Полные любви
Сердца,
Летящие над вечною рекой
 
 
Друг другу
В жертву приносимые сердца,
Парящие в оправе
Нежных слез…
 
 
И смерть была как будто из стекла
В венке увядшем из кровавых роз
 

«Там…»

 
Там
В каждой ладони – свинец
В каждой груди – осиновый кол
Люди-куклы, люди-кроты,
 
 
Люди – разрушенный дом
 
 
Люди – живущие
На алтаре самых последних времен
Люди – осколки кривых зеркал
Люди – обугленный лён…
 
 
И в сладкой содомской лжи —
Изувеченная душа
Люди – гнилые рты
Люди – колючая ржа
Бросают свои имена
В темные воды снов
Умирают
Словно роса высыхает
Под тенью крестов…
 

«Глиняный посох…»

 
Глиняный посох
Из рук ослабевших
Выпал
И в чаще лесной
Колыбель
Светится
Утро. Блаженная свежесть
Стелет упругому ветру
Постель
Солнцем крадется
И призраки с шумом
Вновь исчезают в прохладных волнах
Древнего моря
Весенняя сладость
Прячет свой взгляд на промытых листах
Стрелки часов – акварельная краска
Медленно тает под теплым дождем
Время отныне лишь жалкая маска
Щедро посыпано битым стеклом
 
 
Слепки цветов
Среди мраморных арок
Слепки имен – на шершавых камнях
 
 
У изголовья постели – огарок
Белые птицы – на ржавых цепях
 
 
Голод размазал озябшей рукой
Детские слезы
Пустынных равнин,
Кружится в темном, изломанном небе
Зоркий орел – сам себе Господин
 
 
Утро открыло застывшие клетки,
Зверь огнедышащий вырвался прочь,
Жалобный крик
Покаянный и ветхий —
Вряд ли он сможет кому-то помочь
 
 
Глиняный посох
Рассыпался
Пылью
Лег вдоль размытых, усталых дорог
В грязной купели
В разрушенной церкви
Спрятался
Кроткий, измученный Бог.
 

«Несла зеркала Мария…»

 
Несла зеркала Мария,
В которых весь мир отражался
На хрупких, изогнутых стеблях
Под снегом едва держался,
Замерший
Сидел и плакал
О хлебе
И лучшей доле
И дети к нему бежали по льду
Через Косово поле…
 

«Журчит песок…»

 
Журчит песок
На берегу отчаянья
Безмолвствует холодная роса
И страсть мне затуманила глаза
Я – сгорбленная похоть мирозданья
Бесполый червь
С раздавленной судьбой
В бурлящем веществе
Слепого блуда,
Я – кожаный мешок,
В который мзду
Взимал с больных восторженный Иуда
 

«Клеймо…»

 
Клеймо.
Раскаленные губы.
Дождем разоренный улей
В тепле обнаженного тела
Мой тополь, поваленный бурей
 
 
Расколотый,
Многорукий
Прижатый когтями молний
К земле
Удивительно мягкой
К земле
Удивительно сонной
Летящей меж светом и тенью
Туда, где истлевшие звезды
Нам ранят проворные руки,
Осколком горячим и острым…
 

«Вот опять эта кровь…»

 
Вот опять эта кровь,
Волчья кровь на пороге,
Молоко почернело
От пепла времен,
Подземелье покинули
Лживые боги
Греют скользкие крылья
Над синим огнем
 
 
Сушат фавны венки,
Из речного прибоя
Выползают наяды,
Очнувшись от сна
 
 
И тягучие дюны
Желают покоя:
В их ладонях от страха
Свернулась земля —
Словно кровь загустела
Горячая корка
Затянула
Все трещины бронзовых рук,
Великаны и маги
Играют с ветрами
Облака запрягают
В свой солнечный плуг
 

III. Ослеплённый снегом

«Когда сочиняешь стихи, не думай, что сочиняешь их»

 

Сайгё

«Gott ist ein lautes Nichts, ihn ruhrt kein Nun noch Hier»

 

(Бог – полное ничто, его не касаются ни «теперь», ни «здесь»(нем.))

«Вот…»

 
Вот
Август – шелестящий лист
В янтарный шелк закутан
Пенным соком
Напоен,
Холоден и чист
Прозрачный взгляд его,
Под божьим оком
Звенит свирель,
Из пыльных хрупких звезд
Рождаются туманные напевы
И над землей
Нерукотворный мост
Дрожит
Под тяжестью волнующей измены,
И близится исход
Моих теней
В страну,
Где у коней златые гривы
И матери купают сыновей
В подземных реках
Сумрачной Пальмиры
Все ближе ночь
Отточенных ножей
В руках безжалостных
Слепых гипербореев
 
 
И вырванный язык
Безумных дней
Дымится на заплеванной арене
 
 
Окончен карнавал
Лишь мишура
Следы костров
И скомканные перья
Оставлены за городом,
В полях
Среди дорог,
Среди ржаного пенья,
Где молния добралась до корней
И жадно пьет из горького истока
И колокольный звон моих церквей
Парит над золотом сурового Востока
 

«Из-под сонных лучей…»

 
Из-под сонных лучей
Из-под белой воды
Вырывается день
И кусочком слюды
Нацарапает нам
На ладони штрихи
Хиромант,
Опьяневший от долгой войны.
 
 
Он пойдет не спеша
И слоновую кость
Бросит уличным псам
И как свежую гроздь
Винограда
Сорвет
Нашу гордость и спесь
С постаревшего рта,
И воскресшая месть
Разорвет нам сердца,
Ложь разрушит мосты,
Бог немного ослеп
Перепутал листы
И смешал имена
В чаше с мутной слюной,
Спит беспечно мой брат
Под далекой звездой
 
 
Под далекой звездой
Видит легкие сны,
Там, где музыка волн
Там, где тонкие льды…
 

«Праздники церковные забыты…»

 
Праздники церковные забыты
Время стало словно полотно
То холодным ужасом прошито
То забрызгано горячим молоком
 
 
Пляшут карлики
На тоненькой веревке
Кукол лепит рыжий великан
Расставляет на столе своем неловко
Прячет глину в маленький карман
И глаза рисует синей краской —
Тонкие, спокойные штрихи
Рот – изогнутым мазком
Простым и ясным
Волосы – пшеничные пески
 
 
Топит печь
И обжигает тело
Крошечным, безмолвным существам
Натирает щеки глупым мелом,
Черный лак
Сквозь лопнувший стакан
Вязкой и душистою смолою
Вытекает на дощатый пол
Птицы из промасленной бумаги
Медленно летают за стеклом
 

«Мы в дом вошли…»

 
Мы в дом вошли
В большой и незнакомый
Был третий час
И ели виноград
Солдаты с переломанной душою
Солдаты опускались молча в ад
Броня под солнцем плавилась
И небо
Теряло золотые лепестки
И снег в горах
Кроваво и нелепо
Блестел
Как обнаженные клинки
 

«И под моим крылом…»

 
И под моим крылом
Лесные пчелы
Сосут пыльцу
Мохнатым хоботком
День утоляет неизбежный голод —
Желание быть клоуном
Глупцом
В покоях у надменной королевы,
И свинопасом у слепого короля,
Скопцом с оторванной ноздрей
(Пусты и немы
с голодных губ
текущие слова)
 
 
Желание быть маленьким
И хрупким
Окном
В забытой церкви
Без крестов,
И в сердце дня
Невидимые сферы
Парят над спинами
Трех раненых богов
 

«Я вышел в закрытую дверь…»

 
Я вышел в закрытую дверь
Призрачный дух
Бесплотная слабость
И подо мною лишь тень —
Журавлиная тень
Журавлиная радость
 
 
Робость осенних дождей
Мертвые девы в свадебном платье…
Ангел читает Псалтирь
У изголовья холодной кровати
 

«Бог лежал на холме…»

 
Бог лежал на холме
И в груди его ожил ветер,
Открывающий все засовы,
Срывающий крепкие двери
Со ржавых петель
И стекла
Ломающий тихим дыханьем
 
 
Бог лежал на холме
Он вытянул сильные руки,
Под взглядом его замирали
Глубокие, мутные реки
Вулканы бурлили
И лава
Сливалась с кипящим морем
 
 
И пенные звуки прибоя
Вспоминали о брошенном доме,
В стенах которого прятались капельки горя
Крошились кусочки веры
Угасали бродячие тени —
Духи глубоких течений,
Моряков предсмертные крики
 
 
И Бог, создающий чудовищ —
Кровожадных, трусливых и жалких,
Чья жизнь словно пар над водою,
Вонзал себе в сердце их злобу —
Кривые острые когти —
Девятидюймовые гвозди
Глотал ядовитый напиток,
Замешанный на измене…
 
 
Бог прорастал корнями
Сквозь золотистых младенцев,
Рожденных среди вулканов
Умеющих от рожденья
Молиться во тьме океана
И время соединялось
Со звуками колесницы,
Несущей небесных созданий
Неуловимые лица
(Многоочитые твари
С огнем на устах
И в сердце)
 
 
Сияющий воздух над ними
Движение крыльев и первый
Полет над клокочущей бездной,
Горящей нездешнею жизнью,
Но слышишь?
Проснулись младенцы
И грудь своей матери ищут
Они выползают из лона
Земли,
Омертвевшей от боли
Еще окровавленной,
Теплой
От пепла смертельного боя
И облако – полное вымя
Ласкает младенцев
Губами
Роняет блестящие капли
Сплетает покровы над снами…
 

«Прикоснувшись к твоей наготе…»

 
Прикоснувшись к твоей наготе
Солнце вздрогнуло
Я обернулся:
Звезды медленно пьют из реки
Серебристые цапли смеются
Полусвет
Полутень
Твоих каменных слов
На песке
Оставляют свой след
И вода унесла
Маски древних богов
Смыла ложь с потревоженных лет —
Лет беспомощных рук,
Перебитых хребтов,
Обезумевших белых волков
 
 
Звезды падают
В клюве невиданных птиц
Превращаются в песни без слов…
 

«Тише, мой друг…»

 
Тише, мой друг
Это ангелы плача над нами
Ждут свой час
Опустили серпы
 
 
Шепчут листья: «Прощай!»
Дождь сочится сквозь камень
И в железную дверь к нам стучат палачи
 
 
А земля охраняет все тайны
И страхи
Запирает на ключ
В подземельях времен
 
 
Милый друг,
Посмотри,
Осень плачет на плахе
И дымится туман в ожиданье зимы
 
 
Твоя радость в объятьях
Голодных и нищих
Твоя боль —
На дрожащих от старости
Ртах
 
 
Тише, друг,
Ночь крадется и ищет
Черной кровью забрызганный пах…