Гриша влетел в комнату, как ураган, как вихрь! Опрокинул по пути два стула и сдвинул половички. Вид ещё тот! Жёлтая рубашка с воротником, расправленным поверх серого пиджака и заправленная в широкие серые брюки. Серая фуражка, сдвинутая на глаза. Одна рука в кармане брюк, другая сжимает светло – коричневый портфель под мышкой. Такого встретишь вечером – опасливо обойдешь стороной.

– Феня! Корми мужа! Завтра с Иваном едем телевизор покупать! – Гриша расстегнул портфель, вытащил из него толстую пачку денег и, с напыщенным выражением лица, бросил её на стол. Деньги рассыпались по столу, напоминая дорожку в палисаднике после осеннего листопада.

– Ура! – из-за стены выскочили Борька с Валеркой, – Ура! Теперь мы будем смотреть «Мойдодыр» дома!

– Ула! – раздалось из самодельной кроватки.

– А ну, дыхни! Опять у Пилипенко горилку пробовал? – Феня, отбросив за плечи свои непокорные кудри, сложила руки с тряпкой на животе, – я же просила: «После собрания сразу домой!». Опять будешь свою гармонию до утра трепать? Как же мне всё это осточертело! Завтра же скажу Валюхе, щоб Ивана, дружка твоего, угомонила.

– На, нюхай! Неделю я горилки в глаза не видел, – Гриша не понимал, почему жена набросилась на него, не замечая денег. Впервые, с окончания войны, шахтерам дали такую премию!

– Феня! Ты глянь сколько денег? Я и говорю – заживем, как люди – дети по соседям не будут бегать на мультики. Да и мы «Голубой огонёк» будем бачить вдвоем, на диване, – Гриша подошел и крепко обнял Феню за плечи.

– Дурачок ты мий. Який огонек? Який диван? Через мисяц Борьке в школу, а у него ще ни портфеля, ни сандалей. Шароваров на них не напасешься, каждый день латаю. Радиске костюмчик пора справить – из старого уже вылез давно. Небось, девки уже заглядываются! Да и у тебя – как на футбол сходишь, считай, рубашки нет – болельщик лысый.

– Феня! Ты меня слышишь? Ты меня видишь? Ты эти гроши видишь? – Гриша подвёл Феню к столу, нежно потряс её за плечи и собрал деньги в кучу, – здесь и на шаровары, и на красивое платье тебе, и на телевизор хватит. Ещё я мальчишкам велосипед к школе обещал. И на велосипед хватит!

– Ура! – Борька с Валеркой начали бороться на полу.

– Ула! – тёмноглазая Любочка застучала по кроватке.

И, правда: «Откуда столько денег?» – Феня села на табуретку.

– Ты чи що, кассу шахтёрскую ограбил, чи в лотерею повезло? – Феня поймала себя на мысли, что никогда столько денег не видела. Даже, когда за войну зарплату заплатили.

– Ну что ты, Фенечка! – Гриша повернулся к ребятам, – вот скажи Борька: – я на бандита похож?

– Похоз! Похоз! – Любочка выбросила в сторону отца деревянную ложку, служившую ей колотушкой.

Валерка попятился за стол, а Борька подошел к отцу, прижался к пахнущему, угольной пылью, пиджаку.

– Ну, что ты, папка! Вчора пацаны говорили, що Стаханов, приихав и, завтра будет шахтеров медалями награждать. А тебе медаль дали?

– Вин сам як медаль! Сверкаеть, як тот начищенный медный тазик в бане. А вот и Радис со школы пришов! Зараз ужинать будем.

Радис, бросив портфель на сундук, стал рядом с отцом. Руки в брюки, кепка на глазах.

– Похоз! Похоз! – Любочка снова швырнула ложку в сторону братика.

– Что здесь происходит? – Радис заметил дорожку из денег и вопросительно посмотрел то на отца, то на мать, – вы, что? Банк ограбили?

– И ты туда же? Шутник, – Гриша задвинул сыну фуражку на нос, подошел к столу и собрал деньги, – возьми Феня, убери их подальше. Давайте ужинать, потом разберемся. А пока всем цыц!

– Сегодня галушки. Кто не хоче, есть каша, що со вчора осталась.

Галушки! Галушки! – хором закричали мужчины.

Галуски! Галуски! – раздался одинокий голосок из манежика.

– Тогда всем мыть руки и за стол, – Феня убрала деньги в шкаф и ушла на кухню.

– Бать! У меня сандалии порвались. Купи мне штиблеты на резинках. Я посмотрю завтра в сельпо?

– Будут тебе штиблеты. Всё, на сегодня всем цыц. Папка устал.

Ужинали молча. Каждый думал о своем. Радис представил, как подойдет к Наташке в новых, коричневых штиблетах, а она увидит и скажет: «Радиска! Какие у тебя крутые штиблеты! Может, в клуб сходим? Завтра фильм „Веселые ребята“ – все наши собрались».

Борька в мыслях уже гонял на красном велосипеде «Орлёнок» по пыльным улочкам шахтерского посёлка. И уже представлял, как знакомые мальчишки бегут за ним гурьбой и умоляют: «Борька! Дай прокатиться! Ну, хоть разок, хоть вон до того поворота!».

Валерка пытался о чем-то думать, но никак не получалось – горячие галушки, все время, отвлекали от чего-то важного, главного: «Потом у Борьки спрошу, чего мне больше всего хочется».

Любочка ни о чем не думала – она просто радовалась скользким галушкам, которые пытались спрыгнуть с ложки.

Спать укладывались тоже молча. Дети с мыслями: «Быстрей бы завтра!». Только родители никак не могли уснуть…

…Феня, ворочаясь, не могла избавиться от ощущения, что это взаправду, не сон: «Неужели кончились тяжелые времена, и дальше всё будет хорошо? Последние годы, как картинки пронеслись перед глазами. Вспомнила, как Гриша привез её с Радиской из Попивщины. Шахтёрский поселок встретил их полуразрушенными бараками и пустой, затопленной водой, шахтой. Нет, комнатка в бараке была чистой, уютной – узнавалась рука хозяйки, покойной подруги, Ольги – матери Радиски. Первые дни Фенька всё время ощущала её взгляд: «Ну что, подружка, справишься? Не загрубеет твоё сердце от навалившихся проблем? Справишься! На то мы и были верными подругами, чтобы прожить одной жизнью. Гриша хороший, ты присмотрись к нему. Да, иногда он спичка! Но в твоих силах сделать из этой спички свечку! Незатухающую, чтобы не обжигала, а грела вас обоих всю жизнь. А жизнь я тебе попросила долгую. Не обещаю судьбу легкую, но, по своему, счастливую. А счастье твое будет обрастать детками! Не скупись на детей, их у тебя будет много – за нас двоих старайся. Помни – моё сердце тоже будет биться в твоей груди – жалейка моя». «Завтра схожу на могилку к Ольге» – мысленно кивнула в темноту Феня. Да, непросто было выживать в те годы. Продовольственные карточки отменили, но денежная реформа сильно поубавила возможности семьи. Шахтерский паек был скудный – еле-еле дотягивали до конца месяца. Стало полегче, когда устроилась нянечкой в ясли. А в 50-м появилась Раечка – слабенький комочек. Недолго радовались счастью. Через месяц Раечку похоронили. Феня ходила сама не своя. Гриша успокаивал: «Не трави себе душу. Всё ещё впереди. Всё наладится. В войну и не такое переживали». В 52-м родился Борис, в 53-м Валерик, в 55-м Светочка, в 57-м Любочка. Грише прибавили зарплату. Семья переехала в другой барак с тремя комнатами. Даже сарайчик появился; и для угля, и для старых вещей. В комнатах стала просторней и светлей. Живи и радуйся! Да, кто даст? Трагедия случилась в 58-м. Феня осталась с девочками одна. В обед, уложив Любочку и Свету спать, пошла на кухню, варить кашу. Пока греется вода в чайнике, Феня возилась в шкафчике перебирая крупу. «Мама пить!» – вдруг послышалось из-за спины. И грохот, плач девочки. В больнице определили ожог 40 процентов кожи лица и спины. Через месяц Светочки не стало. «Неужели Ольга забирает себе девочек? – Феня отмахивала от себя эту навязчивую мысль, но она назойливо всё возвращалась и возвращалась, – когда она оставит меня в покое?». Уже больше года прошло, но сердце ещё болит и не слабеет чувство вины. Да и за Гришу душа болит. Изменился он в последнее время. Раньше, после смены, торопился домой, до ночи возился с детьми. Любил часами рассказывать о своей шахте, об угольных комбайнах. Феня ничего не понимала в этих «Перфораторах, роторах» и других методах зарубки угля, но видела сверкающие от азарта глаза, крепкие руки и радовалась, как девчонка: «Який вин у меня! Вот и сегодня у Гриши сверкали глаза. Видать на том собрании хорошо похвалили его работу. Как – никак начальник смены! И у Назаренко на хорошем счету – вон сколько грошей дали. Лишь бы не пропил их с дружком своим Пилипенко. Мало им этой горилки, що мы с Валюхой ставим им по праздникам! Всё чаще и чаще в субботу приходит навеселе: «Фенечка! Яж трохи! Заскочили с Иваном в столовку только пивка попить. Как же от тяжелой смены отвлечься? Мы ж трохи! Всего по две кружечки». Знаю я ваши две «кружечки». Небось «Чекушечка» рядом плясала! Хорошо, если бы в этой столовке заканчивался отдых от тяжелой смены. Так, нет же! Придет, гармонь в руки, и до полуночи поет свои песни. Одну из них Фенька знает наизусть:

Спят курганы тёмные,
Солнцем опалённые,
И туманы белые
Ходят чередой.
Через рощи шумные
И поля зелёные
Вышел в степь донецкую
Парень молодой.

Там на шахте угольной
Паренька приветили,
Руку дружбы подали,
Повели с собой.
Девушки пригожие
Тихой песней встретили.
И в забой направился
Парень молодой.

Дни работы жаркие,
На бои похожие,
В жизни парня сделали
Поворот крутой.
На работу славную,
На дела хорошие
Вышел в степь донецкую
Парень молодой.

Что-то тревожит Гришу. Появились непонятные язвы на ногах. Пробитое на войне легкое все чаще отзывается глухим кашлем. В медпункт идти не соглашается. «Потом, да потом». Теперь вот телевизор надумал покупать. «Що вин той телевизер, тильки мелькае и мелькае» – Фенька не понимала, как можно смотреть часами на это мелькание; «Чи делов бильше немае!». Фенька вспомнила о толстой пачке денег, успокоилась: «Покупки детям сделаем, а там, чого хоче, то и робе». И сладко уснула, подложив ручки под щечки…

…Грише тоже долго не спалось. Не выходила из головы речь заместителя управляющего треста «Чистяковантрацит» Стаханова Алексея Григорьевича. Мероприятие сегодня было знаменательное; впервые было проведено объединённое торжественное собрание шахтёров двадцати шахт трестов «Шахтерскантрацит» и «Чистяковантрацит», посвященное завершению плана модернизации угольных шахт Сталинской области. Слушая Стаханова, Гриша вспомнил первые послевоенные годы. Почти два года ушло на откачку воды из затопленных шахт, на восстановление крепей, на просушку горячим воздухом восстановленных стволов. Параллельно разрабатывались новые пласты – стране был нужен уголь. Нелегко, ох нелегко доставался уголёк. Хорошо, если после вскрытия, толщина пласта была не менее 1—1,5 метра. Проходчики могли хоть на коленях «вгрызаться» в пласт, расширяя его до уровня человеческого роста. Да и крепильщикам легче было укреплять стойки – крепи. Беда, если толщина пласта оказалась мене 0,8 метра. Лежа, держа ударный молоток перед собой, проходчик «вползал» в пласт, отгребая из под себя осыпающийся уголь. За ним подручный отбрасывал уголь в более широкую нишу и дальше до вагонетки, где диспетчер вел учёт «черного золота». Но это не сравнить с первыми месяцами добычи в высушенных лавах. Обманчивые ровные туннели штреков таили в себе непредвиденную опасность: – оползни, обрушения и неожиданный выброс газа. Земля, после затопления, превратилась в «Кисель» из грунта, породы и угольной пыли. Эта обсушенная «начинка» с тонкой корочкой, как пирог могла, от накопленных газов, раздуться и, смести все крепи на своем пути. Так получилась, когда погибла Ольга, мать Радиски. Резкий выброс газа снёс крепи, оборвал троса и, вагонетки с углём, устремились вниз, сметая всё на своем пути. Гриша готовился к смене, когда сообщили о трагедии. Прошёл год, пока Гриша смог без содрогания спускаться в лаву – Ольга так и стояла у него перед глазами. А потом в его жизни появилась Феня! То, что Феня была подругой Ольги, только сроднило их. Жизнь потекла своим чередом. Вспомнилось, как привезли первый угольный комбайн «Горняк». Шахтеры больше не ползали на коленках в забоях. Добыча угля резко возросла. Но настоящий праздник случился для шахтеров, когда в 1956 году появились комбайны «Донбасс – 2К» – кольцевой бар с одношарнирной цепью в сочетании с отбойной штангой, имеющей две опоры! Комбайн позволял работать с крепкими и вязкими углями, что в несколько раз повысило производительность труда. Вспомнилась статья из журнала «Техника – молодежи» за 1952 год, которую Гриша, как молитву, использовал при беседах с молодыми шахтерами:

«Недалек тот день, когда уголь от пласта до железнодорожного вагона будет добываться без участия человека – это шахта будущего. Настанет день, когда к углю на протяжении угольного пласта не прикоснется рука человека. Этот день – день коммунистического Завтра – уже недалек. В славных рядах советских шахтеров немало молодежи, комсомольцев. Вместе со своим отцами и старшими братьями молодые шахтеры своими трудовыми подвигами укрепляют дело мира, помогают нашей стране двигаться вперед к коммунизму»

Красивые слова – аж дух захватывает! Правда, в жизни не все так красиво. Да, механизация процессов зарубки, отбойки и доставки угля в основном завершена. Это подтвердил на собрании Алексей Терентьевич Назаренко, начальник участка, Герой Социалистического Труда. Но крепи, как устанавливали вручную, так и устанавливаем. Система вентиляции, система газовой безопасности до сих пор до конца не установлена. Месяца не проходит без аварии. На крепких углях комбайны часто выходят из строя. Запчасти на перфораторы ждём по два месяца. Получше стало с бытом шахтеров, запустили душевые. В столовой стали готовить комплексные обеды. Молодёжь потянулась в шахты – работай и радуйся. Но почему-то создавалось ощущение, что «двигаемся к коммунизму» ещё где-то там, под землей. Наверху одни бараки, да пыльные дороги! Третий год обещают начать строительство добротных домов для шахтеров. Даже проект привезли – красивые улицы «финских домиков» на отдельную семью, с фонарями на асфальтированных улицах. Стаханов так и сказал на собрании: «К концу года, если шахта 20—20бис перейдет в состав треста „Чистяковантрацит“, мы начнём строительство шахтерского посёлка нового типа. Я видел такие посёлки, построенные на репарации из Финляндии. Последние решения съезда партии направлены на углубление жилищной политики. Для небольших сёл это повсеместное внедрение каркасных, утеплённых домиков на одну-две семьи. Наступило время переселяться из бараков в коттеджи финского типа! Через год – другой вы своё село Горное не узнаете!»

«Так вот оно какое – коммунистическое Завтра! – Гриша аж зажмурился от удовольствия, – ай да Стаханов, ай да красиво стелет! «Что это я о плохом, да о плохом? Тебе сегодня Грамоту и премию вручили, а ты в подушку бурчишь! – Гриша ещё раз хмыкнул в темноту и дёрнул ногами»

– Що тоби не спиться? Що ты лягаешься? – Феня повернулась к мужу и нежно поправила сползающее одеяло, – или уже смотришь во сне той телевизер?

– Да нет, от собрания никак не отойду. Стаханов пообещал поселок из «Финских домиков» построить. С верандой и огородом. Может и нам перепадет! А за телевизор завтра поговорим. Я сплю, – Гриша затих. И не заметил, как уснул под мерное тиканье часов с кукушкой…

Утром, всей семьей, собирали отца в дорогу. Гриша, как всегда, надел свой офицерский китель, который он носил только по праздникам. Борька уже в третий раз объяснял, какого цвета должен быть велосипед, какая рама, какой звонок. Валерка наконец-то решил, что ему нужно привезти:

– Папка! Я хочу петушка на палочке! Красного или зеленого. С гребешком!

– Мани с глебеском! – Любочка, то встанет, то сядет в своей «Крепости».

– Ну-ка цыц! – Гриша ждал, когда Феня отсчитает деньги, – Радис! Может, всё-таки поедешь со мной? Велосипед поможешь нести.

– Не, батя, у меня тренировка – тренер заругает. Ты же с дядь Ваней едешь?

– Вот и беда, что с дядей Ваней! – мать отделила от принесенных денег большую часть и спрятала в карман фартука, – вот тебе Гриша на велосипед, на телевизер. Купишь гостинцы детям. И домой! Остальное купим в Чистяково, на следующий выходной. И не спорь, знаю я ваше «тильки пивка попить!».

– Ну, что Гриша, готов? – в двери появился взлохмаченный Иван, – Феня, не боись! Мы всё доставим в сохранности; и телевизор, и Гришу. Верно гутарю, друг? Пишлы, бо на поезд опоздаем.

Гриша пересчитал изрядно «похудевшую» пачку денег, укоризненно поглядел на Феню и, махнув рукой, выбежал вслед за Иваном.

Село Горное, к которому примыкает шахтерский поселок, небольшое. Не больше сотни дворов с маленьким полустанком. Местный поезд на пять вагонов трижды в день курсировал между Чистяково и областным центром Сталино. До Чистяково шесть километров и до Шахтёрска километров шесть. Но на телевизоры нужно было записываться заранее, месяца за два, а в Сталино универмаг радиотовары продавал в порядке живой очереди, поэтому решили взять билеты до Сталино. Шестьдесят километров путь не близкий, но час, полтора тоже не обуза. Гриша любил этот город! После войны, когда учился в школе горных мастеров, город казался серым, неуютным. Разрушенные войной дома только – только начали восстанавливать. В 56-м в скверах и по улицам, вдоль дорог, высадили розы – и город преобразился! А запах цветущих роз! От их аромата кружилась голова, хотелось бродить и бродить среди этого розового, красного, жёлтого великолепия. Гриша уже тогда замыслил: «Когда будет свой дом, посажу розы, пусть вьются вокруг веранды до самой крыши!».

– Ну как тоби Гриша той Стаханов? – прервал мысли Иван, – шото вин вчора гарно стелил про шахты, а сам який-то помятый. Хлопцы гутарят, шо вин закладывае без меры. Живет бобылем. Кажуть жинка его в той Москве осталась, не хоче с ним знаться.

– Тебе бы только критику наводить. Я тоже слыхал, что в немилость Сталину он пришелся. Слава его сгубила! Я думаю, поэтому Хрущев его, обратно в Москву не зовёт. Но на собрании он говорил толковые вещи. Вот скажи, Иван, как опытный крепильщик – ты, сколько времени теряешь на простукивание крепей «Як той гарбуз»? Где гарантия, что пропустишь гнилое место? Я уже не говорю, про горизонтальные смещения, про «кручёные» доски. Перфоратор ударно-вращательного бурения это не отбойные молоточки, с которыми ставил рекорды Стаханов и Зотов. За счёт вибрации трясет не только пласт, но и крепи на двадцать метров. Да ты и сам знаешь, что пора или крепи изготавливать из легкого и прочного материала, или менять технологию бурения. А об этом пока серьёзно не говорят. Или хоть взять быт шахтеров. Я, после душа, надеваю чистую рубаху и иду домой. Сто метров до барака, а рубашка уже чёрная! Терриконы с породой нависают над шахтерским поселком! Небольшой ветерок и глаз не открыть. Верно, говорит Стаханов, что посёлками нужно заниматься – нет им места возле шахт!

– За шо уважаю тоби, Гриша, так за справедливость к шахтерам. Ловко подмечаешь ти проблемы – у самую серёдку! Если Стаханов не брешеть, то отдадут нас в трест «Чистяковоантрацит», а у них, кажуть, не забалуешь. Хорошо робишь – на тоби дом с палисадником! Опять гроши хорошие. Я вчора слухав про ти «финские домики», чи коттеджи. Смотри яка красота! – Иван прильнул к окну вагона, – це абрикосы так на солнце играють.

Гриша выглянул вслед за Иваном и поразился: всходящее солнце играет между мелькающих деревьев с абрикосами! Будто не ты двигаешься, а золотой хоровод кружится вокруг тебя в ярких нарядах.

– Так шо я хотев сказать? Хлопцы, шо видали ти домики в Чистяково, кажуть, шо вони холодные. Между щитами пакля и бильше ничого немае. Так вони грубу¹ унутри ставять и ничого, можно зимовать. Я к чому: если нам будуть дома строить, то печника знающего нужно присмотреть, щоб стены не рушить.

– Раскатал губу, товарищ шахтер. Подождём «когда яичко в гнезде» будет, тогда и грубу будем налаживать. Может про дома брехня, так, дух шахтерский поднять.

С Иваном Гриша познакомился, когда вернулся из школы горных мастеров. Набирали новую смену для работы в осушенных проходках. Гриша тогда сразу приметил рослого, чернявого хлопца. «Крепкий парень. Такому бревно, как соломинку поднять! А в штрек его нельзя, головой весь уголь обсыпет!». Стать крепильщиком Иван согласился сразу. А когда ему дали комнату в бараке, Иван оказался в соседях. Так и подружились. Через год сыграли свадьбу. Феня быстро сдружилась с молодой невесткой Валюхой и, вот уже десять лет, они в друзьях. Все семейные торжества, все праздники не обходятся без Фенькиных пирожков и Валюхиной горилки. Гриша хорошо играл на гармошке, а Иван плясун, каких поискать! Вот только Иван горюет за сына. Первая девка, вторая девка, а сына всё нет. Нет, девочек он любит, и Оксанку и Леночку младшенькую. «На коленки есть, кого посадить, а шея простаивает!» – огорчался обычно Иван после третьей рюмки, – «Ты вот Гриша скажи, який, такий секрет есть у тэбэ, шо троих мужиков настругав? Може, шо сказать шо нужно, в нужный момент? Или положить який предмет?». Гриша смотрел на кучерявого друга и улыбался: «Какой же он ещё мальчишка! В танке горел, вон шрам на шее от ранения, а ведет себя, как мальчишка». По возрасту они одногодки. За годы дружбы ни разу не поссорились! Так по мелочам повздорят, когда разговор о политике заведут:

– Ты вот скажи Гриша, як коммунист, почему целину подняли, а хлеба немае? Мьясо тильки раз в неделю завозят? В газетах пишуть, шо по урожаю рекорды ставять. У мэнэ свояк на целину уехал в 54-м годе. Пишеть, шо плантацией заведует в Казахстане, той Уральской области. Бульба, цибуля хорошо родять. Даже гарбузы родять. Мука без карточек, выписывай – сколько хошь! А сюды не хватаеть.

– Какой ты быстрый! Война так землю вспахала, что и десяти лет мало, чтобы её в порядок привести. Опять же урожай от решения партии не зависит. Если в Рязанской и в Липецкой областях хороший урожай собрали, то в Казахстане уже два года хлеб на поле сгорает. Ты же читал в газетах, что и у нас, на Украине, нынче не дотянули до плана. Вон школьников на поля выводят колоски собирать! На последнем съезде КПСС принято решение: дополнительно распахать целину в Оренбургской и Саратовской областях. На западе Казахстана много еще неосвоенных земель. Считай, вторая Целина начинается. Через год, два ситуация с продовольствием изменится. Хрущев ясно подчеркнул: в ближайшие годы проблемы с продовольствием будут успешно решены! Или ты не веришь власти? Такую страшную войну пережили, переживём и временные трудности. Вон, в сельпо, еще вчера полки были пустые, а сегодня глянь уже и колбаса лежит, и пряники не кончаются.

– Шо ты мэнэ сельпом тыкаешь! Там цены по карману бьють, цей колбасы не захочешь. Я про продмаг говорю – там мышь скоро повесится, на тих пустых полках. Валюха каже, вчора драка була за той хлеб. Я так кажу: требуешь от шахтеров уголька – корми гарно. Это задача сельсовета и райисполкома. Чи я не прав?

– Да прав, прав. Только не преувеличивай проблему. И не болтай, где не положено. Сам знаешь, что за это бывает. Давай лучше горилки выпьем за наших баб, они лучше всякой власти! И погладят, и накажут, и на ошибки укажут!

Вокзал встретил шумной толпой. Воскресный день всех сгоняет на вокзал: кто едет родных проведать, кто домой возвращается, а кто в дачный поселок абрикосы, да лещину собирать. Трамвай тоже переполнен.

– И куды люди едут? – Иван почесал затылок, – ладно мы, гроши не знаем куды деть.

– А давай Иван, пешком пройдемся. Три остановки всего, задавят в том трамвае. Тут до универмага полчаса ходу. Успеем даже на рынок заскочить – я Борьке велосипед обещал присмотреть.

– А давай! Я город давно не бачил.

Рынок встретил воскресной толкотней. Овощные ряды манят свежими огурчиками. Пунцовые помидоры аккуратно выложены пирамидками. Вёдра с абрикосами ровным строем приветствуют покупателей! Лёгкий ветерок колышет одёжку на золотистой цибуле.

– Гарбузы! Первые гарбузы! Спелые гарбузы! – подбоченившись, зазывает народ молодка в вышиванке.

– Вишня для компоту! Вишня для вареников! – вторит ей соседка.

– Леденцы! Петушки на палочках! Детям на радость! – прошла мимо полная продавщица в белом халате. Гриша вспомнил о своем обещании, догнал женщину с лотком и взял десять штук: «Пусть побалуются».

На вещевых рядах больше шёпот и шуршание.

– Что ищете? – вполголоса предлагает кофточку мужичок и, уже шепотом, добавляет, – есть крепдешин, шёлк, дамское бельё. Смотреть будете?

– Сапоги! Охфицерские сапоги! Износу немае! – умоляюще призывает дамочка в голубой шляпке и, виновато добавляет, – кавалеру берегла, а вин паразит сбёг! Хай его теперя та паскуда кирзой балуе! Сапоги! Охфицерские сапоги!

– Да, где же здесь велосипеды продают? – Гриша уже устал от этого базарного многоголосья, – Товарищ? Вы не подскажете, где велосипеды предлагают? Что-то мы здесь растерялись.

– Да тута рядышком. Пройдете вперёд, метров двадцать, к выходу. Там и увидите витрину с велосипедами и самокатами. Доброго здоровьица вам.

На доме из красного кирпича красовалась вывестка «С ветерком!», чуть ниже – «магазин детских товаров», еще ниже, у порога, очередь, человек двадцать.

– Кто последний? Это очередь за велосипедами? – Гриша взял за плечо, вспотевшего на солнце, дядечку, – Вы давно стоите?

– Стою! Запускают по два человека. Пятнадцать минут выбирают, оформляют, выпускают. Считай, только через полтора часа и дойдет наша очередь…

Через полтора часа Гриша с Иваном, с велосипедом в одной руке, шагали к выходу из рынка.

– Гриш? Ты мэнэ загнав, як того жеребца. Пить уже хочу, исты хочу. Глянь столовка на выходе стоить. Давай зайдемо, перекусимо.

– Я тоже, что-то приутомился. Давай дойдем до универмага, там я помню то ли кафе, то ли ресторан был. Там, как люди, и пообедаем.

Отдел радиотоваров оказался закрытым на обед. Сдав велосипед в камеру хранения, спустились на первый этаж, в небольшое, уютное кафе.

– Нам борщу и котлеток с гречкой – Гриша подозвал официантку в кружевном передничке.

– Може по стопочке? – Иван умоляюще посмотрел на друга, – шо – то першить. Як такую закуску без «подруги»? А?

– Вот умеешь ты, Ваня, правильные слова вставить. И премия, и телевизор нам не простят, если мы их добрым словом не вспомним. Принеси нам, барышня графинчик. Повод у нас.

Горилка тёплой волной разошлась по груди. Вентилятор над столиком бесшумно крутил свои большие крылья, вороша кудри Ивана и салфетки в серебристой вазе на столе. Хорошо!

– Вчора мы с хлопцами поспорили. Почему наша шахта называется шахта 20—20 бис? – Иван отодвинул пустую тарелку из-под борща в сторону, – Степан говорит, что бис – это «Бассейн имени Сталина». Что Сталин, в конце войны, пообещал взять восстановление Донбасса под свой личный контроль. Поэтому областной город и назвали в его честь. А восстановленные шахты награждали, как медалью в честь вождя, добавляя цей «бис». Лексей смеётся. Каже, шо «бис» это чёрт, чи чертяка, як наши шахтеры посля смены. Мол, когда Сталин, первый раз, увидел шахтеров выходящих наверх, из под земли, то воскликнул: «Ну вылитый бес!». По – нашему «бис». Когда он спросил у начальника шахты: «Как называется этот объект?», то начальник от волнения начал заикаться и отрапортовал: «Шахта 20…20.. бис». Так и записали в газеты. Как ты думаешь, Гриша? Брешуть?

– Красивая сказка! И где ты успеваешь набраться этих фантазий?

– Дак цеж ни я. Це хлопцы говорять.

– Ты вот Иван, когда артисты на шахту приезжали, что кричал? Бис! Бис! Не бассейн же имени Сталина! Или чертей звал?

– Помню. Гарно спивали! Так бы и слухав, и слухав.

– Вот, «бис» это повторить ещё раз. Когда шахты восстанавливали, следующие номера были уже заняты. Поэтому и нашли выход – сделать просто повтор: «20—20 бис». Понятно?

– Понятно, – Иван взялся переворачивать котлетки.

До окончания перерыва еще полчаса, а графин уже сиротливо стоит на краю стола, вызывающе показывая пустое дно. Да и котлетка жалостливо зарылась в гречку и ждёт чего-то. Друзья, переглянувшись, без слов поняли друг друга, и стали искать в зале кружевной передник.

– Красавица! Нам ещё графинчик. Больно хорош у вас борщ!

…Когда официантка принесла счёт, у Гриши брови взлетели до того вентилятора. «Вот и пообедали. На пол телевизора! У них что, в том борще рябчики плавали?».

– Да не переживай Гриша! Прорвёмся. Пишлы, а то очередь набежить.

В отделе радиотоваров было всего несколько покупателей. Рыжий дядька что-то горячо объяснял у кассы.

– Товарищ кассир! Может, посмотрите ещё. Я уже третий раз приезжаю, и всё зря. Может, посмотрите? Может на складе осталось?

– Товарищ! Я же вам ясно сказала. «Рубины» закончились ещё утром. Ждите нового поступления. Или берите «Рекорд». Посмотрите, какая красота, какой дизайн! И совсем не мелькает, как у «Рубина».

– У меня мелькает от такой цены. Он же в два раза дороже «Рубина!».

У Гриши ёкнуло под сердцем, когда он подошел к витрине с телевизорами. В ряд, торжественно, выстроились серебристые «Рекорды-331». «Вот он красавец» – Гриша махнул Ивану: «Вот мои – то обрадуются!».

– Да, як мы хотели! Пишлы выписывать. Хай проверяють. Скильки вин стое?

– Двести десять рублей, – медленно прочитал Гриша сумму на ценнике.

– Скильки? Двести десять? Да вин шо, из золота сроблен?

– Подожди, давай посчитаем, сколько у нас осталось, – Гриша достал из кителя деньги и начал с волнением пересчитывать, – Сто. Сто двадцать. Сто восемьдесят. Сто девяносто восемь. И еще пятьдесят копеек. Не хватает 11 рублей. Ваня, займешь до дому?

– Добре друг! Який разговор, – Иван закончил считать свои остатки денег и, замер, как манекен из другого отдела универмага, – сто восемьдесят четыре. Вот тебе и графинчик! Вот тебе и котлетки!

Минут пять друзья стояли и смотрели на телевизор в молчаливом оцепенении. С каждой минутой телевизоры отдалялись всё дальше и дальше, унося с собой мечту и надежды. Одновременно подумали: «А что мы скажем жинкам?». Одновременно бросились к кассе.

– Товарищ кассир! Не могли бы вы показать телевизоры попроще, подешевле?

– Подешевле только «Рубин». Но они ещё утром закончились. Новую партию привезут только завтра утром. Можете записаться на завтра, мы отложим.

– Дивчина добрая! Мы шахтеры из Горного, завтри на смену. Може побачишь на складе? Всего два телевизира. Може побачишь, а?

– Здесь все шахтеры. И все горняки. А «Рубинов» на складе нет, и сегодня не будет. Выберите что-нибудь другое.

Другое! Легко сказать другое. Детишки ждут. Жена ждёт. Ох, и ждёт жена! Ещё как ждёт! Гриша представил Феньку со скалкой в руках, а Иван свою Валюху со сковородкой в дверях, и обоих вдруг осенило.

– Слушай, Гриша. А давай скажем, что телевизоры шибко мелькають, а это вредно для детей.

– И купим по радиоле. У тебя ведь тоже нет. А те динамики, что на стене, то они трещат, как простуженные сороки. И пластинки купим. Как ты думаешь, поверят нам жинки?

1. печь с прямой трубой и лежанкой (голланд)