Любовь и разум

– Опять ваши комиссии! Всё они решают! – с явным скептицизмом сказала Светлана. Анастас укоризненно посмотрел на жену, которая снова нелестно отзывалась по поводу генианских комиссий.

– Да, это так. Ну, до встречи. Я появлюсь дня через два-три.

– До свиданья, До встречи, – дружно ответили все сидящие за столом, провожая того, кто был рядом, но которого не было видно.

Через секунду все почувствовали ослабление давления внешнего энергетического поля, а у Анюты поменялось выражение лица. Оно стало, менее светящимся и более земным. Чувство любви – земное или генианское – озаряет любимого и любящего субъекта.

Следующие несколько дней семья Одинцовых провела в разговорах, объятьях, совместных прогулках.

Глава 5

После встречи с друзьями в квартире Одинцова Михаил развил бурную деятельность. Он никогда ране не занимался составлением планов, программ на длительные промежутки времени. Правда, когда раньше, в былые времена, попадалось ему нечто интересное, и нужно было провернуть какое-нибудь дельце, он основательно готовился к нему, просчитывал разные варианты его осуществления. Благодаря такому подходу к предстоящей операции, у него всегда всё гладко проходило и заканчивалось благополучно. Только вот, в последний раз, фортуна отвернулась от него, и неожиданная встреча с братьями-близнецами привела его к тому месту, в котором он и находится теперь.

Однако назвать такой исход последнего его дела неудачным было бы совсем несправедливо. Михаил встретился здесь с интересными экземплярами тюремного сообщества, и жизнь была наполнена такими неожиданностями, о которых он на воле даже не мечтал бы. Один Лютый только чего стоит! Очень занимательный экземпляр! Умный, хитрый, способный, изворотливый. С таким было интересно пообщаться. И Михаилу в этом повезло. Они корешались, соревновались и втайне стремились подмять под себя один другого. Михаилу повезло больше – встреча с Володей, а потом и с Анастасом, в корне изменила как его мыщление и поступки, так и всю будущую жизнь в целом.

Теперь не было Лютого, с которым нужно было соревноваться и побеждать, а сознание Михаила после посещения Гениании было вывернуто наизнанку, по сравнению с тем, какое оно было до приезда в этот «казённый» дом.

Миша попросил у дежурного охранника принести ему бумагу и ручку, что тот и выполнил моментально без всяких разговоров и вопросов.

– Майор Дронов приказал спросить, не нужны ли Вам какие-нибудь книги, – дрожащим голосом промямлил дежурный, когда принёс Михаилу ручку и целый альбом для рисования.

– Зачем ты мне принёс альбом? Я что, рисовать собрался? Неси быстро чистую тетрадь. А майору передай: пусть сам займётся чтением умных книг. Это ему скоро понадобится.

Молнией шмыгнул дежурный в полутёмный коридор. Только стук кованых сапог раздавался в тюремной тишине. В последнее время все просьбы Михаила, именно просьбы, а не требования, быстро и полностью выполнялись всеми служителями этого заведения. Сокамерники и соседи по лазаретной палате, где Михаил в последнее время был частым постояльцем, уважительно смотрели на него и все слова, им сказанные, воспринимали, как беспрекословные к исполнению. Он в своих корыстных целях не пользовался таким отношением окружающих его людей, но, где-то в глубине подсознания гордился своим «величием» и превосходством.

Через несколько минут сам майор Дронов доставил Михаилу несколько чистых тетрадей.

– Вот, Михаил Андреевич, выберите себе ту, которая Вам больше всего подходит, – совсем не по тюремному начальник обратился к заключённому, подавая тому три чистых, толстых тетради.

– Мне любая подходит, – ответил Михаил, взяв одну из предложенных тетрадей.

– Обращайтесь, Михаил Андреевич, если что… .

– Конечно, конечно, Геннадий Валентинович, – Миша подал руку начальнику, – мы теперь здесь одно дело делаем.

Майор Дронов быстро схватил протянутую руку, по привычке, выработанной годами при общениях с начальством, дрожащими пальцами ответил на пожатие Михаила.

– Не волнуйтесь, майор Дронов, – решил Миша успокоить начальника, – у нас с Вами одна забота: перевоспитывать наших подопечных.

– Так точно, Михаил Андреевич, перевоспитаем.

– Вот тетрадь взял, составлю план наших действий на каждый день и … вперёд к победе… . Можете идти пока. Я потом вызову Вас, поделюсь своими соображениями.

– Есть… идти, Михаил Андреевич.

Михаил «перевоспитание» тюремного контингента начал с начальника. Майор Дронов не только стал забывать свои должностные обязанности, но и начал помогать и поддерживать Михаила в его деятельности. Он, вдруг, прозрел и стал понимать, что поставлен на должность начальника тюрьмы для того, чтобы заниматься перевоспитанием, убеждением своих подчинённых и всех заключённых, независимо от того, на какой срок они были сюда определены. После окончания рабочего дня он не спешил, как раньше, к семейному очагу, чтобы успокоить свои перевозбуждённые за день нервы. Дронов в сопровождение себе брал то одного, то другого своего помощника и после работы обходил тюремные корпуса. Он проверял, все ли его указания за день выполнены, разговаривал с заключёнными и спрашивал у них – есть ли жалобы и пожелания. А те сначала с недоверием относились к таким визитам, усмехались, даже дерзили, а потом постепенно привыкли и уже смело высказывались по всем своим проблемам. В последние дни, с одной стороны, в тюрьме установилась спокойная обстановка, не случалось стычек между «дельцами», а с другой стороны, не было невыполненных их требований со стороны начальства.

После ухода Дронова Михаил сел на свою обжитую лазаретную койку, взял тетрадь, ручку и задумался. Мыслей в голове было много, но порядка среди них никакого. Первые строки будущего плана давались ему с трудом.

«Работа на неделю по дням» – написал он. Начертил на листке разметки на каждый день и задумался.

«Нет, пусть на разные дни будут отдельные страницы, – думал он, – так будет легче разбираться. Места хватит – тетрадь толстая. Да и что это я так расслабился? Я что, собираюсь здесь месяцами рассиживаться? Нет, надо форсировать все эти дела. Анастас не одобрит мою медлительность. Да и самому мне уже хочется скорее покинуть эти заскорузлые стены и расстаться со всеми местными корешками».

Долго что-то Михаил черкал на первой, потом на второй страницах. Но толкового так ничего и не получилось.

«Нет, на воле легче всё планировать, – сделал он окончательный вывод и отбросил ручку в сторону. – Там за кем-то проследил, подготовил инструмент, разработал планы захода и непредвиденных отступлений, и все дела на мази. А здесь надо чётко, день за днём, выполнять свою работу. Причём, пропускать нельзя, иначе труд вчерашнего дня может пойти насмарку. Кроме того, надо учитывать, что контингент здесь особый, с разным уровнем испорченности, и всех надо вывести на равную ступень сознания. С руководящим персоналом и службой охраны требуется вести обработку другого рода, но так, чтобы в результате все подопечные были одинаково подготовлены к новой жизни».

Примерно так размышлял Михаил, сидя на койке и, держа в руках так и не заполненную планами тетрадь.

Вошёл в палату тюремный доктор Афанасий Афанасьевич или, дважды Афоня, как называл его Михаил.

– Здравствуйте, Михаил Андреевич. Как Ваше здоровьичко?

– Спасибо, Афоня, то есть, Афанасий Афанасьевич. Здоровьичко в порядке, – как можно, более вежливо, ответил Михаил.

– Геннадий Валентинович приказал переселить Вас сегодня в привилегированную палату, так сказать, в палату для особо уважаемых клиентов. Он сказал « Вам там лучше будет работаться».

– Ещё раз спасибо, но мне не нужны особые условия. Наоборот, я хочу переселиться, если Вы не будете возражать, в общую камеру. Как, Афанасий Афанасьевич?

– Ну, ну. Я не против. Только как же быть с приказаниями Геннадия Валентиновича?

– Скажете ему, что всё в порядке. Михаил Андреевич, мол, переведён в привилегированную камеру.

– Но, я не привык. Я не могу…

– Афанасий Афанасьевич, я вполне здоров, и Вы не можете, не имеете законного права держать меня в своём богоугодном заведении.

Доктор криво усмехнулся на слова Михаила и покорно согласился.

– Как прикажите, Михаил Андреевич.

–Я не приказываю Вам, доктор. Это Ваше решение. Понятно?

–Разумеется. Так оно и есть.

Миша незаметно, но довольно уверенно, без всяких расписанных в тетради планов, приступил к осуществлению, переделке сознания «вверенного ему объекта».

Через некоторое время в палате появился конвоир и, непривычно заискивающе, обратился к Михаилу:

– Мне… Вас… Перейдёмте в камеру № 18.

Михаил улыбнулся и с некоторой долей сарказма, ответил:

– Как Вам угодно, командир. Я к Вашим услугам. Вещички мои подберите. Осторожненько.

– Будет сделано, – моментально, с радостью, произнёс конвоир и бросился собирать из тумбочки нехитрые пожитки Михаила.

Сапушкин, глядя на этого мельтешащего перед глазами конвоира, грустно подумал:

«Переделать таких пресмыкающихся будет непросто. У них в крови, в каждой клеточке организма уже укоренилась привычка кому-нибудь угождать, под кого-то подстраиваться, начальство ублажать. Ну, что ж, чем труднее жить, тем больше интереса и азарта» – подбодрил сам себя Михаил.

Спустя несколько минут, он уже был в общей камере № 18, где ранее провёл некоторое время.

– Здравствуйте, корешки, – весело поздоровался Михаил с постояльцами этого вонючего жилища, значительно отличающегося даже от той непривилегированной больничной палаты, откуда он прибыл.

Все восемь человек, с недоумением и опаской, глядя на известного им пахана, молча, чего-то ожидали. Они не понимали и не догадывались, почему и для чего снова привели сюда этого могучего их бывшего соседа.

– Привет, здорово, – послышалось несколько несмелых ответов.

– Тебя, что, снова на юрцы?– раздался из дальнего угла голос Хряща, бывшего соперника Митяя.

– Лепила его подремонтировал, – осмелев, наконец, после неожиданного появления Миши, произнёс Южак, – можно теперь бекасов покормить. Они любят свежатинку.

Михаил ничего не ответил на язвительные слова старшего из всех присутствующих и только подумал:

«Этого надо в первую очередь амнистировать. И Хряща тоже – а то совсем загнётся здесь».

– Что новенького у вас, корешки? – как можно, более приветливо и панибратски решил налаживать контакт Михаил.

– У нас каждый день что-нибудь новое, – опять за всех ответил Южак, – то баланда, то кандей. Иногда бердач и баш. Веселуха.

Михаил понимал камерный сленг, но после нескольких недель жизни в лазарете, а также общения с Анастасом и его друзьями, эти слова резали слух.

– Все на месте? В том же составе?– снова спросил Михаил.

– Шонька один амнистирован, – сообщил немного осмелевший Хрящ.

– Кто такой?

– Митяй отвалился.

Митяй попал под амнистию не без помощи Михаила, но он сделал вид, что это сообщение было для него новостью.

– Неплохо, – ответил он Хрящу, – я думаю, что и нам скоро будет послабление. Надеюсь на это.

Михаил, ведя этот непринуждённый разговор, приблизился к своему бывшему топчану, где до сего момента лежал Дуда. Тот быстро, без слов, вскочил, собрал свои шмотки и перебрался на верхнее место.

«Этого, как и Хряща, тоже надо побыстрее избавить от соседства с прожжёнными корешами, – думал, между тем, о своём деле Сапушкин, да и Южаку здесь уже давно делать нечего. Хватит с него, покоптил за свою жизнь тюремные стены. Но, поработать с ним придётся немало».

– Да, поскорее бы, надоело баланду хлебать, – тоскливо, глядя на Михаила, процедил сквозь зубы Хрящ.

Миша, стряхнув крошки с топчана, улёгся на него и, неожиданно для сокамерников, закрыл глаза и замолчал.

Он мысленно стал обращаться одновременно ко всем, находящимся в камере «сотоварищам».

«Все, кто рядом со мной, слышат меня и понимают всё то, что я говорю. Вы устали от прошлой воровской и бандитской жизни. Вы тоже люди и хотите достойно влиться в общество, которое честно работает и зарабатывает на хлеб честным трудом. Воровать – это плохо, грабить – недостойно, убивать – преступно. Вы не будете больше нарушать законы общества, вы ждёте помилования, прощения за свои прошлые преступления.

Михаил лежал и, раз за разом, посылал сигналы присутствующим. От напряжения и сосредоточенности на лбу у него выступил пот. Посылать свои обращения к одному человеку легко, а воздействовать на мозги сразу многим людям – требуется значительное усилие.

Проговорив ещё раз свой мысленный монолог, Михаил открыл глаза и, не поднимая головы, обвёл взглядом всю камеру. Люди по-прежнему сидели, лежали, но не двигались и не пытались разговаривать. Каждый, молча, переживал, «переваривал» мысль, зашедшую к нему в голову, и у каждого, в той или иной степени, мозги начали работать в несвойственном им направлении.

«На первый раз хватит, – пусть обдумывают только что услышанное, – размышлял Михаил, – дня три-четыре пройдёт и все эти отупевшие, зачерствевшие головы начнут думать по-иному. А молодых ещё – Хряща, Дуду – а, может быть, и отсидевшего своё, Южака, надо освободить в первую очередь».

Такой тишины в этой камере не было никогда. Даже неожиданное появление Михаила не вызвало бурных эмоций.

Глава 6

Когда, после встречи с друзьями в квартире Одинцова и продуктивного разговора о будущих совместных действиях, Володя появился дома, Вера Никифоровна и Серёжа почувствовали возбуждение и странное его поведение. Он, ни с кем из них не поздоровавшись, быстро прошёл в свой угол, сел за стол и, молча, уставился в раскрытую книгу. Серёжа оторвался от своих дел и пытался уловить мысль брата, кроме сумбурных, не связанных между собой обрывков, понять Серёжа ничего не мог.

Вошла в комнату мать и тоже с удивлением посмотрела на Володю. Она уже давно, как и Вадим Петрович, могла слышать мысли сыновей и общаться с ними без произнесения слов.

– У тебя что-то случилось, сынок? – обратилась она к Володе, подойдя к нему, и гладя его по голове.

Володя поднял глаза, с удивлением посмотрел на Серёжу, потом на мать, как будто они здесь только что появились.

– Нет, мама. Почему ты так решила?

– Вид у тебя странный: то ли сосредоточенный, то ли озабоченный. И мысли скачут, словно кони необъезженные.

– Да, Вова. Я тоже заметил странность в твоём поведении, – поддержал мать Серёжа. – Ты был у Анастаса?

– У него. Там был Михаил. И Светлана находилась вместе с нами. Она беременная, у них скоро появятся двое деток.

– Это же хорошо. Почему же такая радостная новость расстроила тебя? – спросила Вера Никифоровна.

– Нет, мама. Эта новость меня нисколько не расстроила. Наоборот, я только рад ей.

– Тогда что же тебя взбудоражило? – попытался Сергей снова выяснить причину странного поведения брата.

– Анастас отходит от наших совместных планов, Серёжа.

– Что за планы у вас были, Вова? – заинтересовалась мать.

– Серёжа знает о них, мама. Это связано с тем же мыслетроном, над которым Анастас трудится уже не один год и, к работе с которым, он уже давно привлёк нас с Серёжей и даже Михаила.

– Михаил – это тот самый, который пытался ограбить нас и, которого посадили в тюрьму?

– Да, да, мама. Это он. Но, сейчас я не хочу об этом говорить, у меня голова болит, мне нужно немного отдохнуть.

– Хорошо, Володечка, отдыхай, я не буду тебе мешать, – мать вышла, закрыв за собой дверь. Понятно, что дверь не является преградой для распространения мыслительной энергии братьев, но так Вера Никифоровна показала, что она не будет вмешиваться в разговор сыновей, если они захотят пообщаться.

Серёжа тоже понял, что Володе нужно сейчас время, чтобы привести свои мысли в порядок и не стал ни о чём его спрашивать.

Прошёл час или более, прежде, чем Володя встал из-за стола и подошёл к брату, который всё это время, молча, трудился рядом.

– Слушай, Серёжа! Может быть, прав Анастас, что прекратил сейчас до самого рождения детей деятельность с мыслетроном. Скорее всего, он прав. Но, мне очень жаль, что он оставляет нас одних. И Михаил уже приступил к исправлению общества. Я должен ему помогать. Да и ты, Серёжа, тоже. Анастас просил передать тебе эту его просьбу. Не знаю, как мы сможем без Анастаса. Как ты думаешь, Серёжа? Ведь ты гораздо умнее нас, и с Анастасом тебя связывает более длительная дружба. Ты знаешь его лучше нас. Что скажешь? И, главное: как Михаил?

– Не расстраивайся, Вовочка. Всё будет нормально. Да и Анастас не уходит от нас и не перемещается на какую-нибудь Генианию

Володя помолчал минуту, потом поддержал брата.

– Наверно, ты прав, Серёга. Я согласен с тобой.

После этих слов растерянность и озабоченность на лице Володи исчезла, он по-братски обнял Сергея.

– Вот и хорошо, дорогие мои. Вы сделали правильный вывод в данной ситуации, – приоткрыв дверь, высказала своё мнение Вера Никифоровна, – мне очень нравится, когда вы вместе.

Дверь закрылась, братья остались вдвоём. Они посмотрели друг на друга и вместе засмеялись, тоже радуясь пониманию и разрядке напряжённости в доме.

Володя поведал всё, о чём был разговор у Анастаса. В его рассказе были две главные мысли, на которые Анастас обращал особое внимание Светланы, Володи и Михаила. Первая мысль – это безоговорочное ограждение будущих детей от воздействия сильных полей мыслительной энергии. Вторая мысль – несмотря на временный отход Анастаса от работ с мыслетроном и от его непосредственного участия в начальном преобразовании части общества, в которой вращался Михаил, задуманное дело надо продолжать.

– Какую же роль в этом деле отвёл нам Анастас? – выслушав брата, спросил Серёжа.

– Во-первых, если нужна будет Михаилу наша помощь, то мы должны оказать её по мере наших возможностей. Во-вторых, через нас Миша будет поддерживать связь с Анастасом, и, в-третьих, самое главное, мы своими мощными энергетическими полями должны поддерживать и даже усиливать само поле Михаила, если, конечно, будет в этом необходимость.

– Каким же образом мы можем это сделать?

– Михаил появляется у нас, мы некоторое время общаемся с ним и, таким образом воздействуем на его мозговое энергетическое поле.

– Ты, Вова стал нашим полноценным компаньоном. А было же время, когда я даже не хотел рассказывать тебе о мыслетроне и встрече с генианцами.

– Да уж, вы были великими конспираторами.

– А знаешь, Вова, у меня возникла идея.

– Какая?

– Мы сейчас с нашими родителями поступаем так же, как я и Анастас поступали когда-то с тобой.

– Что ты имеешь в виду, Серёжа?

– Я хочу сказать, что, может быть, нам пора привлечь к своим работам и наших родителей?

– Это зачем?

– Подумай сам, Вова. Они, общаясь с нами длительное время, уже имеют огромный энергетический потенциал, и при появлении в нашем доме Михаила, можно будет приглашать родителей для беседы, чтобы увеличить наш суммарный потенциал. Михаилу понадобится меньше времени для его «подпитки».

– Да, это здорово.

– И дальше, Володя. Мама и папа – это наши родители. Но, кроме того, они ещё и члены общества, которое мы намерены переделывать. Так почему мы должны оставлять их в стороне?

– Ты прав, братишка, – согласился Володя после небольшой паузы в разговоре. – Но, захотят ли они принимать участие в наших фантастических проектах?

– Ну, если мы не сможем убедить в нашей затее своих родителей, то, как же мы будем работать с другими, совершенно чужими, людьми?

– Так же, как ты работал с ребятами из моего класса, или Анастас – со своими сотрудниками.

– Но, там было совсем небольшое увеличение мозгового потенциала с целью более быстрого и устойчивого процесса мышления. Переворота в сознании и изменения его направленности совсем не было.

– Наверно, ты прав, Серёжа. Мама с папой уже давно могут общаться с нами без слов. Значит, потенциалы их энергетических полей увеличены значительно. Ты сможешь убедить их присоединиться к нам?

Серёжа ничего не ответил и, молча, уставился в окно.

Вечером, когда отец пришёл с работы, братья с загадочным видом вошли в кухню, где Вадим Петрович наслаждался приготовленным женой ужином. Вера Никифоровна тоже сидела рядом с мужем, с нежностью смотрела на него и, в очередной раз, слушала хвалебные слова в честь её золотых рук.

– Приятного аппетита, папа, – почти одновременно подумали дети.

– Спасибо, спасибо, дети мои. Садитесь рядом с нами. Мама приготовила волшебные блинчики.

Володя и Серёжа переглянулись и продолжили негласный разговор.

– Мы уже сыты, отец. Мамочка нас накормила.

– Да, Вадик, они поели, не дождавшись тебя, – присоединилась к этой тихой беседе Вера Никифоровна.

– Тогда рассказывайте, что у вас новенького? – поинтересовался отец.

Разговор без слов оказался очень удобен для пользования им во время обеда. И беседа происходит, и рот занят своим делом.

– А вы не догадываетесь? – спросил Володя.

– Мы не догадываемся. Мы знаем, Вовочка, – ответила за двоих мама. Она прекрасно слышала, о чём говорили их сыновья до прихода отца. Вадим Петрович уловил мысли ребят, когда они вошли в кухню.

– Очень интересное предложение, – то ли серьёзно, то ли шутливо произнёс отец. – Не понятно только, почему оно поступает лишь сейчас? Ведь мы уже давно плывём в одной лодке.

Серёжа и Володя не поняли истинного смысла последней папиной фразы и не знали, что ему ответить.

– Да, ребятки. Вы же прекрасно знаете, что мы с мамой уже давно общаемся «втихую», то есть без слов. Даже соседи нам говорят: «Чего вы, Умаровы, последнее время всё молчите и молчите? Вроде бы не ругались. Или не о чём поговорить»?

Все четверо дружно захохотали. Тишина в кухне мгновенно была нарушена. Вот смех «втихую», как выразился отец, ещё не получается.

– Что касается нашего взаимодействия, – продолжила мама, – это уже дело серьёзное. Надо обдумать, обсудить его.

– А какое же дело вы предлагаете, дети мои? – спросил Вадим Петрович, ещё не понимая, о чём идет речь, – какую роль вы приготовили для нас в вашей бурной вне семейной жизни?

Володя подробно рассказал родителям и о разговоре у Анастаса, и о предложении Серёжи, «прозвучавшем» в беседе с ним час тому назад.

– Честно вам скажу, ребята, – перестав жевать, серьёзно заявил Вадим Петрович, – я уже давно и сам подумывал над этим вопросом, только не мог сообразить: какое же участие, наше с мамой, может быть полезно в вашем деле. А теперь вижу, что и мы ещё не совсем отжившие в этом обществе элементы и можем сделать для него какое-то полезное дело. Кроме той работы, конечно, которую мы уже давно выполняем.

– Я очень рад, папа, что мы теперь будем не только семьёй, но и единомышленниками, соратниками, – громко воскликнул Серёжа. С трудом передаются все эмоции через энергетический канал. Радость, злость, удивление и другие эмоции, требующие яркого выражения, тоже поддаются только звуковому проявлению.

– И я тоже, – поддержал Володя. – Мы вместе быстрее сможем осуществить планы нашего друга Одинцова.

– А почему он решил сделать паузу в своей деятельности? – не совсем уловив из разговора детей причину отставки Анастаса, спросила Вера Никифоровна.

Вова ещё раз пересказал родителям о беременности Светланы и об опасении Анастаса за будущее ожидаемых двойняшек.

Про первую дочку Одинцовых, Анюту, Серёжа рассказывал им ранее и поэтому мама сейчас, с уверенностью поддержала решение Анастаса оградить ещё не рождённых детей от воздействия мощного энергетического поля.

Посидев за столом и предварительно обговорив возможное участие отца и матери, в общем, с детьми деле, семейство Умаровых занялось своими личными делами.

Вова уже давно не выходил во двор, не встречался с друзьями. Все они повзрослели и не часто общались между собой. У каждого появились свои интересы и заботы.

Сегодня Вова решил прогуляться и пригласил брата составить ему компанию. Серёжа уже забыл, когда он в последний раз встречался с дворовыми друзьями. Интересы в жизни у него были другие, поэтому он уверенно отказался от приглашения Володи.

– Нет, Вова, я занят. Не хочу идти во двор. Катюша моя должна позвонить. Мы сегодня собрались вместе сходить в кафе.

– Твоя Катюша! – иронично произнёс Вова. – Ну, передавай привет твоей Катюше.

После этих слов Володя выскочил на улицу.

Тоскливо ему стало одному. Только «малышня» игралась на детской площадке, да мамаши, наблюдавшие за ними, рядом обсуждали свои женские проблемы.

В жизни людей часто случаются неожиданные события или непредвиденные встречи. Иногда кажется, всё в ней рассчитано, предусмотрено, но она преподносит свои сюрпризы.

Володя был одним из тех, к которому сюрпризы сами лезут в карман. Вот и сегодня, он совсем не рассчитывал на какую-нибудь неожиданность. Он просто хотел подышать вечерним воздухом, подумать о разговоре с Сергеем и родителями. Медленным шагом Володя обошёл двор, вспомнил некоторые моменты, связанные с детскими годами. Ему стало грустно, захотелось вернуться в счастливое прошлое. Увы, время не знает обратного хода. Грусти – не грусти, но, жить надо настоящим и будущим.

Как и когда-то прежде, Володя увидел двух ребят, тоже неспешно вышагивающих по дорожке между домами.

Митяй с другим знакомым парнем – кажется, Николаем его звали – шли навстречу Володе.

Они встретились воле детской площадки и остановились, пристально вглядываясь друг в друга. Володя узнал Митяя, и тот его тоже не забыл.

– Здорово, кореш, – не громко, но так, чтобы услышал только Володя, обратился к нему Митяй.

– Здорово, если не шутишь, – без энтузиазма и видимого проявления радости, ответил Владимир.

Митяй подошёл ближе и протянул руку с обильной татуировкой на пальцах и тыльной стороне ладошки.

Секунду подумав, и ещё не решив, как себя вести с человеком, который когда-то использовал его и чуть не подвёл под приговор, Вова всё-таки ответил на рукопожатие Митяя.

– Как живёшь-можешь? – несколько развязно, но в то же время, дружелюбно, спросил Митяй.

– Да, так. Всё нормально, – ответил уклончиво Володя. Он не думал вступать с Митяем в какие-нибудь разговоры и хотел поскорее отделаться от него, но тот неожиданно сказал:

– Вот вышел я по амнистии. Теперь решил начать нормальную жизнь. Поможешь?

В голове Володи молнией промелькнула мысль:

«Вот оно. Судьба подбрасывает мне удачу. Этого человека мы возьмём под свою опеку и поможем ему выйти на правильную дорогу. Более того, думаю, что мы сделаем его нашим помощником».

– Поможешь, спрашиваю? – повторил свой вопрос Митяй. – А Михаил говорил мне, когда объявили амнистию, чтобы я нашёл тебя и поговорил с тобой.

– Миша? Да, слышал я от него, что вас амнистировали. Вы с ним всё время были в одной тюрьме?

– Не только в тюрьме, но и в одной камере отдыхали. Он очень по-доброму ко мне относился. Жаль, что ему ещё не скоро на волю, а то бы он здесь побеспокоился обо мне.

Коля, всё время стоявший молча, вдруг протянул Володе руку и с большим опозданием сказал:

– Привет, Володя. Если бы ты ещё и мне смог помочь устроиться на хорошую работу, мы у тебя были бы в большом долгу.

Вова ответил на приветствие и на мгновенье, задумался, глядя, то на Митяя, то на Николая.

– Подумаем на эту тему, – сказал он сразу обоим друзьям. – Если Михаил об этом просил, значит, ваша судьба будет на контроле.

– Меня не надо контролировать. Там меня уже наконтролировали досыта, – выразил Митяй недовольство ответом Володи. – Работа нужна.

– Встретимся – поговорим, – пообещал Вова. Он ещё не представлял, чем может помочь этим ребятам, но, упоминание о Михаиле и его участие в жизни Митяя, подсказывало ему, что этих дружков нужно взять под своё крыло.