Читать книгу: «Россия в поисках эффективности», страница 9

Но за все надобно платить. Тоталитарное государство с «обществом поголовного рабства» по сути держится на одном стержне – на властителе государства. Умри он или брось ему вызов узурпатор, и внешне сильное государство может рухнуть подобно карточному домику. Так произошло с государственной властью Руси, когда самозванец Лжедмитрий захватил власть. Правящая элита, прошедшая выбраковочную школу Ивана IV, переметнулась к новому Хозяину, не задумываясь о таких тонкостях, как истинные интересы страны. (После гибели Лжедмитрия она метнулась к Василию Шуйскому, от него к Лжедмитрию II, в том числе отец будущего царя Михаила Романова, затем – к польскому королевичу Владиславу… И это всего за несколько лет! И лишь гражданское ополчение Минина и Пожарского положила этому конец).

При Иване IV объектом массовых репрессий стали не столько группировки феодалов, сколько государственный аппарат управления. Истреблялись военачальники и прочие командиры действующей армии (среди них спаситель Москвы от войска крымцев в 1572 г. князь М. И. Воротынский), дипломаты (например, одаренный глава Посольского приказа И. М. Висковатый), чиновники приказов и так вплоть до церковных иерархов. В последнем случае это было «новым словом» на Руси, да и в мире, ведь обычно религиозных деятелей из-за политики не казнили. А при Иване IV казнили главу православной церкви митрополита Филиппа, а также архиепископа новгородского, архимандрита рязанского, игуменов нескольких монастырей.

Характерной особенностью утверждения тоталитаризма является внешняя нелогичность поступков деспота, совершение преступлений, которые не требовались, даже если исходить из «высокой» цели правителя. Во время карательной экспедиции на Новгород и Псков в 1570 г. под личным руководством царя были ограблены все местные монастыри (около 30) и церкви. В Софийском соборе Новгорода опричники выламывали даже иконы с богатыми окладами, не говоря уже о расхищении ценной церковной утвари. «Опричники забирали деньги, грабили кельи, снимали колокола, громили монастырское хозяйство, секли скотину. Настоятелей и соборных старцев били по пяткам палками с утра до вечера, требуя с них особую мзду. В итоге опричного разгрома черное духовенство было ограблено до нитки», – живописует Р.Г. Скрынников (5. С.151). Досталось и людям новгородского посада. «…опричники произвели форменное нападение на город. Они разграбили новгородский торг и поделили самое ценное из награбленного между собой. Простые товары, такие как сало, воск, лен, они сваливали в большие кучи и сжигали. В дни погрома были уничтожены большие запасы товаров, предназначенные для торговли с Западом» (5. С.152). Так причем здесь «государственные интересы»? Это описание типичного ордынского набега. Какой уж тут Судебник, о котором так пеклись Сильвестр с Адашевым.

Был ли смысл в этом варварском уничтожении ценностей? Да был, и «глубокий». Все эти преступления есть проба своих сил и проба общества на прочность. Если все эти «художества» проходят, значит работа деспота не пропала даром. Он и впрямь всевластен.

Иван IV развязал редкий вид гражданской войны – войну «сверху».

Любопытна «методика» репрессий. Сначала истреблялись старые управленцы руками опричников, затем сами опричники. В последнем случае тоже был свой глубокий смысл: уничтожались те, кто вошел во вкус убийств. Такие могли покуситься на кого угодно, при случае и на своего Хозяина.

Чтобы не оставлять возможных мстителей или недовольных, уничтожались или заключались в тюрьму ближайшие родственники репрессируемых – жены, сыновья. Четыреста лет спустя всю эту отработанную и оправдавшую себя методу повторил горячий поклонник «грозного» царя И.В. Сталин. «Отбор» кадров путем казней и опал шел на протяжении десятилетий. Террор сопровождался психологическим давлением, дабы страхом подавить любое критическое восприятие происходящего. Так, во дворы видных людей могли быть подброшены головы казненных накануне их знакомых. К психологическому террору следует отнести публичные казни, когда людей бросали в котлы с кипящей водой, топили в прорубях, четвертовали, раздирали медведями и пр. Иван IV крепил не только свое абсолютное всевластие, но и «ваял» рабские души людей, без чего абсолютная власть не может быть абсолютной. Он преуспел там, где делал это долго и сознательно – в центральных районах страны. Они и покорились затем самозванцам. Там же, где он не прошелся своим свинцовым катком, например, в восточных, поволжских, территориях, там началось патриотическое движение за восстановление российского государства.

Исходя из характера властвования, Ивана IV можно именовать не царем, а ханом всея Руси, ибо опричнина есть попытка превращения России из государства «европейского» в типичное восточное ханство. Для этого и свершалась «кадровая революция». И что показательно – попытка вторая (после ордынской трансформации), попытка удачная, и как оказалось не последняя.

После «кадровой революции» Ивана IV государство было низведено до такого состояния, что чуть не оказалось жертвой более слабой Речи Посполитой и даже Крымского ханства. В 1571 году впервые в истории Крымской Орды крымский хан совершил успешный набег на Русь. Кочевники прорвались к Москве, опустошив город и окрестности. Погром был такой силы, что Иван IV предложил хану мир с передачей ему Астрахани. Хан отказался, посчитав, что Русь уже не представляет военной опасности. На следующий год он собрал все имеющиеся у него силы. Под его руку перешла Ногайская Орда, кочевавшая на Кубани и признававшая до того протекторат Москвы. Поход 1572 года преследовал цель восстановить Золотую Орду. Царь предпочел покинуть Москву. Воеводы М.И. Воротынский (позже казненный) и Д.И. Хворостинин (отличившийся потом в войне со шведами) с поспешно собранной ратью, несмотря на превосходство противника, сумели разбить ордынцев и тем положили конец притязаниям кочевников на былое величие. То была победа вопреки, и можно даже сказать – последняя победа Ивана III.

У России, к счастью для нее, были слабые стратегические противники, которые могли выигрывать отдельные сражения и непринципиальные войны, но не партию в целом.

Но воинов на все фронты не хватало. С каждым годом царь со все большим трудом набирал военные силы. Не только крестьяне, но и сами дворяне обнищали. На войну идти было не с чем. Запашка земель уменьшилась наполовину. Финансы государства находились в плачевном состоянии. В Поволжье восстали местные народы. Лишь соперничество Швеции и Речи Посполитой за ливонские земли да великое упорство гарнизона Пскова, выдержавшего осаду польско-литовских войск, помешало им добить Московское царство.

В 1582 году Иван был вынужден заключить мир с Речью Посполитой, а в 1583 году – перемирие со Швецией. Польше доставалась южная часть бывшей Ливонии, Швеции – большая часть Балтийского побережья России от реки Нарва с городами Ям, Копорье, Ивангород до устья Невы, а также северный берег Онежского озера с крепостью Карела.

В то же время Ливонская война показала, сколь велик потенциал Московской Руси. Она оказалась объективно сильнее всех своих соседей. Только всем вместе им удалось отразить ее экспансионистский натиск, да и то при условии, что во главе ее стоял царь, рьяно уничтожавший в разгар войны своих подданных, включая государственную и военную элиту, и громивший свои города (Новгород, Торжок) почище неприятеля. Но, пожалуй, главным результатом войны стал окончательный отход западнорусских территорий под власть польского государства. В 1569 году была заключена Люблинская уния. До договору центр управления Литовско-Польским государством, а теперь Речи Посполитой, перемещался в Варшаву, а католицизм становился государственной религией.

Каковы общие итоги царствования Ивана IV? Они вышли за рамки единичного малоудачного царствования, которое исправляется преемником. Созидая разрушать – вот принцип Ивана, которому он следовал, ставший потом традиционным для российского управленческого менталитета. Иван IV вырыл яму, из которой стране пришлось выбираться много десятилетий кряду. Впервые за время существования Московского и Русского государства оно понесло территориальные потери. Впервые за много лет (по меньшей мере со времен феодальной войны при Василии II) произошло абсолютное сокращение населения страны и ее экономических показателей. Проще говоря, Русь была разорена.

Если противники в Ливонской войне воевали на своей территории лишь изредка вторгаясь в пограничные пределы, то Иван IV воевал по всей территории Московской Руси, нанеся в итоге куда большие потери стране, чем внешние враги. Однако традиция возвеличивания Ивана Грозного сохранилась до сих пор. Адепты Ивана IV не видят разницы между тем, что он хотел и тем, чего он смог достичь. Иван III, например, не только хотел, но и добивался государственных целей. В этом суть качественного управления и коренное отличие от неэффективного управления. Увы, уяснение этой разницы до сих пор остается «сложной» проблемой для определенного числа наших историков, политиков и публицистов при оценке тех или иных государственных деятелей. В то же время Иван IV достиг своих, сугубо личных целей, в частности ему удался масштаб репрессий. Здесь он явил не только количество, но и «высокое» качество.

Ивана IV не очень удачно прозвали Грозным. «Грозным» был Иван III. Ему досталось бремя утихомирить феодальные раздоры и преодолеть государственную раздробленность Руси. Он эту задачу выполнил казня и милуя, но не разоряя, а усиливая страну. Но слава достается Геростратам. В фокусе историков и писателей оказалась борьба Ивана IV в основном с надуманными врагами. Борьба бестолковая, с огромным уроном для государства, общества, экономики. Зато какие страсти! И многое ему за это как бы простилось. Ломание «дров» с обильными «щепками» превратилось чуть ли не в «фирменный» знак российского государственного управления. Качественное государственное управление и дипломатия Ивана III оказались в тени исследователей и авторов школьных учебников.

Иван Грозный дал толчок еще одной тенденции, ставшей проклятьем страны и в немалой степени поспособствовавший гибели царизма. Разорение крестьянства, падение объемов податей и доходов землевладельцев вынудили власти искать решение проблемы на путях перехода к крепостному праву, запрещая крестьянам покидать свои наделы и своих патронов. Процесс закончился разрешением помещикам торговать крестьянами как рабами.

Можно вполне обосновано утверждать, что подлинный, хотя и не бросающийся в глаза раскол общества на носителей европейских ценностей и носителей норм восточной деспотии произошел не при Петре I, а в правление Ивана IV. «Западники» по духу, в лице группировки Адашева-Сильвестра, потерпели полное поражение.

Актер Н.К. Черкасов, игравший Ивана Грозного в фильме С. Эйзенштейна, был приглашен вместе с режиссером на беседу со Сталиным. Черкасов вспоминал: «Говоря о государственной деятельности Грозного, товарищ И.В. Сталин заметил, что Иван IV был великим и мудрым правителем, который ограждал страну от проникновения иностранного влияния и стремился объединить Россию» (6. С.379). Если учесть, что объединение России произошло при Иване III и Василии III, то получается, что Сталин в «остатке» увидел величие Ивана IV прежде всего в борьбе с «иностранным влиянием».

Необходимо отметить еще одно важное обстоятельство. Ситуация с «азиатской реакцией» Иваном IV не являлась особенностью одной лишь Руси. В Европе находилось достаточное число монархов, которые боролись за сохранение «азии» в своих государствах. Особенно отличились на этой стезе испанские (особенно Филипп II) и португальские короли, вместо опричнины прибегавшие к инквизиции и загнавшие свои страны в болото отсталости куда большую, чем у царской России. В заповедную зону «азиатчины» превратили неаполитанские монархи юг Италии, влияние которого на Сицилии и Сардинии сказывается до сих пор. Деспотизм в Европе сдавал свои позиции постепенно и в ожесточенной борьбе с нарождающимся гражданским обществом.

Следствия

Может о поражении «западников» не стоит сожалеть? Иван IV, отстаивая в своих сочинениях свой взгляд на самодержавие, не раз в качестве негативного примера приводил слабую королевскую власть в соседней Речи Посполитой. Аргумент получался увесистым. Главная причина слабости объединенного государства Польши и Литвы состояло в том, что король не имел возможности справиться с феодальной либеральной вольницей и собрать надлежащее количество воинов и денег. И среди московского боярства возможно были желающие установить подобные «западные» порядки в Российском государстве.

Другой источник слабости Речи Посполитой крылся в нечетком разделении властей. Законодательная власть в лице Сейма постоянно вмешивалась в дела исполнительной власти (короля и его администрации), блокируя их решения. О каком нормальном законотворческом процессе может идти речь, если один-единственный депутат мог наложить вето на решение большинства? Исполнительная власть была децентрализована и ослаблена «свободами» шляхты и магнатов до бессилия. (Речь Посполитая была устроена не столько по демократическим, сколько по либеральным принципам. Разницу между демократией и либерализмом Россия практически познает в период с марта по октябрь 1917 года, а затем в 1990-е гг.)

Крайне неудачное построение механизма функционирования сословной монархии в Речи Посполитой служило дополнительным аргументом не только для Ивана Грозного, но и для всех сторонников жесткой централизации. Слабым местом этих доводов являлась сама личность Ивана IV и ему подобных во главе иерархической пирамиды, способных уничтожать неугодных под влиянием каприза, подозрений и совершать другие действия, наносящие ущерб обществу. «Избранная рада» сумела найти золотую середину, сочетая государственный централизм с местным самоуправлением на основе сословного представительства. Подкреплялась эта система не «традициями», не упованиями на божье вразумление царя, а законодательством. Традиции не гибки, их сложно видоизменять, исходя из потребностей времени. Чтобы изменить традицию порой требуется смена поколений. Куда легче принять новые законы. При этом законодательство способно сохранять в себе привычность традиций и требуемую жизнью гибкость. Ни демократия Речи Посполитой, ни тем более восточная деспотия такого механизма не имели.

Бесформенная демократия Польши и деспотизм Ивана IV были одинаково тупиковыми в жизнедеятельности общества и государства, двумя крайностями с одним логическим концом – крахом. Тогда как Западная Европа пошла по пути «золотой середины», к которой интуитивно стремились Адашев и его единомышленники. Этого важнейшего обстоятельства не понимают многие историки, описывающие время «Избранной рады» и причин конфликта с ней Ивана IV.

Кончина тирана в 1584 г. дала возможность стране выйти из полуобморочного состояния и вернуться к нормальному развитию. При слабом царе Федоре во главе правительства стоял даровитый государственный деятель Борис Годунов. Он довольно быстро выправил многие провалы Ивана IV. В 1590 г., в ходе кратковременной военной кампании (всего месяц!), было возвращено Балтийское побережье, утерянное по перемирию 1583 года. В 1595 г. был получен назад северный берег Онежского озера с городом Карела. Таким образом, основные территории, потерянные в Ливонской войне, были возвращены в состав Русского государства, причем сделано это было без большой войны и с минимальными затратами. Годунов вновь продемонстрировал успешность стратегии Ивана III – наступать, выбирая выгодный момент, и сразу после успеха предлагать мир.

В 1591 г. удалось отразить набег крымского хана, который подошел к Москве с большим войском. На месте успешного отражения атаки воздвигли Донской монастырь. И все же кочевникам удалось пограбить пограничные рубежи страны – районы нынешней Тульской и Рязанской областей. Получается, что правы были Сильвестр с Адашевым, требовавшие в свое время добить остатки Батыева наследия. Нормально жить с Ливонским Орденом под боком можно было, а с непокоренными степняками – нет. Однако было поздно. «Крымский гадюшник» окреп и теперь, находясь под защитой Османской империи, терзал постоянными набегами огромную территорию от Венгрии до Волги.

Понемногу восстанавливалось разоренное народное хозяйство. Государство смогло вернуться к курсу, намеченному «Избранной радой» – колонизации южных и восточных районов. На юге были основаны города-крепости Воронеж (1585), Елец (1592), Кромы (1594), Курск и Белгород (1596) и много других укрепленных пунктов. Тем самым границы переносились вглубь Дикого Поля, не давая кочевникам возможности врываться в центральные районы страны.

В 1580-е годы в Поволжье закладываются новые крепости, такие как Уфа, Самара, Саратов, Царицын.

В Сибири были основаны Тюмень (1586), Тобольск (1587), Нарым (1593), Сургут (1594), Верхотурье (1598)… Кстати, вопреки расхожему мнению, присоединение Сибири произошло не при Иване IV, а в правление царя Федора (а фактически Б. Годунова). Поход Ермака явился лишь разведкой боем и то малоудачным. Ермак и большая часть его отряда погибла в 1584 г. Остатки казаков повернули назад. И посланный по приказу Ивана IV отряд стрельцов оказался плохо подготовленной вылазкой, закончившийся их гибелью от холодов и голода. Однако миф, что присоединение Сибири произошло при Иване Грозном почему-то угнездился в массовом сознании., хотя все крупные мероприятия царя в его самодержавный период правления заканчивались неизменным провалом.

Сам Ермак показал себя великолепным воителем, а его казаки – отличными воинами. Но две голодные зимовки и многочисленные схватки опустошили отряд. Тяжелым ударом стало предательство одного из племенных вождей, заманивших к себе казаков и убивших их ночью. Ермаку надо было возвращаться за новыми силами. Разведка в целом удалась. Он знал теперь местность, силы противника, потребности для экспедиции. Но Ермак оказался плохим стратегом. Он повел остатки отряда в очередной поход, который закончился его гибелью. Оказалось, что наскоком да малыми силами большие дела не делаются. Сибирь оказалась не Мексикой или Перу с благоприятным для испанцев климатом и обилием продовольствия. В России все было иначе. Лишь правительство Б. Годунова сумело организовать правильный захват новых территорий, создавая опорные пункты – остроги, с присылкой новых подкреплений, и созданием регулярной администрацией. Упорядоченность и планомерность – вот что было сильной стороной политики Годунова.

В 1598 г. воевода Воейков окончательно разбил хана Кучума и пленил его семью. На том покорение Западной Сибири было завершено.

Б. Годунов стал первым царем, пославших учиться за границу группу русских юношей. Но Смута перечеркнула эксперимент. Лишенные финансовой помощи, новым правителям они оказались без надобности.

Годунов никого не казнил, не разорял, а без шума делал большое дело, поэтому «общественность» его помнит не по результатам, а по пушкинскому: «мальчики кровавые в глазах». По другому – неинтересно.

После 25-летнего зигзага государство, вернувшись к курсу 1550-х, времен «избранной рады», казалось бы, вновь обрело устойчивую орбиту. В 1598 г., после смерти бездетного царя Федора, на престол был избран Б. Годунов, доказавший делом свою способность осмысленно управлять государством. Причем на началах спокойной, без судорог, хозяйственной и политической эволюции. Для средневекового, медленного по своей сути общества, это было то, что нужно.

Ничто не предвещало большой беды, как вдруг, в 1605 году, государственное здание в одночасье стало рушиться.

Смута вместо эволюции

Конечно, это «вдруг» имело свою предысторию. В начале ХVII века произошла климатическая катастрофа. Три года подряд непогода губила урожай. Голод 1601-1603 гг. унес сотни тысяч жизней. В Москве не успевали убирать трупы. Авторитет Б. Годунова резко упал, в чем историки видят причину начала последующих событий. Однако вряд ли высоким был авторитет у Ивана IV к концу его царствования, но ничего худого не произошло. Разница заключалась в том, что Ивану Грозному никто не бросал реальный вызов. Все «заговоры», против которых он так усердно боролся, были им выдуманы. А вот Годунову был брошен реальный вызов. В кучу хвороста бросили спичку. Возгорание могло быть ликвидировано, но получилось иначе. Из искры впервые в российской истории разгорелось всепожирающее пламя.

В октябре 1604 г. русско-литовскую границу перешел военный отряд во главе с самозванцем Григорием Отрепьевым, объявившим себя чудесно спасшимся сыном Ивана Грозного Дмитрием. Настоящий Дмитрий, наследник престола, погиб восьми лет отроду при двусмысленных обстоятельствах в Угличе, якобы напоровшись на собственный нож в припадке эпилепсии. Так это или нет, но смерть последнего представителя династии Калиты открыла дорогу к трону Борису Годунову, поэтому на него пало подозрение в организации убийства царевича. И вот убиенный воскрес и предъявил свои законные права на шапку Мономаха. Дело для Руси было новое. Борьба за высший титул в государстве велась неоднократно, но в рамках феодальных правил. Претендовали те, кто имел на то полное право. А тут чистой воды мистификация. Все должно было закончиться мелким историческим событием, а получилась катастрофа. После трехлетнего мора, когда люди умирали после мучительной пытки голодом, и конца этому не виделось (это мы знаем сроки голодовки), и воспринимался этот природный катаклизм, как наказание божье. За что?      Лучшим вариантом ответа, чем кара за убиение невинного отрока царевича Дмитрия и узурпация трона – не сыскать. По логике получалось: чтобы избежать небесного проклятия следовало избавиться от царя-грешника. Отрепьев эти настроения прекрасно знал и решил ими воспользоваться. Он попытал счастье и попал в точку.

Начало предприятия самозванца, как и должно было быть, оказалось малоудачным. Его отряд был скоро разгромлен, уцелевшие иностранные наемники вернулись домой. Лжедмитрий тоже собрался было ретироваться, но остаться уговорили жители приграничного Путивля, где находилась его ставка. Если бы не активная поддержка казачества и широких слоев населения южнорусских городов и волостей, авантюра с походом закончилась бы в считанные месяцы. Войско самозванца не выиграло ни одного полевого сражениями, будучи неизменно битым царскими войсками. Но на южных окраинах страны заполыхало восстание. Причем в таких масштабах впервые в истории Русского государства.

Вообще, в истории Смуты многое было впервые. Впервые на троне восседал царь из «простых» бояр, выбившийся на самый верх благодаря родству с женой царя Федора (Годунов приходился ей братом). Впервые за трон начали борьбу самозванцы. Впервые страну охватили массовые и долгие по времени восстания, переросшие в гражданскую войну. Впервые рухнула государственная власть и началась анархия. И все это результат трех лет голода? Неужто так сытно жилось русскому люду в прежние времена? Нет, голодали и прежде. Особенно голодными выдались 1569 и 1570 годы, усугубленные эпидемией холеры. Умирали тысячами. Царь никакой помощи бедствующим не оказывал, и ничего, обошлось. Причина «мирного настроения» населения была проста – оно пасовало перед сильной властью. Так было и есть во все времена. Последний в этом ряду был Николай II, сколь мягкий по характеру, добрый человечески и потому неспособный запугать подданных. С Годуновым, вроде бы, все обстояло наоборот.

В 1605 г. вся государственная система развалилась вопреки логике. С виду власть также была крепка. Б. Годунов принял энергичные меры по ликвидации похода Лжедмитрия. Получив известия о готовящемся вторжении, он немедленно объявил сбор дворянского ополчения. Местом схода был назначен Брянск. Не зная маршрута движения претендента на трон, полки из Брянска могли легко повернуть к Смоленску или к Десне, в зависимости от выбора направления отряда самозванца. Дальше события развивались следующим образом. Лжедмитрий выбрал путь через южные рубежи России, перейдя границу 13 октября 1604 г. После некоторых успехов (взятие Чернигова и т.п.) в январе 1605 г. царские полки разбили его рать. Польский сейм, открывшийся 10 января, высказался за сохранение мира с Россией. Канцлер Польши Я. Замойский открыто осудил поход Отрепьева. Его подержал литовский канцлер. Сейм принял решение не помогать «царевичу Дмитрию» и запретил это делать королю. В войске самозванца начался разброд. Но тут произошло первое для Годунова предательство. Восстали южнорусские крепости, переметнувшись к самозванцу – Кромы, Путивль, Курск, Оскол, Валуйки, Белгород, Елец, Ливны… Это те крепости, что создавались правительством Годунова в 80-е годы, когда был взят курс на завоевание Дикого Поля и перенесение южных границ государства как можно дальше на юг для защиты центральных районов от набегов кочевников. И вот именно эти люди и эти крепости стали тем порожком, о который споткнулась династия Годуновых. Может быть все еще и обошлось бы, даже наверняка обошлось, если бы не смерть Годунова 13 апреля 1605 г. (Опять 13-е число: самозванец, напомню, вошел в пределы страны 13-го числа). Встав из-за стола, царь Борис почувствовал себя дурно, и умер через два часа. И психологическая ситуация в верхах резко поменялась. Хотя на трон сел сын Годунова Федор, однако для многих 16-летний царь был не авторитет.

В мае 1605 г. в царской армии, осаждавшей Кромы, где заперлись остатки казачьих отрядов, поддержавших самозванца, произошел мятеж. Группа дворян отказалась давать присягу Федору и покинула лагерь правительственных войск. В верных царю войсках воцарилась растерянность, они даже не пытались подавить мятеж. В нового царя мало кто верил. Помитинговав, оставшаяся часть дворянского ополчения мирно разъехалась по домам. Часть полков, перед тем как разойтись, приняла присягу «царевичу Дмитрию». Когда обрадованный неожиданным спасением своего дела Отрепьев приехал в брошенный лагерь царской армии, то нашел там 70 исправных пушек крупного калибра, запасы пороха, ядер, палатки и прочие воинское имущество. Окрыленный «божьим чудом» Отрепьев с небольшим отрядом устремился к Москве. На Оке его встретили верные царю Федору стрельцы и не дали переправиться на другой берег. Новая неудача не помешало окончательной победе. Пробравшиеся в Москву представители самозванца 1 июня принялись читать толпам москвичей грамоты «царя Дмитрия». Они имели такой успех, что никто не посмел арестовать агитаторов. Началось что-то вроде дискуссии, которая переросла в открытое восстание. Были разгромлены и разграблены дворы Годуновых, их родственников, царские палаты. Но обошлось без жертв. В финале часть толпы устремилась к винным погребам, где началась грандиозная попойка. На этом восстание фактически и закончилось. Стихийный бунт, выплеснув эмоции, сам прекратился. Но власти в Москве больше не было: ни Годуновых, ни какой другой. Сторонники Годунова находились в полной прострации. Среди них не нашлось ни одного толкового руководителя. Можно было вызвать часть стрельцов с Оки, можно было выехать из Москвы за поддержкой в другие города, ведь, например, в волжских городах, во Владимиро-Суздальской земле и в некоторых других районах страны, где принятие присяги Федору прошло без каких-то проблем. Но будто чья-то сила парализовала волю царствующей династии. «Ничейная ситуация» заставила московское боярство искать свой выход. Решено было вступить в переговоры с «царевичем Дмитрием».

Знаменательно, что депутацию Боярской думы возглавил бывший командующий армией, действовавшей против Лжедмитрия, и даже раненый в одном из боев, князь Ф.И. Мстиславский. 3 июня большая группа бояр и думных чинов выехала из Москвы.

Произошло очередное нелогичное событие. Правящая элита добровольно поехала сдавать власть какому-то проходимцу. В чудесное избавление царевича Дмитрия от смерти вряд ли кто из них верил. В силу своего положения и связей они знали все обстоятельства дела. Еще жив был начальник следственной комиссии угличского дела Василий Шуйский, видевший тело Дмитрия собственными глазами. И на похоронах было достаточное количество представителей верхов и церкви, чтобы затем поверить в «воскрешение царевича». Со времен Иисуса Христа воскрешений не наблюдалось, а тут… Не понятна позиция иерархов церкви. Чудо воскрешения по их части. Могли бы отрядить депутацию в стан «царевича», чтобы по божьему внушению определить, кто перед ними. Но ни к Богу, ни к здравому смыслу власть имущие обращаться не стали, а просто капитулировали перед самозванцем.

Было еще одно важнейшее обстоятельство. Ведь царь – не просто должностное лицо, это еще и круг приближенных, которые зачастую и правят на деле государством, имея от этого соответствующие дивиденды. Передавая трон Лжедмитрию, они тем самым отдавали ему на откуп всю иерархию чинов и должностей. А с учетом нравов того времени и тех социальных сил, что он вел с собой в Москву (разбойных казаков, алчных наемников, нищих дворян), рисковали они всем – от имущества до своих жизней. Зачем? В свое оправдание бояре могли только сказать, что попали в психологическую ловушку. Народ не хотел видеть Годуновых на троне, а выдвигать в это время кандидатуру другого царя (по родовитости на трон могли претендовать Шуйские, Романовы, Трубецкие и Голицыны) не было времени. Ведь такой пирог в одночасье не поделишь! Да и чтобы применить силу против восставшей толпы требовался лидер, а его-то в нужный момент среди элиты не оказалось. И события пошли по течению, то есть тем чередом, которые мы знаем.

Прибывшая к «царевичу Дмитрию» депутация договорилась о передаче власти. Сам он в столицу не спешил, опасаясь подвоха. Вместо себя послал верных людей с приказом убить Годуновых и тем самым окончательно разрубить династический узел. Мать и сын Годуновы были задушены. Удивительное совпадение: мать Федора Годунова была дочерью известного палача и любимца Ивана IV Малюты Скуратова. Ее палачом и ее сына стал «сын» Ивана IV. Круг замкнулся.

Иван IV незримо присутствовал в разыгравшейся драме. Головной отряд самозванца привел П.Ф. Басманов. «Именно отец царицы – Малюта Скуратов положил конец блестящей карьере Басмановых в опричнине. По его навету инициатор опричнины Ф.А. Басманов был казнен, а его сын А.Ф. Басманов умерщвлен в тюрьме. П.Ф. Басманов не имел оснований щадить дочь Малюты и его внука царевича Федора Борисовича» (7. С.118). Непосредственно убийством занимались «М. Молчанов и А. Шерефединов, имевшие за спиной опыт опричной службы» (7. С. 75). Это еще не все. Главным организатором переворота в Москве был Богдан Бельский. Самое интересное то, что он был… племянником все того же Малюты Скуратова! А свою карьеру в молодости начинал опричником и входил в ближний круг Ивана IV. «Железо» ковали те еще кадры…