Читать книгу: «Россия в поисках эффективности», страница 7

Идейная борьба вокруг проблемы «Россия: Восток или Запад?»

Вариант трактовки национального пути России, как «особого», ни на что не похожего, породил такие идейно-философские исторические направления в русской общественной жизни, как славянофильство, «почвенничество» и близкие им по духу течения, условно называемые «державники» или «национал-патриоты». Противовесом выступали либералы-западники. Эта идейная борьба, переходящая время от времени в борьбу организационную, идет со времен Петра I со своим сыном Алексеем и по наши дни, что говорит о жизненности (вот уже три века!) одной и той же проблемы самоидентификации: «Мы» – Европа, или «Мы» сами по себе? За ответом на этот вопрос следует другой: какая управленческая система нужна стране и какие цели перед ней должно ставиться?

Понятие «славянофилы» – малоудачное определение, от которого открещивались даже некоторые идеологи этого течения вроде И. С. Аксакова. Ведь представители этого идейного течения делали упор на православную духовность и московско-княжеский вариант исторического развития восточного славянства. Чехи, поляки, словенцы, хорваты тоже славяне, но эти народы целиком включены в европейско-католическую культуру. Поэтому правильнее говорить о «славянофилах православной ориентации». Громоздко, но хотя бы точно отражает суть дела.

Те, кого окрестили расплывчатым именем «славянофилы», интересны тем, что они предприняли первую идейно оформленную попытку найти альтернативу европеизации России, а значит европейской системе экономической и государственной эффективности. Поиск, охвативший период с 20-30-х годов ХIХ века и примерно до конца 1870-х годов, ничего существенного не дал. Внятной альтернативы сконструировать не удалось. Россия последовательно теряла духовные и даже политические связи со славянскими народами. Ныне потеряны поляки, чехи, словаки, болгары и даже отчасти сербы, ради которых ввязались в войну в 1914 году. А теперь украинцы…

Затем поиск повторился в ХХ веке: в эмиграции, в виде кружка евразийцев, а в СССР – идеологии «державников», охватывавший узкий круг столичной интеллигенции с совсем уж малочисленными «филиалами» в провинции. Эти люди получили известность лишь потому, что имели свои журналы – «Наш современник» и «Молодую гвардию». Их усилия в создании позитивной теории и тем более практики успехом также не увенчались. «Прославились» ее представители прежде всего тем, что главные беды России увидели в происках сионизма и масонов. Почему эти злые силы имели прямо-таки сногсшибательный успех у значительной части русского народа, безропотно-мазохистски повесивших их на свою шею, в этих сочинениях не объяснялось. Просто перечислялось сколько евреев было после революции в органах власти – и все. По этой ли причине или какой другой, ксенофобия в среде русского народа успеха не имела и все осталось на уровне бытовых разборок. Пассивен остался он и к теоретическим построениям о судьбоносности общинного пути развития страны. В общинах-колхозах селяне жить еще могли, но вот давать производительность труда, приближающуюся к мировым стандартам, почему-то упорно не желали. А без этого деятельность «почвенников» выглядела обыкновенным ретроградством, не имеющим исторической перспективы.

Любимой темой «почвенников» было перечисление ужасов феодальной Европы по сравнению с Русью. Список получался внушительным и показательным. В одну только в Варфоломеевскую ночь 1572 г. вырезали больше людей, чем Иван Грозный за все свое царствование. А в период «огораживания» в Англии с крестьянами обращались хуже, чем крепостники-помещики в России. Однако перечисляя все эти преступные деяния, авторы «забывали» о следующей существенной детали: та Европа в ХХ веке пришла к гражданскому обществу, а Россия – к резне 1918-1920, 1930-х гг. и «огораживанию» времен коллективизации. В этой эволюции вся разница между «азиатским» и «европейским» кодом цивилизаций! Если Россия движется как бы по кольцу, меняя лишь исторический антураж, то Запад все же продвигался вперед.

Антагонизм либерального западничества и самобытников находил свое отражение во взаимной боевой критике. И следует признать, что критика последних по отношению к западникам нередко носила и носит вполне справедливый характер. Опыт вековой жизнедеятельности либерально-демократического движения позволяет обоснованно утверждать, что есть «демократы-созидатели» и «либералы-разрушители». Первые считают, что свобода в первую очередь нужна тем, кто создает товары, услуги, знания, т.е. людям предпринимательского труда. Для вторых свобода, по существу, есть право на ту жизнь, которую хочется в рамках принятых независимо кем и как законов. То, что свобода может действовать на общество разрушительно их почему-то не о волнует. Получается известный по некоторым странам эффект, когда не только «азиатский» цивилизационный код, но и внедрение европейства действует на социум негативно, как это получилось в России и Украине в 1990-е годы.

Российские либералы никогда не понимали главного: известный нам «Запад» создали не либералы, а жесткие и напористые демократы. Они захватывали земли, сколачивали колониальные империи, зачищали от индейцев северо-американский континент, а потом с той же неумолимостью создавали финансовые и промышленные компании, захватывая мировые рынки. Наши же либералы под лозунгом свободы торговли всегда готовы отдать внутренний рынок чужим, переступая грань, когда проповедь свободы переходит в предательство национальных интересов. Зато демократы Запада всегда рьяно защищали внутренний рынок от непрошенных гостей и соглашались на «свободу торговли» лишь после того как становились сильными. Их свободы всегда были следствием взаимовыгодного компромисса между сильными против слабых. А в России соглашения либералов с Западом всегда были отношениями слабых с более сильными и умными. Этой своей особенности наши западники так и не поняли, превратившись в ныне в типично компрадорскую группу, обслуживающую интересы других государств.

Победа всеобщего образования и либерализация доступа к средствам информации сделали невозможным существование в обществе целостного и единого мнения по социальным вопросам. Видение любой проблемы распадается на множество трактовок и оттенков мнений. В этих условиях доказать что-либо и прийти к единому знаменателю невозможно. В действие вступают факторы реальной силы в среде правящего класса. Потому литературно-философский спор в узкой среде интеллектуалов об особом пути России имеет небольшое практическое значение.

Есть ли у России свой особый путь? Конечно, есть. Как и у Италии или Новой Зеландии и любой другой страны.

Есть у России своя национальная специфика? Разумеется, как и у всех других.

А что общее? Различия между Исландией, Германией и Тайванем огромны. У Японии не менее «самобытный» путь развития капитализма, чем у Швейцарии. Но у них есть одна общая платформа, увязывающая все эти столь разные государства в рамках одной цивилизации. А именно: они в производстве и управлении используют одни и те же технологии и методы, которые были взяты не из своей самобытности, а из мирового опыта, синтезированного в лоне европейской («западной») цивилизации. Поэтому истинный демократ считает: пусть будет культурное своеобразие у людей Чукотки, Кубани и Вологодчины, но пусть у чукотского оленевода в кармане будет такая общемировая вещь, как мобильный телефон, а кубанский казак будет разъезжать на автомобиле по дорогам европейского качества. И чтобы все вместе они делали продукцию по мировым, а не по «самобытным» стандартам. Но эти обстоятельства зависят, конечно, не от историософов. Их дело понять, откуда что берется и какими реальными силами располагает общество. А уж от Власти зависит, воспримет она выводы или нет, а если усвоит, то как применит? А потому вернемся к истории России в поисках той опоры, что позволила немалому числу других государств успешно решить у себя проблему выбора.

Особый путь возрожденной державы

5. Жизнь по матрице восточной деспотии

Незнаменитый созидатель

Казалось бы, у государства, чьим символом стал иуда Иван Калита, выбившийся из мелких князей в главного ценой беспредельного угодничества и торговли национальными интересами перед – даже не завоевателями, ибо степняки не оккупировали Русь – а паразитарным кочевым союзом, у такого государства нет перспектив стать великим. Но произошло чудо. Первое в истории новой России. Оно связано отнюдь не с преимуществами победившего политического курса, как представляется иным исследователям, а с возвращением к прежней системе ценностей. Великий князь Иван III (княжил 1462-1505 гг.) решил покончить с политикой симбиоза со Степью и начал проводить сугубо самостоятельную политику. Причем в качестве образца развития государства вновь выбрал Европу. И судьба страны резко переменилась. Из окраинной, затерроризированной, она, после двухвекового застоя, в несколько десятилетий превращается в одну из сильнейших держав Восточной Европы.

В годы правления Ивана Грозного Россия 25 лет воевала с Литвой, Польшей, Швецией, Крымским ханством. Откуда у страны взялись силы на такое напряжение, если в былые времена не могла выдержать удара кочевых орд? Кто способствовал накоплению столь мощных национальных сил? Их вдохнул в народ не Иван IV. Он лишь тратил накопленную энергию и материальные ресурсы. Видные историки, вроде Н. Карамзина или С. Платонова, обращали особое внимание своих читателей на фигуру Ивана III. Именно с его царствования они связывали подлинное преображение страны и государства в державу.

Н. Карамзин в своем великом труде «История государства Российского» главу об Иване III начинает со слов: «Отселе История наша приемлет достоинство истинно государственной, описывая уже не бессмысленные драки Княжеские, но деяния Царства, приобретающего независимость и величие… …образуется Держава сильная, как бы новая для Европы и Азии…». В этих словах выражена суть происшедшего за 43 года царствования человека, наделенного подлинно государственными талантами.

Что конкретно Иван III совершил на своем посту? Начнем с того, что он стал первым великим князем, который ни разу не был в Орде и не просил там ярлыка на свое княжение. Но главное, Иван III провел несколько фундаментальных преобразований, определявших дальнейшую эволюцию государства и общества на несколько веков вперед.

Иван III заложил основы наступательной политики по отношению к Орде. В 1469 году русские войска совершили психологически переломный поход: впервые вторгшись в пределы ордынских владений, они осадили Казань. До войны с Казанским ханством Русь только отбивала нападения, не переходя свои рубежи. А в этом походе ставилась цель посадить на казанский престол своего союзника царевича Касыма. Хотя этот замысел не удался, так как взять крепость не хватило умения, но был заключен договор, по которому отпускались все русские пленники. Зачин был подхвачен снизу. В начале лета 1471 году отряд вятичей во главе с предводителем К. Юрьевым, пройдя на гребных судах вниз по Волге, внезапным ударом захватывает столицу Орды – Сарай и с добычей благополучно возвращаются назад. Это означает, что страх перед Ордой прошел. То, что было психологически невозможно для людей предыдущего ХIV века, становится делом обыденным для поколения Ивана III. Русь из пассивного объекта притязаний Орды стала активным субъектом по отношению к ее территориям.

В 1487 г. русское войско начало новый поход на Казань. Помощи попросил Мохаммед-Эмин, сторонник московской ориентации, в борьбе против своего брата. Теперь уже ордынцы приводили русские войска на свои земли, используя их в своих междоусобицах. Поход на этот раз оказался удачным. 9 июля казанская крепость была взята. Ханом стал Мохаммед-Эмин. Все получилось как 100-200 лет назад, только с точностью наоборот. Русские отряды теперь сажали на престол ордынцев, а великий князь Руси как бы давал на это свой «ярлык». Бывшая Владимиро-Суздальская Русь становится на путь экспансии, демонстрируя свое моральное выздоровление.

В княжение Ивана III произошло другое фундаментальное событие: Северо-восточная Русь от конфедерации княжеств, где московское княжество хоть и занимало центральное место, но стояло в ряду других юридически независимых княжеств и республик, также имеющих право претендовать на лидерство, перешла к статусу единого федеративного государства. Иван III начинал свое правление, окруженный русскими удельными княжествами – Тверским, Ростовским, Ярославским, землями Великого Новгорода и т. д., а закончил единодержавным правителем Руси. То есть он собрал в единое целое независимые княжества и централизовал управление ими.

В два этапа, 1471 и 1478 гг., была подчинена Новгородская республика, занимавшая особое место в политической структуре Руси. В 1471 году великий князь в считанные недели провел военную кампанию против Великого Новгорода, пожелавшего перейти под защиту Польско-Литовского государства (спохватились!), и подчинил его Москве. В 1478 г. в Новгороде была подавлена боярская оппозиция. Опальные бояре были лишены своих вотчин и отправлены на жительство под Москву. В Москву был отправлен символ независимости Новгорода – вечевой колокол, введен княжеский суд, отменен пост посадника. Новгородцы лишились права приглашать князей со стороны. Вместо этого из Москвы стали присылаться наместники.

В этой истории примечательны следующие особенности. На Новгород совершали походы Дмитрий Донской и Василий II. Они заканчивались наложением контрибуции с сохранением политического статус-кво. Для них Новгород – составная часть феодальной конфедерации Руси. Иван III отказывается от такого взгляда. Для него Новгород уже составная часть Руси, на которой он княжит как старший среди… неравных ему! С этих позиций – не традиционных, политически новых – он и подходил к привычным феодальным смутам. Иван III смотрел на них сквозь призму государя, на котором «завязана» вся страна. Вступив в отношения с польским королем, новгородцы, по мнению великого князя, совершили государственное преступление. Поэтому Иван III впервые не берет выкуп, а казнит новгородских бояр, которые подписали союзный договор с другим государством. Казнит за измену.

В 1485 г., в ответ на очередную попытку тверского князя вступить в союз с Литвой, последовал поход московского войска на Тверь. Тверской князь бежал в Литву. Город сдался без боя. Правителем княжества был назначен сын Иван III. Это означало фактическое присоединение Тверского княжества к… К чему? Политика Иван III не давала оснований для двусмысленности. Оно присоединялось не к Московскому княжеству, как это было при прежних московских князьях, а к создаваемому Русскому государству!

И другой показательный штрих. Польско-Литовское государство в очередной раз упускает выгодный момент, чтобы распространить свою власть на земли Новгорода и Твери. Оно опять не готово к войне, то есть к решительным действиям. Не готово к экспансии. Двуединое государство оказывается слишком рыхлым политически. Это тот случай, когда выбранный тип демократии (в данном случае феодальной) не усиливает, а ослабляет государство. Оно не поспевает за событиями, окончательно продемонстрировав, что не в силах претендовать на главенство в Восточной Европе и оспаривать претензии на гегемонию растущего амбициозного Московско-Русского государства. На просторах Восточной Европы со времени Ивана III началась очередная перегруппировка сил.

И еще один принципиальный рубеж пройден при Иване III: поход на Тверь – это последняя феодальная война на Руси. Остальные княжества (Ярославское, Ростовское и пр.) подчинились и перешли под прямое управление аппарата великого князя мирно. Лишь для присоединения Вятской земли в 1489 г. пришлось организовывать небольшую военную экспедицию. Но и там, в конечном счете, все обошлось. Вятичи в преддверии штурма их столицы, города Хлынова, согласились принять условия Москвы.

Третье фундаментальное преобразование, помимо перехода к внешней экспансии и формирования структурно единого государства, стал отказ от такого наследства феодальных времен, как удельные княжества.

До Ивана III великие князья передавали свои земли по наследству, как если бы это было движимое имущество, деля их между родственниками, что приводило к дроблению государства на уделы. Сама власть – великое княжение – передавалась чаще всего не от отца к сыну, а от брата к брату. Это провоцировало соперничество между наследниками и, как результат, вспыхивали междоусобные войны. Более 20 лет (1430-1450-е гг.) бушевали распри, переходящие в военные столкновения между внуками Дмитрия Донского в период княжения Василия II. В ходе этой борьбы были попраны все нормы морали – и родственные и религиозные. Василий II приказал ослепить одного из сыновей Юрия Дмитриевича, а несколько лет спустя брат изувеченного ослепил самого Василия II. В ходе этого противоборства грабились города и села, тысячами гибли люди. Каков итог? Победил Василий II. Почти все уделы, кроме одного – Верейско-Белозерского княжества, оказались в руках московского князя. Казалось бы, столь много натерпевшийся за свою жизнь (ослепленный, дважды побывавший в плену в результате предательства своих родственников) великий князь Василий сделает соответствующие выводы из прожитого и внесет очевидные коррективы в практику наследования. Ничего подобного! В своем завещании он вновь нагородил уделы, наделив ими своих пятерых сыновей. Каждый из князей выступал как полновластный, независимый владелец. Московское государство для Василия II, как и прежде, представлялось совокупностью полунезависимых уделов, своеобразной феодальной федерацией, где великий князь был «старшим среди младших». Тем самым вновь сеялись семена будущих феодальных смут.

Иван III ликвидировал эту порочную практику престолонаследия. В своем завещании он не просто передал трон старшему сыну Василию, а подчинил ему братьев, подобно простым служебным князьям. Да и сам Иван III требовал от своих братьев подчинения себе, как от поданных. Таким образом, царство при Иване III получило все необходимые черты действительно единого государства. Это было сделано синхронно с победой абсолютизма в Западной Европе. Примерно в это же время заканчивается война Алой и Белой Розы в Англии с утверждением династии Тюдоров, взявших курс на централизацию государственной власти. Во Франции Людовик ХI объединяет страну, победив феодальную вольницу. То был редкий случай, когда России не пришлось никого догонять. Она в новациях, требуемой эпохой, шла в первых рядах.

Очередное фундаментальное преобразование Ивана III было связано с реформой поземельных отношений. При нем появился новый вид феодального землевладения – поместье. Поместье представляло собой пожалованный воину от имени великого князя (затем царя), а фактически государством, участок земли с крестьянами за обязанность служить царю и государству пожизненно. Поместье являлось собственностью государства и могло изыматься назад. Так возникло сословие помещиков или дворян (от слова «двор»), лично зависимых от государства. Этим оно принципиально отличалось от бояр и князей, чья земля – вотчина – всецело принадлежала их владельцам, давая феодалам экономическую, а с ней и политическую основу независимости от великого князя. Бояре и князья набирали свои воинские отряды – ополчения – с вотчин, имея, таким образом, реальную военную силу, которая неоднократно использовалась в феодальных смутах. Поместье же было слишком мало, чтобы дворянин мог сформировать серьезный военный отряд, поэтому он не представлял угрозы для верховной власти. Кардинальный отход от удельно-вотчинной системы к поместной делал централизацию государства материально обеспеченной.

Еще один принципиальный шаг: Иван III развернул политику от союза с Востоком к политике заинтересованного внимания к Европе. При нем произошло событие, вряд ли возможное при князьях с политическими и идеологическими взглядами, как у Александра Невского и Калиты. Иван Васильевич женился на племяннице византийского императора Зое (Софье) Палеолог. Изюминка брака была в том, что инициатива исходила от врага православной церкви – Ватикана, что нисколько не смутило Иван III, хотя явно противоречило традиции подчеркнуто антизападной позиции «ордынской» Руси. В 1469 году в Москву из Рима прибыл папский посол с проектом брака недавно овдовевшего великого князя с византийской принцессой. Она, как и другие дети брата последнего императора, погибшего в ходе штурма турками Константинополя в 1453 г., находились на попечении Ватикана.

Иван III, казалось, должен был отвергнуть это предложение, потому что Ватикан мог рассматривать Зою Палеолог как канал своего влияния. Кроме того, с точки зрения иерархов православной церкви, она была еретичкой, ведь флорентийская уния 1439 года между католической и византийской церквями оставалась в силе. Именно в силу этих причин «нормальный» московский князь, воспитанный в традициях ненависти к католичеству и Западу, должен был отвергнуть соблазн. Приведем в качестве образчика такого мышление соображения современного нам историка: «Проект «русского брака» отвечал извечной жажде римского престола к расширению сферы своего идеологического влияния, стремлению подчинить себе русскую церковь, вовлечь Русское государство в свои политические комбинации…» (1. С. 71). Если на таком антизападном уровне думает наш современник, то как должны были ужаснуться предложению папского посла современники великого князя? Только не Иван III! Он преспокойно соглашается с предложением, видя за ним не столько чьи-то козни, сколько способ возвысить в глазах Европы свое окраинное княжество до уровня великой державы. В Рим было отправлено официальное посольство. Показательно, что в правительственном аппарате не нашлось человека, знающего европейские языки, потому миссию посла поручают итальянцу Джанбатиста Вольпе под именем Ивана Фрязина. Иван III принимает меры, чтобы казус не повторился и в 1474 г. в Венецию послом уже отправляется русский – С.И. Толбузин. То был первый за всю многовековую историю «ордынской» Руси русский посол в Западную Европу!

Характерна и задача, которую поставил великий князь перед Толбузиным. За два года до этого началось строительство нового Успенского собора в Кремле. За образец решили взять Успенский собор во Владимире, построенный в ХII веке. Византийских учителей на Руси уже не было. Русские каменщики за предыдущие лихолетья секреты строительства подрастеряли. Хотя мерку с владимирского собора и сняли, но пробелы в математике и сопромате восполнить не смогли. В мае 1474 года верхняя часть недостроенного Успенского собора рухнула. Реакция Ивана III была незамедлительной. Уже в июле в Венецию отправляется посольство с наказом привезти итальянского мастера. Поступок неслыханный. Главный собор Кремля должен был строить католик! Но великий князь продолжает демонстрировать нетрадиционный для Руси идеологический прагматизм. Пусть католик, лишь бы дело делалось! Толбузин в Венеции договаривается с архитектором А. Фиораванти. Плата, требуемая мастером, огромна, – 10 рублей в месяц, тогда как стоимость деревни в несколько десятков дворов составляла около 100 рублей (1. С. 94). Посол легко идет на эти условия, значит, таковы были инструкции великого князя. Иван III уже понял: за вековое стояние к Европе задом нужно платить. Но великий князь согласен платить не только за обозначившуюся отсталость, но прежде всего за сокращение разрыва. Итальянец должен был учить русских строителей секретам высококачественной каменной архитектуры.

«Вмешательство» иностранцев на этом не кончилось. Летом 1485 г. начались работы по замене обветшавших, построенных при Дмитрии Донском стен Кремля, новыми, более мощными. Руководили работами итальянские «прорабы». Они же «попутно» построили Грановитую палату, Архангельский собор, ставший усыпальницей царей, колокольню Ивана Великого и ряд других крупных сооружений. Приезжали также «мастера стенные и полатные», пушечные и серебряных дел, приехал даже «органный игрец», – августинский монах, вскоре женившийся в Москве и принявший православие. Приезжали из Милана, Венеции, Любека. Немцы «Иван да Виктор» нашли первое в стране месторождение серебряных и медных руд. А грек Мануил Иларьев организовал их добычу (1. С.164-165).

В Москве был создан Пушечный двор – первый казенный завод на Руси. Пушки лили под присмотром иностранных мастеров.

Поворот лицом к Европе и окончательный отказ от вассального союза с Востоком давал стране необходимые интеллектуальные ресурсы для дальнейшего развития. Хотя на Востоке знали искусство строительства каменных крепостей, но только не кочевники. Поэтому техника каменных фортификационных сооружений пришла на Русь опять же с Запада. Подобные заимствования давали объективный перевес над степняками.

Политика Ивана III углубляла процесс усвоения европейского опыта, делая его систематическим. Для косного неторопливого мышления средневековья это было психологически чрезвычайно важно. Ведь порой самое трудное – переломить традицию, с «убойными» ссылками на заветы предков. Появление в Москве иностранцев в качестве постоянных торговых агентов и мастеров перестало пугать москвичей и правящую элиту. «Еретики» оказались нормальными людьми, приносящими много больше пользы, чем «родные» ордынцы.

Иван III восстановил присущую Киевской Руси практику широких дипломатических связей с европейскими государствами. Политические переговоры с отправлением посольств велись с Венгрией, Данией (с ними были заключены союзные договора), с императором Священной Римской империи… Для страны, впервые вышедшей в мир с миссией Толбузина в 1474 году, темпы наращивания двусторонних связей с Западом были впечатляющи.

Может «западничество» Ивана III означало попирание им национальных интересов своей страны перед католиками? Нет. Один пример. В августе 1480 г. ливонское войско совершило набег на псковские земли, разорив несколько волостей. Таких набегов за триста лет было немало. Все заканчивалось максимум ответным набегом на пограничные районы Ливонии. Иван III поступил иначе. Помочь псковичам тогда он не мог: Русь отражала нападение хана Большой Орды Ахмата. Но с окончанием кризиса с Ордой в ноябре, великий князь доказал, что нападений на своих вассалов он не прощает. В феврале 1481 года, несмотря на холода, войско выступило в поход отмщения. Удар был нанесен по столице владений магистра Ордена, виновника набега, Феллину. Магистр бежал в Ригу. Русские войска же начали бомбардировку крепости и подготовку к штурму. Жители благоразумно сочли выплатить контрибуцию. Орден пошел на заключение договора, регулирующего вопросы двусторонних отношений, такие как права русской колонии в Тарту, льготы купцам в Нарве и пр. Ивана III с Орденом поступил также как с Казанским ханством, – нанес глубокий удар до самой сердцевины противника. Великий князь и на Западе демонстрировал свою наступательную стратегию.

В 1492 г. Иван III воспользовался распадом польско-литовской унии. Со смертью короля Казимира IV королем Польши стал его старший сын, а великим князем Литовского государства младший сын – Александр. Русские войска заняли приграничные области и принудили Александра в 1494 г. заключить мирный договор, по которому к Руси отходили земли вокруг Вязьмы и другие порубежные территории. Граница с Литвой отодвигалась от Москвы со 150 км до 250 км. Для обороны центра государства такой перенос границ – огромный успех.

Иван III наступал по всем направлениям, везде достигал успеха и, что самое удивительное, без больших потерь и изнурительных войн. Худой мир лучше доброй ссоры посчитали в Вильно и в Москве, потому в том же 1494 году Иван Васильевич отдал свою дочь Елену в жены Александру. Причем литовский правитель согласился сохранить православное вероисповедание жены. Забрезжила очередная возможность объединения обеих государств через детей католическо-православной семьи великого князя литовского. Увы. Не получилось и на этот раз. В 1500 году вспыхнула вторая война с Литовским государством. Уже 14 июля, недалеко от Дорогобужа, были разгромлены главные силы противника, действовавшего на Смоленском участке. В плен попал командующий литовским войском. К середине августа были взяты такие города, как Чернигов, Гомель, Новгород Северский… Вильно запросил помощи у Ливонского Ордена. Помощь была оказана. На следующий год ливонские отряды атаковали псковские земли. Ивану III пришлось выделять силы против Ливонии. Осенью 1504 года русская рать совершила рейд по ее землям вплоть до Ревеля, опустошая территорию противника. Новые поражения потерпели войска Литовского государства. В 1502 г. русская рать осадила Смоленск. Со взятием этого центрального пункта обороны литовских рубежей открывался путь вглубь Литвы. Но Смоленском овладеть не удалось. Пришлось идти на мировую. В январе 1503 года было подписано перемирие на 6 лет. По его условиям за Русским государством оставались почти все завоеванные земли. Граница теперь проходила в 50 км от Киева. Такого внешнего успеха московская Русь еще не знала.

По эффективности война Ивана III превзошла четверть вековую войну с той же Ливонией и Литвой Ивана Грозного. Но последнюю все знают, ибо ее проходят в школе. Войны Ивана III малоизвестны, хотя они более поучительны. Иван III предпочитал не «бодаться» десятилетиями с противником, а короткими кампаниями достигать осязаемого результата и тут же закреплять его мирными соглашениями.

Иван III, подобно Петру I, также искал выходы на морские пути. По его приказу напротив Нарвы в 1492 г. закладывается крепость-порт Ивангород. В то время торговлю с Европой через Балтику фактически монополизировали купцы немецкого союза портовых городов – Ганзы. Из Москвы в Данию уезжает посольство с предложением о союзе против Ганзы. В 1493 г. соответствующее соглашение было достигнуто. В следующем, 1494 году, закрывается ганзейский двор в Новгороде. Союзником Ганзы выступила обеспокоенная активностью Руси Швеция. Начинается война. Знакомая ситуация: примерно по той же схеме (союз с Данией, война со Швецией) воевал Петр I.

Иван III действовал энергично. Зимой 1496 года русский отряд дошел до города Або, расположенного на берегу Ботнического залива. Был осажден Выборг. Шведы ответили ударом и взятием Ивангорода. В 1497 году было заключено перемирие. Война на этот раз закончилась вничью. Но опять же без больших потерь и усилий. Экономно…